2.2. Что, значит, быть молодым преступником?
Английский социолог Саймон Фрис по этому поводу замечает, что если проанализировать молодежные правонарушения в XIX веке, за которые молодые люди осуждались по закону, то можно увидеть, что среди них были как правонарушения во «взрослом» смысле слова, так и «чисто» молодежные. Так, например, группировки или банды подростков, занимавшихся хулиганством или вандализмом, не имели аналогичных мотивов во взрослом преступном мире. Подобные преступления, как правило, совершались не ради получения материального вознаграждения – денег или каких-либо товаров. Хулиганизм представал как занятие, доставляющее удовольствие само по себе.
Однако именно молодежная преступность с самого начала стала поднимать перед законодательством проблемы, до этого ему неведомые:
1. Преступление подростков: это коллективная или индивидуальная проблема? Ведь закон до этого времени определял преступление в индивидуальных терминах — в этом была логика дознания и ареста. Однако большинство правонарушений совершались подростками коллективно. Закон, как тогда, так и сейчас (и в современной России также) имеет дело лишь с теми «неудачниками», которые попадаются (остаточный принцип работы с молодыми правонарушителями). Насколько это правомочно: применять закон лишь к тем, кто попался?
2. Преступление подростков — это рациональная или иррациональная активность? Очень часто в газетных публикациях для описания футбольных хулиганов употреблялись такие слова, как «животные», »безумные», «стадо». Но ведь закон исключительно рационален. Как в таком случае рациональными подходами и методами объяснить иррациональные действия? Какие же формы государственного противостояния закон должен использовать для борьбы с иррациональными проявлениями, и возможно ли это в принципе?
3. Преступление подростков — это знак того, что необходимо «усиленное лечение» каждого молодого человека в отдельности, или дело в том, что «больна» сама социальная система? Предоставляет ли общество для молодежи адекватные ее потребностям и возможностям каналы для социализации? Если нет, то почему оно обращается с призывами к «излечению» больной молодежи, а не займется реформированием своих институтов? Если подросток не способен нести полную (во взрослом смысле слова) ответственность за содеянное, то может ли общественность отыгрываться на нем и что это «отыгрывание» может в принципе дать?
В своем исследовании молодежных группировок в городе Ульяновске мы также столкнулись с тем, что инспекция по делам несовершеннолетних «взмахивала руками», ужасаясь такому быстрому распространению молодежной преступности. Практически все взрослые (школа, бывшие клубы, спортивные секции) отказывались от трудных подростков. Они не просто хотели отделаться от неуспевающих, но и в часы досуга выстраивали целые патрули у дверей школ и клубов (правда, сегодня это бывает оправдано стремлением к безопасности), чтобы не пускать «чужих». Сегодня молодежные организации по большей части находятся в агонизирующем состоянии. Клубы у подростков отчуждены под сауны, бильярдные, тренажерные залы для «новых русских» и т. д. В городе существуют всего лишь несколько молодежных дискотек.
В подобной ситуации не очень понятно, чего же хотят взрослые. Совершенно очевидно, что одной из основных причин роста молодежных группировок (преступно ориентированных в том числе) была и поныне остается неадекватность экономической и социально-культурной среды. Многие взрослые спрашивали: «Зачем вообще эту проблему изучать? Во все времена подростки всегда дрались, и будут драться, всегда деревня на деревню ходила». При всей своей кажущейся очевидности, это утверждение вызывает сомнение. Вероятно, прежде драки и были чем-то обычным, однако они в определенном смысле соответствовали условиям культурной среды. Сегодня же существование такого рода молодежной активности свидетельствует о низком культурном уровне самих подростков и о не стимулирующем (неадекватном) культурном окружении.
Надо лечить общество. В таком случае стоит ли постоянно поднимать проблему, которая провоцируется самими обстоятельствами жизни? Если реально разрешить эту проблему пока не представляется возможным, то нужно ли поднимать панику вокруг этого, устраивать периодически наряды, забирать верхушку тех, кто попался, кого-то из них сажать в тюрьмы? Сами работники милиции и инспекции по делам несовершеннолетних в своих ответах подчас подвергали жесткой критике собственную же практику, однако ничего другого они сделать не могут, а молодежи по-прежнему идти, кроме улицы, некуда.
3. Рождение социологии молодежи и попытки интерпретации феномена молодежных группировок
Расцвет западной социологии в 20-х гг. этого века стимулировал стремление ученых к пониманию причин возникновения уличных группировок и образа жизни их членов. Первоначально социологический подход основывался на применении принципа «экологической стабильности», перенесенного из изучения естественного мира на представления о городской среде. Согласно этой модели, город развивается не произвольно, а вокруг важных ресурсов (естественных или искусственных). По мере развития и совершенствования условий жизни в городе растет конкуренция за жилье в центре города, центральные места становятся доступными лишь для представителей большого бизнеса. В результате этих процессов «простое» население начинает переезжать в пригороды, оставляя новых городских иммигрантов конкурировать друг с другом за пришедшее в упадок жилье в центре города (так называемый «inner city»). Эти идеи, как и многие другие, связанные с осмыслением причин роста молодежной городской преступности, разрабатывались преимущественно социологами Чикагской школы.
Знаменитая модель Чикагской школы описывает серьезные социальные последствия широкого распространения этих переселенческих процессов. Первое следствие — развитие кварталов американских городов по этническому признаку по мере того, как волны новых иммигрантов приезжали в города из разных стран Европы и Латинской Америки. Второе следствие — нашествие иммигрантов — нарушало стабильность общества, приводя к потере нормального социального контроля. Это нарушение привычных социальных норм и соответствующая ему дезорганизация отражались, по мнению социологов Чикагской школы, на формировании группировок девиантного, а подчас и криминогенного характера. Ученые этого направления изучали образ жизни этих группировок, выявляли наследственность, традиционность в передаче норм и ценностей этой культуры, механизмы передачи этих традиций от одного поколения к другому в городских американских трущобах.
Самые известные социологические работы по изучению группировок — «Группировка» Трашера («The Gang»), «Уличная жизнь» В.Уэйта («Street Corner Society»). Эти работы и сейчас продолжают представлять интерес для социологов, поскольку в них дается не только анализ постоянных драк и противоправных действий. В этих работах описываются необычные для этих групп молодежные активности: оказывается, что среди подростков формировались и другие группы общения, такие, как занятие различными видами спорта, «бизнесом» и т.д. Уайт даже делает вывод о том, что проблема группировок состояла не в потере молодежью социальных норм, а в том, что из-за существующей у определенного района репутации как дезорганизованного и беззаконного (он исследовал, прежде всего итальянские районы), у подрастающей в них молодежи просто не оставалось какой-либо возможности найти себя и свое место в американском обществе другим, более «нормальным» способом.
3.1. Различные подходы в объяснении молодежной преступности
1. Психодинамический подход:
А. Функционализм и девиантное поведение.
Чикагская школа не была единственной в интерпретации уличных группировок как результата утраты молодежью социальных норм. Чуть позже возникшая школа «функционалистов» также пыталась увязать отклоняющееся поведение с нарушением социальной стабильности. Разница между двумя подходами в понимании причин этих нарушений: Чикагская школа применяла модель «естественного» мира, а функционалисты обращались к понятию «аномии», предложенного Э.Дюркгеймом. Дюркгейм, как известно, употреблял это понятие для описания среды как социально дезориентированной, в которой действия людей не управляются общественными нормами. Роберт Мертон развил идею Дюркгейма до понимания феномена девиантного поведения как следствия разрыва между притязаниями личности («aspirations») в современном обществе и наличными возможностями для их реализации. Именно поэтому, как он полагал, девиантное поведение более всего распространено именно в бедных кварталах больших городов, где у молодых людей меньше всего возможностей для достижения личных целей легальным путем. Намного легче для них был другой путь достижения успеха – путь криминальной активности.
Б. Этнографические исследования.
молодежных группировок в течение 40-х – 50-х гг. начались с критики суждения функционалистов о том, что молодежь изначально склонна к девиантному поведению. Если функционалисты видели причину отклонений в психологических факторах передачи определенных традиций, норм и ценностей от поколения к поколению или в склонности некоторых подростков к девиантной социализации из-за неблагополучности их социального окружения, то этнографические исследователи подчеркивали, прежде всего, то, что молодые люди сами выбирают этот путь в жизни.
Альберт Коен отвергал, например, тезис о том, что в бедных кварталах изначально утеряны социальные нормы, что там царствует закон джунглей. Он предполагал, что уличная, часто криминогенная группировка является коллективным решением общей проблемы (на культурном уровне), характерной для всей малообеспеченной молодежи. Этой общей проблемой, по его мнению, является «статус». У молодых людей из малообеспеченных семей было то же самое «естественное» желание, характерное для всех подростков среднего класса, добиться успеха и признания, но и у них было гораздо меньше возможностей для его реализации. Для решения этой проблемы кто-то стремился приспособиться к общепринятым нормам успеха, стремился к получению различных школьных наград, хотел стать кино- или поп-звездами, достичь успеха в спорте, другие же прибегали к незаконным путям достижения признания и определенного социального статуса.
Все американские социологи были едины в одном: существует так называемая «illеgitimate opportunity structure», т.е. живая криминогенная субкультура, в которую молодежь включалась в поиске своего жизненного пути.
В. Идеи раннего распознавания преступника.
Считалось, что склонность к преступлению кроется в специфических особенностях личности, в тех ее качествах, которые не присущи «нормальным» людям. Чезаре Ламброзо, итальянский социо-психолог прошлого века, невероятно механистически выстраивал конструкцию возможности раннего «распознавания» преступно (прежде всего - физиолого-психологически) ориентированных личностей, которых можно нейтрализовать еще до того, как они пойдут на преступление.
Если принять эту концепцию, то мы будем вынуждены признать, что «зараженными» и «преступно предрасположенными» оказываются не только отдельные личности, но и целые группы. Абсурдно.
Д. Позитивизм и криминология.
Позитивистские криминологи стремятся к тому, чтобы комбинировать разрабатываемый ими биологический подход с вниманием к социальному окружению.
К.Бёрт в 1925 г. публикует книгу «Молодежное преступление». Правонарушение, по его мнению, есть форма моральной субнормальности. Источники феномена субнормальности не только сами подростки, но прежде всего – их родители, часто сами преступно ориентированные, социальное окружение и формы проведения свободного времени (в особенности — кино!). Психодинамическое ядро его подхода заключается в предпосылке, что если общество не способно предоставить все необходимые условия для правильных и ответственных действий подростка, если сам человек не способен следовать общественным правилам, то эта невозможность «нормального» разрешения противоречия обращается вовнутрь.
2. Социологический подход
Психодинамический подход не смог разрешить массу социологических проблем: почему формируется «норма» правонарушений именно в некоторых (и вполне определенных) пространствах? Почему, например, группировки постоянно воспроизводятся именно в рабочих кварталах? Как передаются нормы правонарушений, каким образом формируются коллективы молодых девиантов? В чем причины существования группировок, с какими периодами социальных и политических изменений связан «бум» группировок? В какой степени влияют на эти процессы массмедиа и социальные реакции? И многие другие проблемы.
Как отличить культурные правонарушения (на ценностной или стилевой основе) от настоящих правонарушений? В Америке детальное исследование культуры правнорушителей началось в 20-х гг. Тогда же Э.Сазерлендом была предложена теория «обучения девиации». Он полагал, что существуют некие близкие, интимные формы научения девиантности внутри групп сверстников. Принятие ценностей этой группы является как бы входным билетом, пропуском в группу. Подросток невероятно дорожит этой своей новой общностью, и постепенно ассоциация с преступной группой начинает значить для него намного больше, чем ассоциация с «нормальными» сверстниками (например, в школе). В этой теории уже проглядываются элементы субкультурного подхода к молодежной проблематике.
3.2. Группировки в контексте больших индустриальных городов
Заслуга Р. Мертона состоит в том, что молодежная преступность была перемещена из пространства индивидуальных или личностных проблем самих подростков в более обширное поле социальных вопросов. Понятия «нормальности» и «ненормальности» начали требовать социологического, а не только психофизиологического объяснения. Однако Мертон помещает молодежную преступность в преддверие взрослой преступности, рассматривая ее как некую ступень к продолжению правонарушений уже во взрослой жизни. Поэтому его концепция «девиантности» все еще оставалась в пространстве криминальности.
Послевоенные социологи в основном отошли от этих позиций. В данном случае речь пока идет о специфике исследования молодежных группировок на Западе.
Работы А.Коена совершили настоящий переворот во взглядах на подростковую преступность. В своих исследованиях он доказал, что преступления группировок были по существу не-утилитарными, они были деструктивными – как по отношению к отдельным людям, так и нормам. Преступления совершались из соображений престижа и для подтверждения идентификации с группой. Это было умышленным перевертыванием социальных норм ради получения какого-то нового удовольствия. Одна из главных идей этого автора заключается в том, что молодые люди не становятся антисоциальными после включения в группировку: в группировку приходят именно антисоциально ориентированные подростки для поддержания (институциализации) своих антисоциальных норм и ценностей.
У групп подростков одного и того же возраста, но по-разному ориентированных, существуют значительные отличия в представлении о статусе и критериях его достижения.
Статус послушных учеников из среднего класса: образование, квалификация, уважение, замужество, признание заслуг со стороны значимых взрослых, а в их лице — общества в целом.
Статус мальчишек из подворотни: моментальное удовольствие, грубость, жестокость, высокий уровень риска и волнения, ценности, которые не сулят каких-либо похвал со стороны взрослых и общественно значимого признания.
Однако не все дворовые парни становились членами преступных ассоциаций. Вопрос оставался открытым: почему одно и то же общее социальное окружение и соседство стимулирует, как желание соответствовать нормам среднего класса, так и желание активно противостоять им?
Откуда берутся преступные ценности?
А. Коген фактически приравнивал «ценности среднего класса» к чисто американским нормам общежития. Отсюда логично было предположить, что ценности не-среднего класса автоматически становились девиантными нормами.
Новые идеи по этому поводу пришли с исследованиями Уолтера Миллера. Он попытался доказать, что дело не в стремлении к идентификации с нормами среднего класса, а в желании подростков приспособиться к ценностям «более низкого» класса. Миллер применил понятие маргинальности для объяснения позиции подростков. Позиция определенной (речь идет именно о девиантно ориентированной) группы подростков становится маргинальной в школьной структуре, подростки начинают чувствовать свою незначительность, поскольку у них отсутствуют возможности для реализации своих потребностей в самоуважении и самоидентификации. Следуя концепции Миллера, подобные подростки не специально выбирают девиантный путь, они просто выбирают некий путь, позволяющий им самореализоваться, добиться хотя бы какого-то признания. И часто этим путем оказывается девиантная ассоциация. В какой вид девиантной активности включится такой подросток, во многом зависит от наличия возможностей в окружающей среде. Нередко к выбору той или иной формы девиации молодого человека подталкивает не только его окружение (наличие, например, традиции употребления наркотиков в среде его непосредственных друзей или сверстников), но и реакция общества на его поиски своего места.
Д. Матза пытался исследовать смыслы молодежного «противостояния», используя для этого высказывания самих подростков о своем поведении, и сделал открытие, что сами подростки практически не различают «преступное» и «не-преступное» поведение. Подростки постоянно прибегали к рационализации своих конкретных действий, которые расцениваются обществом как преступные. С их же точки зрения, у каждого поступка есть конкретная причина. Матза пишет о том, что на самом деле группировка обучает не девиантным ценностям, а девиантным оправданиям совершаемых преступлений.
3.3. Теория наклеивания ярлыков
Самый большой вызов утверждению, что существует сам по себе некий «девиантный» тип, был сделан в 60-х гг. Он был связан с растущим влиянием новой школы социологического мышления, так называемым «интеракционизмом» или «теорией наклеивания ярлыков» (исследования Г. Беккера и др.).
Смысл этих теорий в том, что девиантное поведение не есть некая психологическая предрасположенность отдельных индивидов, а процесс «обучающей» социализации («learned behaviour pattern»), то есть, как только человеку приклеивают ярлык преступника, так он и становится им. Вербализация и артикуляция именно такого обозначения данной группы людей оказывается решающим для завершения процесса их идентификации с этой «девиантной» группой. Работа С. Коена «Народные бесы и моральные паники» основана именно на этом подходе. Объектом исследования Коена были две английские молодежные субкультуры 60-х гг. — «моды» и «рокеры». Его исследование показало, каким образом из нескольких столкновений между этими группировками, в основном в курортных местах на юге Англии, вырос целый социокультурный феномен огромного масштаба. Немалую роль в этом сыграли средства массовой информации, которые делали своеобразную рекламу этим группировкам своими сверхподробными статьями о действиях их членов и реакциях работников органов социального контроля, полиции и судов.
Теория интеракционизма — это радикальное отвержение тех подходов к «девиантному» поведению подростков, которые основаны на предположениях о биологических или психологических предрасположенностях человека к такому поведению. С.Коен доказывал, что само общество способствовало развитию отклоняющегося поведения, изначально рассматривая рабочую среду как имманентно отклоняющуюся от нормы. При этом, разумеется, под нормой всегда и безоговорочно понималось лишь одно — нормы и ценности среднего класса. Именно эти идеи помогли социальным работникам и радикально настроенным политикам, прогрессивным преподавателям и учителям бороться с ненужным вмешательством в дела рабочих семей и с предрассудками по отношению к ним со стороны органов социального контроля и порядка.
4. Новые «народные бесы» – раса, семья и преступность в социологической литературе 70-х – 80 х гг
Новыми бесами для тех, кто не полностью отказался от биологического подхода, стали молодые представители негритянского населения.
В 70-х гг. в Англии разразилась новая моральная паника по этому поводу, поскольку участились случаи краж имущества на улицах, в которых основными действующими лицами были молодые чернокожии. Американский социолог Л.Эллис стремился доказать, что существуют генетические объяснения именно такого девиантного поведения. Он сделал вывод о том, что прежде всего склонны к преступности молодые (12–30 лет) черные люди (мужчины), особенно если они были выходцами из многодетных семей, родители которых находились в разводе.
Второе социальное явление в 70-х — 80-х гг., которое стало модно относить к росту преступности - факт роста числа женщин, работающих в общественном производстве. Это стало действительно массовым явлением во время и после второй мировой войны. Вместе с ростом числа разводов появилось понятие «брошенного дома» («broken home»). В обоих случаях, как полагали исследователи, отсутствие одного родителя (что уже само по себе считалось отклонением) приводит к развитию у ребенка антиобщественного поведения. В Англии еще одной основой для моральной паники стали так называемые «latch key kids». Так называли детей, которые сами возвращаются домой из школы и развлекаются как могут, пока их матери не вернутся с работы. Важно отметить, что в этой заброшенности детей общество обвиняло, конечно же, только работающих матерей, даже само понятие «работающий отец» просто отсутствовало.
Теория ярлыка породила цепочку примечательных социологических тезисов:
Преступность - это процесс, а не некое устойчивое состояние. Не каждый футбольный матч завершается дракой, и не каждая уличная группировка избивает всех »чужаков». Реакции полиции, СМИ, родителей и учителей, прохожих не менее важны для того, чтобы преступление совершилось.
Навешивание на человека жупела способно сделать более интенсивным его девиантное действие. Особенно это относится к общественным реакциям на «естественно» девиантных личностей — например, черных (расовый ярлык) или гомосексуалистов (сексуально-гендерный ярлык). Те, кто наклеивает ярлыки, должны изучаться в равной степени с теми, на кого наклеиваются эти ярлыки.
5. Женская преступность
Практически все исследования молодежной преступности сфокусированы, прежде всего на мужской преступности. Важным при этом оказывается и то, что большинство социологических исследований о молодежной преступности проводилось и проводится именно мужчинами, которые, скорее всего, солидарны с реакцией полиции на женскую девиантность как нечто необычное.
Первое предположение этих теорий, которое заключается в том, что девушки в принципе менее деликвентны, чем парни, приводит ко второму предположению. Те девушки, которые все-таки принимают участие в преступлениях, просто ненормальны (необычные, нетипичные и т.п.). Женская деликвентность, даже с точки зрения общественного мнения, всегда вызывает большее негодование даже по отношению к одним и тем же фактам. И, наконец, женская преступность практически повсеместно ассоциируется с сексуальными девиациями, с природной «естественной» женской распущенностью. Чаще всего девочки представляются в роли жертв, а не бунтарей.
Коулер и Слейтер в исследовании конца 60-х гг. «Деликвенция среди девочек» связали женскую преступность с ненормальным «гормональным» развитием, со спецификой построения женских хромосом. То, что подобный биологический подход еще имел место в конце 60-х гг. нашего столетия, свидетельствует о недостаточном развитии к тому времени социологических исследований женских девиаций. Из этих биологизированных предпосылок можно сделать как минимум три вывода:
Представление о ненормальности девиантности у девушек приводит к тому, что они приобретают и некие вполне материальные преимущества. Скорее они, а не мальчики будут рассмотрены полицией и офицерами социальной работы как нуждающиеся в защите, заботе, поддержке и контроле. И если их, например, стремятся убрать из девиантного района, то, скорее, не для того, чтобы стало спокойнее и безопаснее для других, а как бы для их же пользы.
В этих подходах явно прослеживается двойной сексуальный стандарт: для девушек их сексуальная активность проблематична, в то время как сексуальная активность мальчиков, наоборот, беспроблемна.
Проблема изучения женской подростковой преступности не в том, что игнорируется чисто женская преступность, а в том, что даже когда она исследуется, происходит это часто неадекватно или по образу и подобию мужской (по умолчанию).
6. Преступность и раса
Черная молодежь стала в Англии проблемой, и это было похоже на то, как в предшествующем веке белая молодежь стала проблемой вместе с понятием хулиганства. Хулиганство начало ассоциироваться с расой. Различие между черной и белой молодежной субкультурой в том, что черная молодежь обособляется не просто по отношению к ценностям среднего класса, но и к ценностям «белого среднего класса». Социологические аргументы о культуре черной молодежи заимствованы из теорий, развивающих понимание белых молодежных субкультур, связывающих их развитие с боязнью мальчиков и недостатком статуса в институтах среднего класса, с отражением ценностей среднего класса, с празднованием скрытых норм. Неудачи в школах включают дискредитацию черной культуры и языка; неудачи на работе включают расовую дискриминацию.
7. Молодежная преступность: нерешенные проблемы
Одна из основных проблем для социологов заключается в том, что большинство ученых пытаются не объяснить, а оправдать молодежную преступность. «Уход в натуру» в данном контексте чреват тем, что социологи настолько проникаются проблемами молодых преступников, что подчас принимают их сторону. Из их анализа ускользает и тот факт, что помимо деликвентов существует и другая — неделиквентная — молодежь. Если этого не замечать, то социолог вольно или невольно содействует воспроизводству идеи о том, что молодежь – это проблема.
Заключение
К 80-м гг. научная литература о девиантном поведении молодежи состояла из смеси социобиологических и социокультурных объяснений причин отклоняющегося поведения среди молодежи. Исследователи постулировали также и то, что многие стереотипы о молодежном поведении в общественном мнении порождены средствами массовой информации, которые продолжают оказывать значимое влияние и определенное давление на общественное мнение конца столетия в целом.
В социобиологическом подходе к определению понятия молодежи заложена идея о существовании некоего «переходного» возраста (adolescence), в течение которого подростки с большим трудом переживают период «бури и натиска».
Общество склонно к рассмотрению молодежи как социальной проблемы из-за ее символического значения. Молодежь – это будущее всякого общества и всякое отклонение молодежи от «правильного» пути (правильного с точки зрения норм среднего класса) вызывает панический страх у старших поколений.
Вопросы к семинарскому занятию:
Молодежь как социальная проблема. Основные векторы определения подростковой (молодежной) девиантности.
Представление о молодых преступниках в исторической перспективе смены академических школ (социологических подходов).
Сущность психодинамического подхода к анализу форм молодежной активности.
Основные выводы из теории ярлыков для определения современного содержания понятия девиантности.
Специфика социологического подхода к изучению женской (подростковой) преступности.
Примерные темы для написания рефератов (эссе), а также проведения групповых дискуссий:
Если проблема девиантного (криминогенного) поведения подростков связана с неадекватностью общественной (в том числе и культурной) среды, то в чем состоит смысл обсуждения этих проблем на теоретическом уровне?
Подвергните критике идею семи скачков через поисковое пространство «переходного» возраста.
Был ли в советской социологической литературе дискурс молодежи как социальной проблемы? Известны ли вам моральные паники (связанные с молодежью) в советский или постсоветский периоды? Проанализируйте их причины и характер протекания.
Существовало ли понятие «молодежь» в доиндустриальную эпоху? Если да, то что было критерием ее выделения? С чем, по вашему мнению, было связано возникновение понятия «молодежь» в России и в СССР? Породили ли процессы массовой индустриализации в СССР специфически советские феномены молодежных культур?
В чем отличие работ Чикагской школы от «классического» подхода функционалистов квобъяснениюи причин молодежной преступности?