Дубельт с 30 годов 19 века второй заместитель А. Х. Бинкендорфа один из брошенных от третьего отделения на Культуру
1836 — запрещение «Телескопа» Николая Надеждина за опубликование первого «Философического письма» Петра Чаадаева; ссылка редактора, объявление Чаадаева сумасшедшим и установление за ним надзора; насчет чаадаева я полностью согласен с Митрополитами и Царем Чаадаев сумасшедший.
1837 — «посмертный обыск»: разбор бумаг Александра Пушкина после смерти;
После смерти Пушкина Дубельт вместе с В. А. Жуковским, рассматривал дела и рукописи покойного поэта.
К сожалению, непосредственное знакомство Дубельта с произведениями Пушкина не внушило будущему члену главного управления цензуры большого уважения к творениям нашего великого поэта.
Когда в 1839 г. Краевский начал издавать журнал «Отечественные Записки» и в первых номерах стал помещать вновь открытые произведения недавно умершего Пушкина, то Дубельт пригласил к себе для объяснений издателя, к которому обратился с упреками, выражая удивление: «к чему? зачем? кому это нужно?» Объяснения Краевского не удовлетворили его, и от имени гр. А. Ф. Орлова (шефа жандармов) он передал, что «довольно этой дряни, сочинений-то вашего Пушкина, при жизни его напечатано, чтобы продолжать еще и по смерти отыскивать неизданные его творения, да печатать их!»
А. Ф. Орлов шеф Жандармов(Первый Заместитель А. Х. Бинкендорфа непосредственный начальник Дубельта).
Во первых, оправдывая Дубельта надо сказать что у него субординация и он не мог не выполнить приказ непосредственного начальника.
А Вот что касается позиции А. Ф. Орлова по поводу Пушкина не соглашусь.
Во первых, после ссылки Куда его отправил Александр Первый и откуда его вернул Николай Первый стал значительно более серьезным человеком и существенно изменил свои Взгляды.
|
Во вторых, личными Цензорами Пушкина Были сам Государь Император Николай Первый И А. Х. Бинкендорф второй человек в государстве и непосредственный начальник А. Ф. Орлова так что даже захоти Пушкин написать что нибудь не хорошее он бы написал это максимум в стол.
И в третьих как бы мы не относились к пушкину он гений.
· 1837–1838 — перевод на Кавказ Михаила Лермонтова за «Смерть поэта»; возвращение его по просьбам бабушки;
Тут уже Никто ничего ни мог сделать Стихотворенье непонравилось лично Николаю Первому.
Эпиграф
Отмщенья, государь, отмщенья!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь его в позднейшие века
Твой правый суд потомству возвестила,
Чтоб видели злодеи в ней пример.
1
Погиб поэт! — невольник чести, —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде... и убит!
2
Убит!.. К чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!
3
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?
4
Что ж? Веселитесь... он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.
5
Его убийца хладнокровно
Навёл удар... спасенья нет:
Пустое сердце бьётся ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
|
6
И что за диво?.. Издалёка,
Подобный сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока.
7
Смеясь, он дерзко презирал
30 Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы,
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что он руку поднимал!..
8
И он убит — и взят могилой,
Как тот певец, неведомый, но милый,
Добыча ревности глухой,
Воспетый им с такою чудной силой,
Сражённый, как и он, безжалостной рукой.
9
Зачем от мирных нег и дружбы простодушной Вступил он в этот свет завистливый и душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?
Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,
Зачем поверил он словам и ласкам ложным,
Он, с юных лет постигнувший людей?..
10
И, прежний сняв венок, — они венец терновый,
Увитый лаврами, надели на него,
Но иглы тайные сурово
Язвили славное чело.
11
Отравлены его последние мгновенья
50 Коварным шепотом насмешливых невежд,
И умер он — с напрасной жаждой мщенья,
С досадой тайною обманутых надежд.
12
Замолкли звуки чудных песен,
Не раздаваться им опять:
Приют певца угрюм и тесен,
И на устах его печать.
13
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
60 Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждёт;
Он недоступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперёд.
14
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью —
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
|
29 января — начало февраля 1837
Я могу согласиться с Николаем Первым за подобное стихотворение ссылка в самый раз.
Но позже лермонтов не унялся на этот раз дуэль и по личному указанию Николая первого его отправляют в ссылку повторно где он не доехав до места назначения погибает уже на третьей дуэли. Невысалка лермонтова грозила обострениями отношений с Францией.
Да и не любил Лермонтова Николай первый вот его реакция на смерть Лермонтова.
Николай I отозвался об этом, сказав: «Собаке — собачья смерть». Однако после того, как великая княгиня Мария Павловна «вспыхнула и отнеслась к этим словам с горьким укором», император, выйдя в другую комнату к тем, кто остался после богослужения (дело происходило после воскресной литургии), объявил: «Господа, получено известие, что тот, кто мог заменить нам Пушкина, убит»[60].
1844 год Умирает А. Х. Бинкендорф
Приемником Бинкендорфа Становится А. Ф. Орлов
Дубельт Повышается до человека номер три в Российской Империи (Дубельт теперь шеф Жандармов).
· 1847 — разгром Кирилло-Мефодиевского общества (Тарас Шевченко, Николай Костомаров);
Тут по пунктам Тараса Шевченко сослали по личному указанью императора за оскорбленье в поэме сон Супруги Николая второго.
А вот остальных господ Членов Кирило- мефодьевского общества всего вместе с шивченко их было 12 человек. Сослали за политику они хотели ликвидацию монархии как токовой и отмены крепостного права мы не будем пересказывать их бредовые идеи скажем только что организация базировалась на Украине.
Наиболее известный из них будующий историк Н.И. Костомаров.
· 1848–1849 — аресты и следствие по делу Михаила Петрашевского;
По делу Проходят Ф.М. Достоевский М. Е. Салтыков Щедрин Иван Аксаков (брат Аксакова Славянофила).
1845, апрель — после смерти отца Михаил Буташевич-Петрашевский, переводчик из МИД, добивается от матери, чтобы ему была выделена отдельная квартира в их собственном доме на Покровской площади, и приглашает своих друзей поселяться у него. Начинаются собрания кружка.
1845, апрель — первый выпуск «Карманного словаря иностранных слов, вошедших в состав русского языка» под редакцией В. Майкова. В написании словарных статей принимают участие Петрашевский и его единомышленники.
1845, осень — первые регулярные собрания у Петрашевского. Постоянные посетители — М. Салтыков, В. Майков, В. Милютин, А. Баласогло; всего около пятнадцати человек.
1846 — к кружку присоединяются Ф. Достоевский, А. Григорьев и другие.
1846, апрель — второй выпуск «Карманного словаря иностранных слов». Около 400 экз. расходится немедленно.
1846, 20 апреля — Петербургский цензурный комитет требует из типографии корректуру словаря. 13 мая — издателя словаря Кириллова вызывают в цензурный комитет для объяснений. 14 мая — по требованию министра просвещения Уварова цензурный комитет принимает решение об изъятии всех нераспроданных экземпляров из типографии с последующим уничтожением.
1846 — Петрашевский пробует применить учение Фурье — объединить своих крестьян в фалангу — и строит здание фаланстера. Накануне переселения в него крестьян оно загадочным образом сгорает.
1847, конец — в кружке появляются Н. Спешнев, С. Дуров, А. Пальм, бр. Дебу, Н. Данилевский и др. Данилевский читает курс лекций об учении Фурье.
1848, 27 февраля — создан особый комитет по надзору за печатными изданиями под председательством морского министра Меншикова.
Первая акция комитета — арест и высылка в Вятку М. Салтыкова (Щедрина) за повесть «Запутанное дело».
1848, март — Петрашевский литографирует брошюру-записку «О способах увеличения ценности дворянских или населенных имений» и раздает участникам дворянских выборов по Санкт-Петербургской губернии. «Самовольное распространение» этой брошюры обращает внимание III отделения на Петрашевского и его «пятницы»; за Петрашевским устанавливается негласное наблюдение.
Дело поручено министру внутренних дел Льву Перовскому, а тот поручает его Ивану Липранди.
Липранди начинает операцию по внедрению к Петрашевскому своего агента Петра Антонелли.
1849, начало — цикл лекций Ястржембского по политэкономии.
1849, февраль — из дворцовой охраны отряжено несколько черкесов с тем, чтобы Антонелли мог познакомить их с Петрашевским — якобы по поводу организации борьбы за права народов Кавказа.
Петрашевский становится более откровенным с Антонелли, но на свои «пятницы» его все же не приглашает.
1849, 11 марта — Антонелли появляется у Петрашевского без приглашения. Сначала это возбуждает подозрение, но вскоре Антонелли становится законным членом кружка.
1849, 1 апреля — на заседании обсуждены проекты по освобождению крестьян, по реформе судопроизводства и цензуры.
1849, 20 апреля — Николай I приказывает передать все материалы и списки из министерства внутренних дел в III отделение
1849, 21 апреля — граф Алексей Орлов представляет Николаю I списки, составленные Липранди. Николай отвечает: «Приступить к арестованию… С Богом!».
1849, 22 апреля — на заседании у Петрашевского обсуждаются проблемы цензуры. Вечер заканчивается около 3 часов ночи.
Через два часа после того, как гости разъехались по домам, начинаются аресты. За ночь арестовано 34 человека.
1849, 26 апреля — приступают к делу следственная комиссия под председательством И. А. Набокова и «ученая» комиссия под председательством князя А. Ф. Голицына для разбора бумаг и книг арестованных.
1849, 17 сентября — следственная комиссия заканчивает свою работу и подает доклад о «28 главных злоумышленниках».
1849, 24 сентября — по указанию Николая I создается смешанная военно-судная комиссия под председательством генерал-адъютанта графа В. Перовского.
1849, 16 ноября — военно-судная комиссия составляет приговор: 15 человек приговорено к расстрелу, двое — к каторге, один — к поселению в Сибирь, один — оставлен «в сильном подозрении», одному, как сошедшему с ума в процессе следствия, приговор отсрочен.
Троих еще до начала деятельности комиссии царь повелевает освободить без суда.
1849, 19 декабря — высшая военно-судебная инстанция, генерал-аудиториат, приговаривает всех наказанных (21 человека) к расстрелу, оставленный «в сильном подозрении» Черносвитов ссылается в Вятку под строгий надзор.
Но высочайше утверждается другой приговор: Петрашевский отправляется в бессрочную каторгу, девять человек приговариваются к каторге (от 2 до 15 лет), четверо отправляются рядовыми в Оренбург, четверо — в арестантские роты, двое — рядовыми на Кавказ, «оставленный в подозрении» — на жительство в Кексгольмскую крепость.
1849, 22 декабря — инсценировка казни на Семеновском плацу. Петрашевского, Григорьева, Момбелли облачают в саваны и привязывают к столбам рядом с эшафотом, солдаты прицеливаются, появляется фельдъегерь с царским «прощением».
Заключенным зачитывается новый приговор.
Петрашевского тут же, на плацу, заковывают в кандалы и отправляют в Сибирь. Остальных возвращают в крепость, а затем развозят по каторгам и ссылкам.
1856, 26 августа — Александр II издает Высочайший манифест о помиловании бывших участников противуправительственного заговора.
Существует позднейшее свидетельство Аполлона Майкова: однажды явился к нему Достоевский и с жаром стал уговаривать вступить в только что образованную «тайную семерку», цель которой состояла в заведении подпольной типографии.
(Крупный план: Достоевский, оставшийся ночевать у приятеля, стоит в красной ночной рубашке с незастегнутым воротом и, оживленно жестикулируя, уверяет Майкова в святости дела.) Но безумная идея совсем не вдохновила поэта.
Он лишь добавляет, что печатный станок был-таки собран — на квартире Николая Мордвинова, за несколько дней до арестов.
Проводившие обыск его не приметили (в кабинете-де находилось много физических приборов), а родственники Мордвинова позднее тайно вынесли опасную улику, сняв для этого опечатанные полицией двери.
Тут следует кое-что уточнить. Хотя Николай Мордвинов входил в «семерку», станок, скорее всего, был вынесен из квартиры истинного вдохновителя всего предприятия — Н. А. Спешнева.
Когда на следствии один из посвященных упомянул о местонахождении типографии, Комиссия немедленно потребовала от генерал-лейтенанта Дубельта повторного обыска и «взятия в квартире Спешнева домашней типографии». Дубельт отдал соответствующие письменные распоряжения.
В архиве III отделения мы обнаружили переписку по указанному предмету. Она, признаться, может повергнуть в изумление.
Отряженный Дубельтом для захвата важнейших вещественных доказательств жандармский полковник Станкевич сообщает начальству, что в квартире Спешнева по самом строгом осмотре типографии не найдено.
При этом мать Спешнева поведала нежданным гостям, что за две-три недели до их визита квартиру уже посещали.
Она была «отпечатана» действительным статским советником Липранди и жандармским подполковником Брянчаниновым, которые, отобрав «все найденное подозрительным», вновь опечатали помещение и отбыли восвояси.
Это — невероятно.
Выясняется: не «родные Мордвинова», не домашние Спешнева и не какие-либо другие приватные лица, а персоны вполне официальные снимают печати и преспокойно выносят все, что считают необходимым.
Но самое удивительное, что они не ставят об этом в известность практически никого. Никакого документа об этом обыске в деле нет. И управляющий III отделением узнает о нем лишь по чистой случайности — из служебного рапорта, который, надо полагать, немало его потряс.
«Где и что Липранди?» — вопрошал Пушкин. А вот он, оказывается: весь как есть.
Впрочем, так ли уж удивлен Дубельт? На следующий день он посылает в Комиссию донесение, где честно сообщает о том, что искомой типографии не обнаружено.
Он даже прилагает улики: какие-то пустые деревянные ящики, вряд ли могущие возместить отсутствие печатного станка.
Но — и это самое поразительное — Дубельт ни словом не упоминает о том, что полковника Станкевича опередили.
Имена Липранди и Брянчанинова генералом не названы и названы не будут.
Одно из двух. Либо Дубельт действительно ничего не ведал о визите Липранди, но по каким-то не вполне нам понятным причинам отказался закладывать старого товарища (хотя удобнейший случай для отместки конкуренту вряд ли мог представиться), либо…
Либо Леонтий Васильевич прекрасно знал, что его посланцы в квартире Спешнева ничего не найдут. Иными словами, он и Липранди действовали заодно.
Для совершения таких в высшей степени рискованных операций нужны очень серьезные мотивы.
Нелепо, конечно, предполагать в верных солдатах империи намерение помочь арестантам. Тогда что же?
Дело в именах. Среди семи потенциальных типографов находится уже упомянутый выше Николай Мордвинов.
На протяжении всего следствия он благополучно разгуливает на свободе — его призовут к допросу только 2 сентября и через несколько часов с миром отпустят. Другой кандидат в «семерку» — В. А. Милютин. Его вообще не обеспокоят.
Милютин — брат будущего военного министра и родной племянник министра государственных имуществ П. Д. Киселева, бывшего в 1820-е гг. наместником в Молдавии и покровительствовавшего Липранди.
Николай Мордвинов — сын сенатора А. Н. Мордвинова, бывшего руководителя тайной полиции. Именно его в 1839 г. Дубельт сменил на посту управляющего III отделением.
Несомненно, сенатор Мордвинов сделал все возможное и невозможное, чтобы вывести из-под удара родного сына.
Братья Милютины тоже не дремали: достоверно известно, что им удалось изъять из дела один важный и компрометирующий В. А. Милютина документ (эта история — отдельный детективный сюжет).
Разумеется, с такой «объемной» уликой, как типографский станок, проделать подобное было несколько сложнее.
Однако при правлении отечески-патриархальном — и особенно при наличии могущественной родни — всегда можно слегка усыпить закон.
Тупой государственный меч легко вязнет в толще родственных интересов.
Кстати, мы забыли упомянуть, что Леонтий Васильевич вот уже тридцать лет состоит в браке.
И жена его Анна Николаевна, помимо прочих своих достоинств, еще и родственница Мордвиновых.
«Целый заговор пропал», — скажет Достоевский. И даже не заподозрит, что к «заговору» могли быть причастны такие фигуры, как Липранди и Дубельт
На мой взгляд напрашивается крупная игра Министра МВД Льва Алексеевича Перовского Целью игры была компроментация П. Д. Киселева (Министра Государственных имуществ) с которым у Министра МВД шла прямая война не на жизнь а насмерть МВД покровительствовало огромной группе Бюрократов взяточников на всех уровнях которым после создания Министерства Государственных имуществ которое Возглавил Киселев пришлось существенно умерить свои аппетиты и они спали и видели как бы убрать Киселева с должности а затем и ликвидировать Министерство государственных имуществ.
И за поддержкой вся эта группировка высокопоставленных бюрократов обратилась к министру МВД.
Который крышивал бюрократию на всех уровнях.
Кроме того шел еще один этап противостояния между Дворянской Бюрократией и Бюрократией военно- Гражданской которая появилась у нас с февраля 1827 года.
Соответственно целью всей этой истории в Данном случае был В. А. Милютин родной Племянник П. Д. Киселева через которого планировалось скомпроментировать самого П. Д. Киселева.