Второй теоретический вопрос, шю став ленный Петром перед Григорием, касался заступничества за мертвых:
Петр: Каков же способ помочь душам умерших?
Григорий: Если прегрешения не являются неискупимыми посмертно, то священное возношение спасительной гостии является обыкновенно большой помощью душам даже после смерти, и иногда видят души покойных, взывающих об этом.
Вот что со слов епископа Феликса ведомо мне об одном священнике, умершем десять лет назад после святой жизни. Он жил в диозеце Центум Цела и служил в церкви Святого Иоанна в Тюрине. Священник имел обыкновение всякий раз, как того требовало тело, совершать омовение там, где обильные тары исходят от горячих источников и с большой аккуратностью оплачивал все тамошние услуги. Поскольку это происходило часто, священник по возвращении в купальни сказал себе однажды <Не годится проявлять неблагодарность по отношению к человеку, который с такой преданностью помогает мне совершать омовение; надо сделать ему подарок>. И взял с собой две облатки из даров. По прибытии он нашел того человека, который полностью услужил ему как обычно. Совершив омовение> священник оделся и на выходе в качестве благодарности подал принесенные облатки услужившему ему человеку> прося принять от души сие приношение. Но служитель ответствовал опечаленно: <Отец> почему ты даешь мне это? Этот хлеб свят, и я не могу его есть. Таким, как ты меня видишь, я был некогда хозяином сих мест, но по причине грехов моих был тут оставлен после смерти. Если хочешь быть мне полезным, то вознеси сей хлеб всемогущему Богу, дабы заступиться за мои грехи. Ты узнаешь, что был услышан, если больше не найдешь меня здесь>. После этих слов он исчез, показав тем самым, что в действительности это был дух в человеческом облике. Целую неделю священник проливал слезы за этого человека, каждый день он возносил спасительную гостию, и после этого, возвратившись в купальню, он больше не нашел этого человека. Таково доказательство полезности жертвования святых даров за души,
поскольку духи умерших сами просят об этом живых и указывают признаки, по которым можно понять, ЧТО они были прощены.
К одной истории Григорий тотчас добавляет другую. Она произошла в его собственном монастыре тремя ГОдами раньше. Жил там один сведущий в медицине МОнах по имени Юстус. Когда он заболел без надежды на излечение, то ухаживал за ним родной брат, тоже лекарь по имени Копиозус Юстус сообщит брату, что утаил три золотых монеты, и последний не сумел скрыть ЭТО от монахов. Они отыскали золотые монеты, спрятанные среди лекарств. Когда об этом сообщили Григорию, ТОТ реагировал горячо, ибо в монастырском уставе прямо говорилось, что у монахов все общее. Раздраженный Григорий задумался, что бы такое сделать одновремсн-
1 Gregoire le Grand, Dialogi, IV, 57, 1-7, de Vogue-Antin, t. Ill, p. 184- 189.
но ради <очищения> умирающего и наставления монахов. Он запретил монахам отвечать на зовы умирающего и предписал Копиозусу сказать брату, что монахи испытали омерзение, узнав о его поступке, дабы он покаялся перед смертью. А когда Юстус умер, тело его не было погребено на монастырском кладбище, но брошено в выгребную яму, а монахам велено бросить на труп три золотых монеты со словами: <Пусть твои деньги уйдут с тобой на погибель твою>. Все свершилось и было сделано, как предусматривалось. Запуганные монахи не посмели ослушаться. Через тридцать дней после смерти Юстуса Григорий начал с грустью думать о муках, которые наверняка испытывает умерший монах, и распорядился в течение тридцати последующих дней служить ради него ежедневные мессы. В ночь по истечении тридцати дней умерший явился брату и сказал, что до последнего дня он страдал, но теперь принят в общину (избранных). Было очевидно, что умерший избежал мук благодаря спасительной гостии1.
Григорий Великий в своем пастырском рвении прочувствовал две потребности коллективной психологии верующих: необходимость аутентичных свидетельств, которые исходили бы от заслуживающих доверия свидетелей, и необходимость локализации очистительных кар.
Что касается первого пункта, истории Григория особенно значимы, поскольку они станут образцом анекдотов, с помощью которых Церковь в XIII веке будет распространять верование в признанное наконец и сформировавшееся чистилище. Они имели гарантии достоверности истории в виде упоминания достойного доверия информатора и тонного указания времени и места. Кроме того, они несли в себе схему, убедительную в двух других планах: увлекательный, подкупающе организованный рассказ, с интригой, захватывающими деталями, <напряженным> сюжетом, ударной развязкой; очевидность и осязаемость сверхъестественного: наглядное подтверждение эффективности целенаправленных
1 Ibid, IV, 57,8,17, р. 188-195. В этой истории не упоминается об огне.
действий живых. Все это обнаружится в веровании в канонизированное чистилище, включая саму сущность связи между живыми и мертвыми, проявляющуюся в избавлении усопших от очистительных испытаний. Заинтересованные и деятельные живые должны быть близки нуждающимся в очищении покойным по крови или духу. Наконец, анекдоты лишний раз подтверждали трех-частность заступничества: молитвы, подаяния и, особенно, евхаристийная жертва.
Еще один оригинальный подход Григория, проявляющийся в двух его историях, состоит в выборе места искупления на этом свете. Место, надо признать, удивительное. Речь идет о купальнях. Григорий гениальным чутьем нашел особенно подходящее место: как римский аристократ, он выбрал одно из сохранившихся и наиболее значимых для римской цивилизации сооружений служившее в античности не только для поддержания гигиены, но и для общения. Как христианский понтифик он к тому же выбрал место с чередованием горячего и холодного, соответствующим структуре очистительных мест со времен древнейших религий, которым наследовало христианство. Наконец, в этой смеси сверхъестественного и обыденного, когда служители купален оказываются привидениями, а термальный пар - дуновением с того света, проявился могучий склад воображения.
Парадоксальным образом наиболее крупный вклад Григория Великого в генезис чистилища будет в XIII веке в значительной степени принесен в жертву новому верованию. Григорий выдвинул идею о том, что через чистилище можно пройти на этой земле, в местах прегрешений, превращающихся в места наказаний: так, например, владелец бань был возвращен в место не то чтобы своих преступлений, но мелких грехов, преобразованное в <место исполнения наказаний> (in hoc loco poenali). Благодаря авторитету Григория идея чистилища на земле сохранится и после рождения <подлинного> чистилища, но как маловероятная гипотеза, как некий курьез прошлого. Фома Аквинский или Яков Ворагинский в <Золотой легенде> еще будут к ней обращаться. Но в XIII веке игры с чистилищем закончатся, для них не
останется пространства в обычных земных местах - только специальная область потустороннего мира. Что касается мертвых в чистилище, то им отныне будет позволено возвращаться не больше чем на несколько мгновений в напоминание живым. Им будет строго запрещено проявлять активность на этом свете. Чистилище станет местом заключения привидений.
Последний зачинатель чистилища, Григорий, тем не менее, проявлял к этому верованию лишь весьма второстепенный интерес. Главным для него оставался Судный день, в который останется только две категории: избранные и отверженные. Каждая категория вступит в свою вечную судьбу двумя возможными способами: прямо или непрямо после судилища в момент воскресения. <Одни судимы и погибают, другие не судимы, но погибают (тоже и тотчас). Одни судимы и утверждаются, другие не судимы, но утверждаются (тоже и тотчас)>.
В 37-й главе IV книги <Диалогов> Григорий Великий дал описание уже не земного чистилища, но потустороннего мира. Некий Стефан умирает внезапно в Константинополе, и в ожидании бальзамирования его тело на одну ночь остается без погребения, а душа переносится в преисподнюю, где посещает многие места, но, когда ее представляют Сатане, тот говорит, что относительно умершего допущена ошибка. Он ждет другого Стефана, кузнеца, и первый Стефан возвращается к жизни, тогда как кузнец испускает дух. Это произошло во время эпидемии чумы 590 года. Раненый солдат, лишь мгновение остававшийся мертвым, а затем оживший, успел в течение этого короткого мгновения побывать в преисподней и сделал ее детальное описание, которое было представлено Григорию. Он видел <мост, поверх которого текла черная и мрачная река, источавшая испарения нестерпимого запаха>; за мостом открывались прелестные луга, цветы, одетые в белое люди, гулявшие среди приятных ароматов, полные света дома, некоторые-выстроенные из золота. На берегах реки было несколько обитателей, одни были окутаны зловонным туманом, другие избавлены от смрада. Мост был испытанием: неправедный, пытавшийся пройти по нему, падал в мрачную и зловонную
реку, праведники же проходили беспрепятственно и достигали отрадных мест. Стефан, говоря про этот мост, сообщал, что когда он захотел по нему пройти, нога его соскользнула, и он наполовину свалился. Жуткого вида черные люди, возникшие из реки, тянули его вниз за ноги, тогда как сверху прекрасные белые люди тащили его за руки. В момент борьбы он проснулся. Смысл видения он понял, ибо, с одной стороны, он часто уступал искушениям плоти, но с другой - раздавал щедрое подаяние; похоть тянула вниз, благодеяния - вверх. С тех пор он полностью изменил свою жизнь.
Последняя (или почти последняя, дальше будет видно...) часть нашего досье: в 31-й главе IV книги <Диалогов> Григорий воспроизвел рассказ, который касался ада, но позднее он сыграл определенную роль в истории чистилища. Он изложил то, что ему рассказывал некий Юлиан, доброжелательный <защитник> римской церкви, умерший семью годами ранее. Во времена короля Теодориха (ум. 526) родственник Юлиана отправился собирать налоги на Сицилию, на обратном пути потерпел кораблекрушение на побережье острова Липари и решил вверить свою судьбу молитвам знаменитого тамошнего отшельника. Последний сказал потерпевшему кораблекрушение: <Ведомо ли вам, что король Теодорих умер?> и, заметив недоверие собеседника, уточнил: <Вчера в час ноны, в рубище и босым, со связанными руками между папой Иоанном и патрицием Симмахом он был препровожден на соседний остров Вулькано и был сброшен в жерло кратера>. По возвращении в Италию родственник Юлиана узнал о смерти Теодориха, и поскольку тот неправедно велел предать смерти палу Иоанна и патриция Симмаха, то ему показалось естественным, что он был отправлен в огонь (вечный) теми, кого подвергал гонениям.
Легендарную казнь Теодориха следует непременно подшить к делу о политическом использовании потустороннего мира.
Потусторонние кары, которыми Церковь могла пригрозить светскому правителю, мощным инструментом в ее руках. Демонстрация знаменитого покойника в карающем огне придавала этой угрозе доказательность и бесспорную выразительность. Воображаемое потустороннего мира было политическим оружием. Но в распоряжении Григория Великого имелся пока только ад. Использовать такое сильнейшее оружие можно было лишь в самых крайних случаях. Чистилище позволит модулировать угрозу.
В этом видении присутствовало и другое предзнаменование: предание короля-гонителя христиан адскому пламени осуществляется в вулкане на Сицилии. Средневековье еще вернется к этому огненному жерлу и попытается разглядеть в нем одно из устьев чистилища.
Глава 3
Раннее Средневековье: доктринальная стагнация и избыток видений
От Григория Великого до XII века, то есть в течение пяти столетий, прообраз чистилища почти не прогрессировал. Но огонь оставался, и если в теоретическом плане не наблюдалось теологических новшеств, то в сфере видений и воображаемых путешествий в потусторонний мир, в области литургической наметилось пространство для очистительного огня, и связи между живыми и умершими становились более тесными.
Зачем же тогда обращаться к эпохе, в которой не происходило ничего стоящего в концепции потустороннего мира?
Отнюдь не для того, чтобы отдать дань традиции хронологического изложения. Напротив, я хотел бы показать здесь, что время истории не является ни равномерно ускоренным, ни целеустремленным. Эти пять веков, с нашей точки зрения, были долгим периодом очевидной стагнации мысли о потустороннем.
Отсюда для читателя могут возникнуть два недоразумения.
Первое способно родиться от кажущейся беспорядочности нагромождения цитируемых текстов. Я обращаюсь как к ряду великих имен тогдашней христианской мысли - Алкуину, Иоанну Скоту, Рабану Мавру, Ратье-ру Веронскому, Ланфранку, которые не сказали ничего существенного относительно нашего сюжета, но лаконизм которых многозначителен, так и к текстам авторов второго или третьего круга - они лучше всего демонстрируют то, что продолжало жить и даже иногда активизировалось и приходило в движение. И те и другие по-своему свидетельствуют о состоянии мысли о потустороннем.
У читателя может также возникнуть впечатление, что я отдаю дань недостатку, против которого выступаю: а именно выхватываю из разнородного набора текстов только то, что выглядит предвосхищением чистилища, как если бы под личиной застоя его генезис неуклонно продолжался. Но я делаю это не потому, что не считаю должным распространяться об этих текстах, за малым исключением не слишком выразительных, а потому, что следует отметить то, что затрагивало будущее чистилище, игнорируя его либо возвещая о нем, ибо потустороннее этого периода было лишь предвестником чистилища. Когда такой удивительный текст, как видение Ветти, живописует иной мир, полный шума и ярости, но пр этом почти не делает заявки на будущее чистилище, я не упускал случая рассказать о нем с некоторыми деталями, ибо речь идет прежде всего о том, чтобы увидеть, как работало потустороннее воображаемое в эпоху раннего Средневековья.
Во всяком случае, этот длинный фрагмент для моей темы имеет негативные достоинства.
Здесь можно наблюдать структурирование воображаемого материала, увидеть, как он насыщается или истощается. Даже в тексте из нескольких строк, подобном видению Сунниульфа у Григория Турского, видно врастание в память образа умерших, которых испытывают погружением по разные части тела, образ тесного моста. В противовес ему возникал образ, который не будет иметь успеха: образ роя, в котором души умерших вихрятся и носятся, как пчелы.
Здесь тоже угадывается начальная стадия выстраивания системы из воображаемых элементов. Фурси у Беды приносит из своего путешествия в загробный мир материальные доказательства, позднее они станут свидетельством существования чистилища и будут собраны в конце XIX века в коллекции, которую еще сегодня можно увидеть в Museo del Purgatorio в Риме. В видении Дритхельма, у того же Беды, элементы географии потустороннего мира складываются в маршрут, в логически ориентированную последовательность мест, в выстроенный переход.
Наконец, то здесь, то там появляются зачатки теологических и моральных определений, касающихся, например, типологии грехов.
Особенное, почти непрерывное развитие получила серия видений и путешествий в загробный мир, питаемая апокалипсическими реминисценциями, но отмеченная монастырской печатью, предназначенная для новой аудитории., падкой больше на красочность, чем на озарения. Эти пейзажи, укореняясь в сознании клириков и верующих, предопределяли будущую роль чистилища как места.
Каролингский период в широком смысле был еще и моментом великого литургического возрождения. Испытала ли заупокойная литургия трансформации> связанные с новыми концепциями загробного мира и судьбы умерших?
Августинский потусторонний мир трех испанцев
Касаясь экзегетических и догматических произведений, где намеки на будущее чистилище встречаются либо по поводу последних времен и очистительного огня, либо по поводу заступничеств за умерших, я начну с трех испанских епископов VI-VII веков: Тахо-на Сарагосского, знаменитого Исидора Севильского, одного из отцов средневековой культуры, и Юлиана Толедского.
В 21-й главе V книги своих (PL, 80, 975) Тахон Сарагосский, комментируя Первое послание Павла коринфянам, в нескольких строках воспроизвел учение Августина и Григория Великого, не называя имен: <Хотя написанное великим проповедником можно понять в соотнесении с огнем терзаний в этой жизни, тем не менее это можно применить и к огню грядущего очищения, размышляя над его словами о том, что можно быть спасенным через огонь, если на сем основании строили не из железа, меди или свинца, то есть из больших грехов (peccata majora), но из дерева, сена или соломы, то есть из грехов мелких (minima) и очень легких (levissima), которые легко истребляет огонь. Но следует знать, что даже при малых грехах не будет достигнуто очищения, если оно не было заслужено добрыми делами при жизни>.
Исидор Севильский уделил особое внимание проблеме в трактате <О церковных службах> (), говоря о заступничестве. Цитируя стих от Матфея о прощении грехов в веке будущем (Мат. 12:32) и текст святого Августина о четырех категориях людей (<О граде божием> XXI, 24), он утверждал, что некоторым грехи будут отпущены и <очищены очистительным огнем>1.
Для нас из этих трех прелатов наиболее интересен Юлиан Толедский. Прежде всего, это был истинный теолог; к тому же его - это, в сущности, детальный эсхатологический трактат. Вся его вторая книга посвящена положению душ покойных в ожидании телесного воскресения. Тем не менее его мысль была не особенно новаторской. Она основывалась главным образом на рассуждениях Августина.
Он различал два рая и два ада. Два рая - земной и небесный, причем последний предстает в том же образе, как он мыслился Амброзием, Августином и Григорием, то есть как лоно Авраамово. Есть также два ада, согласно учению Августина, но его доктрина претерпела изменения (здесь Юлиан проявил свой критический и исторический ум). Сначала он предположил, что есть ад на земле и ад под землей, затем, комментируя историю бедного Лазаря и скверного богача, он пришел к выводу, что оба ада находятся скорее всего под землей: один выше, другой ниже. <Таким образом, - заключал
1 (PL, 83,757).
Юлиан, - возможно, существует два ада, в одном души святых отдыхают, в другом души нечестивцев претерпевают муки>. Далее, всякий раз прибегая к помощи святого Августина и пользуясь филологическими доводами, он объяснял, почему оба ада следует считать подземными.
Затем он представил различные мнения относительно того, идут ли души святых (совершенных праведников) после смерти прямо на небо или остаются в некоторых <вместилищах>. Преисподняя после сошествия в нее Христа была закрыта, и праведники обретаются и отправляются прямо на небеса. Равным образом и души неправедных тотчас идут в ад, а оттуда не выходят никогда. В отступлении оговаривалось, что после смерти тела душа не лишается чувств, и здесь Юлиан, снова опираясь на Августина (XII, 33), утверждал, что душа обладает <видимостью тела> (similitude corporis), которая позволяет ей ощущать покой или муки. Стало быть, душа может быть истязаема телесным огнем. Именно это происходит в аду, но не все проклятые страдают одинаковым образом: их мука пропорциональна тяжести их ошибок, так же как на земле живые по-разному страдают от жара солнца. Словом, нужно верить, как тому учили Павел, Августин и Григорий, в существование очистительного огня после смерти. Заимствуя выражения Григория Великого, Юлиан объяснял, что этот огонь чистит грехи мелкие и мельчайшие, такие как беспрестанная болтовня, невоздержанный смех, чрезмерная привязанность к имуществу. Этот огонь страшнее всякой земной боли, но воспользоваться им можно, только если он заслужен добрыми делами. Очистительный огонь отличается от вечного огня геенны: он имеет место до, а не после Страшного суда, не зря Августин полагал, что он начинается с земных страданий* Также как проклятые подвергаются мукам сообразно тяжести их грехов, так и очищаемые остаются в огне только на время, соответствующее степени их несовершенства. Шкала эквивалентности выражается здесь не в интенсивности, но в продолжительности наказания:
<в зависимости от того, больше или меньше любили они тленные блага, они обретут более или менее скорое спасение>.
Таким было самое ясное и самое полное представление раннего Средневековья относительно будущего чистилища, основанное на библейских, особенно новозаветных текстах, и на патристике1.
Другие <варварские> потусторонние миры
Свидетельства, пришедшие из различных <варварских> христианских регионов, а также из епископальной иерархии и монашеского мира, демонстрировали интерес новых христианских народов к загробному миру, не добавляя к его картине заметного своеобразия.
В Ирландии
Долгое время считалось, что автором <Книги о порядке творений> () был Исидор Севильский. Мануэль Диас-и-Диас доказал принадлежность авторства сочинения анонимному ирландцу VII века. Речь идет о трактате, в котором на основе Книги Бытия рассуждалось о Боге и его духовных и телесных творениях. Четыре последние главы были посвящены природе людей (гл. XII), различию грешников и месту наказаний (гл. XIII), очистительному огню (гл. XIV), будущей жизни (гл. XV).
Таким образом, создается впечатление, что автор трактата имел трехчастное представление о потустороннем мире: ад, <чистилище>, рай. Но подобное деление присутствует лишь в некоторых списках, и в содержании
1 Julien de Tolede, Prognosticon, лwrt II, PL, 96,475-498.
Ignis purgatorius (483-486). О значении Юлиана Толедского для выработки доктрины чистилища в XII в., в частности у Петра Ломбард-ского, см.: N. Wicki, Das "Prognosticon futuri sacculi" Julians von Toledo als Quellenwerk der Sentenzen des Pet r us Lombardus.
текста не столь заметно1. Главное, архаическая концепция автора трактата практически исключала идею троичного загробного мира. Он изложил свои мысли в начале главы о различном положении грешников. Они делятся на две большие категории: те, грехи (crimina) которых могут быть очищены судным огнем, и те, кто будет подвержен наказанию вечным огнем. Среди последних одни будут прокляты немедленно без суда, другие - после суда. Следовательно, огонь - это огонь судный, ему нет места до Судного дня. Такая мысль утверждается в 14-й главе, ы
<Вечное отдохновение> (refrigerium aeternum) после очищения обретут совершающие то, что позднее получит название благотворительности. Они будут крещены огнем, тогда как другие будут гореть огнем неугасимым. Экзегеза Первого послания Павла коринфянам подвела автора к выделению определенного рода грехов, которые он лишь перечисляет от противного - <не слишком пагубные, хотя и не особо созидательные>; <совокупление в законном браке не ради зачатия, чревоугодие, чрезмерное наслаждение от пустяков, гневные речи, чрезмерное попечение о личных делах, небрежение в молитвах, позднее вставание, неумеренный смех, излишняя любовь ко сну, сокрытие истины, болтливость, упорство в заблуждениях, выставление лжи за истину вне вопросов веры, забвение обязанностей, небрежность в одежде>2, - бесспорно, такие грехи могут быть очищены огнем. Последнее замечание: этот очистительный
1 Liber de online creaturarum. Un anonimo irlmides del siglo VII, ed. M. C. Diaz у Diaz, Saint-Jacques de Compostelle, 1972. К сожалению, превосходное издание Мануэля Диаса-и-Диаса представляет этот труд в несколько анахроничной манере. В обзоре структуры (р. 29) это привело к искажению текста: inferno (гл. XIII), purgatorio (гл. XIV), у gloria (гл. XV-XVI). К тому же название главы XIV, de igne purgatorio, <об очистительном огне>, переводится на испанский язык как del purgatorio, <о чистилище>, - название дважды неудачное, прежде всего потому, что до появления настоящего чистилища еще целых пять столетий, а также потому, что данный трактат являлся очевидным отступлением от общей эволюции учения, которое найдет завершение в чистилище. 2 Как это справедливо отметил М. Диас-и-Диас, подобные <грехи> имели особый смысл в монастырской среде.
огонь - продолжительнее и страшнее любой вообразимой на этом свете муки.
В начале VII века ирландец святой Колумбан (ум. 615), миссионер монашества на континенте, резюмируя свои взгляды на человеческое существование от рождения до вечности, нашел место и огню, который никак не назвался, но был если не очистительным, то по крайней мере испытательным, ибо приходился на период перед Судным днем, причем, по-видимому, между воскресением и Судным днем. <Такова стезя ничтожной человеческой жизни: из земли, на земле, в землю, из земли в огонь, из огня в судилище, из судилища либо в геенну, либо в жизнь (вечную); в сущности, ты был создан из земли, ты попираешь землю, ты уйдешь в землю, ты восстанешь из земли, ты будешь испытан в огне, ты будешь ожидать суда, а затем обретешь либо вечную муку, либо вечное царство>. И еще он говорил, что люди, <будучи созданы из земли, совершив по ней свой недолгий путь, возвратившись в нее почти тотчас, далее второй раз, согласно Божьему порядку, возвращенные и извергнутые ею, будут по скончанию времен испытаны через огонь, оный особым образом изничтожит землю и грязь; и ежели имеется золото, серебро или иной ценный земной материал после расплавления фальшивой монеты, он его и покажет>1.
В Галлии
В одной из проповедей, знаменитый святой Элуа, епископ Нуайонский (ум. 659), говоря о различиях между смертными грехами (crimina capitalia) и грехами мелкими
Saint Columban, Instruct iones, Instructio IX. De extreme judicio> PL, 246- 247.
1 PL, 87, col. 618-619.
(minuta peccata), полагал, что есть немного шансов, что подаяний, даже щедрых, даже ежедневных, будет достаточно для искупления смертных грехов, и напоминал о двух судах и очистительном огне:
Воистину, читаем мы в Святом Писании, что есть два суда: один посредством воды потопа (Быт. 7), предвосхитившего крещение, через которое мы были отмыты от всех грехов
(1 Петр. 3); и другой, грядущий, посредством огня, когда Бог придет для Страшного суда, о котором Псаломщик говорит: <Грядет Бог наш, и не в безмолвии: пред Ним огонь поедающий, и вокруг Него сильная буря> (Пс 50:3); словно
буря он испытывает тех, кого пожирает огонь. Отмоемся же от всей скверны плоти и духа, и да не будем гореть вечным огнем, ни огнем временным; об огне суда Божьего Апостол говорит: <огонь испытает дело каждого, каково оно есть> (1 Кор. 3,13). Нет сомнения в том, что слова сии об очистительном огне. Оный огонь нечестивцы, святые и праведники ощутят по-разному. Из муки сего огня нечестивцы будут низвергнуты в пламя огня вечного. Святые же воскреснут в своих телах, не неся пятна никакого греха, ибо строили на основании, которое есть Христос, из золота, серебра и драгоценных камней, то есть блистательное чувство веры, сиятельное слово спасения и всеблагие деяния, восторжествуют над сим огнем с тем большей легкостью, чем больше они вложили в сию жизнь чистоты в вере и любви, соблюдая заповеди Христа. Итак, остаются повинные в мелких прегрешениях праведники, строившие на основании, которое есть Христос, из сена дерева и соломы, что означает разнообразие мелких грехов, и пока они не будут от них должным образом очищены, им не быть достойными славы небесного града. После прохождения через огонь, когда исполнится день последнего судилища, каждый по заслугам своим будет либо проклят, либо увенчан. Именно о сем дне, дражайшие братья, мы должны печься особо...1
Текст примечателентем, что в нем представлено деление человечества на три категории, а не на четыре, со-
1 PL, 87, col. 577.
гласно августинской традиции. Но особого внимания заслуживает то, что он выражает <архаическую> концепцию очистительного огня, отнесенного на момент последнего судилища, растянутый на один долгий день. Более того, Элуа явно предоставляет огню отсортировать святых, нечестивцев и праведников и, стало быть, не гарантирует последней категории обретения рая после испытания. <Тревожное ожидание> будет тянуться до конца.
В Германии
Интересно рассмотреть наставление, данное в 732 году папой Григорием III по запросу святого Бонифация о том, какого поведения следует придерживаться по отношению к германцам, остающимся язычниками, или новообращенным: <Ты спрашиваешь также, можно ли принимать пожертвования ради умерших. Вот что говорит Святая Церковь: всякий может делать пожертвования ради своих умерших, если те - истинные христиане, а священник может совершать богослужение в их память. И хотя все мы подвержены греху, надлежит, чтобы священник совершал богослужения и молился только за честных умерших, ибо ради нечестивцев, будь они даже христианами, не позволительно действовать подобным образом>1.
Хотя речь здесь идет явно не о заступничестве и нет никакого намека на очистительный огонь, можно увидеть, как в определенной стране в период миссионерства насаждалась идея разницы между пользой (и, следовательно, долгом) пожертвований ради умерших <истинных христиан> и бесполезностью (и, следовательно, запрещением) пожертвований ради умерших <нечестивцев>, хотя бы они и были христианами.
В Англии
В то же самое время в Англии знаменитый монах Беда, сыгравший важную роль в разработке географии потустороннего мира через видения и воображаемые
путешествия, в своих <Проповедях>между 730 и 735 г.) подчеркивал важность страданий для умерших и вполне конкретно пользовался понятием очистительного огня. Апостолы, мученики, исповедники, говорил он, идут между смертью и воскресением в лоно Отче, которое следует понимать как <тайну Отчу> (secretum Patris) у это sinus Patris, который он уподоблял дому Отца (domus Patris) из Евангелия от Иоанна (14:2), не соотнося его с лоном Авраамовым. И далее: