Анн Анселин Шутценбергер 5 глава

2 Разумеется, если «призрак выходит» из склепа одного из членов семьи после не­совершенного траура, то это означает, что этот сын или внук не метаболизировал этот несовершенный траур по чему-то или кому-то; он не метаболизировал и не интроеци-ровал этот траур, что могло бы создать в некотором роде связь между поколениями. Еврейская кабалистическая традиция «Диббук» (призрак).

3 Инкорпорация – процесс, посредством которого субъект более или менее фанта­зийным способом поглощает и хранит объект внутри своего тела (Лапланш и Понта-лис). В инкорпорации субъект доставляет себе удовольствие, заставляя объект прони­кать в себя, разрушая таким образом этот объект и ассимилируя его качества (канниба­лизм).

4 Субъект переносит неким фантазийным способом извне вовнутрь объекты и при­сущие этим объектам качества.., Это явление близко к инкорпорации... Оно не обяза­тельно предполагает соотнесение с границей тела,.. Оно находится в тесной связи с иден­тификацией (Лапланш и Понталис).

5 Имажинальный (Imaginal) – терминология Генри Корбена; чтобы соотнести 9 понятием shi'ite, с имажинативным (образным) восприятием (не воображаемым (imaginaire), не реальным, а именно имажинальным (imaginal), mundus imaginalis, cf. Cahiers internes du symbolisme, n 6, p. 196.)- Это в некотором роде интуиция мира Другого.

5—1543

 

Переход, скорее всего, происходит через дуальное единство «мать – дитя».

 

Непризнаваемая, неуловимая тайна

Это тайна, которую нельзя раскрыть, часто постыдная и име­ющая отношение к родственнику: проигрыш, несправедливость. Такой невыразимый словами траур «размещают» внутри себя, в «потайной усыпальнице», в «склепе». Этот тайный «призрак» (который обволакивает тайну другого) может передаваться от бессознательного родителя к бессознательному ребенка, из по­коления в поколение.

Все происходит так, как если бы некоторые плохо захо­роненные мертвецы не могли оставаться в своих могилах, приподнимали плиты и перемещались, прятались в этот «склеп», который носит в себе – в своем сердце и в своем теле – кто-то из членов семьи, откуда они выходят, для того чтобы их признавали, не забывали о них и о происшедшем событии.

Подобный пример подала церковь в своем ежегодном упо­минании о Страстях Господних с процессиями, а иногда и те­атрализованными представлениями перед собором; евреи и му­сульмане помнят об исторических моментах как о нацио­нальных светских праздниках. Но до появления трансгенера­ционной терапии не изучалось влияние такого рода памяти на народы-мученики, жертвы геноцида, убиенных и целые семьи.

Терапевт, работающий в рамках трансгенерационного ме­тода, помогает клиенту идентифицировать свой «склеп», осво­бодить призрак, дав ему имя, а носитель призрака сможет, та­ким образом, прекратить свою идентификацию, отделиться от «призрака» предка... и уйти с миром.

Один из самых потрясающих случаев – это случай с Артю-ром Рембо.

Ален Мижола6 считает, что «анормальное» поведение Ар-тюра Рембо, когда он перестал писать стихи и уехал в Аф­рику, а затем, исколесив все, вернулся во Францию, чтобы

 

Us Vtsiteurs tlu Moi, Paris, Les Belles Lettres, 1981.

 

умереть там от рака колена, было вызвано тем, что его пре­следовал дух отца. Можно было бы сказать, что Артюр Рем­бо заблуждался по поводу своей идентичности, он путал свой родной город с родным городом своего деда (Доль). Он говорил, что скрывается от военной полиции, считал себя дезертиром из 47-го пехотного полка, а на самом деле никогда в армии не служил, но его отец служил именно в 47-м полку.

Давайте рассмотрим историю семьи Рембо. Артюра поки­нул его отец, когда ему было шесть лет, а деда, который родился в городе Доль (поэт заявлял, что он сам якобы там родился), оставил его отец тоже в шестилетнем возрасте. Можно было бы говорить о семейном повторении в том же возрасте и о «двой-ной годовщине» («синдроме годовщины»), следствии «неопла­ченных счетов».

Призрак, кажется, продолжает делать свое дело молча и тай­но. Он проявляется в непонятных словах, в невысказанном, в молчании, в «провалах» в реальной действительности, в пробе­лах, оставшихся внутри себя из-за тайн другого.

Рассмотрим воображаемый пример.

Предположим, что я – мсье Артур Дюпон и я знаю, что моя мать была незаконнорожденным ребенком. Я стыжусь этого факта. Я знаю, что моя мать родилась вне брака и воспитыва­лась в деревне в Изере. Если я не хочу говорить об этом с мои; ми детьми, то никогда не стану упоминать ни о матери, ни об Изере, ни об Альпах. О горах я скажу, что терпеть не могу аль­пинизм, а люблю только плавание и море... и увезу всю семью на Средиземное море.

Тайна, невысказанное – это как масляное пятно, в нем есть темные, все расширяющиеся области.

«Оккультные» слова, по мнению Абрахама и Терек, ведут себя как невидимые эльфы – они стараются через бессозна­тельное разрушить когерентность психики.

Источники повторений не осознаются и даже не рациона­лизируются. Все гораздо серьезнее: семейные тайны, пополня­емые энергией либидо, судьбоносным образом определяют вы­бор профессии, времяпрепровождения, увлечений.

 

Охотник за бабочками

Николя Абрахам (1978) рассказывает историю об одном па­циенте, который совершенно ничего не знал о прошлом своего деда. Этот господин был геологом-любителем. Каждое воскре­сенье он отправлялся искать камни, собирал их, раскалывал. Кроме того, он охотился за бабочками, ловил их и умерщвлял в банке с цианидом. Что может быть банальнее! Однако этот че­ловек чувствовал себя очень некомфортно и старался найти способ справиться со своим состоянием. Он лечился у несколь­ких врачей, в том числе у психоаналитика, но без особого успе­ха. Ему было неуютно в жизни. Тогда он обратился к Николя Абрахаму, которому пришло в голову провести исследование его семьи, поднявшись на несколько поколений выше. И тут он узнает, что у пациента был дед (отец матери), о котором никто не рассказывал! Это было тайной. Терапевт посоветовал кли­енту навестить родню своего деда. Тот выясняет, что дед совер­шал поступки, в которых невозможно признаться, - его подо­зревали в том, что он ограбил банк и, возможно, сделал еще что-то похуже. Его отправили в африканский батальон, в каме­ноломни, а затем казнили в газовой камере. И внук об этом ничего не знал. А чем занимался в выходные дни наш пациент? Он как геолог-любитель отбивал камни и, охотясь на крупных бабочек, умерщвлял их в банке с цианидом. Символический круг замыкается, он выражает тайну (принадлежащую его ма­тери), тайну, неизвестную ему самому.

В некоторых случаях способы проводить время, которые яв­ляются производными от семейных тайн, удивительно нагру­жены смыслом. Одного лишь психоанализа или индивидуаль­ной психотерапии, связанной только с символическим про­шлым и его травмами в индивидуальной жизни, здесь недоста­точно.

«Трансгенерационный анализ» заставляет индивида охо­титься за семейными тайнами, вести поиск своей полной гене­алогии, своей истории.

Когда раскрываются тайны, делаются пророческие откры­тия, то пропадают некоторые аффекты, связанные с тяжелым прошлым, негативными повторяющимися ситуациями и трав­мами.

В свете трансгенерационной теории человек, страдающий от «призрака, который выходит из склепа», страдает от «семей­ной генеалогической болезни», неосознанной лояльности семье, от последствий невысказанного, которое стало тайной.

Абрахам и Терек, как психоаналитики, видят в этом «обра­зование динамического бессознательного, которое появилось не из-за вытеснения личной истории единичным субъектом, но вследствие прямой эмпатии к истории рода, осознанной и отвергаемой родительским (парентальным) субъектом» [может быть, это болезненное наложение друг на друга времен и поко­лений, как мы бы сказали].

Очевидно, что некоторые из нас носят в себе «склепы», или могилы, где они как бы закопали плохо захороненных покой­ников, «плохо умерших» – похороненных с такими тайнами, о которых невозможно рассказать потомкам, либо преждевремен­но умерших (ставших жертвами убийства, геноцида).

Странное поведение (его психосоматическое выражение), болезнь или бред часто сопутствуют этому призраку, и тайна, заживо похороненная в бессознательном предков, «выводит на сцену» волнение в его словесных или поведенческих проявле­ниях.

Но остается непроясненным вопрос о том, как переписы­ваются и передаются семейные тайны в повседневной жизни, если о них не говорят.

В клинике констатируют трансгенерационную передачу се­рьезных травм, о которых не говорили или же по поводу кото­рых не объявляли траур, в том числе травм военных времен (от­равленные газами, утонувшие, пострадавшие от пыток, изна­силований), что наносит раны родственникам или боевым то­варищам.

Возникает вопрос о трансгенерационной передаче. Как она осуществляется?

Все, что нам известно с психологической, физиологичес­кой или неврологической точек зрения, не позволяет понять, как что-то может лихорадить разные поколения одной семьи.

 

Николя Абрахам и Мария Терек выдвигают гипотезу о «при­зраке» как свидетельстве, о наличии «мертвеца», похороненно­го в другом. Это сродни дуальному единству «мать – ребенок», которое трансформируется во «внутренний дуальный союз меж­ду сознанием и самостью (Moi)». Потомков носителя «склепа», вероятно, преследуют «пробелы, оставленные в нас тайнами других». По выражению Николя Абрахама и Марии Терек, го­ворит и действует как раз эта невысказанность, обостренная молчанием и утаиванием.

 

ПРОИСХОЖДЕНИЕ И СМЕРТЬ

 

Эрже и Тентен

Комиксы тоже могут рассказать о скрытом поиске.

Кто из представителей поколения, выросшего на комиксах, не читал увлекательные и прекрасные истории о Тентене и его собаке Милу, и о Капитане ХэддокеЧ

Психоаналитик Серж Тиссерон по следам этих персонажей восстановил жизненный роман их автора Эрже[11]1 (Жоржа Реми, инициалы РЖ).

Вы помните капитана Хэддока, этого колоритного персо­нажа, у которого всегда в руках бутылка? Он искал своего пред­ка и в конце концов нашел его, пользуясь указаниями, исходя­щими из таинственного замка с не менее таинственными бу­магами, которые сгорели. Этот предок, Шевалье де Хэддок, ве­роятно, был внебрачным, тайным сыном Людовика XIV. Тайну эту выдал попугай, который повторял разные фразы и указы­вал на то, что сокрыто. А когда благодаря попугаю восстанови­ли историю, связанную с замком Муленсар (Мансар), и сокры­тые тайны, которые указывали на то, что капитан Хэддок про­исходил от Короля-Солнца, тот излечился от пьянства, стал нормальным человеком.

Психоаналитик Серж Тиссерон, восстанавливая биогра­фию Эрже по серии комиксов («Тентенов»), выдвинул пред­положение, что Эрже сам имел проблемы с установлением родственников и его мать, вероятно, была внебрачной доче­рью какого-то дворянина. В дневниках Эрже, опубликован­ных после его смерти, обнаруживается, что он страдал от того, что был внебрачным ребенком, скорее всего, бельгийского барона, и в зашифрованном виде писал об этом. Действительно, в 1990 году было установлено, что гипотеза проверялась. При восхождении вверх на одно поколение выяснилось, что отец Эрже, вероятнее всего, был внебрачным сыном дворя­нина или даже короля (перечитайте в серии «Тентенов» то, что касается Дюпон(т)а и Дюпон(д)а, которые «ничего не по­нимают»).

Читая некоторые романы и истории, вы сумеете незаметно обнаружить теневой мир писателя и к тому же понять ваш соб­ственный.

 

Семейные бессознательные повторения в дни годовщин:

несчастный случай со вдовцом

 

Рассмотрим подлинную клиническую историю, несчастный случай со вдовцом.

Муж секретаря ассоциации, где я работала в Париже, – промышленник, очень серьезный человек. Он любит свою семью и очень привязан к своему отцу. Его отец – весьма активный и моложавый человек 89 лет. И вдруг он ни с того ни с сего упал на эскалаторе и ударился Головой. Ему стало совсем плохо, он умоляет, чтобы его оставили в покое, дали умереть. В какой-то мере его активной жизни пришел конец. Если знающий человек рассмотрит историю этой семьи, то ему откроются удивительные вещи. Однажды, 26 октября, дед вышел на улицу один, сел в метро и поехал в Галери Лафайет. Ступив на эскалатор, он упал, ударился головой и скатился вниз на целый этаж. Если мы поищем ключевые точки в ис­тории семьи, посмотрим, что было с его женой, то выясним, что она умерла 10 лет назад 26 октября. Тогда становится по­нятным, что дедушка упал и ударился головой в годовщину смерти своей жены. Что это – чистая случайность? Совпаде­ние?

Я столько раз была свидетелем таких совпадений, что те­перь говорю о неосознанных семейных повторениях и синдроме годовщины.

 

Болезнь приемного ребенка

Одна молодая женщина прежде страдала «синей болезнью» (болезнью сердца, при которой существует риск ее генетичес­кой передачи по наследству), но после операции она стала чув­ствовать себя хорошо, так же, как и ее бабушка (которую тоже прооперировали от «синей болезни»). Она решает выйти замуж, но детей не заводить, чтобы не было риска передать им болезнь.

Однако они с мужем решают усыновить ребенка.

Им предлагают ребенка, который живет в Индии. О нем ничего не известно, кроме того, что он сирота. Супруги согла­шаются. Малыш оказался очень красивым. Вскоре после его приезда во Францию выясняется, что ребенок болен: у него та же самая «синяя болезнь», которой страдает молодая женщи­на, а ведь она хотела избежать риска генетической передачи болезни. Случайно ребенка оперирует тот же хирург, в той же больнице, того же числа, что и саму женщину несколькими го­дами раньше (дату операции назначают больничные службы).

Конечно, совпадение, но любопытное совпадение – «по­чти семейный» повтор болезни и даты хирургического вмеша­тельства для приемного ребенка, которого любят как родного и который «всегда был членом семьи».

Тайна смерти родителей и своего происхождения: дети депортированных

О многом может рассказать клиническая практика, касаю­щаяся детей депортированных, которым не сказали правду об отъезде, депортации, лагерях, смерти их родителей.

Одна из исследователей, Клодин Вег[12]2, свою первую работу на соискание ученой степени по медицине посвятила потом­кам людей, умерших во время Второй мировой войны в депор­тации. Их дети в ту пору ничего не знали о судьбе своих роди­телей (им не удалось попрощаться), не знали, что с ними стало, к тому же им самим приходилось скрываться. Большинство этих детей приняли к себе другие семьи, им часто давали другие фамилии и имена. А некоторых взяли на воспитание монастыри и церковные общины.

Этим детям объяснили, что их мама и папа уехали путеше­ствовать и не разрешали говорить о них. От детей скрывали гру­стную правду «для их же блага». Впрочем, часто взрослые и сами не знали, что стало с уходящими в туман поездами и людьми, попавшими в облаву.

Для детей это трудная ситуация – не выдать, не рассказать тайну, быть оторванными от близких, расстаться со своими при­вычками, сколь бы славной ни была принимающая семья.

Но такое тяжелое воспоминание нередко сопровождается тяжким долгом, иногда даже слишком тяжким (воспоминание или даже месть, вендетта, как на Корсике).

Несколько лет спустя, после освобождения, они ждали воз­вращения своих близких, и тогда узнали, что их родители были, вероятно, депортированы и умерли в концентрацион­ном лагере.

Исследования показали, что примерно в трех поколениях эти дети и их семьи являются носителями кошмаров и травм, от которых они никак не могут излечиться.

Случай Робера – разрывы и тайны

В качестве примера приведем случай с Робером, четырнад­цатилетним еврейским мальчиком, о котором рассказала Кло-дин Вег. Когда его отца забирали (депортировали), при расста­вании он крикнул:

«Всегда помни, Робер, что ты еврей и должен оставаться им!» [...]. Таковы были его последние слова, я их все еще слышу, как будто это было вчера.

. Он не сказал мне: «Я люблю тебя, ничего не бойся, береги себя», а только эту фразу. [...] Ведь, в конце концов, разве я живу? [...] Ты понимаешь, я обижаюсь на них. Да, я обижаюсь на мертвых, ко­торые своей жизнью заплатили за мою! Так жить невозможно! Они ничего не сделали, чтобы выжить. [...] Они оставили меня одного из всей семьи, и мне любой ценой нужно было выжить. [...] Я два раза возвращался в Дордонь с женой и дочками. Как известно, пре­ступник всегда возвращается на место своего преступления, не так ли? [...] Да, я так и сказал - «преступник». Странно... Но, в конце концов, ведь они умерли, а я вот жив. [...] Моя старшая дочь, сту­дентка, уезжает на постоянное место жительства в Израиль! Она сказала мне, что должна осуществить то, чего не сделал я... Круг замкнулся. [...] Мой отец гордился бы ею».

Долг Робера перед своим отцом («Никогда не забудь, что ты еврей!») заплатила его дочь. Но Робер знает, что он со своим долгом не рассчитался, и потому считает, что «так жить нельзя».

И это ощущение будет его преследовать, отравлять жизнь. Может быть, это также связано с чувством вины того, кто ос­тался в живых.

По мнению Клодин Вег, невысказанная тайна, связанная со смертью, оказывала столь сильное воздействие, что поме­шала нормальному функционированию психики: лучше знать правду, даже горькую, постыдную или трагическую, чем скрывать ее, поскольку то, что скрывают одни, другие люди чувствуют или угадывают (ведь мы не профессиональные актеры). И эта тай­на, это несказанное становится более серьезной травмой на дол­гое время.

Тайна – это всегда проблема.

Напомним, что в греческой мифологии парикмахер царя Мидаса не смог сохранить тайну, которую он зарыл в землю. «У царя Мидаса – ослиные уши», – эту тайну стал повторять тро­стник, выросший на том месте.

Фрейд напоминал нам, что тот, у кого есть глаза, чтобы ви­деть, и уши, чтобы слышать, констатирует, что смертные не могут хранить никаких тайн. «Тот, чьи губы хранят молчание, выбалтывает кончиками пальцев. Он вьщает себя всеми пора­ми».

Это приводит нас к пониманию и правильной оценке важ­ности невербальной коммуникации и выражения чувств как языком тела, так и красноречивым молчанием.

Очень часто настоящие писатели понимают и расшифровы­вают «черные дыры» нашей психики лучше, чем иной профес­сионал. Я хочу сказать, такие писатели, для которых писать – это как катарсис. Вот несколько примеров: Пруст, расшифро­вавший память, Музиль и проблематика близнецов, Вирджиния Вульф и переменчивая жизнь сознания или наши совре­менники Маргарит Дюрас и Патрик Модиано.

О детских травмах замечательно рассказано Марией Кар-диналь в книге «Слова, чтобы это высказать» и Франсуазой Дольто в «Детстве», которая во взрослом возрасте в процессе психоанализа вновь пережила муку от резкого разрыва со сво­ей молодой няней, от которой она чуть не умерла в шестилет­нем возрасте.

 

Геноцид и пережитая несправедливость: рабство, депортация, массовое бегство,

Психологическая энграмма пережитых трудностей

Проблемы, вызываемые геноцидом, очень значимы, и даже тогда, когда речь идет о давних геноцидах – будь то Холокост, армянский геноцид (в результате которого погибли два милли­она человек) или геноцид по отношению к чернокожим во вре­мена рабства и работорговли[13]. Ответные удары этих народов и современные последствия геноцидов не менее значимы.

Теперь мы видим, какие ответные удары вызвали кресто­вые походы, и то, что пережили арабы в средние века, совре­менные мусульмане воспринимают как геноцид и убиение не­винных. Свидетельством тому является активное пробужде­ние ислама в конце XX века. Амин Маалуф (Крестовые походы глазами арабов, Париж, Латтес, 1983, переизд., «Жэ лю», 1985) объясняет:

«Как отделить прошлое от настоящего, когда речь вдет о борьбе Дамаска против Иерусалима [...]. В мусульманском мире, посто­янно подвергающемся агрессии, эта борьба у некоторых фана­тиков принимает форму опасной навязчивой идеи. Разве мы не видели, как 13 мая 1981 г. турок Мехмет Али Агджа выстрелил в папу, объяснив в письме: «Я решил убить Иоанна Павла II, высшего предводителя крестоносцев». За этим индивидуальным ак­том ясно прослеживается то, что на арабском Востоке Запад по-прежнему воспринимают как естественного врага. [...] Травма еще и сегодня воспринимается как осквернение.[14]»

Память сохраняется долго

Падение Берлинской стены (10 ноября 1989 года), «глас­ность», падение коммунистического режима в СССР (8 декаб­ря 1991 г.), восстановление России, стран Балтии, Украины, Грузии, Нагорного Карабаха, Азербайджана, Таджикистана и многочисленных республик, которые относительно спокой­но жили при социалистическом режиме (своеобразный Pax Sovietica, возможно, соответствует Pax Romana времен импе­ратора Августа) – все это привело к пробуждению национа­лизма, расовой ненависти и религиозным войнам в постком­мунистической бывшей Югославии (между христианами и мусульманами, между католиками и православными). Дело дошло даже до стремления к «этнической чистоте территории» через истребление, депортацию, а ведь казалось, что после инквизиции и нацистского варварства в Европе такое просто невозможно.

В 1992 г. (когда отмечали юбилей открытия Америки Хрис­тофором Колумбом) испанский король Хуан Карлос попросил прощения у еврейского сообщества за высылку евреев из Испании5 пятью столетиями раньше (1492 г.). Тогда это произош­ло по просьбе инквизиции и по приказу королей – католиков Фердинанда и Изабеллы. В 1992 г. американский мэр города Салема устроил церемонию искупления, чтобы «исправить» содеянное и осудить принесение в жертву «салемских ведьм» (тот давний приговор будет пересмотрен в 1993 г. Высшим фе­деральным судом). Но в то время как в Европе двенадцать стран готовятся к объединению и расширению согласно Маастрих-стскому соглашению, в бывшей Югославии сербы и хорваты (те и другие христиане) убивают друг друга, а бессильная Евро­па присутствует при попытке геноцида мусульман в Боснии со стороны сербов и хорватских католиков – со стороны сербс­ких православных христиан. Разбужен очень старый антагонизм (1896 г.), возвращаются, как бумеранг, бесчинства пронемецки настроенных усташей в 1941-1942 гг. во время войны. В то же время расовые бунты в Лос-Анджелесе снова показали нена­висть и претензии чернокожих американцев по поводу «неспра­ведливого»6 приговора, явившегося наследием рабства, отсут­ствия ассимиляции и неискупления.

Можно ли забыть, не простив, не попросив прощения и не принимая его?

Убийства президента Джона Кеннеди (22 ноября 1963 г.) и его брата Роберта, чернокожего американского лидера Малколь-ма X. (21 февраля 1965 г.), пастора Мартина Лютера Кинга (4 апреля 1968 г.) доказывают, что это непросто и что решение не может быть только политическим или экономическим. Если мне позволят выдвинуть гипотезу, возможно, такое решение связано со скрытой лояльностью по отношению к семье и куль-

s Согласно Жаку Атали (Jacques Attah, 1492, Pans, 1992), гонение, ссылка, эмигра­ция – все было сконцентрировано в одном злосчастном возгласе «спасайся кто может», в зловещем повороте событий, очень напоминающем уже современное бегство – «boat people». Это был трудный выбор: уехать, бросив все свое имущество, или принять като­личество и остаться в обстановке постоянного подозрения, под неусыпный оком инк­визиции. Но даже при бегстве существовал риск: перехват кораблей пиратами, рабство, убийства, кораблекрушения. Некоторые уехали с Христофором Колумбом в последний день 3 августа 1492 г.

' Как следствие оправдания двух белых полицейских, обвиненных в грубом обра­щении с черным автомобилистом в Калифорнии в апреле 1992 г. Фотографии Реджи­нальда Денни, сделанные Бобом Туром во время бунтов в Лос-Анджелесе, были широко растиражированы.

 

туре, с «большой книгой счетов» – семейных, расовых, куль­турных, а также с появившейся возможностью выразить то, что оставалось невысказанным, непомышляемым, быть услышанным, заставить признать факты, неправоту, попытаться «искупить смерть», перенесенную несправедливость, отторжение, отвер­жение.

Гражданские войны, внутренние братоубийственные войны также переживаются как травмы. Семьи и страны с трудом прихо­дят в себя, например, после войны в Испании (1936 – 1939 гг.), куда изгнанники, высланные и эмигрировавшие (испанцы на­зывают их «вырванными из земли»), не вернулись. Русские эмигранты также не вернулись в 1992 г. (ни эмигранты 1906 г., ни 1917 г.), как и протестанты, уехавшие в Германию или Швей­царию после отзыва Нантского эдикта (1685 г.).

А если французские колонисты и вернулись к себе во Фран­цию, то лишь потому, что к концу войны в Алжире в 1962 г. у них был один выбор: хватать чемоданы или погибнуть.

Эта многовековая ненависть часто поддерживалась препо­даванием национальной истории, местными рассказами и сказ­ками, преподаванием истории религий детям, семейными рас­сказами... и даже священной историей (в старых текстах). Она пробуждается по малейшему поводу – на Ближнем Востоке, между христианами, евреями и мусульманами, а также между индийскими индуистами и пакистанскими мусульманами. Каж­дый раз остаются сотни и даже тысячи убитых, невинных жертв, закрепляя память о мучениках и поддерживая вместе с неким представлением о чести желание отомстить, жажду «кровной мести», «искупления», своего рода вендетты. Это дьявольский замкнутый круг, который Организация Объединенных Наций не в состоянии разрубить или предотвратить. Ведь к этому при­мешивается политика, и многие проблемы возникли из-за уто­пических представлений тех, кто победил в войне 1918 г., из-за незнания проблем, связанных с принадлежностью к своей тер­ритории, религии, культуре, племени, с историческими пере­плетениями и «долгами».

Право территории, право крови, право победителей, прав,о старшинства, право на наследство – вот «справедливые требования», которые вызывают новые смерти. Трудно нести груз на­следия библейской истории, рассказанной по-разному, груз ге­ноцидов, вторжений, истреблений, крестовых походов, насиль­ственных обращений в другую веру, «этнических чисток» и т. д.

Во второй половине XX века возобновилась массовая де­портация и вновь появились концлагеря для тысяч, даже мил­лионов перемещенных лиц, называемые лагерями «перегруп­пировки» и «приема беженцев», покинувших свои дома из стра­ха или по принуждению.

По чернокожим африканцам оценочные данные таковы: 38 миллионов жертв геноцида среди африканцев, вывезенных в рабство7 между 1490 и 1899 гг.,' 11,7 миллиона вывезли, 13 мил­лионов погибших, кроме того, более 13,8 миллиона проданы в Сахаре (с VIII по XIX век).

Семьи погибших от газовых атак в Первой мировой войне помнят Ипр и 22 апреля 1915 года (тогда немцы впервые пусти­ли газ в окопы). А семьи армян помнят 24 апреля 1915 года (тогда турки совершили геноцид и отрицали его, хотя за несколько дней погибло 2,5 миллиона человек).

И только после террористических актов (например, взрыва бомбы в аэропорту Орли) и других проявлений насилия спустя более полувека после тех событий о них заговорили и призна­ли во все мире, по крайней мере, эти факты признал Междуна­родный суд в Гааге.

Армяне-по-прежнему не имеют страны, как и курды, а чер- нокожие американцы и американские индейцы не хотят доволь­ствоваться «маленьким кусочком» земли, который им уступи­ли белые. Дфрика отнюдь не решила свои проблемы нацио-налвных меньшинств, племенных и расовых конфликтов, ко­торые рискуют привести ее к разрушению. Проблема двух частей Ирландии не решена, как и проблемы Тибета, Косова (1389, 1914,1989); баски продолжают требовать признания своей осо­бой культурной идентичности.

Казалось бы, проблемы так называемых меньшинств реша­ются, но в конце второго тысячелетия они внезапно вновь про-

 

7 Чернокожий американский романист Алекс Халеу приводит данные исследова­ния своей идентичности и своих корней и поднимается до своего предка, увезенного из Африки в рабство.

 

явились в кровавом варианте. И на горизонте не видится ника­кого решения.

Может быть, этнологи, или психосоциологи, или специа­листы по геносоциограммам смогут внести свой небольшой вклад в попытки решения проблемы?

Ведь нужно одновременно вспомнить («remember», как ска­зал бы Карл I, поднимаясь на эшафот) и либо простить, либо «перевернуть страницу» и забыть, чтобы смерть и насилие не закреплялись навечно в форме бесконечной вендетты, чтобы не продолжалось вечное страдание. Чтобы потомкам не досаж­дали обременительные для них «призраки», или серьезные фи­зические расстройства (болезни, смерти), или психические рас­стройства, которые без слов помечают подобные события.

Нам довелось работать над геносоциограммами людей, у которых были проблемы со здоровьем, связанные с геноцидом в разных странах и у разных этносов (армяне8, курды, евреи, ирландцы, арабы и т. д.). Нам удавалось погасить физические и психологические следы «очисткой генеалогического древа» се­мьи или группы. Но конечно же речь идет лишь об индивиду­альных решениях, которые не препятствуют поиску других воз­можных подходов. А в дни празднования пятидесятилетия ос­вобождения узников концлагерей и высадки союзников (июль 1944 г.) были услышаны жалобы на ужасные кошмары у малень­ких детей.

* См. клинические примеры, историю Жаклин и армянского геноцида (с. 139) и трансгенерационный травматизм «ветра пушечных ядер» с его кошмарами (с. 202), про­исходящими в дни годовщин у потомков тех, кто был травмирован на войне 50,100,125, 200 лет спустя (а в Косове и 600 лет спустя).

6—1543

МОИ ИССЛЕДОВАНИЯ