Мы привыкли считать, что между нами и традиционной культурой находится весь пласт мировой истории. Это некоторый трюизм и вместе с тем огромная герменевтическая проблема, подразумевающая непрозрачность исторического времени.
Историческое время — это исторические изменения, происходящие по историческим законам. Вот эти изменения и не дают нам возможности адекватно интерпретировать традиционную культуру. Традиционная культура находится не просто в глубине исторического времени, но и в совершенно другом пространстве культуры — в древнем обществе, в условиях первобытнообщинного и рабовладельческого строя, и нас от этой культуры отделяет такая громада исторических формаций, как феодализм и капитализм.
Подразумевается, что под влиянием исторических формаций общество и человек претерпели существенные изменения и что эти изменения произошли если не в лучшую сторону, то во всяком случае в сторону усложнения, развития общественных и межличностных отношений, психологических переживаний человека.
В определенном смысле это совершенно верно, но я хочу подчеркнуть, что некоторые следствия из этого утверждения мне представляются неправильными.
Изменение общественных отношений не означает, что преодолены родовые человеческие черты. Кроманьонский человек
===
===
и современный человек принадлежат к одному и тому же роду по признаку культуры, т. е. способности организовывать окружающее человека пространство в разумное и духовное целое. Это в свою очередь означает интерсубъективную валентность, любого человека по отношению к любому другому человеку.
Такая межсубъектная соотнесенность одного человека с другим выражается в нашем случае в том, что мы способны понять культуру кроманьонского человека и культуру современного племени, т. е. их методику организации окружающей среды в разумное и духовное целое, на том основании, что мы принадлежим к одному роду, роду "человеков".
|
|
Мне близка мысль Сартра о том, что всякий замысел, каким бы индивидуальным он ни был, имеет значение всеобщей ценности. Всякий замысел, будь то замысел китайца, индийца или негра, может быть понят европейцем. Это значит, что европеец в своем воображении может проделать точно таким же способом путь от данного положения к его пределам, что он может воспроизвести в себе замысел китайца, индийца или африканца. Всеобщность любого замысла имеет тот смысл, что любой замысел понятен любому человеку1.
Усложненность современных отношений, как социальных, так и межличностных, не означает вместе с тем, что общество с традиционной культурой или, если пользоваться более историческим определением, древнее общество, это примитивное, неразвитое общество, — в котором отношения значительно более просты, чем в современном обществе.
Если рассматривать самые простые поведенческие коды, то можно заметить, что как раз современное нам общество опростилось, лишилось большей части своих ритуалов, например ритуалов семьи, отношения полов, праздников и т. д.
Я уверен, что самый обычный человек XVIII или XIX в. пришел бы в ужас от простоты и грубости наших нравов, которые мы считаем благопристойными. Не в лучшую сторону отличается также и массовая культура, которая при своем внешнем разнообразии чрезвычайно однообразна, если не сказать примитивна.
|
|
Не надо думать, что, например, XVIII или XIX век — исключения. Представители этнологических школ, в частности Леви-Строс, убедительно показали, что отношения даже между членами племени, казалось бы самого примитивного и древнего
===
===
типа человеческого общества, являются весьма сложными, а в какие-то моменты — изощренно сложными.
Человеческая культура по своему определению и чрезвычайно сложна, и чрезвычайно проста, но в разных ситуациях это различная простота и различная сложность.
Из сказанного выше вытекает вопрос о существе истории, взятой не как отдельное историческое событие, а в совокупности представлений о том, что есть история как таковая.
Понятие истории
Само слово "история", как известно, происходит от греческого слова "хисториа", что означает рассказ о прошедших событиях и запись такого рассказа. Мы все пользуемся такой "хисториа", когда рассказываем своим друзьям о том, как мы провели время, что с нами произошло. Мы можем описать эти события в своем дневнике и стать настоящими "историками", так как мы не только рассказываем истории, но и записываем их.
Однако история — это всегда нечто большее, чем фиксирование или запись каких-то событий. Ясно, что установка на запись событий опосредуется культурной средой. Дети, например, пересказывают друг другу различные истории, сплетают правду с выдумкой и тем самым передают друг другу свою детскую "культуру", т. е. свой собственный способ организации мира в разумное и духовное целое. В принципе так же поступает и любой взрослый человек.
|
|
Ясно также, что просто рассказа еще недостаточно. Необходим какой-то импульс для начала складывания и передачи самой истории. Дети любят рассказывать свои истории для того, чтобы чем-то похвалиться, выделиться, обособиться. В скрытом виде так часто делает и взрослый. С такой же целью вели свои хроники и древние цари.
Греки, от которых пошло само название "история", также записывали свои сказания для того, чтобы похвалиться, выделиться, оставить потомкам память о себе. Я думаю, вы знаете об археологическом открытии Шлимана, который нашел Трою в месте, указанном Гомером в его эпической поэме.
Гомер, как и другие сказители, на свой лад "хвастался" героическими делами своих соплеменников, и Шлиман в силу
===
===
своей то ли научной наивности, то ли гениальности отнесся к эпосу Гомера не как к сказкам или легендам, а как к тексту, содержащему подлинные указания. Здесь у нас появляется еще одна важная черта истории. История — это не просто череда событий и не только их запись с какой-то специальной целью, например, каким-либо образом обособиться или выделиться из мира человеческих отношений, но и точная, достоверная запись этих событий, которая, говоря философским языком, обладает статусом интерсубъективного.
Почему Геродот, Фукидид или Плутарх создавали свои исторические хроники? Почему вообще античная культура записывала себя достоверно, исторически?
Во-первых, потому, что древние греки высоко ценили свою отличность от всего остального мира, т. е. от мира варваров, и, во-вторых, потому что они чувствовали индивидуальную ответственность за сохранение своего мира.
Греки были первыми гражданами, т. е. людьми в некотором специфическом "греческом" смысле этого слова, именно поэтому они стремились как можно более точно фиксировать свои действия, как можно более точно передавать способ совершения этих действий потомкам. У нас, например, нет такой потребности, и в этом смысле у нас нет истории, а потому нет и гражданского сознания. Мало кто из нас знает законы, почти совсем никто из нас не знает своих депутатов или каких-либо других общественных деятелей. Для грека такая ситуация была немыслимой, потому что он твердо ощущал себя полноправным членом полисной общины, гражданином города-государства.
Фукидид в своей известной "Истории" писал, что греки победили в войне персов потому, что люди победили царя. Все греки в этой войне выступали как равные люди, граждане своих городов, в то время как им противостояли неравные люди, т. е. подданные или наемники царя персов. В мире людей-греков все греки выступали как гражданские субъекты и, соответственно, мир представал в своей интерсубъективной достоверности.
Вот эту достоверность субъектных смыслов необходимо было донести как можно более точно до будущих субъектов этих смыслов. Отсюда возникала установка исторической записи действий живущих людей-греков для грядущих потомков, т. е. будущих людей-греков. Грубо говоря, миром людей был только
===
===
греческий мир, и свою инаковость от всего другого мира он сохранял в субъективной записи.
Здесь мне могут возразить, что не все греки были гражданами и в этом смысле полноценными "людьми". Это совершенно правильно, поэтому я говорю о субъектности греческого мира, т. е. полиса. Полноценным человеком "по-гречески" был субъект полиса, гражданин города-государства.
Этот субъект обладал четырьмя качествами своей субъектности, а именно был экономическим, политическим, юридическим и милитарным субъектом. Свободный грек-мужчина был владельцем своего хозяйства — ойкоса, членом военного ополчения — фаланги, т. е. он мог защищать как свое хозяйство, так и свой город. Он был членом собрания, принимавшего законы для города, он мог избирать и быть избранным в политические структуры полиса, говоря современным языком, он мог защищать свои интересы в открытом судебном разбирательстве, т. е. выступал как политический и юридический субъект.
Сочетание четырех видов субъектности было уникальным для всего древнего мира, и именно ее фиксировала и сохраняла историческая запись.
Повторяя суждение об ограниченности античной демократии, можно сказать, что и историческое мировоззрение античного мира также было ограничено вот этим типом субъектности, распространявшимся в действительном смысле не на всех членов греческого полиса или римской "цивиллы", а только на тех, коммуникация которых между собой была интерсубъективной, т. е. поддерживалась и передавалась потомкам в определенной исторической культуре записи. Эта культура записи происшедшего, его историй, преданий, сказаний, героических дел, памятных событий была первой или, точнее говоря, одной из первых двух существенных причин происхождения смыслов и целей истории, т. е. истории как таковой, исторического миро-виденья.
Вторая существенная причина возникновения исторического мировиденья связана с определенным типом священного закона бытия, который также побуждает к достоверной записи свершившихся событий, порождая тем самым историческое сознание.
Первоначально это историческое сознание является сугубо религиозным сознанием, можно даже сказать, религиозно-про-
===
===
фетическим сознанием. Я думаю, что вам хорошо известны слова монаха-летописца Пимена, которыми открывается одна из картин пушкинского "Бориса Годунова":
Еще одно последнее сказанье —
И летопись окончена моя,
Исполнен долг, завещанный от Бога
Мне, грешному. Недаром многих лет
Свидетелем Господь меня поставил
И книжному искусству вразумил...2
Совсем не зря летописцы существовали в монастырях. Как следует из цитированного отрывка, Пимен рассматривает запись исторических событий, т. е. фиксирование в летописи свидетельств "многих лет", как долг перед Богом. Летописец здесь выступает как религиозный историк, он достоверно свидетельствует о прошедших событиях, выражая дух истории как Божественное воление.
В традиционной культуре этот дух истории как непреложный и грозный закон возникает впервые на страницах Ветхого Завета, а потом наследуется христианством.
Историческое время "включается" тогда, когда Господь заключает соглашение с легендарным прародителем еврейского народа Авраамом. "И сказал Господь Аврааму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, [и иди] в землю, которую я укажу тебе. И я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя и возвеличу имя твое; и будешь ты в благословение. Я благословлю благословляющих тебя, и злословящих тебя прокляну; и благословлятся в тебе все племена земные"3.
Для начала истории очень важно то, что великий народ благословляет Единый Бог, выступающий здесь трансцендентальным гарантом благополучия своего народа. Если вы почитаете Ветхий Завет, например, Левит и Числа, то вы увидите много правил, различных уложений, запретов и т. д. Некоторые из этих правил покажутся вам справедливыми, другие странными или наивными.
В принципе в текстах традиционных культур вы всегда найдете множество правил и запретов, часто противоречащих друг другу и даже смешных с современной точки зрения. Гегель, например, с иронией писал о запретах для брахманов вставать с постели всегда с определенной ноги, не есть со своей женой или
===
===
своими женами, не видеть их потягивающимися, зевающими и т.д. 4
Повторю еще раз: и в Ветхом Завете есть много традиционных запретов и правил, но их совокупность предстает перед нами историческим законом в силу двух обстоятельств.
Во-первых, впервые в иудео-христианской традиции человек был поставлен в центр мира и стал полновластным хозяином всего живого на Земле. В Библии это сказано следующим образом:
"И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его... И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю и обладайте ею и владычествуйте над рыбами морскими [и над зверями] и над птицами небесными [и над всяким скотом, и над всею землею] и над всяким животным, пресмыкающимся по земле"'.
Во-вторых, чрезвычайно важным для развития духа истории, который впоследствии стал своего рода судьбой европейской, а потом и мировой цивилизации, стало то, что Единственный, Всесильный и Грозный Бог выбрал из всех других хозяев Земли одну человеческую общность, а именно, народ Израиля, и для этой людской общности установил священный закон, заключил с ней Завет, т. е. священный договор, согласно которому выполнение священного закона, данного Богом, означало благополучное существование народа в будущем.
Я думаю, вы знаете библейскую историю и помните, что когда народ Израиля вышел из египетского плена и расположился в Синайской пустыне, Господь воззвал к пророку Моисею: "Возвести сынам Израилевам: вы видели, что я сделал Египтянам, и как я носил вас [как бы] на орлиных крыльях, и принес вас к Себе. Итак, если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете Моим уделом из всех народов; ибо Моя вся земля; а вы будете у меня царством священников и народом святым"6.
Вот это, собственно говоря, и есть историческая перспектива, или историческое развитие, т. е. история в своей целокупности. История здесь предстает как развертывание в будущее жизни народа, который, соблюдая завет, сделает благополучие уделом всех народов. Этот народ получает благословение и возвеличивание на том основании, что выполняет данный этому народу Божественный закон.
===
===
Развертывание исторической перспективы протекает однолинейно в причинно-следственном континууме, заданном единственно возможным трансцендентальным законом. Бог выступает трансцендентальным гарантом благополучного существования мира исторического времени, которое длится до тех пор, пока исполняется священный закон.
И, наоборот, невыполнение священного закона означает разрыв уз Завета и, соответственно, историческую катастрофу. Такая катастрофа, согласно Евангелию, происходит с народом Израиля, когда он не распознает Спасителя, т. е. Иисуса Христа, понимая роль Иисуса в буквальном смысле как Царя Иудеи, а не как Бого-Человека, не как духовного освободителя человечества.
Я думаю, вам очень хочется задать вопрос: а было ли все это на самом деле? Давал ли Господь Завет народу Израиля в Синайской пустыне? Родился ли Иисус Христос 2000 лет тому назад?
Эти вопросы не наивные, они естественны и необходимы, и ради такого рода вопросов мы и затеяли наш дискурс о традиционной культуре.
Для того чтобы ответить на эти вопросы, необходимо понять, что происходит "на самом деле" в мире человеческой культуры. Что такое человеческая действительность?
Как вы прекрасно понимаете, человеческая действительность отличается от предметно-чувственного континуума, который нас окружает. С одной стороны, мы своего рода "части" такого континуума и как части зависим от этого пространственно-временного и причинно-следственного целого. Но, с другой стороны, мы, конечно, особые "части", так как сами способны создавать некое пространственно-временное и причинно-следственное целое.
Как это понимать и в чем вообще основа нашего понимания? На эти вопросы мы тоже должны попробовать ответить. Конечно, мы будем отвечать на эти вопросы не сразу, а постепенно, в рамках нашего достаточно долгого дискурса о традиционной культуре и о тексте этой культуры.
На этом этапе нашего рассуждения важно подчеркнуть, что закон Библии уникален, так как его полиморфность, т. е. наличие в Ветхом Завете различных правил, уложений, запретов и т. п. не закрывает историческое время в силу того, что действие
===
===
этого закона в будущем гарантирует Бог, единственный трансцендентальный гарант, который своей всесильной властью устанавливает этот закон для всей Земли и для Вселенной.
Этот закон действует не частично или противоречиво, как, например, судьба — ананка, тюхе или фортуна — у греков и римлян, а полностью, целостно, без всяких оговорок во всем представимом бытии.
Своим историческим духом этот закон озаряет Вселенную, просвещает народы, он касается также и летописца и заставляет его записывать события "прошлых лет". История прошлых лет нужна не сама по себе, а как достоверное свидетельство выполнения людьми Божественного наказа.
Теперь нам становятся более понятны слова: "исполнен долг, завещанный от Бога мне, грешному". Люди грешны в силу первоначального отпадения от своей духовной сути. Поэтому они могут и не выполнить поставленных перед ними сакральных задач. Здесь история выступает как предостережение, как возможная историческая катастрофа, как свидетельство на суде самой истории.
Таким образом, дух истории рождается из единичности Божественного закона, выполняемого конкретным народом или конкретным человеком. Этот закон гарантирован Божественной трансценденталией, с которой непосредственно связана историческая практика человеческой культуры.
Если суммировать то, что я сказал выше, то можно заключить, что идея истории — это сугубо национальная и сугубо религиозная идея. Две первонации, т. е. две человеческие общности, отличающиеся от всех других традиционных человеческих общностей национальной презумпцией самосуществования — древние евреи и древние греки, прочувствовали и выразили интуицию истории в целокупности ее смыслов. Причем у первых эта идея была окрашена в национально-религиозные тона, а у вторых — в национально-гражданские.
Еще раз подчеркну: в любой традиционной культуре существуют исторические тексты, точнее говоря тексты, которые можно толковать как исторические и которые можно изучать исторически. Это хроники царских домов, эпос, литературные произведения, священные тексты и т. д. Но дух истории, или целокупность исторических смыслов, в этих текстах занимает маргинальное положение. Субъективная отличность полиса от
===
===
всего остального мира и неповторимость закона, изложенного в Ветхом Завете, во всем пласте традиционной культуры остаются явлениями уникальными.