II. Примат валютной политики. Политико-валютный стабилизатор

1. Чтобы разрушить буржуазное общество, нужно разорить его финансовую систему. В этом высказывании Ленина под демагоги­ческой оболочкой скрывается суть вопроса.

В экономическом порядке, присущем централизованно управляе­мой экономике, деньги играют незначительную роль. То, что домаш­нее хозяйство в состоянии купить, зависит не столько от его денеж­ных доходов, сколько от количества товаров, выделяемых ему в рам­ках нормированного распределения. Предприятие получает сырье также по разнарядкам центральных органов, а не в соответствии с по­купательной силой денег, которыми оно располагает. Будут ли осу­ществляться капиталовложения, решают не предприниматели и бан­ки, предоставляющие кредиты, а центральные административные ор­ганы. Поскольку в подобных экономических порядках регулирование экономического процесса осуществляют не цены, то деньги не имеют существенного значения для этого регулирования. Следова­тельно, в таких экономических порядках денежная политика не вы­ходит на передний план, а занимает второстепенное место.

2. И в этом отношении конкурентный порядок является полной противоположностью порядкам, присущим централизованно управ­ляемой экономике. Здесь имеет силу принцип, согласно которому все усилия, направленные на реализацию конкурентного порядка оказываются тщетными до тех пор, пока не будет обеспечена опре­деленная стабильность стоимости денег, В силу этого валютная по­литика имеет главенствующее значение для конкурентного порядка.

Иллюстрацией сказанному служит экономическая история Гер­мании, начиная с войны 1914—1918 гг. С этого момента инфляция в стране проявлялась в открытой и «подавленной» форме. «Открытая инфляция», подобная той, кото­рая наблюдалась в период между 1914 и 1923 гг., лишала регулирую­щий механизм цен способности осуществлять в достаточной степени управление экономическим процессом. Ведь повышение цен протека­ет неравномерно. Например, рост арендной платы и цен на некоторые виды сырья происходит более медленными темпами. В то же время другие цены повышаются значительно быстрее. Так, расчет издержек предприятия окажется ошибочным именно потому, что соотношение цен больше не отражает пропорций ограниченности ресурсов. И даже в том случае, если бы повышение всех цен проходило в равном соот­ношении, искажения общей картины все же имели бы место, ибо дол­госрочные долги предприятий при росте цен на продукцию и средства производства остаются неизменными. Активная сторона баланса от­ражает увеличение средств предприятия, а показатели пассивной стороны не меняются. Тем самым возникают прибыли, порождаемые не правильным регулированием экономического процесса, а инфля­цией. Продолжают работать также такие производства, которые при правильном хозяйственном расчете должны были бы сокращаться или даже полностью останавливаться.

Но «подавленная инфляция», суть которой заключается в том, что при увеличении денежной массы цены удерживаются на преж­нем уровне, как это было в Германии в 1936— 1948 гг., незамедли­тельно парализует механизм цен. В ценах уже не отражается сме­щение экономических параметров, и, поскольку на рынках спрос превышает предложение, вводятся нормированное распределение товаров и централизованное регулирование, по меньшей мере по та­ким важным продуктам, как уголь, сталь, кожа и т.п. Следователь­но, механизм цен как инструмент регулирования быстро ликвиди­руется. Вместе с тем формируются черные рынки, с другими цена­ми и другими соотношениями цен, а также осуществляется натуральный обмен. Хозяйственный расчет как единое целое прекраща­ет свое существование.

Впрочем, и такая дефляция, которая имела место в Германии в 1929—1932 гг., равным образом искажает структуру цен. Одни це­ны остаются относительно неизменными, другие быстро меняются. В результате и здесь расчет издержек во многих случаях не имеет смысла. Потери возникают только потому, что в ходе дефляционно­го процесса одни цены понижаются в большей мере, чем другие. Показатели активной стороны баланса уменьшаются, в то время как величина долгов остается неизменной.

3. Принцип, в соответствии с которым валютной политике сле­дует придать особый статус в рамках экономической политики, как оказалось, имеет определенный смысл с точки зрения политики по­рядков. Прибегая к грубому сравнению, можно сказать, что дейст­вия в полном соответствии с этим принципом не принесут экономи­ку в жертву валюте. Совсем наоборот: благодаря определенной ста­билизации стоимости денег становится возможным встроить в эко­номический процесс полезный инструмент регулирования.

Если бы удалось снабдить валютный порядок стабилизатором стоимости денег, то можно было бы надеяться, что станет прояв­ляться внутренне присущая конкурентному порядку тенденция к установлению состояния равновесия, а не процесс бесконечной сме­ны конъюнктуры, то есть инфляции и дефляции, как это было в прошлом, из-за порочной структуры существующих валютно-финансовых систем.

Добротная система валютного конституирования не только долж­на была быть построена с таким расчетом, чтобы она поддерживала стоимость денег по возможности на стабильном уровне. Помимо того ей следовало выполнить еще одно условие. Как и сам конкурентный порядок, она должна функционировать по возможности автоматиче­ски, причем не только просто потому, что «справедливость системы» требует осуществлять валютное и общее экономическое конституирование на основе одного и того же принципа, но прежде всего потому, как свидетельствует опыт, что валютное конституирование, которое предоставляет свободу действий руководителям — проводникам де­нежной политики, оказывает им большее доверие, чем то, которое им вообще может быть оказано. Неосведомленность, бессилие перед группировками, связанными общими интересами, и общественным мнением, ошибочные теории — все это оказывает на этих руководите­лей влияние, наносящее ущерб задаче, которую им доверено решать. Как раз в нынешней ситуации существует большая опасность того, что создаваемой отнюдь не автоматически системой валютного кон­ституирования станут злоупотреблять в инфляционных целях. Ведь чересчур велико искушение временно перекрыть диспропорциональности, которые в процессе производства возникают либо как следст­вие проведения «политики обеспечения полной занятости любой це­ной», либо в результате борьбы за власть различных экономических группировок, либо по каким-либо другим причинам, с помощью та­ких инфляционистских мер, как кредитная экспансия, девальвация, политика низких процентных ставок и т.д. Подобная денежная поли­тика напоминает действия строителя, который вместо того, чтобы подвести под здание прочный фундамент, все свое внимание сосредо­точивает в первую очередь на сооружении крыши.

Абстрагируемся от некоей инфляционистской денежной полити­ки. В этом случае заметим, что накопленный опыт четко показал: в реальном развитии проявляется противоречие. Регулирование ин­дустриальной экономики нуждается в монетарной стабильности, но, как свидетельствуют колебания конъюнктуры, именно неста­бильность стоимости денег, по-видимому, органически присуща этой экономике.

4. Как следует объяснять монетарную нестабильность? Главным образом тем, что банки стали «монетными дворами». Начиная с XVIII в. развитие в возрастающей степени шло в том направлении, что деньги стали возникать в результате предоставления кредитов банками и исчезать в процессе возвращения полученных кредитов банкам; так обстоит дело с банкнотами и деньгами жирооборота цент­ральных банков, а также с деньгами жирооборота частных банков. Это два важнейших вида денег в настоящее время. С колебаниями объемов банковских кредитов изменяется также и денежная масса. Кредитная экспансия означает увеличение денежной массы; сдер­жанность в предоставлении кредитов — при погашении ранее предо­ставленных кредитов — означает уменьшение денежной массы. Каж­дый день при предоставлении кредитов банками возникают деньги, и каждый день они исчезают в процессе возвращения кредитов.

Прежде деньги возникали, как правило, по-другому: в результа­те превращения товара в деньги, например при чеканке монет из металла. Или это происходило при покупке товара, скажем золота, серебра, эмиссионным банком. Начиная с XIX в. этот только что описанный третий тип денежной системы начинает постепенно вы­ходить на передний план1. Часто писалось о том, как активно эта эластичность денег стимулировала инвестиционную деятельность в период индустриализации. Без нее индустриализация медленнее продвигалась бы вперед. Но в этом кроется одновременно причина нестабильности денег, существования тенденции к инфляционному росту и дефляционному уменьшению денежной массы. Обеспечение деньгами зависело от соответствующей ликвидности и готовности банков предоставлять кредиты и одновременно от спроса на ссуд­ный капитал, то есть от склонности предпринимателей к инвестиро­ванию. В рамках этого денежного порядка сбережения не во всех формах ведут к соответствующему расширению масштабов кредито­вания, осуществляемого банками2.

Впрочем, и в условиях конкурентного порядка приходится счи­таться с восприимчивостью механизма цен к нестабильности валют. Если бы такие нестабильные денежные порядки, какие существова­ли в первой половине XX в., были включены в конкурентные по­рядки, то экономические процессы в их рамках также привели бы к ошибкам в управлении и к кризисам с безработицей.

Итак, возникает крупный политико-экономический вопрос: как денежный порядок более высокой стабильности может быть встроен в конкурентный порядок?

В последнее время с этим вопросом было связано немало самых различных серьезных предложений.

5. Но может быть, реально, сохраняя существующую банков­скую систему, ликвидировать нестабильность лишь с помощью де­нежной и кредитной политики центральных органов? Мнение Гестриха было таково: «В действительности нет никакого другого средст­ва регулирования, кроме как с помощью мер принуждения денежной и кредитной политики, если только есть намерение сохранить рыноч­ное хозяйство с индивидуальной свободой потребления, накопления и инвестирования и не использовать преимущественно элементы цен­трализованно управляемой экономики. При этом неизбежно стано­вится очевидным поразительный факт, суть которого в том, что фун­кционирующее по возможности без помех рыночное хозяйство нуж­дается в централизованно регулируемой кредитной политике, обла­дающей всеми средствами принуждения, необходимыми для полного овладения денежной и кредитной системами»3. Лишь благодаря по­стоянному активному вмешательству денежной и кредитной полити­ки должны приводиться в соответствие между собой накопление и кредит. Дисконтная политика, политика открытого рынка, установ­ление норм ликвидных резервов, государственная финансовая поли­тика и, пожалуй, государственные капиталовложения должны были бы служить целям стабилизации. Такие предложения нельзя путать с политикой обеспечения полной занятости кейнсианского толка. Дело в том, что они направлены на то, чтобы обеспечить функционирова­ние механизма цен конкуренции.

Однако еще неизвестно, окажется ли успешной реализация этих предложений. Центральные государственные органы, которые долж­ны были бы определять кредитную политику и обладать довольно значительными средствами принуждения, стали бы осуществлять прямое вмешательство в повседневный экономический процесс. Ока­жется ли у них достаточно сил и самообладания для того, чтобы огра­ничиться установлением состояния равновесия между сбережениями и кредитами? Мощные факторы действуют в том направлении, что государственные органы выходят за эти границы. Так, например, са­ми государства нередко оказываются весьма заинтересованными в том, чтобы снизить процентные ставки, что позволяло бы поддержи­вать взимание процентов по государственному долгу на низком уров­не, а курс государственных ценных бумаг, соответственно, на высо­ком. И даже тогда, когда для предотвращения инфляции было бы не­обходимо повысить ставки процента. Кроме того, интересы частных заемщиков.подталкивают к кредитной экспансии. В этом предложе­нии содержится чересчур много требований к органам государствен­ного управления и ответственному руководству кредитной полити­кой. In concretо, видимо, не удалось бы добиться стабильности.

6. Может быть, реально достижение той же цели путем реоргани­зации банков? Это — та цель, которая достигается путем использова­ния так называемого 100%-ного, или чикагского, плана4. Он ориенти­руется на то, чтобы лишить банки способности создавать деньги, то есть быть монетными дворами. Это могло бы удаться. Ведь каждый частный банк можно было бы расчленить на два подразделения: под­разделение жирооборота и собственно банковское подразделение. Деньги жирооборота (кредиты, сроки исполнения обязательств по которым наступают каждый день) должны были бы в этом случае на 100% обеспечиваться за счет денег центрального банка, иными слова­ми, банкнотами или авуарами центрального банка. Банковские под­разделения по пассивной части своего баланса проводили бы помимо прочего вкладчиков-кредиторов, а по активной — в том числе требо­вания к торговле и промышленности. Таким образом, кредитные опе­рации были бы отделены — точно по мысли Рикардо — от создания денег. Предоставлять кредиты могло бы только банковское подразде­ление, но не подразделение жирооборота.

100%-ный план, который ставит на повестку дня ряд интересных проблем, в случае своей реализации мог бы воспрепятствовать тому, чтобы денежная масса изменялась в результате колебаний процесса предоставления кредитов частными банками. Нестабильность, по­рождаемая частными банками, была бы устранена. Объем денежной массы регулировался бы центральным банком, который в своей дея­тельности руководствуется политикой открытого рынка, то есть по­купает и продает ценные бумаги. Но какую денежную политику стал бы проводить центральный банк, если бы он зависел от своего руко­водства и от государственных инстанций, оказывающих на него боль­шое влияние, например от министерства финансов, которое сегодня в большинстве стран определяет денежную политику? Объем денеж­ной массы регулируется не автоматически, а через волеизъявление этих органов. В этом заключается одна из слабых сторон плана. Со­здание денег центральным банком и его вложения ценных бумаг, и прежде всего предоставление кредитов государству, не нуждаются в ориентации на функционирующий механизм цен. Несмотря на реализа­цию плана, может возникнуть инфляция, если центральный банк ста­нет покупать чересчур много государственных ценных бумаг. Впро­чем, не была бы устранена и дефляции. Вопреки возросшей покупке ценных бумаг центральным банком созданные им деньги могут ока­заться неэффективными, поскольку нет достаточного спроса на кре­диты со стороны торговли и промышленности. Оба этих момента — за­висимость объема денежной массы от случайных решений централь­ных органов и зависимость скорости обращения (эффективности) де­нег от частного спроса на кредиты — могли бы привести к тому, что и денежный порядок чикагского плана оказался бы нестабильным.

7. Под эту критику не попал следующий, третий план, а именно план «товары — резервы — валюта», или план Грехэма1.

а) В нем в особой форме находит свое выражение простая идея, кото­рая неоднократно претворялась в жизнь. Центральное агентство покупает и продает определенный набор товаров, точнее сказать, складские сертификаты на эти товары по твердой цене. В своей книге, опубликованной в 1937 г., Бенджамин Грехэм предлагает что за набор, состоящий из товаров в приводимых ниже пропорциях, должна быть установлена цена, равная примерно 100 долларам.

НАБОР ТОВАРОВ

12 бушелей пшеницы 16,3 фунта табака

12,5 бушеля кукурузы 6,3 барреля керосина

87 фунтов хлопка 7480 фунтов угля

25 фунтов шерсти 204 фунта целлюлозы

24 фунта каучука 506 фунтов чугуна

34 фунта кофе 35 фунтов меди

9,25 фунта чая 4 фунта олова

30 фунтов сахара

Пропорции рассчитаны по стоимости мирового производства этих товаров и по экспорту стран — участниц мировой торговли.

Хотя цены на отдельные товары могли бы меняться, но цена все­го набора, то есть «единицы товара», оставалась бы постоянной. И упомянутое агентство, которое вводит в обращение новые деньги, стало бы незамедлительно, едва только возникнет возможность приобретать единицу товара приблизительно за 95 долларов, поку­пать товар на всех этих товарных рынках и тотчас же продавать его, если будет можно сбывать эту единицу товара за 105 долларов. При этом агентство действовало бы активно на рынках.

Система «товар — резервы — валюта» напоминает систему зо­лотого стандарта в той мере, в какой деньги возникали в ней путем покупки золота центральным банком и исчезали в результате про­дажи его этим банком. Но стоимость денег должна быть связана со стоимостью не одного товара, то есть золота, а многих товаров. Сто­имость денежной единицы зависит не от случайностей производства золота, а от средней ограниченности товаров данного набора. Сле­довательно, предложение сводится к тому, чтобы в индустриальную экономику встроить еще одну, вторую денежную систему и хотя бы частично обеспечение деньгами увязать с покупкой и продажей то­варов, а не с предоставлением кредитов банками.

б) Подобного рода институт в действительности мог бы представить собой политико-валютный стабилизатор, причем действующий автоматически, функции которого не зависят от соответствую­щих каждодневных решений политических инстанций. Посколь­ку существует интердепенденция всех цен на товары и доходов, то регулирование объема денежной массы сказалось бы на всех ценах и доходах. Дефляцию можно было бы приостановить за счет того, что агентство станет покупать единицы товара, введет в обращение новые деньги и своими закупками стимулирует производство. При инфляции действует обратная схема. Агент­ство противодействует ей, осуществляя продажи товаров, так что автоматически происходит уменьшение находящейся в обра­щении денежной массы. В отличие от нынешнего положения — и от доминирующей роли третьей денежной системы вообще — не существовало бы склонности увеличивать масштабы обеспече­ния деньгами в условиях повышающегося уровня цен и умень­шать их в условиях понижения этого уровня. Развитие обеспече­ния деньгами протекало бы в обратном направлении, и оно ока­зывало бы противодействие тенденции к уходу от равновесия.

Если наряду с созданием денег агентством деньги создаются еще посредством предоставления кредитов банками, например эмиссион­ными, то в этом случае произошло бы следующее: в рамках инфляционистской кредитной экспансии центрального банка изъятие денеж­ной массы за счет продаж агентством могло бы продолжаться только до тех пор, пока не окажутся исчерпанными складские запасы това­ров, которыми оно располагает. Таким образом, стабилизатор вскоре оказался «изношенным». При сокращении объема денег центрально­го банка границы не устанавливались бы. Ведь при продолжитель­ных покупках единиц товаров деньги агентства могли бы заменить все деньги центрального банка. Итак, в условиях дефляции стабили­затор оказался бы более действенным средством, чем при инфляции.

в) Этот случай сосуществования агентства и банковского аппарата требует, как и многие другие вопросы, вытекающие из плана, серьезного обсуждения. Если бы эмиссионные и частные банки продолжали и дальше известным, а ныне уже обычным спосо­бом создавать деньги и изымать их из обращения, то здесь было бы задействовано два независимых носителя денежного обеспечения: агентство и банковский аппарат, состоящий из центрального и час­тных банков. Тогда функцией агентства в первую очередь было бы исправление ошибок в денежном обеспечении, допущенных бан­ковским аппаратом, что удается, как это отмечено в пункте б, лишь в ограниченной степени. К тому же перспектива того, что стабили­затор сбалансирует сдвиги в стоимости денег, могла бы побудить руководство центрального банка действовать менее осмотрительно при проведении в жизнь своей кредитной политики. Подобное со­существование агентства и банковского аппарата оказалось бы, та­ким образом, невыносимым.

Связь обеих структур была бы необходимой. Каким же образом она стала бы возможной? Вначале речь идет здесь о центральном банке, кредитная политика которого должна быть увязана с актами Купли и продажи агентства. Масштабы его кредитных операций следовало бы поставить в зависимость от товарных запасов, кото-РЬ1ми располагает агентство. При увеличении запасов агентства по складским распискам, то есть при падающих ценах на товары, цен­тральный банк мог бы увеличить объемы своего кредитования. И наоборот — при росте цен и расширении продаж агентства. Следо­вательно, агентство и центральный банк делали бы одно дело и не выступали бы друг против друга.

Наряду с этим следовало бы решить еще один вопрос, а именно: как можно было бы разместить частные банки в этой валютно-финансовой системе? Ведь нужно было бы помешать тому, чтобы со­здание денег жирооборота частными банками шло особыми путями. Здесь вполне пригодились бы идеи чикагского плана, который, как мы знаем, вообще препятствует созданию денег жирооборота част­ными банками. Следовательно, его можно было бы встроить в сис­тему «товары — запасы — валюта».

г) Создание системы «товары — запасы — валюта» существенно облегчило бы стабилизацию валютных курсов не только в том случае, если бы ее переняли ведущие страны, но и в том, если бы одновременно наборы товаров формировались одинаковым образом в различных странах. При существовании различий в выборе видов товаров, когда, например, в одной стране выбрали бы сырую нефть, а в другой — цемент, возникли бы серьезные трудности. То же самое произошло бы и тогда, когда набор товаров формировался бы из одинаковых товаров, но в различных пропорциях. Тогда возникла бы необходимость в заключении международного соглашения по формированию набора товаров. Это был бы такой договор, действие которого должно было бы распространяться исключительно на политико-валютные прави­ла игры, а не прямо на образование ежедневного курса валют.

д) Чикагский план имеет значение потому, что он ориентирован на решающие моменты, как-то: преодоление нестабильности денег путем искоренения истинной причины этой нестабильности, то есть полной зависимости процесса обеспечения деньгами от кре­дитных операций банков, и одновременно создание рациональ­ного автоматизма, то есть создание формы, в рамках которой происходит рациональное регулирование денежной массы по оп­ределенным установленным правилам. Обеспечение взаимосвя­зи создания и исчезновения денег с покупкой и продажей важ­ных, постоянно производимых и потребляемых товаров означа­ет выбор торной дороги.

В системе «товары — запасы — валюта» проявляется действие другого, более совершенного принципа обеспечения деньгами. Обес­печение деньгами через банковские кредиты отодвигается на второй план, оно носит вспомогательный характер. Лишь центральный банк несет ответственность за это, частные банки уже не играют такой ро­ля. Тот же центральный банк регулирует свою кредитную политику параллельно актам купли и продажи агентства, то есть также подчи­няется определенным единообразным правилам игры (пункт в).

В остальном же преимущество системы «товары — запасы — ва­люта» заключается в простоте ее основной идеи.

е) Само собой разумеется, что система «товары — запасы — валюта» имеет смысл лишь в рамках такого экономического порядка, кото­рый и в других отношениях обладает достаточным механизмом ре­гулирования. Таким образом, не следует думать, что все можно ос­тавить по-прежнему, решать все проблемы с помощью только од­ного такого монетарного стабилизатора. Если при этом станут иг­норироваться другие принципы, то польза от этого стабилизатора, даже точно разработанного, будет небольшой. Если, скажем, эко­номическая политика в силу быстрых изменений налогообложе­ния, торгово-политических соглашений и т.п. нарушит принцип не­изменности, то стабилизатор вряд ли будет в состоянии удовлет­ворительно стимулировать инвестиционную деятельность, даже при условии, что он препятствует дефляции. В такой же малой степени он согласуется с политикой низких процентных ставок.

Vice versa в силе остается следующее: для того чтобы другие принципы способствовали созданию и поддержанию экономическо­го порядка с пригодной системой регулирования экономики, необ­ходим политико-валютный стабилизатор, дельный принцип денеж­ного обеспечения. Сохранение ныне общепринятой нестабильной системы существенно затруднило бы протекание экономического процесса, присущего конкурентному порядку.

III. Открытые рынки

1. Закрытие спроса и предложения является тем методом, кото­рый использовался и используется чаще всего для того, чтобы нару­шить или воспрепятствовать сильной тенденции к конкуренции, ко­торая оказывается действенной как раз в индустриальной экономике. Современное государство, а также частные и полугосударственные властные группировки использовали необычно большой инструмен­тарий для того, чтобы «закрыть» спрос или предложение. Запреты на импорт, запретительные пошлины или монополия на внешнюю торг­овлю отделяют продавцов той или иной страны от зарубежных конку­рентов, то есть претворяют в жизнь локальное закрытие предложе­ния. Запреты на осуществление капиталовложений, уменьшение по­севных площадей, запреты на учреждение новых компаний и т.п. оказывают то же влияние. Ограничение притока и миграции населения, а также свободы выбора профессии, введение в торговле, ремес­ленном производстве и промышленности лицензионных систем с кон­тролем за спросом и установление numerus clausus1 также относятся к упоминавшемуся выше комплексу средств, равно как и запрет на за­нятие одновременно несколькими промыслами.

До сих пор мы говорили о государственных мерах закрытия спроса и предложения. Но частные властные группировки и моно­полистические единоличные предприятия разработали систему для того, чтобы затруднять деятельность аутсайдеров и препятствовать самому их появлению.

Сюда же следует отнести и своеобразные методы «закрытия», по которым совместно работают государственные и частные власт­ные группы, когда государство оказывает поддержку с тем, чтобы частные лица имели возможность «закрыть» спрос. Это имело мес­то, например, в патентном праве или в деле охраны товарного знака путем установления единых картельных цен по вертикали.

В средние века и в эпоху меркантилизма также использовались весьма действенные меры с тем, чтобы ограничить приток населе­ния и капитала в тот или иной промысел. Не менее успешно подо­бные методы разрабатывались в период индустриализации2.

2. Если какому-либо предприятию предоставляется исключитель­ная привилегия заниматься каким-либо определенным промыслом, например почте — заниматься доставкой писем или центральному банку — осуществлять эмиссию денег, то закрытие спроса и предложе­ния прямо создает монополию. Итак, сам факт закрытия спроса и пред­ложения способствует ликвидации всех немонополистических форм рынка. Однако нередко предложение закрывается применительно не только к отдельно взятому предприятию, но и в пользу большого числа оферентов. Сказанное имеет место, например, при ограничении допу­ска к занятию розничной торговлей, или при наложении на целые от­расли промышленности запрета на осуществление капиталовложе­ний, или при ограничении посевных площадей под сахарную свеклу и другие сельскохозяйственные культуры. Может быть, в подобных случаях закрытие рынков вполне совместимо с конкурентным поряд­ком? Разве не возможно, чтобы в рамках закрытых рынков возника­ла конкуренция, как это было, скажем, в Германии в 30-е годы XX в. с предложением табака? Действительно ли дело обстоит так, что за­крытие рынков несовместимо с полной конкуренцией и что для обес­печения последней следует по возможности открыть все рынки?

И в самом деле — именно так необходимо возразить на это, — в рамках закрытых рынков механизм конкуренции может стать эф­фективным. Тем не менее для экономической политики должен со­хранять силу принцип, в соответствии с которым нужно делать рынки открытыми, поскольку при их закрытии возникает реальная угроза ограничения полной конкуренции. В этом направлении дей­ствуют два фактора.

Во-первых, закрытие спроса и предложения существенно облег­чает образование монополий. Если существует запрет на осуществ­ление капиталовложений для цементных заводов или если закрыт доступ к занятию тем или иным ремеслом, то существует большая вероятность возникновения монополий. Если запреты на импорт или на осуществление капиталовложений ограничивают предложе­ние стали, то это создает солидную основу становления стальных картелей. И наоборот, там, где рынки не закрываются, где отмене­ны запреты на импорт, устранены препятствия на пути к рынку, не существует запретов на осуществление инвестиционной деятельно­сти, часто бывает очень трудно поддерживать монополию, а олиго­полии переходят к конкуренции. Вот почему открытие спроса и предложения является предпосылкой конституирования конкурент­ного порядка в промышленную эпоху.

Не менее важен второй момент. Даже если на отдельных закры­тых рынках возникает полная конкуренция, то закрытие спроса и предложения нарушает связи между рынками и вся система полной конкуренции не в состоянии функционировать в полном объеме. Ес­ли, например, государство запретит станкостроительным заводам осуществлять инвестиции, то хотя между заводами и может существо­вать конкуренция, однако запрет на осуществление капиталовложе­ний станет препятствовать тому, чтобы в станкостроительную про­мышленность направлялось такое количество капитала и, соответст­венно, рабочей силы, металла и других материалов, какое было бы возможно на основе соотношения цен. В результате предложение ме­таллообрабатывающих станков оказывается меньше, чем при отмене запрета на капиталовложения. Общее равновесие, то есть взаимо­увязку между собой многих рынков и отраслей производства, удается установить не полностью, если сохраняют свою силу запреты на инве­стиционную деятельность, а также другие меры по закрытию спроса и предложения. Функции регулирования и выбора, которые в усло­виях открытой, полной конкуренции выполняют цены, а через цены также и потребители, в результате закрытия спроса и предложения берут на себя те самые органы, которые принимали решение об этом закрытии. Впрочем, в закрытых промыслах возникают напоминаю­щие ренту доходы, которые открытие рынка смыло бы, словно вод­ный поток.

Итак, действует принцип: для конституирования конкурентного порядка необходимо открытие спроса и предложения. Исключения из этого правила встречаются редко, например, при предоставлении центральному банку исключительного права выпуска банкнот.

3. Государство не может ограничивать свою деятельность выдачей каждому разрешения на занятие промыслом, отменой запретов на ин­вестиционную деятельность, устранением препятствий на пути к рынку, отменой привилегий, запретительных и принудительных пра­вовых норм, предоставлением свободы занятия промыслом, а также права свободного перемещения и повсеместного проживания, недо­пущением установления запретов на импорт, то есть в общем и целом недопущением принятия государственных мер по закрытию спроса и предложения с тем, чтобы оставить процесс выбора за механизмом цен полной конкуренции. Скорее необходимо, чтобы не происходило закрытия рынков также частными властными группировками. Какой прок от провозглашенной государством свободы занятия промыслом, если она фактически сводится на нет политикой, проводимой в жизнь властными группировками? Что означает свобода промысла, если не может быть построен прокатный цех, поскольку существующий син­дикат препятствует этому, используя силовые методы? Следует за­претить любую разновидность «недобросовестной конкуренции», то есть барьеры всех видов, скидки с цен, предоставляемые за длитель­ные деловые связи, договоры, предоставляющие исключительные права, и «боевые цены», которые устанавливаются специально для того, чтобы уничтожить или по меньшей мере отпугнуть аутсайдеров.

Открытию рынков присущ смысл экономического конституирова­ния. Поэтому частным властным группировкам не должно предостав­ляться право закрывать их. Оно является составной частью политики порядков, которую нельзя передавать в руки частных лиц. Здесь вновь дает о себе знать существующее отличие от политики laissez-faire, в рамках которой частные властные группировки обладали пра­вом не только конституироваться как таковые, но и закрывать свои рынки, прибегая к использованию силовых мер.

4. В отдельных отраслях экономики проведение этого принципа в жизнь ставит на повестку дня важные и сложные частные вопро­сы. Попытаемся подробнее рассмотреть эту проблему на двух при­мерах, а именно на примерах таможенной и патентной политики.

Как же в соответствии с этим принципом следует смотреть на по­кровительственные пошлины, точнее сказать, на пошлины, кото­рые не носят запретительного характера и в силу этого не равно­значны запрету на импорт? Такого рода пошлины не закрывают предложения. В связи с этим стоит вспомнить большинство пошлин, которые существовали до 1914 г. в рамках так называемой центральноевропейской системы торговых договоров.

Подобные пошлины прямо не разрушают конкурентного поряд­ка. Они оказывают такое же влияние, как и увеличение расстояния между странами. Они изменяют соотношение цен. Но эти пошлины не исключают того, что механизм цен полной конкуренции осущест­вляет регулирование экономики. В этом отношении пошлины со­вместимы с конкурентным порядком. Более того, переход от систе­мы запретов на импорт или импортных лицензий к таможенной сис­теме является шагом в направлении к конкурентному порядку.

И все же, несмотря на это, пошлины опосредованно могут стать весьма опасными для конкурентного порядка, в частности там, где они облегчают возникновение монополий. Как известно, они спо­собны развить присущую промышленности страны, защищенной та­моженными пошлинами, способность к образованию картелей зача­стую именно тем, что они позволяют вычленить эту страну как ры­нок сбыта из мирового рынка и установить в ней монополистиче­ское господство. История металлургической промышленности Гер­мании дает тому многочисленные примеры1. В таких случаях сни­жение пошлин может быть средством ликвидации тенденции к об­разованию монополии, и оно, следовательно, действует в направле­нии установления конкурентного порядка. Во многих отраслях гер­манской промышленности картели исчезнут сразу, как только сни­зятся пошлины. Соответствующая торговая политика — это важное средство реализации конкурентного порядка.

5. Формы экономики, несовместимые с конкурентным поряд­ком, то есть чуждые этой системе формы экономики, часто возника­ли в связи с современным патентным правом. И патентное право также относится к многочисленным более новым правовым институ­там, которые порождали совершенно другие последствия, нежели те, которые хотел бы видеть законодатель. Целью последнего было как стимулирование технического развития, так и защита изобрета­теля, а также обеспечение вознаграждения его труда. Вопрос о том, в какой степени удалось достичь этих целей, остается открытым.