– Ладно, не будем, – согласился молодой человек. – Как непременно сказал бы сейчас Варимберт, abyssus abyssum invocat!
– Бездна призывает бездну, – шепотом перевела девушка. – Видишь, я уже неплохо знаю латынь!
– Очень неплохо, милая… – Радомир задумчиво покачал головой. – В другое время мы с тобой, наверное, так и поступили бы: поселились в каком-нибудь римском городе, постарались бы получить гражданские права, но…
– Ты сказал, в другое время?
– В другие времена, – поправился юноша. – Не в эти, когда весь римский мир трещит по швам и вот-вот рухнет, похоронив под обломками все и всех. Мне становится страшно за наших будущих детей.
В своей прежней жизни Родион едва ли подумал бы о будущих детях – был еще слишком молод и глуп. Но здесь двадцать лет – это возраст зрелого мужчины. Как стремительно тут проходит время: двадцать лет, и уже половина жизни средневекового человека, считай, позади.
Впрочем, когда любишь и любим, время всегда бежит быстро.
– Хильда, милая… – прошептал молодой человек. – Ты меня и вправду любишь?
– Дурачок!
– Нет, просто не верится.
Мост охранял особый отряд городской стражи, дюжие молодцы один к одному. Чтобы завязать с ними доверительные отношения, нужно было очень постараться – познакомиться будто бы случайно где-нибудь в корчме, завести непринужденный разговор на нужные темы. А на это требуется время! Варимберт велел ждать связного в начале мая, уже совсем скоро. Но пока доехали, пока устроились, обросли хоть какими-то связями… Пока успели только мелочи: Радомир набросал схему подступов к мосту, прикинул грузоподъемность – пролеты свободно выдерживали полдюжины груженных камнем телег, запряженных четырьмя волами каждая. Для отчета и это важно, но самое главное – порядок охраны – еще оставалось неизвестным. А следовало спешить: апрель заканчивался.
Попытки найти подходы к воинам оставались неудачными: отстояв смену, легионеры и пить отправлялись все вместе, в одну и ту же таверну, хозяин которой – старый, убеленный сединами ветеран – обязательно проинформировал бы начальника стражи, если бы его подчиненные вздумали беседовать с посторонними. Приходилось действовать осторожно, да и Родион, честно говоря, поначалу мог думать только о Хильде. При такой любви какие уж мосты и стражники… Да и не очень он огорчился бы, если бы не удалось сделать в войске Аттилы блестящую карьеру. Исчезнуть вместе с Хильдой, не подставив друзей – вот и все, к чему он стремился. Поэтому его не слишком волновал возможный провал задания – не сочли бы предателем, и ладно.
Рассуждая таким образом, молодой человек решил не пороть горячку, а связному передать то, что удалось выяснить. И уже доказав таким образом свою преданность, бежать вместе с Хильдой в Константинополь, там сесть на корабль и через Черное море и греческие города добраться домой. Неплохой был план, вот только требовал времени – подобное путешествие могло занять месяца полтора-два, а то и больше. Однако самолетов да поездов здесь не имелось, приходилось довольствоваться тем, что есть.
– Как скажешь, милый, – Хильда соглашалась со всеми его рассуждениями. – Хочешь – вернемся в родные места, я всегда буду с тобой, где бы ты ни был. А здесь я кое-что заметила.
– Что?
– Купцы привезли во двор кирпичи и мрамор, а телеги у них часто ломаются. Колесо или ступица может треснуть и на мосту.
– Умница ты моя, – молодой человек поцеловал суженую в лоб. – Попробуем это устроить и посмотрим, что выйдет.
И уже на следующий день, арендовав на местном рынке телегу, запряженную волами, и прикупив кирпичей, Радомир занял очередь на переправу. Впереди ждало не менее десятка телег, а солнечный весенний день уже клонился к вечеру – успеть бы, чтобы не тащиться со всем этим добром обратно на постоялый двор. Да и подпиленные ступицы держались на честном слове, и оставалось только молиться, чтобы они не сломались раньше времени.
– Эй, ты последний?
Погруженный в свои мысли юноша поначалу не понял, что обращаются к нему, даже не повернул голову.
– Ты, ты, парень!
Радомир наконец обернулся и увидел телегу, запряженную парой быков, на которой сидел мужчина, одетый в браки – длинные галльские штаны из козьей шкуры, и кервезию – плащ из овчины. Такая же овчинная шапка была надвинута на самые глаза – в общем, типичный сельский житель, ездивший на рынок продавать сено… Нет, для сена еще рановато. Тогда что? О Господи! Родион побыстрее зажал нос – легкий порыв ветра принес от телеги такой кондовый запах, что непривычного человека свалило бы с ног. Можно подумать, что мужик возил продавать навоз – если в городе это добро кому-нибудь нужно.
Поспешно отвернувшись от деревенщины, юноша хлестнул волов, направляя воз к въезду на мост – как раз подошла очередь. Двое воинов в пластинчатых доспехах, называемых лорика сегментата, мгновенно скрестили копья:
– Кто таков? Куда? Зачем?
– Не видите, кирпичи везу?
В этот момент ветер снова принес сзади запашок хлева. Тут уж не только юношу, но и стражников чуть не вывернуло.
– Проезжай, проезжай, черт! – Один из воинов, закрывая нос рукавом туники, подбежал к навозной телеге, нетерпеливо размахивая копьем.
– Да я бы проехал, – лениво ухмыльнувшись, пропахший дерьмом деревенщина показал кнутовищем на воз Радомира. – Этот вон кирпичник всю дорогу занял.
– Ну? Ты что стоишь, особое приглашение нужно? – заорал на юношу второй стражник. – Давай, плати денарий за проезд и проваливай.
– Пожалуйста, получите. – Молодой человек вытащил из кошеля серебряную монету и, вручив ее стражнику, погнал волов вперед.
Примерно на середине моста парень оглянулся и, убедившись, что на него никто не смотрит, со всей силы ударил кирпичом по ступице переднего колеса. Результат не заставил себя ждать – воз с грохотом завалился, кирпичи раскатились, безнадежно загородив путь следовавшему сзади навознику.
– О, проклятье! – принялся ругаться подбежавший стражник. – Давай чини скорей свою телегу, иначе скинем ее на хрен в реку вместе с кирпичами! Ну, что стоишь-то, рот раззявив? Пошевеливайся!
– Не кричи так, Меледий, – сказал вонючий селянин, подойдя поближе – видать, любопытно было поглазеть на аварию. Присел у сломанного колеса, озадаченно покачал головой.
– Да как же мне не кричать-то? – шмыгнул носом охранник. – Он же всю дорогу загородил! И в самом деле этот проклятый кирпич в реку выкинуть, что ли?
– Обожди, обожди! – махнул рукой навозник.
Как с удивлением отметил Радомир, охранники не просто слушали деревенщину, но относились к нему с уважением. Земляки, может быть?
– Есть у меня колесо, купил вот сегодня. – Селянин озабоченно сдвинул на затылок шапку и с хитрым прищуром взглянул на Радомира. – Ты, парень, этот кирпич для себя везешь или на продажу?
– На продажу, естественно.
– Тогда считай, что уже привез, – заявил деревенщина. – Сколько за него хочешь?
– Ну… – подумав, юноша махнул рукой. – А сколько дашь?
– Дюжину денариев, не больше – битый теперь кирпич-то. Я к себе перегружу, а ты поможешь, да колесо уступлю, чтобы домой добрался. Тебе же лучше – ездить далеко не надо.
А деревенщина-то оказался не так прост! Ишь как ловко все провернул: и сам в накладе не остался, и Радомира вроде не обидел, помог даже. А ведь поутру Радомир за этот кирпич две дюжины денариев отдал! Впрочем, черт с ним, с кирпичом, другое куда хуже – стражник потерял к происшествию всякий интерес. Постоял рядом, посмотрел, а потом ушел. Зря Родион надеялся на знакомство, которое можно продолжить в харчевне за кувшинчиком доброго вина.
Да уж, познакомился – да только не с тем, с кем надо!
Что ж, делать нечего, пришлось, засучив рукава, перегружать кирпичи, шепотом ругая свою глупость и невезение, а затем еще насаживать на ось колесо, заплатив за него отдельно пять денариев. Хорошо хоть, благодаря щедрости Варимберта и Гонории, недостатка в деньгах Родион не испытывал.
– Ну, вот, – сунув монеты в кошель, селянин с довольным видом потер руки. – Сейчас и разъедемся. Видишь, на мосту специальные «уши» – ты влево завернешь, я приму вправо…
– Э нет, мне на тот берег надо, – Радомир вспомнил, что еще не осмотрел укрепления на другой стороне моста. – Хочу… э-э… пособирать лечебных трав!
– Тебе здорово повезло, парень! – расхохотался деревенщина. – Я покажу места, где они растут. Не переживай, денег не возьму за это. Давай, поехали.
Прикидывая, как побыстрее избавиться от навязчивого провожатого, молодой человек подстегнул волов, и освобожденная от груза телега загрохотала колесами по настилу моста. На другой стороне располагалась небольшая крепость, но едва перед возом Радомира скрестились копья, селянин тут же замахал кнутом и закричал:
– Это со мной. Со мной это!
И их пропустили – похоже, хитреца в овчине хорошо знали на обоих концах моста. В таком случае, не окажется ли и он полезен?
– Езжай во-он по той дорожке, к лесу, – показал кнутом селянин. – Как поляны пойдут, я покажу. Там трав да цветов всяких уйма!
Свернув с мощеной римской дороги на лесную тропу, влекомая медлительными волами телега, поскрипывая, неспешно покатила к лесу. По сторонам появились густые заросли бузины и орешника, за ними пошли липы, платаны, кедры, и вот уже вокруг шумит настоящий лес, непроходимый и темный. И полян что-то не видно.
Правда, Родиону было не до того, чтобы смотреть по сторонам – новое колесо оказалось меньше других, и телегу все время уводило влево. Иначе он гораздо раньше заметил бы двоих с дубинами, притаившихся в буреломе. Еще трое внезапно показались впереди из зарослей дрока. А волы вдруг встали – путь им преградил лежащий поперек дороги древесный ствол.
– Разбойники! – дрожащим голосом выкрикнул едущий позади селянин. – Надо же, у самого-то моста.
«Да, у тебя-то есть, что брать! – злорадно подумал Радомир. – Недаром говорят, на всякую старуху бывает проруха и на каждую хитрую задницу… тоже кое-что найдется».
– А ну стой! – Один из трех злодеев, классического разбойного вида – здоровенный мужик с широким ножом в руке, до самых глаз заросший густой бородищей, ухватил волов за поводья. – Слезайте, парни, приехали.
– Мы бедные крестьяне, – сразу принялся канючить деревенщина. – У нас ничего нету, на мосту за проезд последние гроши отобрали!
– Ага, конечно! – насмешливо кивнул другой разбойник, с рыжеватой бородкой, в плаще и с римской спатой в зеленых замшевых ножнах на плечевой перевязи. – Ничего, говорите, нет? А мы все же поищем.
Похоже, именно рыжий возглавлял шайку, а мужик с ножом был опасен хотя бы потому, что слишком здоровый. Этих нужно вывести из строя в первую очередь. Остальных – золотушного подростка с коротким копьем и таких же малолеток, высунувшихся сзади из бурелома – достаточно будет просто припугнуть.
Радомир рассуждал сейчас как воин-профессионал. Несчастные лиходеи еще не знали, на кого наткнулись.
– Вот, – молодой человек спрыгнул с телеги и, сняв с пояса кошель, подал его рыжему.
Тот с ухмылкой протянул руку, Радомир же вдруг споткнулся на ровном месте и едва не упал, а когда выпрямился, в руке его уже была выдернутая из ножен разбойника спата, которую он тут же воткнул злодею под сердце! Здоровый и опомниться не успел, как его главарь уже был мертв. Сообразив, взмахнул дубиной, но что он мог сделать против меча? Это вам не беззащитных крестьян грабить! Уже привычным выверенным движением Родион сразил и бородача, и тот свалился в кусты, истекая кровью.
Все произошло настолько быстро, что прячущиеся в буреломе малолетки даже не успели толком ничего понять. Лишь один, самый сообразительный, с криком бросился прочь, да так, что пятки засверкали.
– Ну? – Радомир хмуро обернулся. – А вы что ждете? Пока я вам уши отрежу?
И двинулся было к кустам, помахивая мечом, но молодые разбойники кинулись в разные стороны, словно зайцы. Один, правда, обернулся, смешно, по-детски погрозив кулаком:
– Подожди, мы еще с тобой встретимся на узкой дорожке!
– Да хоть на широкой, – опустив меч, захохотал Радомир. – Бегите, бегите, придурки малолетние, и не дай вам бог вернуться.
Но едва ли им придет в голову возвращаться – такие дураки в лесу не выжили бы.
– О, господин! – в изумлении воскликнул селянин, немного опомнившись. – Как ты их… ловко. Ты воин?
– Был когда-то. – Нагнувшись, юноша обтер окровавленный клинок спаты о траву.
Подумал было взять ее с собой, но на обратном пути на мосту неминуемо возникнут вопросы – не положено такое оружие мелким торговцам кирпичом.
– О друг мой, едем же скорее отсюда! Позволь узнать твое славное имя?
– Меня зовут Рад.
– А я – Кардон Навозник.
– Очень приятно… – отозвался Родион, мысленно добавив: «Только не для носа». – Стражники на мосту, я смотрю, тебя неплохо знают?
– Конечно, знают! Меня многие знают – я ведь вывожу навоз из конюшен легиона.
– Вот как? – заинтересовался Родион. – И что, это выгодная работенка? А не мог бы ты и меня пристроить? Видишь ли, у меня сейчас денежные затруднения, но к лету я думаю встать на ноги.
– Какие вопросы, друг? Устроим, – засмеялся Кардон Навозник. – Но вот эту штуку, – он кивнул на спату и озабоченно почесал бороду, – я тебе с собой носить не советую. Давай лучше мне – я продам, а денежки мы вместе прогуляем сегодня же вечером в какой-нибудь хорошей таверне. Там и поговорим о твоем устройстве! Думаешь, это такое простое дело? На хорошее место всегда желающих хватает!
– Уж это ясно дело. В какой таверне встретимся?
– На улице Августа, недалеко от казарм есть одна, «У коня». Рядом площадь Святого Саллюстия, а в народе знаешь как ее называют?
– Как?
– Площадью воров, вот как! Народец там лихой – палец в рот не клади, с головой откусят. Рынок небольшой, так у селян лошадей воруют, быков. Только отвернешься, а конька-то твоего и след простыл!
В этот день Радомир вернулся на постоялый двор близ базилики Петра и Павла поздним вечером, даже почти ночью. Да не один, а с целой компанией, состоявшей из Кардона и патруля ночной стражи – его приятелей. Поводов выпить нашлось в изобилии – за счастливое избавление от разбойников, за знакомство, за новую работу, за теплый вечер, за золотую луну, за красивых дев, за…
В общем, шли в обнимку по улице и орали песни – давненько Родион так не расслаблялся.
Алауды, алауды, вперед! Ха-ха!
– Рад, дружище! Кстати, ты хоть знаешь, кто такие алауды? Нет? Так и знал, что ты не из наших земель. Алауды – это «жаворонки».
– А, знаю! Птички такие… фью-фью-фью…
– Да не птички, а воины! Так с давних пор прозвали легионеров из наших, из галлов.
– А-а-а… Пришли уже – вон церковь, а вон постоялый двор… Нет! Это вон там – постоялый двор, а тут – церковь. Значит, нам не сюда. А куда нам? Мы вообще, куда идем, друг? А, нас воины ведут… забрали!
– Никуда они нас не ведут, просто провожают. Так мы что, пришли уже?
– Пришли, да… Поднимайся, жена будет рада.
– А она нас не прогонит?
– Ха!
– И ничем тяжелым не бросит? А то было как-то…
– Не бросит, не переживай… Идем! Алауды, алауды, вперед! Ха-ха!
Простившись с воинами на площади, приятели вошли в таверну, выпили еще по кружечке и, пошатываясь, поднялись в съемные комнаты.
– Ну, вот, – хохотал Радомир – Вот и пришли. Хильда, эй, Хильда… Мы тебя не разбудили, милая?
– Нет, не разбудили, – открыв дверь, девушка сперва удивилась, но потом едва не рассмеялась. – Хорошо, хоть предупредил, что в корчму пошел. А то бы я волновалась.
– Не надо волноваться, – молодой человек чмокнул супругу в щеку. – А это, кстати, мой друг Кардон Навозник. Он немножко пьян, извини…
– Э, дружище Рад, это еще как посмотреть, кто тут из нас пьян!
– А я на работу устроился! Завтра уже выхожу… выезжаю…
– Знаю, ты говорил. Это хорошо! Ой… – Хильда поморщилась. – Ну и запах от вас. Открою-ка ставни.
– Это запах моего нового заработка, так что привыкай! Деньги не пахнут, как говорил имп… имп-ператор Вепс… Веспс… Не помню, ну и черт с ним! Лучше закажи у трактирщика вина!
– Вино есть. – Хильда кивнула на кувшин, стоявший на столике. – Приходила жена хозяина, племянница с ней, посидели немного, песен попели. А вино еще осталось, сейчас налью, проходите.
– Песни, говоришь, пели? Про жаворонков? Фью-фью-фью…
Через неделю Радомир знал об охране моста все. Правда, за это время он насквозь пропах навозом и приобрел таких знакомых, о которых в приличном обществе упоминать было не принято. Зато теперь оставалось только ждать посланца от Варимберта, а уж потом… Родион хоть и привык к здешней жизни, все же не оставил мечту когда-нибудь вернуться домой, причем вместе с Хильдой. Что девушка из эпохи великого переселения народов будет делать в начале двадцать первого века, как все воспримет, не сойдет ли с ума от культурного шока – подобными вопросами молодой человек покуда не озадачивался, справедливо полагая, что не следует ставить лошадь позади телеги. Сначала выбраться бы, а уж потом видно будет.
Май, наполнивший цветением яблоневые и вишневые сады, здесь, в Галлии, был уже совсем летним месяцем. Стояла настоящая жара, буйно зеленели леса, пышно цвели луга, поля колосились пшеницей, овсом, рожью. Клонящаяся к закату великая империя была еще в состоянии обеспечить своим гражданам спокойную и счастливую жизнь: по вечерам в садах и на улицах играли дети, прогуливались солидные пары, и юные влюбленные целовались в тенистых портиках под пение птиц.
Но Родион знал точно, что этот мир доживает последние дни. Вот-вот грянет нашествие германских племен, как его именовали историки-французы, или «великое переселение народов», как более деликатно выражались немецкие, а вслед за ними и русские профессора. Хотя едва ли можно назвать народом тех же гуннов – ведь кого только нет у Аттилы! Якобы гунны – это на самом деле и готы, западные и восточные, и гепиды, и герулы, и тюринги, и сигамбры, даже словены! Если так рассуждать, то какую-нибудь Первую конную армию тоже можно назвать «народ красных», а, скажем, войска Деникина – «народом белых».
Время шло, посланец Варимберта все не являлся, и приходилось задумываться о будущем. Нужно было на что-то жить, ведь гуннское серебро и деньги августейшей матроны таяли с каждым днем. А если вторжение отложится, что тогда?
Конечно, за прошедшее время Радомир оброс полезными связями. Из конюшен он уже ушел – надоело чистить навоз, а при помощи того же Кардона Навозника нашлось другое занятие: он взялся отвезти на север, в Лютецию, партию римских тканей. Кардон предложил свою телегу, чистую, не ту, что пахла навозом. Радомира он считал парнем проверенным, не боящимся разбойников, да и дорога в Лютецию хорошая, гладкая и прямая. Гораздо сложнее было все организовать, и ради этого молодой человек несколько дней носился по городу, словно собака, которой шутники-детишки обмазали хвост смолой и подожгли. Этому в магистрате дай, того тоже подмажь, и этого не забудь, а с тем просто выпей, он денег не берет, потому что честный.
Однако дело пошло, и дня через два Родион уже собирался в первую свою поездку. Два раза в неделю, по средам и пятницам, перед вечерней службой он прохаживался возле церкви Петра и Павла, где на паперти и должен был появиться связной от Варимберта.
Сегодня как раз была пятница, люди шли к вечерней мессе, в окнах домов плавилось оранжевое жаркое солнце, повисшее низко над крышами. Варимберт обещал прислать кого-то знакомого, скорее всего, из когорты Хлотаря. Родион только и мечтал, чтобы это оказался Тужир или Истр, но понимал, что выбор скорее падет на кого-то из франков, лучше знающих Галлию.
И не ошибся. В этот вечер он увидел на паперти Вальдинга, того самого парня, по прозвищу Оглобля, за которым следил в свой первый выход из лагеря в город. Ну, нашли кого послать – туповат Оглобля для такого дела! Хотя, с другой стороны, надежен, предан, смел. Может, и справится.
– Ишь как вырядился, – вдруг раздался позади знакомый голос. – Сразу и не узнать.
Юноша обернулся и остолбенел. Перед ним стоял не кто иной, как старый недруг Эрмольд, и с ухмылкой показывал золотой перстень с большим темно-голубым камнем, под которым виднелись две буквы: «АR», то есть Атилла рэкс.
– Подумаешь, у меня тоже такой есть! – Радомир показал подарок Аттилы. – Сам Этцель конунг подарил.
– У тебя – изумруд, а у меня – сапфир, – ухмыльнулся гот. – А значит, ты должен мне подчиняться. Но в целом любой командир гуннского войска при виде такого перстня обязан выполнить все твои распоряжения.
Выходит, Варимберт прислал не одного связного, а двоих. И Эрмольд в этой паре главный. Варимберт с ним давно знаком, да и взаимная неприязнь Эрмольда и Родиона для него не тайна. Стало быть, можно не бояться, что они вступят в сговор, совсем наоборот – будут следить друг за другом в три глаза и все сведения придирчиво перепроверят. А стало быть, херцог и сейчас остался верен излюбленному принципу: разделяй и властвуй.
– Пошли, пройдемся, – кивнув Оглобле, предложил Родион. – Нечего тут стоять у всех на виду. Вы как добрались, под видом купцов?
– Нет, с лодочниками. Вальдинг когда-то хаживал по этой реке, перегонял плоты и многих знает. А теперь нам нужен постоялый двор. Херцог называл какой-то, прямо напротив церкви – не этот?
– Этот вам не подойдет, – поспешно заверил Рад. – Он не для лодочников, и если вы остановитесь здесь, это будет выглядеть подозрительно.
– Тогда что ты предлагаешь?
– Есть более подходящее местечко, «У коня» называется. Идемте, я провожу, это недалеко.
Вот только Эрмольда здесь и не хватало! И совсем никуда не годится, если он увидит Хильду. Тогда всему конец… или придется Эрмольда убрать. Нет человека, нет и проблемы.
Прошли те дни, когда Родиона выворачивало от одного вида убитого им человека. Теперь он вполне приспособился ко времени, в котором приходилось жить, и его суровым законам.
– Ты разузнал все, что нужно? – расспрашивал по пути посланец.
– Могу все рассказать хоть сейчас.
– Лучше запиши и нарисуй, так велел херцог.
– Хорошо, – кивнул Радомир. – Сделаю.
– Скоро?
– А вы здесь долго пробудете?
– Чем скорее уберемся, тем лучше.
– Ну да, понятно, – несколько повеселел молодой человек. – Тогда хоть завтра.
– Вот и хорошо, – Эрмольд тоже обрадовался и оскалил зубы, будто волк. – Завтра и встретимся с утра пораньше.
– Согласен. Вот эта корчма. Заходите. Мне прийти сюда?
– Нет, мы будем ждать на берегу, в нашей лодке. Вальдинг, дружище, уж придется тебе переночевать сегодня там, а то мало ли что?
– Переночую, – согласился Оглобля. – В лодке мне еще лучше, привычнее.
– Ну, вот и славно. Все, друзья мои, расходимся. Эта, говоришь, корчма?
«Ишь ты, раскомандовался, начальника из себя строит! – возвращаясь на постоялый двор, неприязненно думал Радомир. – Гостиницу ему подавай, не хочет в лодке, как же! Оно и понятно – комары, мухи. А в корчме можно и девочку на ночь заказать, денег хватит, Варимберт – человек не жадный».
Вежливо кивнув хозяину, молодой человек поднялся к себе.
– Что поделываешь, милая? – весело крикнул, входя.
– У меня гостья.
Это еще кто?
– Рада вас видеть, молодой господин, – приподнявшись с лавки, улыбнулась приветливая с виду женщина лет пятидесяти, с добрым, когда-то красивым лицом. Не располневшая с годами, подвижная, она была одета в темное платье из добротной и явно недешевой ткани, но никаких украшений не носила.
– Это матушка Женевьева, – с улыбкой представила Хильда. – Мы познакомились с ней утром, в таверне.
– Да, да, – закивала гостья. – Разболтались от скуки.
– Госпожа Женевьева приехала из Лютеции, она торгует хлебом, вином и птицей.
– Голубушка моя, лучше называй меня матушкой.
– А здесь она задержалась, чтобы помочь бедным людям.
– Хочу, знаете ли, открыть больницу и приют, – охотно подтвердила матушка. – Чтобы любой нищий всегда мог получить там помощь и миску похлебки.
Радомир улыбнулся и присел рядом:
– Как сказал бы один мой знакомый, omnes, quantum potes, juva. Всем, сколько можешь, помогай!
– Именно так, мой молодой господин! Зачем нам вообще жить, как не ради Господа и помощи ближнему?
– Госпожа… матушка Женевьева пригласила меня завтра помочь при раздаче бесплатной похлебки! – добавила Хильда. – Я обязательно пойду, милый. Ведь это такое дело, такое… не знаю даже, как и сказать… Вы настоящая святая, матушка!
Добрая женщина не задержалась надолго, выпила еще бокальчик разбавленного вина и откланялась:
– Благослови вас Бог, любезные мои. Увы, в наши трудные времена не часто встретишь таких приветливых и радушных людей.
– Подождите, матушка, я вас провожу, – спохватился Радомир, накинув на плечи плащ. – Уже темнеет, а народ здесь лихой.
– Ничего, господин мой, лихие люди меня не трогают. Господь спасает.
И все-таки молодой человек проводил госпожу Женевьеву до жилища местного епископа, где она по старой дружбе останавливалась. В дом заходить не стал, лишь пожелал спокойного сна.
– И вам доброй ночи, любезный мой. Смею заметить, вам очень, очень повезло с супругой, она такая красивая и добрая женщина.
– Она из варваров, готов, как вы, вероятно, заметили.
– Нет для Господа нашего ни иудея, ни эллина, и все люди равны.
Надо сказать, если бы Родион познакомился с этой поистине святой женщиной чуть раньше, то сие обстоятельство, несомненно, внесло бы в его юную душу сумятицу. Удивительным казалось встретить подобный гуманизм в эту темную эпоху, при том что даже в двадцать первом веке любовь к ближнему и всеобщее равенство все больше становятся темами пустой болтовни. А эта женщина варварского века, похоже, говорила от души, да еще и поступала в соответствии со своими убеждениями. Ведь кормить бедняков и устраивать приюты – совсем не то, что поговорить о равенстве и братстве…
– Да, матушка Женевьева – святая женщина, – уже лежа в постели, охотно согласилась Хильда. – Раньше я таких не встречала. Она очень богата и ведет прибыльную торговлю, но весь свой доход тратит на помощь нуждающимся. Можно сказать, и в самом деле творит чудеса!
– У меня тоже важная новость: посланцы от Варимберта наконец прибыли!
– Ну, слава богу! Однако ты не очень-то весел.
– Херцог прислал нашего старинного друга Эрмольда. Не сомневаюсь, тебя это тоже обрадует.
– Эта мразь?! – Хильда в гневе сверкнула очами. – Эрмольд – гнусный клятвопреступник, убийца и вор. Но его род богат и влиятелен, увы…
– Ничего, родная, сейчас я напишу донесение, завтра утром отдам, при этом намекну, что за мною следят, и все – мы свободны как ветер! Заработаем денег, уедем в Константинополь, а дальше в родные места. Уйдем на север, в леса, там сейчас спокойно.
– Да, там спокойно, – девушка мечтательно улыбнулась. – Мы созовем своих, выстроим дом, а потом и крепость, я рожу тебе сыновей и дочек. Ты станешь великим конунгом, а я твоей счастливой супругой.
– Именно так все и будет, милая!
– Я вот думаю, – Хильда уселась на ложе. – Ведь зачем-то Бог нас свел? Не случайно же еще до нашей встречи мы видели друг друга во сне. Это должно что-то означать.
– Конечно, это не случайно. – Подойдя к ложу, молодой человек склонился и с нежностью прижал к себе суженую. – Это значит, что мы созданы друг для друга.
– Но тогда нам следует заключить брак по-настоящему. Как раз напротив есть храм.
– Замечательная идея! – воскликнул Рад. – Я православный, ты из ариан, а храм тут католический…
– О чем ты? Я не понимаю.
– О том, что церковь здесь – католическая.
– Ну и что? Господь-то один. Кстати, тебе сначала надо креститься, негоже оставаться язычником… Ой! Прости, милый, я обидела твоих богов!
– Ничего подобного. Вообще-то я и так крещеный, – наконец признался юноша.
– Ты? – Тревога в глазах юной женщины вдруг сменилась радостью и удивлением. – Ты христианин? Вот не думала, чтобы анты…
– Среди антов многие знают о Христе. Но ты права, милая, Господь один для всех. Ой, подожди, мне нужно еще кое-что сегодня сделать! – спохватился Родион.
Очинив гусиной перо, молодой человек с улыбкой посмотрел на жену:
– А ну-ка, поднимись.
– Что?
Хильда тут же встала, с лукавой улыбкой оправила подол тоненькой нижней туники из выбеленного на солнце льна.
– Вот-вот, – ухмыльнулся Радомир. – Как раз то, что мне и нужно.
Опустившись на колени, он примерился и живенько оторвал от подола широкую полосу. Стройные ножки юной супруги обнажились выше колена, и зрелище было настолько пленительное, что…
– Ой-ой, что ты делаешь?
– Да-а, перестарался, – Родион озадаченно почесал голову. – Для отчета хватило бы куска гораздо меньше… Ого! А тебе мини-юбка пошла бы!
– Что ты несешь? Какая юбка? В чем я теперь ходить буду?
– Ничего, я тебе новую тунику куплю. А эту… эту мы выбросим, даже прямо сейчас… Ну-ка, снимай!
Вот так всегда: соберешься заняться важным делом, да женщины отвлекают. Но без них-то как?
– Ах, милый, какой ты у меня проказник!
– Подожди, еще не то будет. Вот «Камасутру» когда-нибудь прочитаю, тогда…
Впрочем, пока они и без «Камасутры» неплохо обходились. По крайней мере, ложе, на зависть соседям, скрипело так, что едва не разваливалось!
Утром оба поднялись рано. Прощаясь с суженой, Радомир, повинуясь какому-то порыву, надел ей на палец тот самый перстень Аттилы: