Было холодно, несмотря на пар, который поднимался над наполняемой ванной, и, хотя ведро убрали, вонь стояла невыносимая. Это напомнило Бэзилу тюрьму, когда приходилось выносить парашу. Он вспомнил, как пытался чистить зубы, а тут же рядом кто‑то опорожнялся. Запахи имеют над людьми особую власть. А воспоминания были тошнотворными, как сама вонь.
– Так пойдет, – сказал Терри, посмотрев на ванну. Потом повернулся к Ноэлю. – Ты готов? Пора искупаться.
– Я туда не полезу.
– Ты когда‑нибудь видел, как варятся крабы? Чпок! Все происходит моментально. Но это не кипяток, поэтому он тебя не убьет. По крайней мере, я так думаю. Я никогда прежде этого не пробовал… но здесь, понимаешь? Здесь грязно. Вот я и начну потихоньку разбираться.
– Я туда не полезу.
– Ты только… Как же правильно сказать? Не «обожжешься», но похожее слово? Покроешься рубцами? Нет, не то…
– Ошпаришься? – предположил Бэзил.
– Точно, ошпаришься. Пусть это будет эксперимент.
– Я туда не полезу.
– Тогда скажи мне, где деньги.
– Это не твои деньги.
– Время принять ванну. – Терри схватил Ноэля сзади за шею.
– Не делай этого, Терри. Я не храбрец. Я не переношу боль.
– Где деньги?
– Терри…
Ноэль завопил и выгнул спину дугой – Терри что‑то сделал, но Бэзил не мог сказать, что именно. Ноэль снова закричал, потому что Терри согнул его, держа голову прямо над поверхностью воды. Ноэль пытался отвернуться.
Бэзил больше не чувствовал холода, не замечал вони. Его внимание было сосредоточено на Ноэле. Он никогда раньше не видел человека в таком страхе. Бишоп испытывал восторг, видя, что Терри полностью подчинил этого человека.
– В принципе это необязательно, Ноэль, – Терри разогнул Ноэля. – Есть другие варианты.
|
|
– Мне больше нечего сказать.
– Я вот что думаю, – начал Терри. – Мы будем все делать постепенно. Если я окуну тебя сразу, кто знает, к чему это приведет. Так что давай начнем с руки, ладно?
– Не надо, Терри.
Быстро, прежде чем Ноэль успел что‑то сказать или предпринять, Терри окунул его левую кисть в воду. Ноэль закричал. Терри продержал руку в воде несколько секунд, потом отпустил его. Кисть и запястье стали пунцового цвета. Ноэль прижал руку к телу и весь согнулся, матерясь. От дикой боли у него из глаз брызнули слезы.
– Господи Иисусе, Терри. Я рассказал тебе все, что знал.
– Теперь другая рука, – сказал Терри и заставил Ноэля распрямиться. Бишоп попытался вырваться, но Терри скрутил его без усилий, словно ребенка. Потом он опустил в воду вторую руку Ноэля.
– Ладно, ладно, – закричал Ноэль. – Хорошо, я расскажу тебе. Кардиган.
– Что значит Кардиган?
– Это местечко в Уэльсе. Там деньги и находятся. Там Паттерсон.
– Где именно?
– Я не знаю. Знаю только, что в Кардигане.
– Это все, что ты хотел мне рассказать?
– Да.
– Это все, что ты знаешь?
– Да.
– Я верю тебе. Никто бы на моем месте не поверил, но я верю.
– Спасибо.
– Но тебе следовало рассказать мне все раньше.
– Извини.
– А теперь, раз ты был не до конца откровенен со мной, я признаюсь, что был не до конца откровенен с тобой. Ты залезешь в воду, Ноэль, весь, целиком. Этого требует мой пытливый ум. Мне любопытно, что с тобой произойдет.
– Нет, Терри. Умоляю тебя. Пожалуйста, не надо…
– Залезай.
Терри, похоже, немного ослабил хватку, и Ноэлю удалось вывернуться. Он отбежал к раковине, но больше бежать было некуда. Терри покачал головой. Он выглядел раздраженным и сделал шаг к Ноэлю.
|
|
В эту минуту раздался стук в дверь, такой неуверенный, похожий на кошачье царапанье.
– Ноэль? Ноэль? – Это был голос отца. – Впусти меня. Что происходит?
– Уходи, папа, – сказал Ноэль. – Пожалуйста, уходи.
Пайк сидел за кухонным столом и смотрел на чистый лист бумаги. Он хотел оставить Саре записку, чтобы она не подумала, что он сбежал, но не знал, что написать. Что бы он ни сочинил, все было не то. Напоминало благодарность или, того хуже, извинения. Наконец он собрался с силами и написал просто: «До свидания». Но, взглянув на послание, решил, что оно выглядит как‑то мелодраматично. Тогда он смял листок и выбросил. Он просто уедет без всяких посланий, надеясь, что Сара все поймет.
Пайк тихонько, стараясь не дышать, открыл дверь и выскользнул наружу в темноту ночи.
– Ноэль? Что такое? Что происходит?
– Уходи, старик, – сказал Терри и попытался схватить Ноэля, который извивался как змея.
Бэзил начал оглядываться, когда загремела и задергалась дверная ручка.
– Ноэль? Ноэль?
– Хорошо, – решил Терри. – Впусти его сюда, пусть тоже посмотрит.
– Нет, Терри, – запросил Ноэль. – Не надо. Оставь его в покое.
– Впусти его.
Бэзил отпер замок и открыл дверь.
Он едва успел увидеть старика, стоящего за дверью с ведром наизготовку, как ему прямо на лицо хлынул холодный смердящий поток экскрементов. Бэзил закрыл глаза, но слишком поздно. Слизь проникла всюду: в нос, в рот, в волосы, в уши. Липкая, скользкая масса. Испытывая позывы к рвоте, Бэзил упал на колени.
|
|
Ноэлю только и была нужна эта секундная заминка. Терри повернулся посмотреть, что случилось, и Ноэль, проскользнув сзади, рванул к открытой двери.
Он перепрыгнул через Бэзила, которого рвало на полу, и побежал вслед за отцом.
Позади он слышал, как Терри бросился за ним, словно борзая в погоне за кроликом, но Ноэля подгонял страх. Одним прыжком он очутился внизу лестницы, там споткнулся и подвернул ногу, но тотчас побежал дальше, через гостиную и крыльцо на улицу.
Холод шибанул по нему как кулаком и ужалил обожженные руки. Стоял туман, и все вокруг освещалось призрачным оранжево‑розовым светом уличных фонарей.
Ноэль почувствовал себя маленьким и беззащитным, он весь сник от холода.
Что теперь?
Ему нужно раздобыть ключи от машины, нужно раздобыть какую‑нибудь одежду. Он был на улице голышом в морозную декабрьскую ночь.
И тут он услышал голос Терри.
– Возвращайся назад, Ноэль, – говорил он. – Возвращайся назад, я сказал.
Пайк как раз вынимал из багажника коробку с компьютером, когда услышал, что дверь дома Бишопа внезапно распахнулась, и увидел самого Ноэля, выбегающего оттуда абсолютно голым. Что еще стряслось с этим недоумком?
А потом вышел Терри Наджент, и Пайк все понял.
Терри закричал на Ноэля. Ноэль остановился и повернулся к нему лицом, он выглядел абсолютно беззащитным.
Терри схватил его.
– Привет, Терри, – сказал Пайк, и оба наконец его увидели.
Терри потащил Ноэля к машине.
– Не подходи, четырехглазый.
– Четырехглазый? – Пайк бережно опустил компьютер обратно в багажник. – И я слышу это от одноглазого, ну и ну! – Он посмотрел на Терри. У того на лбу красовалась какая‑то заразная опухоль. – Или у тебя на лбу еще один глаз растет?
– Не пытайся шутить со мной, – сказал Терри.
Пайк посмотрел в багажник. Бейсбольная бита, что он конфисковал у ребят на парковке «Далстон‑Кросс», была на месте. Но сначала ему нужно заставить Терри отпустить Ноэля.
– Ребята, у вас что, вечеринка? – спросил он, незаметно беря биту.
– Не пытайся шутить со мной, – повторил Терри.
– Терри, – сказал Пайк. – Ты – тупица.
Терри прищурился, отпустил Ноэля и пошел на Пайка.
Тупой мерзавец.
Одним быстрым движением Пайк выхватил биту из багажника и ударил Терри прямо по колену. Наджент этого не ожидал, и сила удара заставила его потерять равновесие. Второй удар по другой коленке, и Терри с возмущенным криком рухнул.
Прежде чем он успел подняться, Пайк ударил его битой по башке за ухом, и тут же, словно бильярдный шар, его голова дернулась и упала на асфальт.
– Охренеть, – сказал Пайк. – Ты только посмотри.
– Что? – спросил Ноэль.
– Я его вырубил.
– Не может быть.
– Точно, взгляни. Одним ударом. Охренеть. Ты видел это? У меня такое в первый раз. Один удар, и он в отключке, как лампочка.
– Спасибо тебе, Господи, – запричитал Ноэль. – Спасибо.
В это миг Бэзил Смолбоун, пошатываясь, выбрался из дома, вытирая лицо полотенцем. Он звал Терри.
– Подойди сюда, – сказал Пайк, и Смолбоун в удивлении уставился на них.
– Это, что ли, ищешь?
– Терри, что случилось? – Бэзил упал на колени перед неподвижной фигурой Наджента.
– Его ударили, – ответил Пайк. – А сейчас он с феями.
– Терри…
– Я знаю, – сказал Пайк. – Он мерзавец, разве нет?
– Терри…
– Что это за хрен? – спросил Пайк.
– Бэзил Смолбоун, – ответил Ноэль. – Он с Терри.
– Так, Бэзил, – сказал Пайк. – Затаскивай Терри в вашу машину и убирайся к чертовой матери, понял? И чтобы я больше вас не видел… никогда.
– Что ты сделал с Терри?
– Я думаю, это вы называете ударом победителя, – заметил Пайк. – А теперь убери свой мешок с дерьмом.
Пока Ноэль ходил в дом, чтобы одеться, Пайк помог Бэзилу оттащить мертвецки тяжелое тело Терри к машине. От Бэзила шла жуткая вонь, он все время моргал, а его глаза были красными и воспаленными. Пайк знать не хотел, что с ним случилось.
Через десять минут Пайк с Ноэлем тоже готовы были ехать. Сара согласилась взять Кирсти и пожить несколько дней с ней и сыном у своей матери на другом конце города, на случай если Терри с Бэзилом решат вернуться. Отца Ноэля, героя дня, не удалось уговорить уехать. Его распирало от детской гордости.
– Я показал этим ублюдкам, правда, сынок? Правда? А?
– Ты показал им, папа.
– Если они когда‑нибудь и посмеют вернуться, они получат от меня другой особый составчик, верно? Ха, ха. Он даже не понял, чем я его так.
– Отец, это было омерзительно.
– Ха, ха, ха.
Ноэля мучила сильная боль, но он отыскал старый тайник Чеса с таблетками и теперь перебирал их, в надежде найти что‑нибудь полезное. Он погрузил руки в лед, но боль все равно отдавалась в голове, словно он схватился руками за оголенный провод.
Перед отъездом Пайк отвел Сару в сторону.
– Мне очень жаль, что все так получилось, – сказал он.
– Все в порядке. Немного волнений моей скучной жизни не повредят. Так или иначе, это была ночь, что надо.
– Я знаю. Это было… это было здорово.
– У тебя не очень с подбором слов, верно?
– Я не могу сказать то, что мне хочется: что я хочу увидеть тебя снова, что я хочу вернуться, когда все закончится, чтобы ты смогла разбудить меня. Ничего такого я сказать не могу.
– Послушай, «мистер Пайк». Я не хочу, чтобы ты возвращался. Вот таким, как сейчас. Ты – человек глубоко несчастный. Здесь что‑то засело, – она постучала по его голове. – Здесь что‑то спрятано, и я не хочу иметь с этим ничего общего. Ты запутался. А мне двоих детей не нужно, одного хватает.
– Да. – Пайк постарался улыбнуться. – Спасибо за все.
– Что ж, спасибо тебе, мистер Пайк. – Она официально пожала ему руку и передразнила его улыбку.
Пайк отвернулся и пошел прочь.
– Но если ты когда‑нибудь все уладишь, – закричала Сара ему вслед. – Ты знаешь, где меня найти!
Глава двадцать четвертая
– Ты дошел до конца? – спросил Ноэль, тщательно просматривая таблетки, наполнявшие обувную коробку.
– Да.
– А конкретнее?
– Включи воображение.
– Так, значит, пока меня пытался заживо сварить Терри‑Отморозок, ты насиловал мою соседку.
– Я ее не насиловал. Все, что мы делали, происходило по взаимному согласию.
– Ты скотина. – Ноэль закинул в рот какую‑то таблетку.
– Полегче, Ноэль.
– У меня все болит, причем очень сильно. Серьезные проблемы требуют серьезных мер.
Пайк покачал головой.
Ночью в это время дорога была практически пуста и ехать было легко. Пайк признал, что вести большой зеленый «Мерседес‑250» гораздо приятнее, чем его старый потрепанный «Форд‑эскорт». Машина Чеса, наверное, была ровесницей его «форда», зато совсем другого класса. Кто‑то явно следил за ней, может, и не Чес вовсе, «мерседес» скользил по дороге, а мощный двигатель работал как часы. Магнитола тоже оказалась получше, чем у Пайка. Ноэль нашел ее в багажнике. Чес оставил в бардачке кассету с Эл Грином,[45]и сейчас салон наполнили успокаивающие звуки музыки.
Тем не менее Пайк наслаждался бы дорогой гораздо больше, если бы не устал как собака. Этой ночью он совсем не спал, к чему не привык. Поначалу он хотел привести себя в норму, порыскав в коробке Чеса, но Ноэль не был уверен, что там находится, и Пайк не стал рисковать.
Высокие башни моста через Северн[46]смутно вырисовывались на фоне ночного неба. Пайк посмотрел на часы на приборной панели: было три часа утра.
– Пожалуй, остановимся в одном из придорожных мотелей, – сказал он. – А то я засыпаю за рулем.
– Если хочешь, поведу я, – предложил Ноэль.
– Ты не сможешь вести машину такими руками.
Ноэль поднял кверху ошпаренные руки и покрутил ими, оценивая их состояние. Руки покрылись красными пятнами и волдырями.
– Не знаю, – сказал он. – Можно попытаться не думать об этом.
– Там видно будет.
Пайк оставил машину на большой пустой стоянке возле павильона «Вид на мост Северн», и они вошли внутрь приветливо освещенного здания.
Они взяли себе по кофе и сели у окна с панорамой на огромный мост.
В кафе сидели разные люди: несколько водителей грузовиков, кучка молодых людей в кожаных куртках, похожих на членов поп‑группы, одинокие мужчины в костюмах, да еще и целый автобус подростков‑инвалидов в колясках. Здесь было тихо, но чувствовалась скрытая возбужденность, жажда приключений. Ведь все они бодрствуют далеко за полночь, когда другие люди давно спят. Эта ночь принадлежала им.
– Это не справедливо, – сказал Ноэль, все помешивая и помешивая кофе. – Я сколько лет сохну по миссис Уэллер, а ты только заскакиваешь сюда, говоришь: «Привет», а в следующий миг уже совершаешь бесплатную поездку в ее маленький рай. Ты всегда был везучим, когда дело касалось женщин, сукин сын. Она мне давно нравится.
– У нее такая классная стрижка. – Пайк зевнул.
– А причем тут стрижка?
– Это первое, что я замечаю в женщине.
– Стрижку?
– Думаю, я, так сказать, фетишист причесок. Всяких там затейливых, понимаешь? Я не имею в виду перманент. Например, косы. Господи, я обожаю косы. Любая прическа, где волосы как‑то уложены.
– Маленькие косички?
– Конские хвосты, пучки… безумный стиль этих негритяночек в Лондоне, когда волосы переплетены и зачесаны. Иногда я иду за девушкой только потому, что ее волосы причудливо уложены сзади: в большой пучок, с бантиками или в косы, да, конечно. Мне даже начал нравиться стиль Ферджи[47]из той группы, ну ты знаешь, волосы у нее скручены в узелки и уложены накрест, словно плетеный хлеб. Сам удивляюсь, но мне ужасно нравится.
– Тебе нравится Ферджи?
– Мне нравится ее прическа. Неважно, она так уже не носит.
– Значит, она сейчас в безопасности?
– Конский хвост, шпильки, понимаешь, в испанском стиле. Мне нравится все в этом роде. Все позатейливей. Мокрая укладка, крашеные волосы, ирокезы… и как у Сары. Вообрази, мне нравилась Шинед О'Коннор,[48]и все благодаря волосам. Точнее, их отсутствию. А знаешь, что мне нравится больше всего?
– Что?
– Задняя часть шеи. Оголенная. Она сводит меня с ума.
– Господи Иисусе.
– Правда, в девяти случаях из десяти девушки в метро не соответствуют их прическе, не соответствуют задней стороне шеи. Я даже стараюсь не смотреть на лица. Предпочитаю их дофантазировать. Но вид шеи сзади просто обожаю.
– А я задницы люблю, – сказал Ноэль.
– Надо же.
– Задницы и длинные ноги. Ну, буфера, конечно. Симпатичное лицо. Длинные волосы. Думаю, больше всего мне нравятся длинные волосы.
– Длинные волосы, это хорошо, – заметил Пайк. – Длинные волосы, короткие волосы…
– Да, да. Я все понял: оголенная шея, блин.
Пайк снова зевнул и потер глаза. Он засыпал.
– Может, нам стоит найти гостиницу.
– Шотландский акцент, – вдруг сказал Ноэль.
– Хм?
– Почему‑то я с ума схожу от шотландского акцента. Не могу устоять.
– Здорово.
Молодая девушка в блестящих серых брючках, зеленой рубашке и зеленой же бейсболке убрала мусор с их стола. Все работники здесь носили подобную униформу.
Пайк смотрел ей вслед. У него перед глазами все расплывалось.
– Так что ты об этом думаешь? – переспросил он. – Поищем, где поспать?
– Нет. Нам нужно поднажать, – ответил Ноэль. – Поедем дальше. Надо добраться до Кардигана.
Глаза Ноэля, потемневшие и широко открытые, сверкали. Он качался на стуле, продолжая помешивать кофе.
– Ноэль, я не могу вести машину.
– Я в норме, – уверенно сказал Ноэль. – Честное слово. Кроме того, у нас нет денег на мотель. Двадцать фунтов, что дала твоя мама, мы потратим на бензин, а я без денег.
Пайк полностью отдался в его руки. Он слишком устал, чтобы спорить. Гораздо проще было наплевать на все, улечься на заднее сиденье и позволить Ноэлю вести машину.
– Как скажешь, – сказал Пайк.
Ноэль заплатил пошлину на мосту и повел машину через устье Северна по направлению к Уэльсу.
Пайк устроился на заднем сиденье и закрыл глаза. Монотонный рокот двигателя успокаивал. Эл Грин пел о любви и преданности. Он попытался подумать о том, что делать дальше, но ничего не шло в голову. Лишь одна мысль: добраться до Кардигана и найти Паттерсона. Выследить и поймать его черный джип «чероки» с тонированными стеклами и с бедолагой Чесом в багажнике, завернутым в пуховое одеяло. А Марти сидит впереди, рядом с Паттерсоном.
В таком состоянии приятной полудремы он погрузился в воспоминания. Перед ним стали проносится воспоминания о ней, Марти, когда они только встретились, почти пятнадцать лет назад. Потом Марти, когда они хороводились, те четыре года. И наконец, Марти, когда он видел ее в последний раз, у Паттерсона, повзрослевшая, но не изменившаяся… Все та же маленькая девочка, убедившая всех, что она уже большая.
Но самым ярким воспоминанием было воспоминание об их первой встрече в «Корабле» на Мэр‑стрит. Наверное, он всегда представлял ее такой, как тогда.
Субботний день. Бар переполнен, здесь гуляют свадьбу. Счастливая пара расписалась в городской ратуше ниже по улице. Зал гудит от смеха, вокруг много мужчин в дешевых костюмах и сильно накрашенных женщин, несколько веселых стариков и старушек в шляпах. На столах стоят большие тарелки с сэндвичами, а на барной стойке – поднос с куриными палочками.
Сейчас лето, на футбол не сходишь. Пайк с командой из «Альмы» подкатывают к этому бару уже изрядно пьяными. А пьяные ищут приключений. Их приход тут же вызывает напряжение. Мальчики из «Альмы» всегда чувствуют, когда им не рады. Они здесь чужие. Но это как раз и вынуждает их остаться. Им нравится, когда их присутствие вызывает напряг. Ведь это свободная страна, верно?
Марти среди приглашенных на свадьбу, как потом выяснилось, невеста самого шафера. К этому времени она уже несколько раз бывала невестой. Ей семнадцать, но она выглядит на двадцать один. Позже, в ванной, обнаженная и отмытая от косметики, она покажется Пайку двенадцатилетней. Марти очень маленькая, стройная и изящная.
Сейчас она подружка невесты в бело‑розовом платье, с зачесанными наверх волосами, сложная прическа, украшенная искусственными цветами. Именно прическа, вероятно, заставила Пайка обратить на нее внимание. Прическа и лицо. Господи, да она знала, что делает. Каждый мужик в этой дыре был ее раб, и она это знала.
Ее жених, шафер, – высокий тощий тип со сломанным носом. Хозяин экипажа. Жених – красивый темноволосый парень, похожий на грека, в модном черном костюме в серебристую крапинку.
Пайк заговаривает с Марти поначалу нагло, а потом, облокотившись о стойку, начинает охмурять. Он самоуверен, ведь с ним его команда, он умеет произвести впечатление… Шафер бросает на него злобные взгляды, дружки его подначивают, наконец он решает подойти к ним. Парень начинает ссору с Марти. Не с Пайком, а с Марти. Этого Пайку достаточно, чтобы понять: парень – трус и дерьмо.
– Оставь меня в покое, – отвечает Марти, продолжая пить. – Я буду говорить, с кем хочу.
– Нет, ты не будешь, черт побери.
– Нет, черт побери, буду.
Шафер хватает ее за руку, но она ее отдергивает.
– Может, оставишь девушку в покое? – говорит Пайк, и это, похоже, придает парню храбрости. Он хватает Пайка за воротник и прижимает к барной стойке. Откинув назад голову, он слегка приподнимает Пайка. Парень высокий.
– Что ты сказал, козел?
Пайк оглядывается на остальных, на Ноэля и Чеса, на Мики и Колина, видит ожидание на лицах, возбужденные улыбки. Потом он видит Паттерсона. Он выглядит по‑другому. Его лицо ничего не выражает, он просто смотрит на Пайка. Он знает. Он видит в нем того маленького зубрилу. Он знает, что Пайку придется пойти на это, и каждый раз придется, или он расколется, его раскусят.
И Пайк включается, заводится. У него нет выбора, и он полностью теряет контроль над собой. Немотивированный приступ ярости.
Он хватает сифон с содовой со стойки и бьет им шафера по голове. Тот падает, а Пайк бьет его ногой по зубам, прежде чем тот успевает подняться. Затем он хватает стул и швыряет его за барную стойку, прямо по полкам с выпивкой. Двое ребят из гостей пытаются его остановить, пытаются схватить его, но Пайк их даже не замечает. Сейчас он в своем собственном мире и никого вокруг не видит, а остальная команда не отстает, стараясь нанести максимальный ущерб.
Потом наступает какое‑то помутнение, все отрываются на полную катушку. Пайк не осознает, что делает, его разум отступает, сжимается и прячется где‑то глубоко внутри.
Единственное, что он замечает среди бойни, это Марти. Она стоит невозмутимая, безразличная и просто смотрит. Другие девушки кричат:
– Хватит! Прекратите, вы, хулиганы!..
Но только не Марти. Она просто наблюдает. Наблюдает за хаосом, который сама и вызвала.
Пайк подходит к ней и целует ее прямо в рот. Она отвечает ему, открывает рот, прикусывает губы. Пайк лапает ее, а Марти извивается в его руках. Когда он отстраняется, то замечает у нее на губах кровь, похоже, кто‑то ударил ее по лицу.
Шафер поднимается и пытается обхватить Пайка руками. Дэннис стремительно отбегает к стене, и парень опять падает. Пайк снова его бьет.
Жених, по‑прежнему как с картинки в своем модном костюме, старается держаться подальше от потасовки, прикрывая невесту. Но в этом мире так не бывает, и ему следует это показать.
Пайк швыряет ему в лицо стакан.
Теперь время уходить. Они свое дело сделали, и если хозяин подсуетился, то скоро здесь будут легавые. Они хохоча выбегают на улицу, навстречу дневному солнцу. И Марти, каким‑то чудом, вместе с ними. Она бежит вместе с ним вниз по улице, к машине. Потом следует безумная езда на север, туда, на их территорию… И день продолжается, наполняясь выпивкой и наркотиками. Они рассказывают о своих сегодняшних похождениях, сочиняя на ходу, хвастаются и врут. Слишком много всего, словно они пытаются сожрать весь мир, сделать все сразу, прежде чем превратятся в беззубых старикашек, что сидят в барах в своих фетровых шляпах, улыбаются, подмигивают и напиваются, а потоки яркого солнца, бьющие в окно, размывают их силуэты.
В шесть часов Пайк в постели с Марти. Он обрабатывает куколку, катаясь с ней по всей комнате. Ранка у нее на губе открылась, и в конце концов они оба перемазались ее кровью.
Теперь он знал, что она оторва, но его это не пугало. Почему она такая, он выяснил позже, гораздо позже, когда она почувствовала, что в состоянии рассказать. У нее было ужасное детство. Можно сказать, что его не было вовсе. Все, что она знала, это секс и насилие. Насилие и секс. Она не была счастлива, но что он мог сделать? Только трахать ее, что он и делал. Он мог делать с ней все, что хотел, пока был Пайком. Пока был самым крутым. Пока был самой большой скотиной в округе.
Когда она предложила ему встретиться, там, у Паттерсона, на седьмом этаже «Бельведера», он испытал сильное желание. Все те ночи вернулись к нему, все дни и все утра. В машинах, отелях, квартирах, туалетах, поездах, на пляжах, в полях и аллеях – они занимались сексом всюду. Она была одета, раздета, в одном белье. Они занимались сексом перед зеркалом, перед камерой, вдвоем, с его друзьями, с ее подругами… Четыре года распутства до той ночи, когда все пошло не так, когда Пайк перестал быть Пайком.
Сара была совсем другая. Он с такими прежде не встречался. Секс с ней не был жестоким и развратным, это не было похоже на борьбу… Это было похоже на сон, когда тебе кажется, что ты – другой человек.
Эти два женских лица проплывали в его сознании, то сливаясь, то расходясь. Пайк погружался в сон, а машина неслась все дальше в глубь Уэльса.
Глава двадцать пятая
Бэзил Смолбоун никак не мог избавиться от вони. Он по полчаса принимал душ, усиленно оттираясь мочалкой. Он прочищал пальцами ноздри и отскабливал зубы. Он выбросил в помойный бак свою грязную одежду. Благодарение Богу, у него в дорожной сумке была чистая смена. Но, несмотря на все усилия, эта ужасная вонь, казалось, прилипла к нему.
Они остановились в мотеле у шоссе М‑4. Это была дыра‑дырой. Бэзил не мог отрегулировать отопление, и в комнате стояла удушающая жара. Стены комнаты были выкрашены в ярко‑оранжевый цвет, на полу лежал коричневый ковер, к тому же Бэзил смертельно устал. Ему только хотелось уложить Терри в постель, а не колесить по дорогам с его телом, не подающим признаков жизни. К несчастью, мотель сейчас ремонтировали, и в их распоряжении оказалась одна комната с двуспальной кроватью.
Терри очнулся ровно настолько, чтобы Бэзил смог вытащить его из машины и уложить в постель, но с тех пор Наджент даже не пошевелился. В тот момент Терри не понимал, где находится, и не помнил, что с ним случилось, что, возможно, было к лучшему. Бэзил чувствовал себя крайне униженным. Он никогда не забудет, как выбежал из того дома, покрытый дерьмом, и увидел Терри, лежащего без сознания у ног Пайка.
Что пошло не так? Как Пайк смог его вырубить? Он, должно быть, поджидал его и напал сзади. У Пайка с Ноэлем явно был заранее разработанный план. Терри просто невозможно положить в честной драке.
Что ж, Пайк заплатит за это, а Бэзил за всем проследит.
Он выключил свет, разделся до трусов и улегся в кровать рядом с Терри, пытаясь заснуть. Но не мог, и все тут. Сейчас он мог думать только об одном: запах. К тому же у него начало жечь глаза, должно быть, в них попало мыло. Во всяком случае, намыливался он весьма усердно.
Бэзил встал и пошел обратно в ванную, чтобы плеснуть в лицо холодной воды. Он посмотрел на себя в зеркало – глаза покраснели, а когда он оттянул нижнее веко, там все было каким‑то желтоватым. Мыло, блин – вот то, что ему нужно.
В комнате раздался крик, и Бэзил поспешил обратно. Терри сидел в кровати, в замешательстве оглядывая комнату.
– Ты в порядке, Терри?
– Что это за место?
– Это мотель, помнишь? Я решил, что нам лучше остановиться здесь на ночь и передохнуть.
– Почему?
– Ты ударился головой, Терри.
– Да. Точно. – Терри потрогал рукой шишку за левым ухом. – Что это за место? – снова спросил он.
– Мотель.
– Да.
– Ты не помнишь, как мы сюда добрались?
– Нет. Я не… Я, наверное, очень устал. Который сейчас час?
Бэзил посмотрел на часы:
– Половина пятого.
– Ночи?
– Да.
– Ничего не понимаю. Что это за место?
– Все дело в твоей голове, Терри. У тебя, наверное, сотрясение мозга.
– Послушай, Смолбоун. У меня возникли определенные проблемы… – Терри неожиданно прервался и закричал:
– Ой!
– Что с тобой?
– Колено. Черт, колено. Что случилось с моим коленом?
– Его… Была драка, Терри.
Лицо Терри прояснилось.
– Пайк, – вспомнил он.
– Да, – тихо ответил Бэзил.
– Он незаметно подкрался, устроил засаду, ударил по колену. Ой! По обеим ногам. Ой! Я не могу согнуть ноги.
– Ты помнишь драку?
– Какую драку?
– Неважно.
– Мы ведь куда‑то собирались, верно? – спросил Терри, наморщив лоб. – На машине.
– Нам нужно добраться до Кардигана, Терри.
– Кардиган?
– В Уэльсе.
– Правильно… Повтори‑ка еще раз?
– Кардиган.
– Да. Чес. У Чеса деньги, так?
– Я не знаю, Терри. Я не знаю, что из того, что рассказал нам Ноэль, правда.
– Ноэль?
– Брат Чеса.
– Верно… Куда мы собираемся ехать, скажи еще раз?
– Кардиган. Сейчас я напишу для тебя название.
– Нет. Ничего писать не надо. Зачем ты собрался что‑то записывать? Я запомню. Не нужно ничего записывать. Ой, что же такое с моими коленями? Я не могу распрямить ноги.
– Тебе нужно поспать. Может, утром тебе станет получше, а? Может, ты все вспомнишь.
– Да, да… – Но Терри стал выбираться из кровати.
Он поморщился от боли, когда спускал ноги на пол, и попытался встать, слегка согнув их в коленях. Потом, кряхтя от натуги, он доковылял до окна и выглянул на улицу.