Глава двадцать четвертая 4 глава. И тут все загадки заканчиваются.




Я ломаю голову до тех пор, пока не встречаю Люка.

И тут все загадки заканчиваются.

 

– Это тебе, – говорит Люк, когда я хочу сесть, и пододвигает ко мне через весь длинный библиотечный стол сложенный листок линованной бумаги.

Я стараюсь не пожирать его взглядом.

Для него мы знакомы уже неделю.

Для меня он новенькая игрушка, только что из упаковки. При виде которой не стыдно изойти слюной.

Люк сидит, опустив голову, и смотрит на меня из‑под ресниц, бровей и прядей упавших на лоб волос.

От этого взгляда у меня мурашки бегут по спине.

Я беру у Люка сложенный листок, и на какой‑то миг его указательный и средний пальцы придвигаются ближе и гладят тыльную сторону моей ладони. При этом Люк смотрит мне прямо в глаза, давая понять, что делает это нарочно.

Я едва не вскрикиваю.

Звенит звонок, и миссис Мэйсон обводит всех, и в особенности нас с Люком, грозным взглядом, в котором я без труда читаю предостережение: «Только откройте рты – и вы трупы».

Люк достает из стоящего на стуле рюкзака учебник по истории, потом вытаскивает тетрадь. Открывает книгу и углубляется в чтение.

Он реально занимается в аудитории для самостоятельных занятий!

Поскольку я не могу заглянуть в листок у него на виду (да еще под Злобным Глазом миссис Мэйсон), мне не остается ничего другого, кроме как последовать его примеру.

До звонка я успеваю разделаться с домашкой по испанскому и английскому, а когда встаю, чтобы убрать книги, то замечаю, что Люк уже уходит.

– До скорого, – говорит он, загадочно подмигивая, прежде чем я успеваю спросить его о планах на обед (как было предписано в утренней записке).

Заинтригованная и немного разочарованная, я в одиночестве плетусь на начала анализа.

К счастью, мое настроение заметно улучшается сразу после того, как я опускаюсь на скрипучий стул, вытаскиваю из кармана сложенный листок, разворачиваю его и начинаю читать.

 

Лондон,

поскольку нас с тобой взяла на карандаш злобная библиотекарша, я составил список вопросов, которые хотел бы тебе задать (не волнуйся, их не очень много). После уроков я буду ждать тебя на месте нашей первой встречи. Приноси с собой честные ответы или готовься к серьезным последствиям.

Люк

 

Я тихонько хихикаю, и Брэд Томас, сидящий через проход от меня, поднимает голову от своей домашней работы. Когда я улыбаюсь ему, он молча поправляет очки и возвращается к своим записям.

Я поспешно хватаю ручку, чтобы заполнить анкету Люка.

И тут звенит звонок.

Значит, придется еще немного подождать.

К тому времени, когда раздается звонок на следующий урок, у меня есть целых две причины для радости.

Во‑первых, на мировой истории я сижу в последнем ряду. И во‑вторых, мистер Эллис интересуется только прошлым.

И вот опросник Люка лежит передо мной на столе, ручка зажата в правой руке. Делаю глубокий вдох и читаю первый вопрос.

 

1. Какой у тебя рост?

 

Я прикусываю язык, чтобы не рассмеяться. Потом честно отвечаю:

 

5 футов 6 дюймов в любимых туфлях; 5,4 без них[3]

 

2. Где ты родилась?

Здесь.

 

3. У тебя есть братья или сестры?

Нет.

 

4. Чем занимаются твои родители?

Мама продает недвижимость. Насчет отца не знаю.

 

5. У тебя есть парень?

Нет, но я готова обсудить такую возможность.

 

6. Что тебе нравится в средней школе Мэриден?

Возвращаться домой каждый вечер.

 

7. Какую последнюю книгу ты прочитала?

«Введение в начала анализа: основные понятия и методы».

 

8. Желе или пудинг?

Пудинг. Ванильный.

 

9. Если бы ты могла превратиться в животное, то кем бы хотела стать?

Слоном.

 

Я отрываюсь от листка, чтобы убедиться, что за мной никто не подглядывает. Мистер Эллис в красках рассказывает о Второй мировой войне. Мне немного стыдно за то, что я его не слушаю, но ведь я и так помню наизусть почти все, о чем он говорит.

Поэтому с чистым сердцем возвращаюсь к анкете.

 

10. Что ты хорошо умеешь делать?

 

Я пропускаю этот вопрос, но обещаю себе вернуться к нему позже.

 

11. Самый постыдный момент твоей жизни на сегодняшний день?

 

Этот вопрос заставляет меня задуматься. Естественно, у меня есть свои постыдные воспоминания – взять хотя бы один солнечный денек на горнолыжном курорте Джексон Холл, лопнувшие на заднице джинсы и полосатые трусы «под зебру», выставленные на всеобщее обозрение, – однако эта катастрофа еще не произошла. Я не хочу врать Люку, поэтому пишу:

 

Знакомство с тобой, когда я была в футболке с кошкой.

 

Возможно, это не самое постыдное, но вполне сойдет. Пойдем дальше.

 

12. Самое лучшее и самое худшее в здешней жизни?

Худшее = ветер. Лучшее = люди.

 

13. Любимый напиток?

Ванильный латте из «Ява‑кофе».

 

14. Любимое занятие вечером в пятницу?

Пицца и кино.

 

15. Ты была когда‑нибудь влюблена?

Не уверена. Наверное, это значит – нет.

 

16. Фильмы ужасов – да или нет?

НЕТ!!!

 

Здесь я ненадолго прерываюсь, чтобы посмотреть в окно, и с удивлением вижу огромные белые хлопья, лениво падающие с неба. Школьный двор запорошен снегом, похожим на легкую пенку на чудесном латте. Снег прекрасен нетронутой красотой, еще не испорченной следами и грязными протоптанными дорожками.

Мистер Эллис вещает со своей кафедры с такой страстью, будто вот‑вот расплачется. Я отвожу глаза, потому что мне неловко за него и, соответственно, ужасно стыдно за себя.

Я читаю следующий вопрос, но вместо того, чтобы хотя бы попытаться ответить, комкаю листок.

Люк интересуется моим самым ярким детским воспоминанием.

Я слегка наклоняюсь вбок, чтобы незаметно спрятать анкету в задний карман джинсов. Потом снова перевожу глаза на снег и с огорчением вижу, что кто‑то уже прошел по нему.

Кто‑то с гигантским размером ноги.

Тогда я поворачиваюсь к мистеру Эллису и пытаюсь слушать то, о чем он говорит, но мои мысли уже далеко отсюда.

Я не могу закончить эту анкету.

У меня нет никаких детских воспоминаний – ни ярких, ни тусклых.

Я не помню того, что было вчера.

У меня есть только мое будущее, а тебя, Люк Генри, в этом будущем нет.

Я изо всех сил стараюсь оттянуть неизбежное, но очередной логический вопрос долбит меня прямо в лоб.

Почему я не помню Люка?

Судя по тому, что мне известно на сегодняшний момент, меня связывают с ним не только записки, но и один премилый разговор после самостоятельной работы, а значит, возможна лишь одна причина, по которой моя память игнорирует существование самого роскошного парня, которого мне посчастливится встретить в будущем.

И причина эта заключается в том, что Люка в моем будущем не будет.

Записка за понедельник не могла знать о вторничном Люке, однако во вторник Люк был тут как тут. Значит, в понедельник он все‑таки присутствовал в моем будущем.

Добравшись до этого логического вывода, я громко вздыхаю и переживаю крайне неловкие несколько секунд, в течение которых мистер Эллис и по меньшей мере восемь человек из класса оборачиваются, чтобы просверлить меня вопросительными взглядами.

Я молча выдавливаю кривую улыбку, и зеваки разочарованно отворачиваются, чтобы продолжить почтительно слушать рассказ мистера Эллиса.

Снова оставшись наедине со своими мыслями, я признаю, что ответ ясен, как день. Не надо думать, что Люк полностью отсутствует в моем будущем: возможно, я не помню его потому, что с ним связано какое‑то болезненное воспоминание, нечто настолько тяжелое, что мой разум почел за благо его заблокировать.

Но это несправедливо!

Я думаю о Пейдж Томас и о том, через что ей придется пройти. Неужели нас с Люком ждет нечто подобное?

Неужели разбитое сердце – достаточная причина для забвения?

Внезапно весь сегодняшний день становится совершенно невыносимым. Мое будущее слишком тяжело для урока истории. Мне нужно выйти. Я хочу разыскать Люка, вытащить его из школы, взять за руку и поцеловать, потому что мне нужно торопиться, раз уж он собирается вскоре разбить мне сердце.

По крайней мере, пусть у меня останется что‑то хорошее, прежде чем начнется плохое.

Все мое тело наэлектризовано энергией – оно хочет двигаться, действовать, но вместо этого сидит, прикованное к жесткому пластиковому стулу в последнем ряду кабинета истории. Я судорожно впиваюсь руками в края стола, на меня вдруг накатывает бессильное бешенство от понимания вопиющей несправедливости моей жизни.

Обычные девочки могут встречаться с кем хотят, не спрашивая советов у будущего.

Почему я не могу быть обычной?

Я думаю о Карли Линч, которая будет безостановочно менять парней до самого конца средней школы, и кровь бросается мне в голову. Карли в сто раз хуже меня, но даже она может позволить себе беспечно шагать по жизни.

Я тоже хочу быть беспечной!

И тут, словно для того, чтобы окончательно добить меня и напомнить о том, насколько я далека от беспечности, меня снова переносит на кладбище.

Моя мать безутешно рыдает справа от меня. Слева виден все тот же зловещий каменный ангел. В стороне от выстроившихся полукругом скорбящих, одетых во все черное, стоит небольшая группа; пожилая женщина, комкающая белый кружевной платочек, молодая девушка в декольтированном платье и импозантный лысый мужчина.

Мужчина почему‑то кажется мне похожим на непробиваемую стену.

На какое‑то мгновение я задерживаюсь взглядом на маленькой черной броши, приколотой к джемперу пожилой женщины. Насколько я могу разглядеть, брошь сделана в виде украшенного драгоценными камнями жука, в любом случае она слишком броская для похорон. Потом я зачем‑то вспоминаю статью, которую мне предстоит прочитать в будущем, где говорится о том, что древним египтянам клали в гроб изображения жуков.

Может быть, для нее это особенная брошь.

Возможно, она просто любит жуков.

Я делаю робкий вдох, страшась впустить в себя смрад разлагающихся в земле тел, но неожиданно чувствую два своих самых любимых запаха: травы и дождя. Некоторые люди пришли на кладбище с зонтами. Некоторые уже промокли.

Мне хочется увидеть как можно больше и в то же время поскорее стереть из памяти увиденное.

Когда я снова оказываюсь в кабинете истории, от этих противоречивых желаний у меня сводит плечи. Я стискиваю челюсти с такой силой, что боюсь раскрошить зубы.

На лбу выступает пот, а глаза вдруг превращаются в два маленьких калейдоскопа. Мне кажется, что я сейчас ослепну, и от страха у меня начинает бешено колотиться сердце, а плечи сводит еще сильнее. Дыхание становится быстрым и затрудненным, и я боюсь, что у меня случится инфаркт – прямо здесь, на уроке мировой истории.

Мальчик, имени которого я никогда не узнаю, несмотря на то, что, судя по напоминалке, просижу с ним за одной партой до конца этого года, наклоняется ко мне и шепотом спрашивает:

– Ты в порядке?

– Нет, – шепотом отвечаю я. – Кажется, мне нужно выйти.

Безымянный мальчик поднимает руку, и когда мистер Эллис спрашивает его, в чем дело, он говорит:

– Мне кажется, Лондон срочно нужно в кабинет медсестры. Она заболела или типа того.

Мистер Эллис тоже спрашивает, все ли со мной в порядке. Мне казалось, мы уже прояснили этот вопрос, но все равно отвечаю, что нет.

Наверное, я просто довела себя до панической атаки, но мало ли что.

Мистер Эллис быстро выписывает мне пропуск и просит, чтобы медсестра непременно позвонила ему, когда я доберусь до ее кабинета. Затем, не дожидаясь, пока я соберу свои вещи и выйду, он возвращается к теме противостояния союзников и стран «Оси».

 

Через час, все еще злясь на медсестру за то, что она устроила переполох на пустом месте, я уже не слишком задумываюсь над тем, что делаю.

– Кому пишешь? – спрашивает мама.

– Джейми, – бормочу я, не сводя глаз с маленького экрана.

Потом захлопываю телефон и смотрю на дорогу, пока моя мама выруливает свою «тойоту приус» с покрытой слякотью парковки на дорогу.

С каждым поворотом колес моя мечта встретить потенциального экс‑бойфренда после уроков превращается в дым. Сегодня в моей жизни не будет никакого Люка, а это, вполне вероятно, означает, что его не будет совсем.

Если только я не сделаю то, что задумала.

Согласна, наверное, это неразумно. Да, на свете существует огромное количество по‑настоящему тяжелых ситуаций, которые совсем не зря называются «травматическими событиями». Да‑да, одно из таких событий случится со мной из‑за Люка.

Но прежде чем все эти неприятные мысли успевают завладеть моим рассудком, я выбираю Люка.

Страдание потом, счастье – сейчас.

Я выбираю Люка.

 

Глава десятая

 

Завернув за угол, я вижу силуэт Джейми в большом окне гостиной.

– Ты чего вырядилась, как на северный полюс? – спрашивает она, прежде чем я успеваю полностью распахнуть тяжелую дверь ее одноэтажного дома постройки семидесятых годов.

– Зачем ты меня высматриваешь в окошко? – вопросом на вопрос отвечаю я, протискиваясь мимо нее в прихожую.

– Да темно же, – пожимает плечами Джейми, на миг приоткрывая кусочек своей души. Время от времени, приблизительно две минуты из 1440 в день, она думает о ком‑то, кроме себя.

– Вернемся к твоему чудовищному наряду, – говорит она, поджимая губы. – Боюсь, на этот раз мне все‑таки придется позвонить в полицию моды.

Она указывает рукой на растущую груду верхней одежды, которую я сбрасываю себе под ноги.

– Да знаю, знаю! Я думала, на улице холоднее, – бормочу я.

– Зачем же все‑таки пришла? – спрашивает Джейми.

– Не знаю, – пыхчу я, продолжая разоблачаться. – Решила, что так будет лучше. Ты с ним встретилась? – спрашиваю я, торопясь сменить тему.

– С кем? – спрашивает Джейми, сосредоточенно разглядывая свои ногти, как будто я попросила у нее чашку чая.

– С Люком, – шепчу я.

– А, с твоим миленьким мальчиком? – нарочно громко переспрашивает она. – Да, встретилась. И ты права, теперь с тебя должок.

– Что он сказал?

– Ничего, – задумчиво говорит она своему ногтю, а потом обкусывает заусенец. – Спасибо или типа того. Я дала ему твой телефон.

Я понимаю, что на большее мне сейчас рассчитывать не приходится, поэтому заканчиваю раздеваться и аккуратно складываю свою одежду на скамейку возле двери.

Но перед этим вытаскиваю из кармана мобильный.

Мы уже направляемся в комнату Джейми, когда ее мама высовывает голову из‑за угла и лучезарно улыбается мне. Поверх спортивного костюма на ней сегодня красивый фартук с рисунками в стиле ретро.

– Привет, Лондон! – звонко восклицает она.

– Добрый вечер, миссис Коннор, – отвечаю я, улыбаясь и махая рукой. Джейми делает страшные глаза, хватает меня за руку и тащит к лестнице.

– Как у тебя дела, милая? – спрашивает мне вслед миссис Коннор.

– Отлично, спасибо! – кричу я на бегу, потому что Джейми решительно тащит меня в свою берлогу, устроенную в цокольном этаже. Наверное, сейчас я похожа на невезучую муху, попавшуюся в лапы хитрого паука.

Полчаса спустя я сижу на кровати Джейми, стараясь не испачкать кроваво‑красным лаком для ногтей ее одеяло и не стошнить прямо на постель от темы нашего разговора.

– Он ведет себя совсем как молодой парень, да ты сама убедишься, если хоть разок поговоришь с ним, – рассказывает Джейми о своем новом увлечении – женатом преподавателе вождения и временно исполняющем обязанности дежурного учителя, надзирающего за оставленными после уроков, по имени мистер Райе. – Он просто чистый секс, и этим все сказано.

– Джейми! – ору я, хотя прекрасно знаю, что это бесполезно.

Откуда‑то из глубины памяти всплывает воспоминание: мы стоим вокруг больничной кровати и держим Джейми за руки после того, как целая пригоршня таблеток не сделала с ней того, на что она рассчитывала. Как будто мистер Райе того стоил!

Я впиваюсь пальцами в пузырек с красным лаком и пытаюсь сменить тему.

– У тебя есть черный? Что‑то у меня лак облупился, – говорю я, разглядывая кончики своих ногтей.

– Красный снизу, черный – сверху, да? Это пикантно, – бормочет Джейми, роясь в корзинке с крошечными стеклянными пузырьками всех цветов и оттенков. Отыскав нужный, она бросает его мне. К сожалению, мне так и не удалось ее отвлечь.

– Он предложил мне встретиться после уроков в понедельник, – небрежно бросает Джейми, словно речь идет о чем‑то совершенно обыденном.

– Джейми, опомнись. Ты не можешь с ним встречаться!

– Почему нет? Когда ты перестанешь быть такой скромницей?

– Почему нет? Сейчас я тебе скажу почему.

В ответ Джейми хохочет, как будто это игра. Возможно, для нее так оно и есть. К сожалению, она не может знать, до чего доведет ее эта игра. Но я‑то знаю. Я помню.

– Валяй, я вся внимание, – говорит Джейми, а сама берет пузырек ярко‑розового лака и принимается красить ногти на ногах.

– Отлично, – киваю я, все еще надеясь достучаться до нее. – Начать с того, что он женат.

– Несчастливо женат, – парирует Джейми. – Какой смысл в несчастливом браке?

Я понимаю, о чем она говорит. Джейми имеет в виду брак своих родителей, который, по иронии судьбы, закончился из‑за того, что ее отец стал с излишним интересом поглядывать по сторонам. Но еще большую иронию я вижу в том, что Джейми расскажет мне эту невеселую историю на своем предсвадебном девичнике, где она будет вовсю целоваться не с тем мужчиной, за которого соберется выходить замуж. А тот, за кого она соберется выйти и все‑таки выйдет, вскоре изменит ей со своей секретаршей. Ирония судьбы.

Даже больше – порочный круг, который мне предназначено наблюдать своими глазами.

Вернувшись в настоящее, я продолжаю:

– Ладно, а как насчет этого – он учитель, а ты ученица? Притом несовершеннолетняя. Это противозаконно, Джейми. Его могут уволить и посадить в тюрьму.

– Не могут! За это никому никогда ничего не бывает!

Ничего не бывает? Возможно, я опять что‑то упустила, и мы живем в мире, где подобная ситуация стала настолько типичной, что за нее, как утверждает Джейми, «никому никогда ничего не бывает»?

Ладно, проехали. Идем дальше.

– Он старый.

– A y тебя предубеждение против людей в возрасте?

– Ты не находишь, что он слишком упитан?

– Мне нравятся мужчины с брюшком.

Мужчины? Он что, уже не первый?

Мысленно сверяюсь со своими записями и выуживаю пару напоминалок о мальчиках, с которыми Джейми общалась в последнее время.

– А как же Джейсон? Или Энтони?

– Они – мальчишки. Приятное развлечение, не больше. А Тэд – мужчина!

Боже правый, так он уже Тэд?

– У него точно проблемы, раз он встречается со школьницей!

– Вообще‑то я не обычная школьница. И потом, Лондон, ты меня все равно не переубедишь. Он мне нравится!

– Это отвратительно.

– Не более отвратительно, чем то, что тебе нравится Люк.

Я вздрагиваю при упоминании его имени.

– С чего это вдруг? Он – само совершенство.

– Тебе не кажется, что это некоторое преувеличение? – спрашивает она, закатывая глаза. – То есть он, конечно, милый, но ведь не Кристофер Осборн. И вообще, твой Люк с придурью. И это перевешивает всю прелесть его красивых глаз.

Я мгновенно забываю о проблемах Джейми и бросаюсь на защиту Люка.

– Он вовсе не с придурью! С чего ты взяла?

Довольная тем, что ей удалось отвлечь мое внимание от мистера Райса, Джейми снисходительно поясняет:

– Он рисует картинки! Всем известно, что этим занимаются только психи.

– Или художники, – вздыхаю я, невольно поражаясь простоте мира Джейми. Ей нравится мистер Райс, следовательно, она его получит; она не рисует и кисточку видела только в пузырьке с лаком для ногтей, значит, живопись приравнивается к психическому отклонению.

Разочарованно вздохнув, я возвращаюсь к теме мистера Райса.

– Ладно, а как тебе такой аргумент – замутив интрижку с учителем, ты лишаешь себя опыта школьных романов?

– Интрижка? Мне нравится твой прогноз. Это пикантно, – довольно мурлычет Джейми. Очевидно, «пикантно» – это ключевое слово сегодняшнего вечера. – Слушай, кто ты такая? Мой психоаналитик? – спрашивает она, не поднимая глаз от своих пальцев на ногах. – Лондон, школьные романы – это адская скука. Уж поверь моему опыту, он у меня намного больше твоего. И потом, он мне нравится. Так что отвяжись от меня, ладно?

– Можно я вернусь к самому началу и повторю, что он женат?

Кажется, она сейчас разорется.

– Мне плевать! Жена его не понимает! А МНЕ ОН НРАВИТСЯ! – Джейми отчеканивает последние три слова и смотрит мне прямо в глаза. И я сдаюсь. Не потому, что она победила, а потому, что мне вовсе не улыбается возвращаться в темноте к себе домой, если Джейми разозлится и выставит меня вон. Я не уверена, что взяла с собой ключи, а мама уехала на всю ночь.

Поэтому я откладываю нетронутый пузырек черного лака и поднимаю руки.

– Ладно, ладно, умолкаю.

– Спасибо! – фыркает Джейми, продолжая красить ногти в истерически‑розовый цвет, которым пользуются только проститутки или шестилетки.

Кстати, о розовом…

– Слушай, Джейми…

– Чего еще? – спрашивает она таким тоном, что я решаю действовать осторожнее.

– За что чирлидерши так меня ненавидят? – спрашиваю я, вспомнив косые взгляды, которые ловила на себе весь день.

Джейми звонко хохочет, словно я разыгрываю перед ней комедию.

– Очень смешно, – сообщает она, отсмеявшись и возвращаясь к ногтям.

Очевидно, мне придется ей подыграть.

– Да, я знала, что ты оценишь. Но серьезно, тебе не кажется, что они слегка заигрались в плохих девочек? Скажи, разве это не омерзительно?

Джейми поднимает на меня взгляд, крошечная кисточка в ее руке застывает на середине мазка.

– Лондон, у тебя опять приступ?

Я прикусываю язык, чтобы не рассмеяться. Обычно я объясняю свои странности весьма расплывчатым понятием «приступ мигрени». Джейми всегда будет без вопросов покупаться на эту выдумку, и вовсе не потому, что она дурочка. Просто ей это не слишком интересно.

Или она все знает, но ей плевать.

Я благоразумно молчу, а Джейми продолжает:

– Ты же практически отбила у Карли парня. Кристофера Осборна. Ну как, вспомнила? Тебе не кажется, что это серьезный повод для очень серьезной ненависти? А остальные чирлидерши – просто послушное стадо девочек‑овечек.

Я от души смеюсь над ее дурацким словечком.

– Ну да, конечно, – говорю я, отсмеявшись. Мне, конечно, очень хочется узнать побольше, но я боюсь выдать себя излишним любопытством. Зато теперь я, по крайней мере, знаю, в чем виновата – пусть и без вины.

Я никогда ни у кого не уводила парней.

По крайней мере, я ничего такого не помню.

– Так ей и надо было, – пыхтит Джейми, сосредоточившись на прорисовке кончиков ногтей.

– Наверное, – отвечаю я без всякой уверенности. Кисточка снова зависает в воздухе, и Джейми непонимающе поднимает на меня глаза.

– Лондон, ты такая добренькая! Поделом ей было! Она же отрезала твой хвост!

Я машинально подношу, правую руку к волосам. К длинным, нормальным волосам. Собрав в кулак все свои дедуктивные способности, я решаю, что безопаснее всего будет отделаться нейтральной репликой.

– Да, но это было давно.

– Не существует срока давности для тех, кто пытался испортить чужую внешность, – с жестокой улыбкой сообщает Джейми, а потом снова возвращается к маникюру. – Хорошо, что я тебя спасла!

– Мммм, – мычу я, делая вид, будто страшно занята своими ногтями, так что Джейми может спокойно продолжать рассказ.

– Я назвала ее Вонючкой, схватила тебя за руку и повела к директору. Помнишь? Тогда‑то мы и подружились.

Джейми поднимает на меня глаза, и я вижу в них настоящую нежность.

– Нет худа без добра, – говорю я, улыбаясь ей.

В этот момент мать Джейми звонит ей на мобильный, прерывая наш экскурс в прошлое. Джейми смотрит на экран своего телефона и отвечает самым равнодушным тоном:

– Да? – Секунд десять она молча слушает, потому вяло бросает: – Ладно, пока. – И отключается.

– Ужин готов, – сообщает она мне. На этом наш неприятный разговор на сегодня завершен.

Позже, после просмотра глупой романтической комедии, попкорна и содовой, когда настает время ложиться спать и Джейми уходит в ванную, я тайком вкратце записываю итоги сегодняшнего вечера. Гораздо более длинный и более подробный отчет о сегодняшнем дне ждет меня дома, так что сейчас я записываю только самое главное.

 

Пыталась отговорить Джейми от романа с мистером Райсом, но не преуспела. Попробуй еще. Разузнать все о Кристофере Осборне.

 

Я прерываюсь, грызу кончик ручки и думаю о том, что я еще упустила.

Ах да, точно!

Джейми уже вышла из ванной и идет в комнату, поэтому я лихорадочно царапаю последнюю, и самую важную, приписку к сегодняшнему отчету:

 

Джейми дала Люку мой телефон!

 

Глава одиннадцатая

 

Мама стучится в дверь, и я поспешно прячу улики. В основном это фотографии и несколько листков, ждущих моего прочтения. Утренняя напоминалка сообщила, что я найду их в выдвижном ящике стола, где они и были обнаружены.

Все эти документы, сложенные в желтый манильский конверт, скорее всего, являются результатом незаконного обыска маминой комнаты, совершенного мною после того, как она соврала мне насчет своих планов на воскресный вечер.

Она сказала, что будет работать – но я‑то помню ее дружка.

Она соврала – и я сунула нос в ее делишки.

Разве не справедливо?

За несколько секунд я разгоняю свою злость на мать от нуля до сотни, а спрятанные под задницей фотографии и другие документы только еще больше… усложняют ситуацию.

Я не отзываюсь, но мама все равно распахивает дверь.

– Я стучала.

– Знаю.

Она вопросительно смотрит на меня, и мне приходится изобразить на лице виноватую гримасу.

– Ты опоздаешь в школу, – говорит мама.

– Ладно, сейчас потороплюсь, – отвечаю я.

– В чем дело? – спрашивает она все с тем же озадаченным выражением, намертво приклеившимся к ее лицу.

«Это тебя надо спросить!» – мысленно цежу я.

– Ни в чем. А что? – говорю я вслух.

– Ты какая‑то… напряженная. Вчера мне тоже показалось, что ты нервничаешь, – говорит она. Одной рукой она держится за открытую дверь, другой вцепилась в косяк.

– Вовсе нет, – бросаю я. Мама поднимает обе руки в знак капитуляции.

– Ладно, как скажешь, Лондон. Тогда просто поторопись. Ты опоздаешь.

С этими словами она поворачивается и закрывает за собой дверь.

Полчаса спустя, когда мы едем в школу, она снова прерывает мои размышления.

– Это из‑за Джека?

– Что из‑за Джека?

– Значит, ты о нем знаешь?

– Разумеется, мама. Я его помню, – отвечаю я, провожая взглядом проносящиеся мимо дома.

– Ты расстраиваешься из‑за этого? – не отстает она. – И поэтому ведешь себя так странно?

– Нет, я не расстраиваюсь из‑за этого. Мне наплевать. Делай что хочешь, – говорю я и принимаюсь настраивать радио, давая понять, что разговор окончен.

Толстый намек понят, и остаток пути мама молчит. Когда машина останавливается на площадке, я изо всех сил шарахаю дверцей «приуса» и, не оглядываясь, захожу в среднюю школу Меридан, оставляя маму в полной растерянности. В глубине души я все‑таки надеюсь, что она как‑нибудь сама догадается о настоящей причине моей стервозности.

И еще надеюсь, что тогда ей будет так же плохо, как мне сейчас.

Стоит мне переступить порог школы, как моя злоба на мать мгновенно превращается в злобу на окружающий мир.

Когда во время баскетбола на физкультуре Джейсон Сэмьюэльс нечаянно попадает мне мячом в плечо, я в ответ швыряю мячом в него.

Изо всех сил.

Когда Пейдж Томас осмеливается подойти ко мне с расспросами о своей идиотской любви, я затыкаю ей рот одним убийственным взглядом.

Когда роскошная девочка‑готка, которая, похоже, постоянно ошивается на парковке, случайно сталкивается со мной в коридоре, я и не думаю извиняться.

А когда я рывком распахиваю двери библиотеки, решительно прохожу через металлоискатель и шагаю на свое место, то мне уже ничего не стоит наорать на Люка за то, что он мне не позвонил. Или просто проигнорировать его существование.

Но он сам подходит ко мне. И говорит:

– Не хочешь пообедать сегодня у меня дома?

При этом он солнечно улыбается мне своими прекрасными губами, ямочками на щеках и блестящими глазами.

– Да! – отвечаю я. – Да, хочу.

 

– Что это?

Порой Джейми бывает ужасной пронырой. Я еще не успела открыть свой рюкзак, чтобы положить туда учебник испанского, как она уже ухитрилась полностью изучить его содержимое.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2020-12-08 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: