– Вот и хорошо, что много! – ответила Стася. – Хватит вам и на продукты, и на откуп от сына на сегодня. А вообще вы, бабушка, немного потерпите, я вам помогу!
Нищенка горько усмехнулась: чем может помочь ребёнок – ей, старой женщине, проработавшей всю жизнь и оставшейся на старости лет без куска хлеба?
Но Стася говорила уверенно, как взрослая:
– Я всё продумала и уже обо всём договорилась. Завтра обязательно приходите сюда к двум часам дня, захватите с собой все свои документы. Только сыну ничего не говорите: хватит ему над вами издеваться!
Записала в блокнотик её фамилию, имя и отчество, год рождения и адрес.
Эту ночь нищенка провела без сна. Сын, получив от матери денег на выпивку, ушёл – да так и не вернулся до утра, пьянствовал вместе с такими же опустившимися выпивохами. А она, ворочаясь на жёстком матрасе, не могла понять: радоваться ей или горевать? Что надумала эта девочка с твёрдым взрослым взглядом? А ну как уговорит отца отправить в тюрьму её бедного сына? Или наслать на него бандитов!.. А может, вот сейчас он лежит, обливаясь кровью, связанный проволокой, в каком-нибудь подвале? И никто не найдёт его следов… Да и кому надо – искать пропавшего забулдыгу! Все только обрадуются.
Она бросилась к единственной в доме иконочке: «Матерь Божия, спаси моего сыночка Тимошеньку! Не дай погибнуть! Господи, спаси и сохрани!..»
И успокоилась, только услышав на лестничной площадке пьяную ругань сына: живой!.. Скорее открыла ему дверь, поставила чайник, нарезала колбаски… – но Тимошенька свалился у порога и громко захрапел.
У матери отлегло от сердца. Сыночка не тронут. А документы… – что ж, значит, определят её в дом престарелых. Ну и ладно, там тоже люди как-то живут. Брошенные старики и старухи, вырастившие своих детей и вынянчившие им внуков, доживают свой век в чужих казённых комнатах, терпят вредных и пакостных соседей, а заболеют, слягут – так не больно-то дозовёшься врача или нянечку!.. Да ведь и здесь – кому она нужна! Что, сын подаст ей воды или лекарства? Как бы не так! Зимой простыла до жути, лежала, не в силах встать с кровати и пройти пять шагов до стола, за таблетками. А сын скрипел зубами и кричал: «Да когда же ты уберёшься с моих глаз!»
Она собрала в пакет паспорт и пенсионное удостоверение, альбом с жёлтыми фотографиями, на которых маленький Тимочка в матросском костюмчике играл в песочнице, а сама она, молодая и нарядная, стояла на залитом солнцем тротуаре… Взяла приготовленный на смерть узелок с одеждой. Больше ничего не было. И пальто её, и сапоги сын ещё в марте сбыл кому-то в обмен на дешёвый портвейн.
Мать напоследок перекрестила сына, помолилась о заблудшем Тимофее и ушла на привычное место, к хлебному ларьку.
А в два часа, как и обещала, пришла Стася. Не одна: с какими-то двумя мужчинами. Эти двое усадили Валентину Михайловну в машину и повезли – как она думала, в приют для брошенных стариков. Но они приехали к какой-то конторе, минуя очередь, зачем-то провели её к нотариусу. «Неужто заставят квартиру подписать? – сжалось от недобрых предчувствий сердце. – А как же Тимошенька, он-то куда денется?»
И она твёрдо решила ни за что не соглашаться на такую аферу. Слава Богу, сама ещё в силах, поживёт, сколько даст Господь, в своей конуре.
Но нотариус, пожилая женщина в строгом костюме, широко улыбнулась ей:
– Петрова Валентина Михайловна? Поздравляю: теперь вы – владелица собственного дома! Давайте подпишем документы.
Видя её недоумение, привезшие старушку мужчины объяснили, что Анастасия Колымагина, её троюродная внучка, заплатила за то, чтобы их квартирное агентство купило ей дешёвенький домик в какой-нибудь дальней деревне, чтобы рядом были лес и речка, а во дворе – все нужные постройки.
– Вам повезло: в деревне Марьинке Сокольского района всего за пятнадцать тысяч рублей продаётся дом с хорошим участком, баней, сараем и колодцем. Буквально даром – и только из-за того, что место это глухое. Зато рядом с деревней есть и речка, и лес.
Всё это Валентина Михайловна слышала словно сквозь сон. Как во сне, поставила подпись во всех документах (буквы так расплывались в глазах, что она и не видела, за что расписывается – может, заверяет дарственную на свою часть квартиры?..), как во сне, уселась в машину, прижимая к груди пакет со всеми бумагами. И только увидев покосившийся столб с табличкой «Марьинка», пришла в себя. Это и была деревня, где ей предстояло доживать свои горькие одинокие дни!
Машина остановилась у крайнего домика, и Валентина Михайловна увидела, что переднюю его стену увлечённо красит голубой краской маленький худенький маляр. Он обернулся – и старушка с удивлением узнала Стасю!
– Приехали? – радостно приветствовала она. – Заходите в дом, там тепло и хорошо!
В доме, чтобы выветрить застоявшийся нежилой запах, были настежь открыты окна, а бабушка-соседка по просьбе Стаси протопила печь, приготовила щи и гречневую кашу.
– Вот здесь, бабуленька, вы теперь и будете жить! – весело объявила Стася. – И если вы не против, то я у вас почти месяц погощу!
Дом был отдан чуть не задаром со всей утварью, с простенькой, но крепкой мебелью. Здесь же, в деревне, Стася купила десяток кур, а соседка Ирина Матвеевна продавала им молоко. На огороде росли лучок, морковь и зелень.
И зажили они вдвоём – лучше лучшего! Особенно радовалась Валентина Михайловна найденным на чердаке иконам. Она отчистила их от пыли и грязи, отмыла, протёрла чистым полотенечком и расставила в передних углах обеих комнат.
Стася успела и отдохнуть всласть, и потрудиться. Выкрасила весь дом, прополола изрядно заросшие грядки. Вода в колодце оказалась удивительно вкусной, и Стася старательно крутила ворот, громыхавший цепью, с утра пораньше набирала воды на весь день. Всё это она делала в перчатках, чтобы не испортить руки.
Раз в неделю в деревню привозили хлеб, соль, сахар, крупы, другие необходимые товары.
– Это летом, – сказала Ирина Матвеевна. – А зимой дорогу занесёт, тут уж насидимся и без хлебушка!
И Стася накупила впрок продуктов и спичек, целый мешок муки. Договорилась с соседями, заплатила им вперёд за два мешка картошки нового урожая, морковь и лук. И всю зиму потом Валентина Михайловна не знала нужды ни в чём. Почтальонка на велосипеде привозила пенсию, захватывала из райцентра газеты и нужные покупки.
– Так вот оно что, – всё-таки решилась перебить хозяйку молчаливо слушавшая её Александра. – А мы с мужем удивлялись: что это Стасе вдруг так загорелось поехать со Светой в круиз?
– Да – потом уж она рассказала, как сначала задумалась: что сказать родителям? Купить нищенке дом? – на это вы, простите, ведь не согласились бы. И тут она вспомнила, что знакомое туристическое бюро организует круиз, в который дети из состоятельных семей могут поехать и без родителей. К ним будет приставлена специально подготовленная гувернантка, из числа гидов, – по выбору самих детей и их родителей.
…Стася прежде всего поговорила с двоюродной сестрой. Идею отправиться в увлекательное путешествие Светка восприняла восторженно, но – без Стаси?..
– Оно тебе надо – из-за какой-то чужой тебе нищей старухи отказаться от круиза! – возмущалась кузина. Но если уж Стася что надумала, никто не мог её отговорить.
Уломав Светлану, она поехала в туристическое бюро и нашла там одну из кандидаток в гувернантки – экскурсовода Марину. С ней они уже ездили раньше в Италию и Скандинавию. Как ни странно, Марина легче согласилась помочь, хотя сама она не только ощутимо теряла в деньгах, но в случае, если бы их авантюра открылась, лишилась бы и места. Она и подарок от Стаси не приняла: «Ничего мне не надо! Что ж я, не человек что ли? У меня ведь тоже бабушка была…»
В конечном итоге от Марины зависело всё: она должна была «прикрыть» Стасю перед родителями с самого начала и потом, во время круиза, отправлять из разных городов и стран заранее заполненные открытки; отвечая на звонки, сообщать, что Стася сейчас в бассейне или («вы же знаете свою дочь!..») в библиотеке. А вообще у девочек всё прекрасно, отдыхают всласть, впечатлений – море! Да они вам позвонят и сами всё расскажут!
И через несколько минут родители слышали радостный голосок Светланы или Стаси. Им и в голову не приходил вопрос, почему это неразлучные сестрицы теперь всякий раз звонят порознь?.. В том-то и дело, что Света была на теплоходе и могла сразу же поговорить со своими или Стасиными родителями. А Стасе звонила на мобильник Марина: «Быстренько перезванивай отцу! Мы сейчас в Генуе, солнце, жара, ты не вылезаешь из воды…» И та набирала номер отца:
– Папочка, здесь всё просто здорово, но я уже соскучилась! Считаю денёчки до возвращения домой…
Сэкономленных на Стасиной половине круиза денег как раз хватило на всё про всё. А в назначенный день Стася заранее на катере подплыла к борту вернувшегося из круиза теплохода и бросилась в объятия Светки и Марины. В деревне она тоже загорала, но речной загар не шёл ни в какое сравнение с шоколадным цветом Светкиной кожи.
– Ты что, в трюме загорала? – расстроилась встретившая их на пристани мама, ревниво сличив Стасин и Светин загар. А Светка, обнимая за плечи кузину, хихикнула:
– Не-а, не в трюме. В библиотеке! Стоило ехать за тридевять земель, чтобы торчать в книжках!..
Этот эпизод, мастерски разыгранный на причале тремя заговорщицами, уже Александра рассказала Валентине Михайловне и Надежде. Ей было и радостно, и грустно. Доченька оказалась не только умницей, но и просто хорошим добрым человеком. Но за помощью она обратилась не к ней и не к отцу. Потому что у них как раз не нашлось бы ни доброты, ни человечности. Выбросить кучу денег на круиз для двух соплюх – пожалуйста! Всё для любимой дочери и племянницы! Но помочь выкарабкаться из нужды незнакомой нищей старухе?.. – с какой это стати!
– Между прочим, тогда Настенька и ещё одно доброе дело сделала, – сказала Валентина Михайловна. – Отняла у кошки и выходила невесть откуда залетевшую маленькую белую голубку. Вылечила, выправила сломанное крылышко. Голубку она назвала Гретхен. И до чего же Гретхен полюбила Стасю! Куда она ни пойдёт, туда и голубка летит. Потом к ней примкнул сизый голубь, влюбился в нашу Гретхен. Его Настя стала звать Грумом. Очень похоже на его воркование…
И вот три дня назад Гретхен вдруг стала такая тревожная – мечется по чердаку, бьётся в окна. Залетит в комнаты и кружит, и заглядывает везде, будто ищет Настёну. Потом как-то притихла, сидит и в одну точку смотрит. Грум вокруг неё и так, и этак, а она ноль внимания. Сидела, думала о чём-то, а потом вдруг схватила со стола кусочек хлеба и улетела куда-то. Вернулась к вечеру такая усталая, еле крылья донесли! А сама ровно что-то хочет мне рассказать. Подлетела к портрету Настеньки – он над Настиной кроваткой в горнице висит, – и вот кружит рядом с ним, вот кружит! Потом схватила в клюв ещё кусочек хлеба – и к портрету, будто кормит Настеньку. У меня аж сердце кровью облилось. Гляжу на голубку, а она без слов кричит: с Настенькой беда!
Не хотела я верить в плохое. Чтобы Настенька голодная была… Ну всё же утром встала пораньше и давай печь пирожки. С луком и яйцом, как Настенька любит. Думаю: может, она в гости к нам собирается, вот голубка и мечется. Приедет, я её накормлю. А Гретхен хвать один пирожок – и выронила: клюв обожгла. Я отгоняю: не трогай, не тебе пекла! В кормушке зёрен полно, а она над пирожками летает!
Осерчала я, хотела полотенцем её отогнать от стола, а Гретхен схватила остывший пирожок и – порх в воздух! И вылетела из окна. Выбежала я за ней следом, смотрю: взмыла она вверх и полетела совсем немного – и пропала из виду! Будто за стенку залетела, и не видать, куда она там дальше летит! Я и так, и сяк головой вертела, а её не вижу – и всё тут! Может, думаю, её коршун сцапал, а я не заметила? Нет: ни пёрышка на землю не упало.
А к вечеру она опять вернулась. И на лапку у неё, гляжу, две маленькие серёжки надеты! Она берёт так деловито клювом, расстегивает застёжки, одну серёжку в клюв – и к Настиному портрету подносит. Потом – ко мне, и опять к Насте. Бросила эти серьги мне прямо в руки. Только не кричит: это же Настины!
– Эти серёжки ей подарил отец, – сквозь слёзы подтвердила Александра. – Они ей понравились, и Михаил купил… Но рассказывайте, пожалуйста! – нетерпеливо попросила она.
– На другой день я уж приготовила сеточку от лука, – продолжила Валентина Михайловна. – Положила в сеточку два пирожка чуть покрупнее, чем обычно пеку, и хотела прицепить их к ножкам Гретхен. А она не далась: летит к ведру с водой и крыльями на него машет. Будто хочет сказать: Настеньке вода нужна, пить она хочет! В чулане нашлись маленькие пластиковые бутылочки, я одну помыла и в неё налила водички. Положила в сеточку. А голубка сама мне лапы протягивает, умница! Ах ты, думаю: пошлю воды, а пирожки-то как же? Не унести ей столько!
Гляжу, а Грум вышагивает, воркует, Гретхен к себе зовёт.
– Ишь, – говорю, – жених выискался! До того ли сейчас, когда Настенька подмоги ждёт от нас! А ну давай свои лапы!
Он-то глупый, не то что Гретхен, но за невестой своей и в огонь, и в воду полетит, и хоть камень привяжи – унесёт из любви к ней. Вот я и привязала ему сеточку уже с тремя пирожками: он посильнее Гретхен, дотащит! И ещё положила записку: «Настя, что с тобой? Чем помочь?» Положила с пирожками, а про ручку и не подумала. Будь у неё ручка, она ведь сразу на чём-нибудь написала бы.
Ну вот улетели они: Гретхен впереди, Грум позади. Он-то трусил, не сразу смог пролететь за ней, но всё-таки изловчился, тоже прошмыгнул туда.
И решила я поехать к вам, узнать, что случилось. Только вышла на дорогу – машина идёт. Обычно-то их здесь и не бывает, места глухие, а тут грибник возвращается в город. Сразу согласился подвезти меня до города и даже денег не взял. Что значит верующий человек: иконочки у него в кабине. Только и сказал: «Бабушка, вам ведь и так несладко живётся – разве же я у вас последние грошики заберу!»
Настя мне оставляла адрес, и я сразу к вам пошла. Ну неудачно… Муж-то ваш рассерчал, что я Стасю спрашиваю, прогнал: «Пошла вон, побирушка!» Я хоть и крикнула, мол, если что, я в Марьинке… – а душа так болит! Вышла из подъезда, что делать, не знаю, хоть плачь! И тут две девчонки идут из школы. Одна впереди, другая сзади – не глядя ни на неё, ни на меня – тащится. Я возьми да и спроси:
– Девочки, а вы не видели Стасю Колымагину?
Вторая аж позеленела от злости, перекосилась: «Не видели!» – кричит. А которая впереди шла, говорит: «Ну что ты, Ритка! Бабушка ничего не знает… Стася ведь пропала. Уж недели три как исчезла, и ни милиция, ни сыщики не могут найти».
Я так расстроилась, что и сына проведать не пошла. От бывших соседок узнала, что жив, что вроде и пить меньше стал. Попросила передать ему, что и я жива, что, может, напишу ему, – и скорее домой!
Добиралась на перекладных, голуби раньше моего успели вернуться. Конечно, ничего нового я от них не узнала: уж на другое утро, как раз вчера, с голубиной почтой послала ручку и листок бумаги. Маленький, чтобы донесли. И вот что они принесли мне в ответ.
Валентина Михайловна достала из той же шкатулки обрывок бумаги размером с ладошку. А на нем Стасиным почерком было выведено: «Я на планете Грациэлло, в плену у инопланетян. Спасает только молитва – и теперь голуби. Напишите мне какую-нибудь молитву! Молитесь обо мне! Передайте маме, что портал в «Ящике Пандоры»!» Слово «Стася» в подписи было перечёркнуто, и сверху подписано – Настя.
– Вот я и не нахожу покоя. Какая планета – голуби ведь не могут летать через космос! Портал в каком-то ящике… И не похоже всё это на шутку. Настенька правда ждёт помощи! Я ей сегодня вместе с водой и пирожками послала ещё и молитву Иисусову и пояс «Живый в помощи».
Она-то раньше только посмеивалась, когда я её на ночь крестила. Такое скажет, что и слушать грешно! Ну ведь дитя неразумное… А я только и скажу, бывало: «Настенька, придёт время, и ты поверишь в Бога! Господь Сам просветит тебя светом Истины!» Она хохочет: «Да ведь это невежественных богомолок надо просвещать, а я и так просвещённая!» Один раз поехала со мной в соседнее село в церковь – скучно ей там показалось, всю обедню просидела с книжкой во дворе.
– Видно, похитили её какие-то злодеи и задурили голову: мол, ты на другой планете, и мы инопланетяне!.. – высказала предположение Валентина Михайловна.
– Не так всё просто! – возразила Александра. – Похоже, что не люди здесь замешаны, а нелюди наподобие тех, которые Аню заманили в зеркало.
– Как – в зеркало? – изумилась Валентина Михайловна. И женщины поведали ей всё, что сами знали об истории с подменой Ани демоном.
Надежда тоже взяла в руки и несколько раз перечитала записку. Ни об Ане, ни об Алёше в ней не было ни слова. Чтобы скрыть своё огорчение, она пошла в огород – вскопать землю под опустевшими помидорными лунками. А Валентина Михайловна и Александра не могли наговориться о своей любимой Настеньке.
Вечером прилетели голуби, усталые донельзя. Грум так и брякнулся на колени к старушке, протянул лапы: отвязывай сетку! В сеточке болталась пустая двухсотграммовая бутылочка из-под апельсинового сока. Гретхен клювом освободила одну лапку от своей ноши, а на вторую не хватило сил – заснула с болтающейся пустой сеткой внизу. Валентина Михайловна осторожно отвязала её и положила на стол. Аккуратно отмыла бутылочку, поставила тесто для новых пирожков. А Александра написала дочери письмецо: «Настенька, держись! Мы о тебе молимся. Этот образок святой мученицы Анастасии Узорешительницы поможет тебе вырваться из плена. Молись ей!» И ещё, вспомнив, дописала: «Не с тобой ли Аня Ковалёва и Алёша Спирин? Что ты знаешь о них? Мама».
О том, что «Ящик Пандоры» исчез вместе с порталом, не стала писать. Придётся посоветоваться с батюшкой, можно ли им искать этот пропавший магазин. Что-то подсказывало ей, что священник не благословит их искать бесовское место. И вряд ли эта самая Пандора станет им помогать. Что ж, если существует другой портал, через который пролетают голуби, можно будет попытаться проникнуть через него.
Надежда обрадовалась тому, что, вполне возможно, участь и её дочери прояснится, может быть, уже завтра!.. Она уже думала о том, как съездит в церковь и привезёт иконочки для Ани и Алёши, как пошлёт их с голубями – конечно, если Настя ответит: «Мы все трое вместе». Или что Аня и Алёша где-то рядом…
Но вечером птицы не вернулись…
Дорога
С тех пор как голуби принесли пояс «Живый в помощи» и Иисусову молитву, Настя почти перестала бояться. Пояс она надела на себя – видела, как у бабы Вали поверх сорочки был повязан такой же поясок с молитвой. Короткая Иисусова молитва быстро выучилась наизусть. И как ни мало еды приносили птицы, всё же девочка повеселела. Теперь она точно знала, что голуби прилетают к ней от Валентины Михайловны, что бабе Вале уже известно, где она. Правда, ответа на вопрос, как ей вырваться из плена, по-прежнему не было. Но хоть какой-то лучик надежды забрезжил в непроглядной тьме.
И вот – уже привычный шорох крыльев за окном, и пара голубей, тихонько воркуя, опустилась на Настину кровать. Но в каком они были виде! Похоже, в пути им пришлось выдержать жестокий бой. Особенно крепко досталось Гретхен – видимо, она приняла на себя первый удар, а потом уж Грум пришёл ей на помощь.
Так оно и было. Голуби уже подлетали к громадам одинаковых серых небоскрёбов, как вдруг с крыши ближнего здания взмыла ввысь быстрая птица. Занятые поиском Настиного окошечка, голуби не сразу заметили опасность. И тут крупный ястреб с лёту свалился прямо на маленькую Гретхен, ударил её клювом – к счастью, удар лишь скользнул по головке, в последний миг Гретхен успела уклониться. Но хищник не отступал, он впился когтями в голубку, пытаясь смять её и унести в своё гнездо.
Гретхен отчаянно трепыхалась, вырываясь, но ястреб безжалостно рвал её щуплое тельце сабельно-острыми когтями… Грум, вначале опешивший от неожиданности, с возмущенным клёкотом налетел на врага, резко ударил его грудью. И завязался жестокий бой! Сизые перья голубя вперемешку с пёстрыми ястребиными летели вслед за уже упавшими наземь окровавленными пёрышками Гретхен.
Все трое бились насмерть, даже совсем ослабевшая, но уже освободившаяся от смертельного захвата вражьих когтей Гретхен храбро сражалась, как могла. Трепеща помятыми крылышками, она подлетала сзади и больно клевала ястреба. Хищник вынужден был защищаться и то и дело пропускал удары более сильного, чем Гретхен, Грума. А голубь вошёл в раж! Как посмел этот изверг напасть на его красавицу Гретхен!..
Трудно поверить, но битва закончилась полным позором для ястреба: он с трудом улетел, едва колыхая пораненным левым крылом. Подняться на крышу не хватило сил, и он еле-еле опустился на ближайший карниз.
Но и голубям крепко досталось! Если бы на их лапах не висели тяжёлые сетки, может быть, им легче было бы не то чтобы справиться с ястребом, но – хотя бы удрать от него. А так… Оба голубя были сильно помяты, потеряли много перьев. Из расклёванных ранок сочилась кровь. Гретхен и Грум с немалым трудом смогли долететь до Настиного окошка. И всё-таки они победили!
Так не бывает, скажете вы, – и будете правы! Чтобы две слабые мирные птицы одолели жестокого ястреба!.. – сказка! А может быть, всё проще – милость Божия? Ведь только эти два голубя могли помочь Насте вырваться из плена. И бабушка Валя очень-очень молилась за них, просила всех Ангелов оберегать их в пути. Вот и дошли её молитвы…
– Бедные вы, бедные! – воскликнула девочка, отвязывая сетки с израненных лапок. Сама она не стала, как раньше, жадно пить колодезную воду, а прежде напоила обеих птиц.
Из слегка порванной, но удержавшей груз сеточки Грума она вынула не только пирожки, но и… письмо от мамы! Настя читала его и перечитывала, стараясь, чтобы слёзы не капали на бумагу. Милая мамочка, она молится о ней! Она теперь уже, конечно, узнала о её проделке с покупкой дома вместо круиза – но не сердится! И прислала такой красивый образок!..
Настя своими словами, как легло на душу, помолилась мученице Анастасии: «Помоги мне, святая мученица Анастасия! Вызволи из плена!..» – и, приложившись к образку, надела его на себя. Увязала в одну сеточку пирожки и бутылочку с водой и взяла её в левую руку. Правой перекрестилась – теперь это получалось у неё чётко, уверенно! – и со словами: «Святая Анастасия, помоги!» – подошла к двери. Толкнула её, и…
Только что наглухо запертая дверь со скрипом отворилась, и Настя в изумлении увидела перед собой вместо сумрачного коридора на невесть каком этаже – расстилающуюся до самого горизонта пустыню.
Узкая каменистая дорога пролегла между песчаными холмами. Город исчез, как растаявший мираж, и только в открытую дверь позади виднелась комната, на пороге которой она сейчас стояла.
Тесная, но всё-таки жилая, с какой-никакой кроватью, столом и табуретом. В ней нет пустынных хищников, а добрые голуби каждый день приносят еду и питьё. И – Настя знала это точно! – никакие пернатые разбойники не смогут помешать им вновь и вновь летать за снедью для неё.
Ещё не поздно вернуться – пока дверь не закрылась. Пока Настя не сделала первый шаг на пустынную дорогу.
Она повернулась:
– Гретхен, Грум, ну что же вы? Садитесь ко мне на плечо!
И, как только они вылетели за порог, решительно закрыла дверь.
И сразу оказалась на той же дороге посреди пустыни. А дверь вместе с комнатой без следа растворилась в знойном мареве. Словно и не было трёх недель заключения у инопланетян и она только что прибыла на планету с пленительным названием Грациэлло. Только теперь Настя станет как можно дальше держаться от её обитателей. А от хищников, голода и жажды её и голубей непременно спасут присланные самыми родными людьми святыни и молитвы.
Она зашагала по дороге, без конца повторяя про себя молитву: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешную». Шла не глядя по сторонам – и не замечала, как меняется ландшафт.
Вначале на песчаных дюнах то здесь, то там стали появляться чахлые кустики верблюжьей колючки, следом возникли целые рощицы из низкорослого саксаула. А потом впереди показались сплетшиеся между собой ветвями акации с узенькими жёлтыми листочками, за ними – стройные пальмы, увенчанные гроздьями спелых кокосов и фиников. Эти перемены первыми обнаружили отдохнувшие и повеселевшие на её плече голуби.
Гретхен радостно заворковала, вспорхнула и поманила Настю за собой в тенистый оазис с прохладным озерцом в обрамлении высоких пальм, с шёлковой травой.
И горестно вздохнула, когда Настя упрямо замотала головой:
– Прости, милая Гретхен! Я ведь не знаю – можно ли мне делать хоть шаг в сторону от дороги. А вдруг это ещё одна ловушка?
Гретхен высказала всё, что думает о своей хозяйке. И даже глуповатый Грум понял её и согласился: прр-равда, какая дурр-ра!..
– Грубите! – засмеялась Настя. А голуби переглянулись и полетели в гущу пальм. Вскоре они догнали Настю и вручили ей по крупному сочному финику.
– Наберёте ещё, в сеточку? – спросила Настя.
Гретхен кивнула, а Грум послушно подставил лапки. Через несколько минут птицы принесли полную сеточку (Настя завязала узелком прорванную в ней дырку, прежде чем надеть сетку на лапки Грума) великолепных фиников. Голуби уже набрались сил, оправились после битвы, но, похоже, твёрдо решили сопровождать Настю в её странствии.
Плохо, что она так и не написала маме ответ. Сразу было не до этого: скорее вырваться из комнаты-тюрьмы! – а теперь в кармане не оказалось ручки. Выскользнула и потерялась где-то по дороге. Мама спрашивает об Ане и Алёше: значит, с ними тоже что-то случилось, и они пропали? Видно, хитрющая Пандора сумела и их завлечь в ловушку! Жаль, но Настя ничего и не смогла бы написать о том, что с ними случилось.
Настя вздохнула: ничего не поделаешь, придётся маме ещё подождать, пока она снова сможет дать о себе знать. Что ж, надо идти, пока есть силы. Тем более что сразу за оазисом началась обычная ровная степь – с серебристым ковылём, с редкими деревцами, так похожими на земные, со стрёкотом кузнечиков и пением птиц.
И только дорога оставалась прежней – каменистой, твёрдой. И уходить с неё было нельзя. Ни на шаг.
Аджедан
Если вы думаете, что я совсем забыла об Ане, – вы очень даже ошибаетесь! Всё это время, пока мы с вами следили за приключениями Стаси – Насти, я не переставала тревожиться об Ане: что же было с ней дальше?.. Да и Алёша – где он, что с ним? Ну он-то всё-таки мальчик, тем более сам он так мечтал оказаться в настоящей игре – вот и пусть потешится игрой в рыцаря. Мы с ним уж наверное встретимся… А пока поспешим к Ане! Девочке, угодившей в Зазеркалье.
Тот самый первый день был для Ани невыносимо тяжёлым. Она то и дело подходила к зеркалу и что есть силы ударялась о его твёрдую поверхность, пытаясь вырваться в свой мир. Но, конечно же, ничего не получалось. А вскоре оказалось, что и выходить к зеркалу по собственной воле у неё больше не получается. Не может! – и всё… Только когда Яна выходила в прихожую и, противно гримасничая, вставала перед трюмо, Аня мгновенно перемещалась в зеркальную прихожую.
А для обычного обитания ей была отведена маленькая комнатка с узким диваном, столиком у окна с видом на Зеркальную башню и… телевизором в переднем углу.
Самым страшным событием этого дня стала встреча с двойником мамы – Аджедан. Мамино отражение было её точной копией, даже крохотный шрам на подбородке можно было, приглядевшись, различить. Мама рассказывала: в детстве они с подружкой Галей забрались на пустырь, куда обеим строго-настрого было запрещено даже заглядывать, – и бродили между кучами старого хлама, искали разноцветные стёклышки. А потом вскарабкались на большое и скользкое бревно и, одна за другой, балансируя, пошли по нему. Галя шла первой и через несколько шагов заметила опасность, обернулась.
– Осторожно, здесь гвоздь! – предупредила она подругу.
— Где? – вытянув шею, Надя попыталась разглядеть этот самый гвоздь и… поскользнувшись, упала прямо на него. Ох и хлестало же из неё кровищи, ох и больно же было, и страшно!.. Так и остался на подбородке сначала большой и некрасивый, а потом еле заметный шрамик. Маму он совершенно не портил. Но до чего же жутко было видеть такую же точно отметину на лице Аджедан!
Она сразу поставила Аню на место.
– Не рассчитывай, что я заменю тебе мать! – холодно сказала она, глядя на Аню совершенно пустыми глазами. – Я не знаю и знать не хочу ваших человеческих эмоций. Жалость, любовь, сострадание… – всё это забудь навсегда. Можешь не волноваться о еде: здесь, в Зазеркалье, тебе она больше не нужна. Сейчас ты пока ещё слишком грубая, плотная, но со временем будешь всё более утончаться и скоро станешь идеальным отражением Яны! Пока ты не нужна Яне, можешь гулять по саду. Не пытайся найти выход из Зазеркалья: его нет! Во всяком случае, для тебя. Да, включи телевизор – пульт на столе. Не хочешь?.. – она ухмыльнулась. – Ну это не надолго. Заскучаешь и включишь, как миленькая. Телевизор очень быстро поможет тебе утратить свою сущность и превратиться в настоящее отражение!
И вот теперь Аня сидела в чужой комнате, совсем одна, и печально смотрела в окно. Сквозь стекло не долетало ни звука, и сверкающие птички, среди которых, может быть, была и заманившая её в ловушку Агюртих, беззвучно кружили над хрустальными деревьями и цветами, ловили стеклянных мошек и бабочек с зеркальными крыльями. Ни одна серебристая веточка не колыхалась в безветренном воздухе. И только через каждый час слышались приглушённые оконным стеклом отзвуки колоколов Зеркальной башни.
Включить телевизор?.. Аня нажала на кнопку, и экран моментально вспыхнул, словно только и ждал, когда она возьмёт в руки пульт. Но смотреть то, что шло по всем каналам, было невозможно!