--------------------------------
<1> См.: Арбитражная практика за 1996 - 1997 гг. С. 219 - 223.
Когда контракт составлялся на двух языках и в нем предусматривалось, что оба текста имеют одинаковую юридическую силу, однако оказывалось, что отдельные условия сформулированы в текстах на разных языках неодинаково, было необходимо установить содержание соответствующих договорных условий с учетом истинных намерений сторон. Применительно к условию контракта о порядке разрешения споров такой вопрос, в частности, возник в отношениях между российской организацией и канадской фирмой (дело N 217/2001, решение от 06.09.02) <1>. В контракте сторон от 01.10.98 (составленном на русском и английском языках с указанием, что оба текста имеют одинаковую юридическую силу) в тексте на русском языке содержалась оговорка о передаче споров на рассмотрение в Арбитражный суд при Торгово-промышленной палате РФ. В тексте же на английском языке предусматривалась передача споров to the Arbitration court of Russia. МКАС указал, что утверждение ответчика о том, что из текста на английском языке следует, что подразумевалась передача споров в российский государственный арбитражный суд, не может быть признано обоснованным. Отмечено, что общеизвестно, что термин "Arbitration court" в английском языке равнозначен в русском языке термину "третейский суд". Это ясно видно как из соответствующих международных актов и регламентов международных третейских судов, так и из литературных источников <2>. Таким образом, и в русском, и в английском тексте арбитражной оговорки договора предусмотрено разрешение споров в третейских судах. Ответчик обоснованно отмечает, что в русском тексте арбитражной оговорки контракта сторон неточно указано название третейского суда. Приведенное в нем название "Арбитражный суд при Торгово-промышленной палате РФ" было изменено на название "Международный коммерческий арбитражный суд при Торгово-промышленной палате Российской Федерации" Постановлением Верховного Совета Российской Федерации от 7 июля 1993 г. Допущенная неточность не может влечь за собой признание отсутствия действительной арбитражной оговорки в тексте на русском языке, учитывая, что в арбитражной оговорке назван конкретный третейский суд, который, как указывалось выше, был переименован по решению законодательного органа власти Российской Федерации. Из этого МКАС исходил и при вынесении многих решений, что нашло отражение в опубликованной арбитражной практике МКАС. Учитывая имеющееся расхождение в текстах арбитражной оговорки на русском и английском языках, состав арбитража применил при их толковании положения ст. 431 ГК РФ (поскольку в тексте контракта на русском и английском языках предусмотрено, что споры подлежат рассмотрению на основании "законодательства РФ" (в тексте на английском языке - The dispute resolution is subject to the legislative acts of the Russian Federations). Как предусмотрено ст. 431 ГК РФ, при толковании судом принимается во внимание буквальное значение содержащихся в нем слов и выражений. Буквальное значение условия договора в случае его неясности устанавливается путем сопоставления с другими условиями и смыслом договора в целом. Как отмечалось выше, не может вызывать каких-либо сомнений то обстоятельство, что в текстах на русском и английском языках предполагалось рассмотрение спора в третейском суде на территории России. Часть 2 ст. 431 ГК РФ предусматривает порядок установления содержания условия договора в случаях, когда буквальное значение содержащихся в нем слов и выражений не позволяет его определить. В ней указано, что при определении общей воли сторон принимаются во внимание все соответствующие обстоятельства, включая, в частности, обычаи делового оборота. С учетом этого, имея в виду, что в тексте на английском языке не указан конкретный третейский суд, для его установления состав арбитража посчитал обоснованным использовать приобретающие характер обычаев делового оборота широко применяемые в международном коммерческом обороте правила толкования договоров, содержащиеся в Принципах УНИДРУА. Применение этого документа в международной коммерческой практике постоянно освещается в зарубежной и российской литературе и нашло отражение в ряде опубликованных решений МКАС. Установив (что подтвердил и представитель ответчика в заседании арбитража), что первоначально вариант текста контракта был подготовлен на русском языке, который затем был переведен на английский язык, состав арбитража использовал указания о толковании на случай лингвистических расхождений в тексте договора, составленном на двух или более языках. Согласно ст. 4.7 указанных Принципов в таких случаях предпочтение отдается толкованию в соответствии с вариантом текста договора, который был составлен первоначально. С учетом этого следует прийти к заключению, что в английском тексте были пропущены указанные в русском тексте слова "при Торгово-промышленной палате" (at the Chamber of Commerce and Industry). Если допустить, что сторонами сознательно в английском тексте были опущены эти слова, то необходимо было бы прийти к заключению, что стороны вообще не имели намерения включать в текст договора арбитражную оговорку, поскольку в отношениях между российской организацией и канадской фирмой арбитражная оговорка бессмысленна без уточнения, какой конкретно третейский суд уполномочен разрешать споры сторон. У состава арбитража отсутствуют основания для такого допущения.
--------------------------------
<1> См.: Практика Международного коммерческого арбитражного суда... за 2001 - 2002 гг. С. 408 - 420.
<2> См., например, Конвенцию о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений 1958 г., в которой участвуют Россия и Канада; Арбитражный регламент ЮНСИТРАЛ, принятый Генеральной Ассамблеей ООН 15 декабря 1976 г.; Типовой закон ЮНСИТРАЛ о международном торговом арбитраже 1985 г. (на основе которого принято законодательство о международном торговом арбитраже в Канаде и России); Регламенты Международного арбитражного суда при Международной торговой палате в Париже и Лондонского международного арбитражного суда; переводы на английский язык ГК РФ, выполненные американским и английским юристами; русско-английский юридический словарь, составленный английским юристом; работу американского юриста "A Arbitration Alternatives with a Russian Party", опубликованную в США.
Следует заметить, что когда в договоре сторон, составленном на двух языках, установлен приоритет текста на одном языке, МКАС руководствуется соглашением сторон. Так, рассматривая спор между фирмой из США и российской организацией (дело N 74/2004, решение от 09.12.04) <1> и установив расхождения в текстах арбитражной оговорки, составленной на двух языках, состав арбитража принял во внимание текст на английском языке, учитывая, что в договоре было указано о приоритете английского текста по отношению к русскому тексту договора. При рассмотрении спора между фирмами из США и Болгарии (дело N 37/2005, решение от 09.03.06) <2>, контракт которых был составлен на русском и английском языках, при несовпадающей оценке сторон заключенного ими соглашения об изменении цены товара было принято во внимание условие контракта о приоритете текста на русском языке. Соответственно, состав арбитража пришел к выводу, что цены изменены только на будущие поставки, что ясно вытекало из соглашения сторон, составленного только на русском языке. Ссылки ответчика на другие документы, составленные на английском языке, во внимание приняты не были.
--------------------------------
<1> См.: Практика Международного коммерческого арбитражного суда... за 2004 г. С. 339 - 342.
<2> См.: Практика Международного коммерческого арбитражного суда... за 2006 г. С. 94 - 103.
При разрешении спора по делу N 105/2005 (решение от 11.04.06) <31> между фирмой с Багамских островов (продавец) и итальянской фирмой (покупатель) было установлено, что документ, названный сторонами контрактом, не содержит существенных условий, при наличии которых договор считается заключенным в силу ст. 14 Венской конвенции 1980 г. с учетом предписаний ст. ст. 55 и 4 Конвенции и ст. ст. 485, 424 и 432 ГК РФ. Такие условия в соответствии с указаниями, содержащимися в этом документе, определяются сторонами "в соответствующих приложениях к контракту", большая часть из которых заключалась позднее даты подписания этого документа. С учетом изложенного арбитры пришли к выводу, что документ, названный сторонами контрактом, является лишь общими согласованными условиями будущих договоров, а каждое из "приложений к контракту" является, по существу, самостоятельным договором поставки, к которому применяются согласованные общие условия. Одним из спорных вопросов в этом деле являлась неодинаковая оценка сторонами действительности одного из приложений (подписанного 21 марта 2005 г.) к документу от 26 ноября 2004 г., названному сторонами контрактом. Покупатель предъявил иск о взыскании с продавца убытков, вызванных, по его утверждению, невыполнением продавцом обязательств по этому приложению. Продавец же, не отрицая факта подписания с его стороны этого приложения, заявил о том, что этот документ является лишь проектом, не создающим для него обязательств, поскольку в нем отсутствует условие о сроке поставки, являющееся в силу контракта существенным условием договора. Именно из этой посылки исходили его представители, подписывая это приложение.
--------------------------------
<1> См.: Там же. С. 129 - 148.
Рассмотрев аргументы сторон, МКАС пришел к следующим выводам.
В соответствии со ст. 4 Венской конвенции Конвенция не касается действительности самого договора или каких-либо из его положений, поэтому для решения этого вопроса МКАС считает необходимым обратиться к субсидиарному статуту, а именно к ГК РФ. Согласно п. 1 ст. 432 ГК РФ существенными являются все те условия, относительно которых по заявлению одной из сторон должно быть достигнуто соглашение. Таким образом, на основании п. 1 ст. 432 ГК РФ договор, по всем существенным условиям которого не достигнуто соглашение между сторонами, действительно не считается заключенным.
Однако при решении этого вопроса надлежит учитывать ряд специфических моментов, характерных для данного случая.
Первый. Документ сторон от 26 ноября 2004 г., названный ими контрактом, представлял собой лишь общие согласованные условия будущих договоров, а каждое из приложений к контракту являлось, по существу, самостоятельным договором поставки, к которому применяются указанные согласованные условия. Из этого следует, что при расхождении между приложениями к контракту и текстом контракта приоритет имеют условия приложения, а не контракта. В этой связи п. 15.3 контракта, на который ссылается продавец, нельзя толковать как означающий запрет оговаривать в приложениях иное, чем в тексте контракта. Из п. 15.3 контракта вытекает, что лишь изменение и дополнение контракта должно оформляться в порядке, предусмотренном в нем.
Второй. При наличии в тексте приложения ссылки на контракт соблюдены предписания п. 15.1 контракта и не требуется специально указывать в приложении, что оно составляет неотъемлемую часть контракта.
Третий. В соответствии со ст. 8 Венской конвенции заявление и иное поведение стороны толкуются в соответствии с ее намерением, если другая сторона знала или не могла не знать, каково было это намерение. Если же она не знала и не могла знать о намерении лица, сделавшего заявление, то заявление и иное поведение стороны толкуются в соответствии с тем пониманием, которое имело бы разумное лицо, действующее в том же качестве, что и другая сторона при аналогичных обстоятельствах. В п. 3 ст. 8 установлены критерии определения понимания такого разумного лица.
Анализ обстоятельств данного случая приводит к следующим выводам.
Получив от продавца подписанное им приложение N 5 от 21 марта 2005 г., покупатель не знал и не мог знать, что продавец не считал, что это предложение продавца не направлено на создание обязательственных отношений сторон. Таким образом, намерение продавца, на которое он ссылается при рассмотрении спора, если даже оно и было таковым, не может быть принято составом арбитража во внимание.
При определении понимания разумного лица, действующего в том же качестве, что и покупатель при аналогичных обстоятельствах, состав арбитража принял во внимание следующие моменты.
Между сторонами велись переговоры об увеличении цен по приложению N 5, и достигнутая договоренность сторон о повышении цен была зафиксирована обеими сторонами 21.03.05 в указанном приложении.
Последующее поведение продавца свидетельствует о том, что он сам считал действующими обязательства по приложению N 5 от 21 марта 2005 г. Так в инвойсе от 31.05.05, выставленном продавцом за партию отгруженного им товара, содержится ссылка на то, что данный товар поставляется покупателю по ряду приложений к контракту, в том числе и по приложению N 5 от 21.03.05. Кроме того, из материалов, представленных покупателем, видно, что продавец фактически осуществил поставку части товара, соответствующего спецификации, содержащейся в приложении N 5 от 21.03.05, и указанные товары были приняты покупателем. Более того, продавец в факсе от 20 июня 2005 г. признавал свое обязательство допоставить количество товара, включавшее предусмотренное приложением N 5 от 21.03.05.
С учетом вышеизложенного МКАС считает, что приложение N 5 от 21.03.05 не может считаться незаключенным, а является юридически значимым обязательством, связывающим продавца и покупателя, несмотря на то, что в указанном приложении не содержится условия о сроке поставки товара.
Отсутствие в юридически действительном обязательстве о поставке товара по приложению N 5 от 21 марта 2005 г. условия о сроке поставки влечет применение к отношениям сторон предписаний ст. 33 Венской конвенции, согласно которым в таких случаях продавец должен поставить товар в разумный срок после заключения договора. Таким разумным сроком с учетом обстоятельств данного случая, по мнению состава арбитража, следует признать период, начинающийся с 1 апреля 2005 г. и заканчивающийся 30 июля 2005 г.
При рассмотрении спора между итальянской фирмой и российской организацией (дело N 187/2001, решение от 04.09.03) <1> одним из спорных вопросов являлась трактовка сторонами того, что следует считать датой исполнения истцом обязанности по открытию аккредитива, предусмотренной контрактом сторон от 01.12.99. При вынесении решения состав арбитража констатировал следующее.
--------------------------------
<1> См.: Практика Международного коммерческого арбитражного суда... за 2003 г. С. 170 - 185.
1. Согласно контракту предметом поставок являлись изделия, изготовляемые ответчиком, которые должны были поставляться в соответствии с месячными заказами покупателя, подтвержденными продавцом.
2. Согласно приложению N 2 ("Условия платежа") аккредитив должен быть открыт не позднее чем за 20 дней до месяца производства изделий на полную стоимость отгрузки сроком действия не менее 90 дней с даты открытия. Оплата должна производиться не позднее 90 дней от даты отгрузки каждой партии против представления продавцом в банк документов, указанных в приложении N 2. Было оговорено, что никакие иные условия, не предусмотренные в контракте, не могут включаться в аккредитив. Аккредитив должен содержать указания о его соответствии "Унифицированным правилам и обычаям для документарных аккредитивов" (редакция 1993 г., публикация N 500) (далее - Унифицированные правила МТП). Все расходы, связанные с платежами, открытием, авизованием, подтверждением, продлением, изменениями и использованием аккредитива должны относиться на счет покупателя.
3. По утверждению истца, аккредитив был открыт им надлежащим образом 22 февраля 2000 г., о чем ответчик был уведомлен; ответчик, однако, не осуществил поставку этих изделий, несмотря на неоднократные напоминания истца. В действительности истцу не было поставлено ни одного изделия во исполнение контракта, в результате чего истец понес значительные убытки.
Со своей стороны ответчик утверждает, что истец не выполнил своих обязательств, поскольку аккредитив был открыт несвоевременно (ответчик узнал об этом от своего банка только 13 марта 2000 г.) и притом с несоблюдением условий, предусмотренных в контракте, о чем ответчик уведомлял истца, который, однако, не устранил допущенных нарушений.
Исследовав материалы дела и различные позиции сторон, состав арбитража пришел к следующему заключению.
1. Утверждая, в частности, в своих сообщениях от 5 апреля 2000 г., 22 мая 2000 г. и др. о том, что аккредитив был открыт 22 февраля 2000 г., о чем ответчик был уведомлен для исполнения заказа, истец, как можно понять, имеет в виду поручение об открытии аккредитива банку-эмитенту. В проекте запрашиваемого аккредитива (который воспроизведен в приложении N 36 к исковому заявлению) значится, в частности, сумма и количество изделий различных моделей, а также указание, что его срок 90 дней и что оплата производится против тех трех документов, которые указаны в контракте. Данный документ, однако, не является аккредитивом и не подтверждает выполнение истцом своих платежных обязательств. Соответственно, в письме от 7 марта 2000 г. ответчик обращал внимание истца на неполучение от него до сих пор необходимого финансового обеспечения, ввиду чего изделия не включались в график производства.
2. Из этого представляется очевидным, что, во-первых, финансовое обеспечение является в силу контракта и понималось самими сторонами в качестве условия производства изделий для истца и что, во-вторых, для начала его осуществления необходима осведомленность ответчика о том, что аккредитив действительно открыт надлежащим образом. Во всяком случае, уведомление касательно аккредитива, поступающее от истца, не может служить достаточным для ответчика в целях производства изделий по контракту. Об этом же указывалось и в других сообщениях ответчика, в том числе от 20 марта 2000 г. и 17 апреля 2000 г.
3. Обратившись к документам касательно безотзывного переводного документарного аккредитива, предоставленным ответчиком, арбитры усматривают, что данный аккредитив, составленный на английском языке и подчиненный Унифицированным правилам МТП, был "выставлен" - issued (именно этот термин употребляется в Правилах) венским банком как банком-эмитентом в пользу ответчика как бенефициара в немецких марках на сумму, предусмотренную контрактом, в оплату всего количества изделий по контракту, с уведомлением через авизующий банк в месте нахождения ответчика.
3.1. Текст аккредитива был передан банком-эмитентом в марте 2000 г. в германский банк, который 7 марта 2000 г. направил его курьерской почтой в банк в месте нахождения ответчика как авизующий банк, с просьбой осуществить авизование бенефициара с указанием, что ни германский банк, ни авизующий банк не несут каких-либо обязательств по данному аккредитиву. Хотя приказодателем в аккредитиве была указана австрийская фирма, в п. 47А предусматривалась выдача документов на имя истца, в связи с этим банк-эмитент 20 марта 2000 г. через германский банк разъяснил авизующему банку, что документы на имя истца являются приемлемыми.
3.2. В авизо, переданном бенефициару авизующим банком, указывалось - против названия банка-эмитента (австрийского банка) - следующая дата: 13.03.2000, что означает ту дату, в которую об аккредитиве стало известно ответчику.
3.3. Что касается его условий, то в аккредитиве, текст которого был приложен к авизо, предусматривалось, в частности, что он выставлен (issued) 06.03.2000, а истекает 31.05.2000 (хотя согласно приложению N 2 к контракту "срок его действия должен быть не менее 90 дней со дня открытия").
В отличие от того, что было согласовано в приложении N 2, в п. 46А, от ответчика требовалось представление банку-эмитенту не только трех указанных в контракте документов на отгружаемый товар, но дополнительно еще и "страхового сертификата/полиса (полный комплект), выписанного в форме оборотного документа".
4. По утверждению ответчика, в рамках его отношений с истцом аккредитив должен считаться открытым только 13 марта 2000 г., когда об аккредитиве стало известно ответчику из авизо авизующего банка, согласно же контракту это должно было произойти ни в коем случае не позднее чем за 20 дней до месяца производства изделий, о чем ответчик неоднократно информировал истца, в том числе в сообщении от 20 марта 2000 г.
Таким образом, ответчик, не имея финансового обеспечения, не мог приступить к производству договорных изделий ни в марте, как того желал истец, ни в апреле. В соответствии с договором и в свете ГК РФ (ст. 328 "Встречное исполнение обязательств") поставка изделий ответчиком обусловлена исполнением истцом своего обязательства по открытию аккредитива согласно условиям, установленным в контракте. Несоответствие аккредитива договорным условиям дает ответчику право приостановить исполнение и отказаться от исполнения своего обязательства.
Со своей стороны истец дает разноречивые объяснения касательно того, когда аккредитив должен считаться открытым. В ряде своих сообщений, как уже упоминалось выше, истец утверждал, что аккредитив был открыт 22 или 23 февраля или в феврале 2000 г.; затем, что дата аккредитива - 6 марта 2000 г.; затем, что хотя истец привлек новый банк, ответчик, коль скоро ему надо было знать об аккредитиве, должен был получить информацию от авизующего банка 9 марта 2000 г.
5. По мнению арбитров, с учетом всех обстоятельств и договорных условий, позиция ответчика представляется обоснованной.
5.1. В контракте установлен минимальный срок, не позднее которого истцом должен быть открыт аккредитив для конкретно указанных целей - начала производства изделий на предприятии ответчика. Для организации производства ответчик должен знать, на какую сумму и в отношении какого количества изделий и каких конкретно моделей выставлен аккредитив, и в этом смысле для договорных отношений между истцом и ответчиком решающую роль играет не сообщение истца о его поручении банку открыть аккредитив и не дата аккредитива ("Credit date" - ст. ст. 22 и 42 Унифицированных правил МТП), имеющая значение для сроков его действия в отношениях между банком-эмитентом и бенефициаром, а момент, когда об аккредитиве и всех его условиях узнает ответчик, реально получающий такую информацию, как в данном случае, через авизующий банк.
5.2. Между датой аккредитива и моментом получения информации о нем ответчиком может пройти значительный срок (в зависимости от способа коммуникации), что может иметь практическое значение для производственных планов ответчика, имеющего массовую клиентуру, что и учитывалось сторонами, установившими предварительный минимальный период в 20 дней. Получив информацию об аккредитиве 13 марта, ответчик с позиции контракта был вправе приступить к производству изделий с мая месяца, тогда как установленный срок действия аккредитива истекал уже в том же месяце, а именно 31 мая, ввиду чего возможности ответчика оказывались ограниченными из-за того, что истец действовал не в соответствии с контрактом.
5.3. Срок действия аккредитива лимитировал во времени не только производство, но и отгрузку изделий в том отношении, что оплата изделий по аккредитиву должна была производиться в течение 90 дней с даты железнодорожной накладной. Однако эта дата должна была бы находиться в рамках срока действия аккредитива (конечная дата - 31 мая 2000 г.). Согласно п. 44С аккредитива последняя дата отгрузки также 31.05.2000.
В соответствии с Унифицированными правилами МТП (ст. ст. 43А и 44В), применение которых было согласовано сторонами, банк не принимает транспортные документы, указывающие дату отгрузки более позднюю, чем дата истечения срока, предусмотренного в аккредитиве.
5.4. Истец ссылается на то, что ответчик в своем упоминавшемся уже выше сообщении от 7 марта 2000 г., указывая на неполучение финансового обеспечения, писал о включении изделий "в график производства апреля". С точки зрения условий контракта данное намерение может быть понятно в предположении о получении ответчиком аккредитива за 20 дней до апреля как следующего за мартом месяца начала производства тех конкретных изделий, на оплату которых он будет открыт.
5.5. В свете изложенного арбитры приходят к выводу, что в рамках отношений не между истцом как приказодателем и банком-эмитентом или ответчиком как бенефициаром, и банком-эмитентом, а между истцом и ответчиком положения их контракта об открытии аккредитива как минимум за 20 дней до начала месяца производства изделий следует понимать как относящиеся не к дате аккредитива, выставляемого банком-эмитентом, а к моменту получения информации об аккредитиве ответчиком - заводом - производителем изделий, что в данном случае произошло 13 марта 2000 г. посредством уведомления его авизирующим банком.
В деле N 83/2008 (решение от 22.12.08) одним из спорных между продавцом (российской организацией) и покупателем (германской фирмой) являлся вопрос о том, состоялось ли соглашение сторон об изменении условий контракта о порядке расчетов. Контрактом предусматривалась предварительная оплата товара в размере 15% от суммы контракта в течение пяти дней с даты его подписания и поставка продавцом товара в течение 60 рабочих дней после получения денежных средств. Окончательный расчет за партию товара покупатель должен был производить в течение 10 дней после получения партии товара. Однако покупатель не перечислил продавцу сумму 15% предоплаты, а продавец не требовал ее перечисления. Вместе с тем со ссылкой на контракт покупатель обратился к продавцу с просьбой об отгрузке трех партий товара, на что продавец дал согласие с условием 100%-ной предоплаты двух партий и 15%-ной предоплаты третьей партии. Рассматривая этот спор, состав арбитража исходил из следующего (к отношениям сторон было признано применимым российское гражданское законодательство).
В соответствии с п. 1 ст. 450, п. 1 ст. 452 и п. 1 ст. 453 ГК РФ допускается изменение или расторжение договора по соглашению сторон, если иное не предусмотрено ГК РФ, другими законами или договором. Соглашение об изменении или о расторжении договора совершается в той же форме, что и договор, если из закона, иных правовых актов, договора или обычаев делового оборота не вытекает иное. При изменении договора обязательства сторон сохраняются в измененном виде.
Изменение контракта - факт, на котором настаивает покупатель и против которого возражает продавец, - исходя из вышесказанного, могло иметь место лишь при соблюдении простой письменной формы, в которой был заключен сам контракт. Продавец ссылается на отсутствие соглашений сторон об изменении контракта, совершенных в письменной форме.
В то же время, в силу положений ст. ст. 434 и 438 ГК РФ, договор в письменной форме может быть заключен не только путем составления одного документа, подписанного сторонами, но и путем обмена документами посредством почтовой, телеграфной, телетайпной, телефонной, электронной или иной связи, позволяющей достоверно установить, что документ исходит от стороны по договору; письменная форма договора также считается соблюденной, если письменное предложение заключить договор (оферта) принято (акцептовано) путем совершения лицом, получившим оферту, в срок, установленный для ее акцепта, действий по выполнению указанных в ней условий договора, в частности, отгрузка товаров, уплата соответствующей суммы и т.п.
Пунктами 10.1 и 10.2 контракта предусмотрено, что приложения, дополнения и изменения к контракту действительны и составляют его неотъемлемую часть, лишь если они совершены в письменной форме и оформлены обеими сторонами; причем указанные приложения, дополнения и изменения, переданные средствами электронного обмена, включая факсимильную связь, являются оригинальными экземплярами. Таким образом, из указанных положений контракта также следует, что изменения к контракту не обязательно должны быть оформлены обеими сторонами в виде одного документа и что они могут быть совершены посредством обмена документами, в том числе электронного.
Состав арбитража также учитывает, что п. 1.1 контракта предусмотрена поставка товара не в общем количестве, из которого может быть исчислена сумма контракта в целом, а в количестве согласно приложению к данному контракту, составленному на каждую партию товара. Общая сумма контракта, о которой говорится в п. 3.1 контракта, не содержится ни в тексте контракта, ни в приложениях к нему. Приложения N 1 и N 2, содержащие стоимость отдельного количества товара, поставляемого на различных базисах поставки, в сопоставлении с п. 1.1 контракта не могут рассматриваться как позволяющие исчислить общую сумму контракта, поскольку по смыслу п. 1.1 контракта стороны вправе помимо количества товара, предусмотренного в указанных приложениях, согласовать в будущем поставку других партий товара в любом ином количестве.
Осуществляя толкование контракта в соответствии со ст. 431 ГК РФ, МКАС учитывает буквальное значение условий контракта, а в той части, в которой оно не позволяет определить содержание контракта, устанавливает действительную общую волю сторон с учетом предшествующих контракту переговоров и переписки, практики, установившейся во взаимоотношениях сторон, обычаев делового оборота, последующего поведения сторон. При этом МКАС учитывает действующие в международной торговле обычаи, закрепленные в ст. ст. 2.1, 4.1, 4.2 и 4.3 Принципов международных коммерческих договоров УНИДРУА 2004 г., согласно которым договор может быть заключен путем акцепта оферты либо в результате поведения сторон, достаточно свидетельствующего о соглашении; договор должен толковаться в соответствии с общим намерением сторон.