Обслуга вашингтонского «Хилтона» — швейцары, гардеробщики, уборщицы, — обычно придерживающаяся философского взгляда на жизнь (их вполне можно причислить к древнегреческим школам циников и скептиков), впервые за долгое время вышла из равновесия и стала проявлять отнюдь не философское нетерпение. Виной тому была клиентура столичного «Хилтона», которую в те дни составляли сплошь философы, не доморощенные, а дипломированные. Любители, простите за невольный каламбур, невзлюбили профессионалов. По очень веской и с их точки зрения уважительной причине — профессионалы оказались весьма прижимистыми клиентами.
— Никто не дает таких мизерных чаевых, как философы, — скулили любители.
— Челядь «Хилтона» зарабатывает много больше, чем мы, — оправдывались профессионалы.
А собралось их в прославленном отеле ни больше ни меньше как две тысячи человек! Причем богатых, как Платон, среди них было кот наплакал. (Признаюсь, не совсем философский термин.) Остальные скорее смахивали на Диогена, только что вылезшего на свет божий из своей знаменитой бочки. Сходство это усугублялось могучей растительностью на их лицах и невзрачным состоянием их видавших виды хитонов и туник современного кроя.
Ежегодный форум американских философов, если верить здешней прессе, — зрелище для богов, своеобразный пир (по Платону), где столы ломятся под тяжестью интеллектуальных лакомств, где любая проза жизни возвышается до кантовского чистого неба, становясь трансцендентальной, имманентной и черт знает еще какой! На первый взгляд это подтверждается даже поверхностным наблюдением. Так, в книжном киоске наряду с непременным набором полупорнографических романов Роббинса и Уоллеса я обнаружил Аристотеля и Спинозу. (По окончании форума Аристотеля и Спинозу безжалостно убрали. Роббинс и Уоллес остались. Истина абсолютная всегда пользуется приоритетом перед истиной относительной.) Да и гомон, который стоял в «Хилтоне», резко отличался от обычной сухой трескотни заезжих бизнесменов и щебетания залетных туристок. Кругом звучала семантическая многоголосица и экзистенциалистская заумь. А чего стоили только одни семинары, например, на тему: «Находится ли ваша зубная боль в вашем же зубе?» или «Почему люди предпочитают удовольствие боли?» (Недаром говорится, что на вопросы, заданные одним глупцом, не в состоянии ответить и сотня мудрецов.)
|
Особой популярностью, во всяком случае у дилетантов, пользовался семинар «Философского общества по любви и сексу». Он проходил в утренние часы, что вызывало поток шутливых замечаний. («Любовь и секс — разве это не ночная тематика?») Но популярность семинара не выдерживала испытания временем, даже самым мимолетным. Как только председательствующий объявлял, например, что очередное заседание посвящается определению любви в «Симпозиуме» Платона, дилетанты или спасались повальным бегством, или мужественно и откровенно засыпали, видимо, наверстывая сон, упущенный в результате ночных практических занятий.
Выступая на одном из семинаров «Философского общества по любви и сексу», профессор Дональд Леви из Бруклин-колледжа развивал уже успевшую обрасти библейской бородой теорию о том, что вся человеческая деятельность мотивируется любовью, включая любовь к ближнему.
|
Его заявление было встречено в штыки и дилетантами и профессионалами. Один из последних вспомнил в связи с этим анекдот из жизни Шопенгауэра, считавшего, что мир — лишь его представление. Почтенная супруга субъективного идеалиста, не выдержав столь унизительного отношения к факту реального существования ее персоны, попыталась выцарапать глаза мужу-философу. Он, естественно, был удивлен и возмущен ее поведением и выразился соответствующим образом, на что супруга, не лишенная чувства юмора, ответила: «Это была не я, это было твое представление». Так вот, продолжал оппонент бруклинского профессора Леви, разговоры о любви к ближнему, как о главном мотиве человеческой деятельности — фикция. Грубая реальность выглядит совершенно иначе. Не углубляясь в дебри отвлеченных материй, оппонент в качестве наглядного примера привел «Невольничий рынок», раскинувший свои шатры под сводами вашингтонского «Хилтона».
«Невольничий рынок» в «Хилтоне» — аналог «Стены плача» в «Американе». Ежегодный форум американских философов, как и ежегодные сессии американских словесников, собирается главным образом для того, чтобы помочь витающим в эмпиреях заработать на хлеб насущный. Ибо одно дело обсуждать «Пир» Платона, а другое — быть обнесенным на пиру пресловутого «всеобщего благоденствия». Ибо боль зубная, головная, душевная и прочие заключается не в зубах, головах и душах философов, а в общественном миропорядке капитализма, который необходимо не только объяснить, но и изменить. Ибо люди — и дилетанты и профессионалы — предпочитают удовольствие боли, и вопрос «почему?» должен прилагаться не к этой естественной человеческой потребности, а к тому, почему в Соединенных Штатах, провозгласивших в своей Декларации независимости как одно из наивысших прав человека «поиск счастья», даже поиск работы оказывается тщетным, как поиск человека Диогеном с зажженным фонарем в руках при утреннем свете!
|
«Невольничий рынок» в «Хилтоне» был самым многолюдным местом на ежегодном форуме американских мудрецов. Здесь посетителей толпилось куда больше, чем на семинарах «Философского общества по любви и сексу» и даже чем в кафетерии «Горячая сдоба моей мечты», специально открытом для делегатов. (Обычные рестораны «Хилтона» были им не по карману.) Оно и понятно, так как «горячая сдоба» их мечты — это работа по профессии, по призванию. А более семисот участников форума, то есть одну его треть, составляли безработные. Но торговля на «Невольничьем рынке» шла далеко не бойко. Многие представители крупнейших университетов страны даже поснимали с лацканов своих пиджаков опознавательные жетоны, чтобы не привлекать к себе внимания страждущих и укрыться за анонимностью от злобы дня и суеты сует. (Именно злобы, а не любви.) Что же касается ловцов душ из мира большого бизнеса, то они презрительно воротили нос от представителей «априорных наук», составлявших подавляющее большинство «невольников», выискивая в их толпе специалистов по кибернетике, программным анализам и так далее, которые в отличие от своих «чистых» собратьев отличаются не только прикладной надежностью, но и политической благонадежностью. Ничего не поделаешь, оправдывались ловцы душ, отставание даже на год в области компьютеров грозит поражением в конкурентной борьбе, а в философии что год, что тысячелетие — все одно.
Да, тяжело быть в Америке философом, тем более безработным. И еще тяжелее сохранять при этом философское спокойствие, тем более если мир не твое розовое представление, а пронзительная мрачная реальность, не просто феноменология духа, а куча детей, которых нужно кормить и поить, растить и учить.
Кстати, о детях. Была иа «Невольничьем рынке» и специальная детская площадка. Нет, до детоторговли в американской философии, в отличие от проституции, наркомании и кинематографа, дело еще не дошло. Просто в некоторых семьях род занятий стопроцентно философский, и родители, отправляясь на свой съезд в Вашингтон, вынуждены были захватить с собой и младшее поколение. Для него-то и организовали детскую площадку. Пока взрослые решали проблемы бытия и неустроенности быта, малыши резвились под присмотром трех нянек-активисток. Были среди них и братья Тонг из Вильямстауна — шестилетний Поль и двухлетний Джон.
— У меня и папа и мама философы, — важно оповещал всех желающих послушать шестилетний Поль, облаченный в форму футбольной команды своего родного города. Говорил он это, так сказать, в информационном плане, лишь констатируя факт, без особой гордости за своих ученых «предков», без какого-либо сыновнего энтузиазма.
— А что за философы они у тебя? — поинтересовался кто-то из репортеров.
— Не знаю, просто философы, — ответил Поль.
— А тебе самому хотелось бы стать философом, когда вырастешь? — последовал еще один вопрос.
— Нет, — кратко и решительно ответил шестилетний Поль.
— Устами младенца глаголет истина, — невесело пошутил кто-то. — Ну что за существование у нас, философов?
— Исключительно философское, — подхватил шутку бородач в темно-коричневом кожаном пиджаке. — Вот я, например, мыслю, следовательно — существую. И только…
* * *
P.S. Обе ежегодные сессии — и философов, и филологов — состоялись в канун нового, 1979 года. Но, к сожалению, время здесь не у всех движется вперед. Оно здесь понятие относительное.
Нью-Йорк — Вашингтон.
Январь 1979 года
«Звезды» Джорджа Лукаса и других
Есть в Голливуде кинотеатр, известный под названием «Китайский театр» мистера Манна. Это, пожалуй, самая знаменитая «киношка» во всех Соединенных Штатах. Ее слава зиждется не на архитектурном своеобразии — здание театра имитирует древний китайский храм, — а на традиции. Здесь в «золотую пору» Голливуда устраивались премьеры фильмов-боевиков. «Китайский театр» как бы катапультировал их на завоевание мировых экранов.
Перед входом в кинотеатр находится собрание наиболее уникальных и диковинных автографов кинозвезд. Это отпечатки их пяток и ладоней, оставленные на еще податливом цементе, а затем затвердевшие навеки «для потомства». Такими плитами — автографами великих и популярных (последних больше) киноактеров вымощена довольно-таки значительная площадь, окружающая «Китайский театр».
Недавно к отпечаткам конечностей кинематографических божеств прибавились новые, принадлежащие Арту-Дету и Си-Трипио. Не напрягайте памяти, пытаясь вспомнить этих актеров, и не стыдитесь пробелов в вашей эрудиции. Арту-Дету и Си-Трипио не люди, а роботы, вернее, большие игрушки, имитирующие роботов в не совсем научном, но зато вполне фантастическом фильме «Войны звезд» Джорджа Лукаса. Право поставить свои автографы рядом с отпечатками пяток и ладоней мастеров кино, прошлого и настоящего кинематографические роботы, как это ни странно на первый взгляд, вполне заслужили. Популярность Арту-Дету затмевает славу Греты Гарбо, а успех Си-Трипио даже не снился Гарри Куперу в самый расцвет его артистической карьеры.
Можно не сомневаться в том, что если бы наши роботы были живыми существами и имели достаточно расторопных агентов-антрепренеров и адвокатов, то и их гонорары намного превосходили бы гонорары наиболее высокооплачиваемых голливудских звезд. Не буду голословным. Кассовый сбор, который дает прокат «Войн звезд», приближается к 400 миллионам долларов. Это пока что мировой рекорд. Еще 200 миллионов долларов дала продажа игрушек и пластинок по мотивам фильма. (Здесь особенно чувствуется, что «контрольный пакет акций» находится в руках дуэта роботов. Большинство игрушек воспроизводит в миниатюре Арту-Дету и Си-Трипио, а большинство пластинок — их скрежет и отрывистый, как морзянка, говорок.)
Однако появление отпечатков стальной пяты кинематографических роботов перед «Китайским театром» в Голливуде закономерно еще и потому, что оно хотя и символически, но весьма точно отражает новый период, или, если угодно, новую моду в американском кино, именуемую некоторыми критиками полусерьезно-полупрезрительно «галактической». Нечто подобное уже случалось в истории кинематографа Нового Света в 30-х годах. Я имею в виду популярные фантастические серии Флэша Гордона и Бака Роджерса. Но нынешняя «галактическая эпидемия» не знает себе разных ни по финансовым масштабам, ни по количеству охвата аудитории. «Войны звезд» вытащили из долговой ямы компанию «XX век Фокс», а идущий сейчас на экранах страны с оглушительным успехом фильм «Близкая встреча третьей степени» — о посещении Земли инопланетянами совершил то же чудо для компании «Коламбия пикчурс».
Как иронизируют в салонах Беверли-хиллз, «галактическая эпидемия» восстановила на Уолл-стрите доверие к Голливуду, к его кредитоспособности» Дело в том, что постановка галактических феерий, нашпигованных умопомрачительными техническими трюками, весьма дорогостоящее предприятие. «Войны заезд» обошлись и 8 миллионов долларов, а «Близкая встреча» — в 18 миллионов. Сейчас компания «Уорнер коммюникейшнз, инк» готовит фильм «Супермен», где Марлон Брандо будет играть роль отца Супермена-Сверхчеловека на вымышленной планете Криптон. Цена производства — 20 миллионов долларов. Компания «Уолт Дисней продакшнз, инк» начинает съемки картины «Космическая станция № 1» — о знаменитых «черных дырах» во вселенной. Цена этой кинематографической «черной дыры» — 10 миллионов долларов. «Юниверсал пикчурс» совместно с «Парамаунт пикчурс» намеревается выпустить новую экранизацию знаменитого романа Герберта Уэллса «Война миров». Цена экранизации — 15 миллионов долларов. Приведенные выше примеры не исключение. Но вот, несмотря на по меньшей мере экстравагантные бюджеты галактических боевиков, осторожный Уолл-стрит с готовностью финансирует легкомысленный и расточительный Голливуд, причем и тот и другой стригут купоны.
Наряду с кинематографом активной разработкой «галактической жилы» занято телевидение. Точнее было бы сказать, что эти соперники решили заключить временное перемирие и даже вступили в союз. Как-никак, а ведь и в геометрии параллельные линии пересекаются в бесконечности. И вот «Парамаунт» объявляет, что он снимет двадцать новых эпизодов телевизионной серии «Стар трек» — о космическом путешествии фантастического корабля «Энтерпрайз». Тысячи «болельщиков» этой серии, которая прекратилась в 1968 году, устроили в Лос-Анджелесе съезд. Они «бурно приветствовали» решение «Парамаунта». (Старые серии «Стар трека» по-прежнему идут на телеэкранах Америки и 117 других стран.) Как заявил вице-президент «Парамаунта» Ричард Фрэнк, «новое шоу, будет стоить много дороже всего того, что появилось на телевидении до сего времени». Подымет это, разумеется, и цену рекламы.
Телевизионная компания Эн-би-си готовит к предстоящему сезону «реанимацию» серий, основанных на комиксах прошлого, героем которых был фантастический персонаж Флэш Гордон. «Реанимированный» Флэш покидает нашу планету и отправляется на звезду Монго, чтобы спасти вселенную. Другая ведущая телевизионная компания, Си-би-эс, решила вытащить из нафталина еще одного космического героя прошлого, Бака Роджерса, и запустить в производство серии о его новых похождениях. Одновременно вместе с «Парамаунтом» Си-би-эс готовит восьмисерийный телефильм по роману Уэллса «Во времена комет».
Помимо «реанимации» старых сюжетов, романов, героев, на экраны кино и телевидения под влиянием огромного успеха «Войны звезд» и «Близкого знакомства» хлынули широким потоком ленты 50-х годов: все эти «Тайные планеты», «Пришельцы с Марса», «Они», «Нечто», «Завоеватели из космоса» и прочий галактический ширпотреб. За ним последовали картины 60-х годов, которые отличает более высокий художественный уровень. Я имею в виду такие фильмы, как «2001: космическая Одиссея», «Планета обезьян», «Фаренгейт 451» и некоторые другие. Короче, ныне кино- и телеэкраны Америки населены звездами столь же плотно, как, скажем, Млечный Путь.
Чем объяснить этот феномен? Объяснения ему здесь даются самые разнообразные — начиная с чисто прикладных — коммерческих, кончая отвлеченно-философскими. Одни утверждают, что «галактические фильмы» — мода сезона, пришедшая на смену фильмам-катастрофам вроде «Землетрясения» и «Башни ада», а также «сатанинским фильмам» («Изгоняющий дьявола») и фильмам ужасов с животными в главных ролях («Кинг-Конг», «Челюсти» и др.). Доля истины в подобных утверждениях, безусловно, присутствует. «Отработав», «отжав» те или иные сюжеты, Голливуд отбрасывает их, как только они перестают пользоваться спросом, а следовательно, перестают приносить доходы. «Очередным сильным течением в кино и телевидении стали научно-фантастические фильмы с уклоном в космические путешествия, — говорит Сэмюель Акрофф, председатель «Америкэн интернэшнл пикчурс, инк». — Этот жанр захватил воображение кинопромышленности. Дьявол наскучил публике, а кровавые мелодрамы о психопатах стали дешевыми и надоедливыми». По мнению исполнительного вице-президента «Коламбиа пикчурс индастриз, инк» Дэвида Бигельмана (он только что подал в отставку в связи с денежными махинациями), «публика уже не клюет на ультранасилие в фильмах и требует чего-то нового».
И эта констатация не лишена определенных резонов. Но почему все-таки обращение именно к «галактической» тематике и чем это обращение отличается от аналогичных поветрий 30, 50 и 60-х годов? И вот тут вступают со своими объяснениями уже не кинокритики, а социологи, психологи и философы. Большинство из них считает, что нынешний «галактический цикл» ближе всего по своей сущности к циклу 30-х годов, когда фильмы на космические темы были в основном развлекательными, были своеобразной формой эскапизма, ухода от реальной действительности — мирового экономического кризиса и депрессии, особенно поразивших Соединенные Штаты.
Что касается научно-фантастического цикла 50-х годов, то он, по мнению специалистов, был более «политизированным». Вот что пишет, например, автор известной книги «Америка в призме кино» Майкл Вуд; «Не секрет, что многие научно-фантастические ленты посвящены концу света. В 50-х годах эта тема являлась подспудным отражением страхов перед атомной и водородной бомбами. Не будет преувеличением сказать, что фильмы 50-х годов, по сути дела, об этих бомбах, что действующие в них инопланетяне и вышедшие из повиновения роботы — лишь несколько подретушированные портреты реальных ученых, которые создали средства уничтожения человеческой цивилизации».
Наконец, «галактический цикл» 60-х — начала 70-х годов. В нем, по мнению социологов, больший упор делается на философские моменты, главным образом на одиночество и отчужденность индивидуума, получающих символическое выражение в космическом одиночестве человеческой цивилизации. Герои фильмов этого периода, например, «Человек, который упал на Землю», «Заддос» и телевизионная серия «Бегство Логана», как правило, одиночки, борющиеся за выживание во враждебном окружении.
Итак, нынешний «галактический цикл» согласно принятой здесь схеме лишен политических обертонов фильмов 50-х годов и философских — фильмов 60-х годов. Он как бы повторяет развлекательный цикл 30-х годов, но на более высоком технологическом витке. Старые фильмы показывали технику будущего весьма примитивно. Сейчас техническая сторона вышла на первый план. Недаром, утверждают специалисты, сюжет вынужден был потесниться, уступив место на авансцене техническим трюкам и замысловатым аксессуарам. Кстати, именно они резко повысили постановочную стоимость фильмов, стали главной приманкой для зрителей, самодовлеющими аттракционами, подминающими под себя искусство кино как такового. (Недаром:, когда здесь говорят: «Мы идем на фильм такого-то мастера», то сплошь и рядом имеют в виду не режиссера, а специалиста по трюкам, который все более становится равноправным соавтором кинокартин «галактического цикла».) Логическим завершением этого процесса как раз и является превращение роботов в кинозвезд и даже их «коронование» перед «Китайским театром» в Голливуде. Как видим, американский кинематограф уже приступил на практике к созданию «цивилизации роботов». «Эти фильмы порождают неприятное ощущение: то, что нам казалось далеким будущим, оказывается, совсем не за горами, во всяком случае, много ближе, чем нам этого хотелось бы», — меланхолически замечает тот же Майкл Вуд в журнале «Американское кино».
Периодизация научно-фантастических фильмов и ее обоснование американскими критиками и социологами, хотя и содержат много точных оценок и наблюдений, все же страдают схематизмом, односторонностью, недостаточной глубиной. Если прибегнуть к аналогии с естествознанием, то она скорее классифицирует по Линнею, чем по Дарвину. Здесь нет места для подробного разбора данной проблемы. Но на некоторых ее аспектах все же стоило бы остановиться хотя бы в беглом, перечисленческом плане. Начнем с того, что эскапизм, бегство от действительности — тоже политика, причем вполне определенная. Поэтому утверждать, что фильм «Войны звезд» аполитичен — значит зарывать голову в песок. Не соответствует фактам и то, что «галактическая тематика» появилась как реакция на перенасыщенность фильмов насилием и сексом. Вернее было бы сказать, что эти «слоны», на которых зиждется американский коммерческий кинематограф, приобрели космические масштабы. По признанию президента «Парамаунта» Майкла Эйснера, новая экранизация романов Уэллса будет основана как раз «на комбинации военной технологии, насилия и секса». А критик Эдгар де Лессепс добавляет, что главное в новом «галактическом цикле» не наука, а технология как таковая, технология ужасов и насилия, технология страхов, «вызывающих из подсознания монстров». Наконец, мнимая аполитичность новой волны в кинофантастике опровергается и сохранением традиционного деления героев на «хороших парней» и «плохих парней». И хотя в роли последних выступают не индейцы, негры, «красные», а символически отвлеченные мутанты, инопланетяне и другие носители «космического тоталитаризма», их легкую политическую замаскированность зритель разгадывает без труда.
…Вторжение роботов в американский кинематограф обогащает казну Голливуда, но оскудняет его таланты. Словно в насмешку, жизнь спешит копировать фантастику, повторяя набивший оскомину сюжет: роботы, постепенно выходя из повиновения, начинают повелевать людьми — своими создателями, в данном случае — режиссерами.
В этом смысле весьма показательна и поучительна судьба Джорджа Лукаса, поставившего фильм «Войны звезд», пока что никем не превзойденный шедевр «галактического» кино. Лукас несметно разбогател. Его доля с прибыли от «Войн звезд» достигла 80 миллионов долларов! Казалось бы, надо радоваться, но Лукас, молодой, талантливый режиссер, забеспокоился. Он почувствовал себя в шкуре мифического царя Мидаса, которого боги наказали тем, что исполнили его желание: все, к чему бы ни прикасался Мидас, превращалось в золото. Мидас умер от голода, ибо пища становилась в его руках драгоценным, но отнюдь не съедобным металлом.
Лукас, подобно Мидасу, почувствовал надвигающуюся угрозу, правда, не своему желудку, а творчеству. А угроза эта и впрямь серьезная. Аппетит, как известно, приходит во время еды, и вот «XX век Фокс», вдохновленный космическими прибылями от «Войны звезд», решил запустить целую серию аналогичных фильмов — «Войны звезд-2», «Войны звезд-3» и т. д. числом до десяти с «пульсацией» один фильм в два с лишним года, причем последний будет поставлен в символическом 2001 году. (Для переклички со знаменитой лентой Стэнли Кубрика.)
Эта идея уже начала претворяться в жизнь. Следопыты кинокомпании рыщут по белу свету в поисках «неземной» натуры — от непроходимых джунглей Центральной Африки до ледяных пустынь Лапландии.
Оказавшись перед перспективой беспросветной кабалы вплоть до начала третьего тысячелетия, Джордж Лукас решил предпринять кое-какие оборонительные меры, бросив в бой доставшиеся ему с неба миллионы. Для начала он создал целых четыре корпорации! Первая — «Стар ворс корпорейшн» — будет занята непосредственным производством многосерийных «Войн звезд». Вторая — «Спрокет системс инкорпорейтед» — будет поставлять «специальные эффекты» для фильмов на космические темы. Третья — «Блэк фэлкон лимитед» — займется выпуском книг, пластинок, игрушек и прочей «остаточной» продукции от фильмов Лукаса. Наконец, последняя корпорация — «Мидуэй продакшнз» — будет ставить серьезные фильмы Лукаса.
Сам режиссер определяет свою стратегию следующим образом: первые три корпорации дают деньги, позволяющие четвертой производить качественные, по терминологии Лукаса, «хорошие» картины в обстановке творческой независимости от главных голливудских фирм. Фактор независимости весьма важен для Лукаса, у которого уже имеется «травмирующий опыт» ведения дел с голливудскими магнатами «с позиции слабости». Несколько лет назад он поставил фильм «Американское граффити», единодушно признанный критиками одной из лучших картин последнего периода в Соединенных Штатах. Однако продюсер и прокатчик — фирма «Юниверсал» по коммерческим соображениям «постригла» уже смонтированную ленту. Лукас в отчаянии даже отказался от авторства. (Кстати, первым предприятием новой фирмы «Мидуэй продакшнз» будет выпуск неадаптированного варианта «Американского граффити».)
Помимо «реабилитации» фильма «Американское граффити», Лукас в рамках своей новой миссии помогает, причем бесплатно, режиссеру Фрэнсису Коппола, создателю «Крестного отца», в монтаже грандиозного фильма «Апокалипсис сейчас», который даже в сокращенном варианте будет идти более четырех часов.
Каковы перспективы похода за независимость, за свободу творчества, предпринимаемого Джорджем Лукасом? Внешне как будто бы неплохие. Во-первых, сам режиссер пока что мужественно «переваривает» миллионы, свалившиеся с неба на его голову. Он по-прежнему ездит на старой машине дешевой марки, носит потертые джинсы и стоптанные башмаки, не якшается со светским обществом Голливуда, облюбовавшим райские уголки Беверли-хиллз и Малибу, имеет скромный дом в Сан-Франциско вместо роскошной виллы в Лос-Анджелесе.
Но недаром народная мудрость гласит, что по одежке только встречают. Невольно вспоминаются встречи с Бобом Диланом, первым бардом Америки. Было это несколько лет назад. Боб жил в неказистом домишке в Гринич-Виллидже (богемный квартал Нью-Йорка) и одевался как вполне заурядный «хиппи», хотя на его счету в банке уже лежал не один миллион долларов. В мой нынешний приезд я застал Дилана уже в Беверли-хиллз, не в неказистом домишке, а в вилле, которая больше смахивает на замок и где без особого труда можно устроить рысистые испытания. Но главное не в этом, ведь по одежке только встречают. Главное в том, что резко изменилось творчество Дилана. Сентиментальные романсы пришли на смену песням протеста, а сам народный бард отгородился от народа высокими стенами голливудского замка.
Однако вернемся к Джорджу Лукасу. Он не первый и, видимо, не последний из тех западных кинематографистов, которые пытаются убить одним выстрелом двух зайцев, или, точнее, жить в двух измерениях: делать кассовые, коммерческие ленты и с их помощью финансировать серьезные фильмы. Но тот, кто вступает в сделку с Мефистофелем, вынужден продать ему свою душу. Лишь гётевскому Фаусту под силу вырваться из этой дьявольской кабалы, да и то с великими жертвами. Невозможно ставить порнографические фильмы, а затем оплачивать ими картины о большой любви. Невозможно ставить человеконенавистнические фильмы, а затем оплачивать ими картины о гуманизме. Невозможно потому, что создателя, пытающегося даже из лучших побуждений играть на нескольких досках, настигает творческая эрозия, его талант разъедает цинизм, его слово теряет вес, а он сам — моральный кредит у зрителя. Старенький автомобиль, потертые джинсы и стоптанные башмаки превращаются из блажи в лицемерие. Сквозь них, как сквозь рваный хитон Диогена, просвечивает уже тщеславие, не позиция, а поза.
Да, «желтый дьявол» не дает художнику свободы творчества. Когда Пигмалион попросил богов оживить созданную им скульптуру и боги выполнили его просьбу, Пигмалион дорого заплатил за это: он лишился творческого дара. Судьбу мифологического Пигмалиона разделили многие представители западной культуры, тщетно пытавшиеся, кто по простоте душевной, кто из хитрого расчета выпить вино, не откупоривая бутылки. Джордж Лукас хорошо осознает опасность, которая подстерегает его на пути к заветным цементным плитам голливудского «Китайского театра». Недаром он решил отстраниться как режиссер от работы над новыми сериями «Войны звезд». «Войны звезд-2» будет ставить Ирвин Кершнер, а сам Лукас, «если все будет о'кэй», как он замечает с иронической улыбкой, вернется к «галактической» теме лишь на десятой серии, то есть через двадцать с лишним лет во все том же символическом 2001 году.
Ну что ж, поживем — увидим…
* * *
Кто не слышал о «Променаде славы» на бульваре Голливуд в городе Голливуд, кинематографической столице Америки? Кто не знает о единственном и неповторимом тротуаре, сложенном из плит древесного угля, на которых красуются звезды из солидной бронзы, а под ними имена звезд телевидения, радио, грамзаписи и, конечно же, в первую очередь кино.
Любой и каждый мечтатель,
Любой и каждый звезда,
Любой и каждый в кино,
Неважно, кто ты и что.
Звезды в каждом городе,
В каждом доме, на каждой стрит,
А на бульваре Голливуд
Их имена из плит.
Это слова из баллады «Целлулоидные герои» Рэя Дэвиса, заводилы популярной рок-группы «Кинкс» — «Судороги».
«Променад славы» целлулоидных героев протянулся приблизительно на пять акров в центре Голливуда, по обеим сторонам тротуара бульвара Голливуд и пересекающей его Вайн-стрит. Бронзовые звезды на плитах бульвара доходят до авеню Сикамор, где расположена церковь — голливудская конгрегация. Перед церковью высится гигантский крест, на котором распяты укрепленные на табличках все 50 штатов Америки. Крест так и называется «Кросс о фте Стейтс». Тут же еще одна надпись: «Единая нация под богом». Слова на черном щите, выложенные белыми буквами, утверждают: «Выбор принадлежит тебе».
Право выбора звезд для «Променада славы» принадлежит торговой палате города Голливуд. В официальной истории проекта говорится, что променад был задуман для «возрождения Голливуда, как мировой столицы развлечений и волшебства». При помощи городских властей Лос-Анджелеса и с привлечением владельцев недвижимостью, расположенной вдоль бульвара, был вымощен тротуар, рассчитанный на 2518 «звезд». Строительство уникального тротуара было закончено в 1961 году.
В последний раз мне довелось пройтись по «Променаду славы» нынешним апрелем. Это было грустное путешествие. Возрождение Голливуда как «мировой столицы развлечений и волшебства» не состоялось. Умопомрачительные доходы кинобизнеса никак не отражаются на благосостоянии города, если не считать за таковое рост преступности, наркомании, разврата. Грязные улицы, ветшающие дома, огромные массы попрошаек, наркоманов, душевнобольных, каких-то темных личностей, куда-то зазывающих и что-то предлагающих. Беспорядочно снуют запуганные старожилы и растерянные туристы, словно частички броуновского движения или мириады пылинок, выхваченных тонким солнечным лучом, проникающим сквозь дверную щель или проем незадернутых гардин. Воздух напоен сомнительными ароматами, которые источают сомнительные забегаловки, где на американских плитах готовят пищу всех стран мира — дешево, но сердито….
Люди в джинсовых комбинезонах, ловко орудуя электропилами и гигантскими садовыми ножницами, подпиливали, подрезали сучья деревьев, несущих почетный караул на «Променаде славы». Ветви валились охапками на плиты древесного угля, хороня под собой бронзовые звезды и имена их носителей. Старожилы шагали по ветвям, издававшим жалобный хруст, не глядя себе под ноги. Туристы разгребали сучья, пытаясь прочесть имена своих кумиров — целлулоидных героев. Первые шли как сомнамбулы, ничего не замечая, вторые — спотыкались на каждом шагу, словно слепцы с брейгелевских полотен. Равнодушие первых, как и любопытство вторых, было вполне понятно, даже оправданно, и тем не менее раздражало, злило. «Так проходит слава мира», — вертелось в голове, а к ногам стелились не по-апрельски желтые листья с болезнетворных ветвей, безжалостно ампутированных парнями в джинсовых комбинезонах.
Не все 2518 специальных плит, которыми вымощен «Променад славы» на бульваре Голливуд и Вайн-стрит, «заселены». Я насчитал что-то немногим более 1600 «обитаемых звезд» в голливудской галактике. Остальные — вакантные — или пустуют в ожидании будущих владельцев, или испещрены мелом и углем «временной пропиской» — автографами туристов и влюбленных. С тех пор как я в последний раз был здесь, звезд явно прибавилось. Некоторые из них не светят, не греют и уже напоминают таинственные «черные дыры» вселенной, хотя девственная бронза неопровержимо свидетельствует о том, что зажглись эти звезды совсем недавно. Ничего не поделаешь, инфляция в Америке захватила не только экономику.
Делаю мысленные «зарубки» на память. На бульваре Голливуд звезды обрываются у Тауэр-авеню: с одной, стороны, кинорежиссер Стэнли Крамер, с другой — король больших джаз-бандов, кларнетист Бени Гудмэн. Отмечаю новацию в развилке Вайн-стрит. Целых четыре плиты отведены экипажу «Аполлона-11» — Армстронгу, Олдрину, Коллинзу, первым землянам, ступившим на Луну. Если судить по символу — квадрат с усиками, изображающий телевизор с антеннами, — знаменитые астронавты проходят на «Променаде славы» по рубрике голубого экрана. Считается, что для кинематографиста бронзовая звезда на «Променаде славы» не менее почетна, чем золотая статуэтка «Оскара», ежегодно присуждаемая Американской академией киноискусства. Это, конечно, преувеличение. И все-таки… Выше я уже упоминал, что право зажигать звезды на «Променаде славы» принадлежит торговой палате города Голливуд. Она заполняет вакантные плиты бульвара, руководствуясь квотой — не больше двенадцати звезд в год. Но еще с библейских времен известно, что получается, когда менял пускают в храм.
Здесь я позволю себе по возможности краткое, но крайне необходимое отступление. Торговые палаты, в особенности в небольших городах Америки, — весьма специфическая институция. Они выступают в роли самозваных стражей традиций, понимаемых в лучшем случае как консерватизм, но оказывающихся на поверку реакционностью. По своей правизне торговые палаты с полным на то основанием претендуют на место где-то между американским легионом и «обществом Джона Бэрча».
Критерии пресловутого «стопроцентного американизма» применяются торговой палатой Голливуда и при определении кандидатов на прописку по «Променаду славы». Наиболее вопиющим примером политического мракобесия палаты было ее нежелание установить на бульваре звезду в честь Чарли Чаплина, великого киноактера и режиссера. Более десяти лет ожесточенно сопротивлялись голливудские менялы требованиям деятелей кино и широких общественных кругов положить конец позорящей страну вендетте против Чаплина. Мне довелось писать об этом в «Известиях» еще в 1972 году.
Гильдия американских киноактеров и американское театральное общество единодушно выдвинули покойного Робсона в качестве кандидата на бронзовую звезду «Променада славы» в 1978 году. Но отборочный комитет торговой палаты Голливуда под председательством некоего Уильяма Хертца решительно отвел кандидатуру Робсона, бесстыдно заявив, что он, дескать, «не отвечает высоким стандартам», которые требуются для прописки на «Променаде славы»!
— Я не думаю, что мистер Робсон отвечает необходимым критериям, — заявил Хертц. — Во скольких кинофильмах он снимался? Сколько его пластинок было продано? Какие артистические награды он имел? Уверяю вас, политика тут ни при чем.