— Тамила, не темни, меня на мякине не проведешь. Я должна все увидеть своими глазами и оценить, — без тени сомнений велела риелтор. — Для установления номинальной и рыночной стоимости.
— Что ее смотреть? Убогость, халупа на пустыре, — вздохнула Швец, посетовав на свой длинный язык: «Наверное, поторопилась я с информацией. Надо было еще кота за хвост потянуть, пока Рафаэль совсем не сковырнется».
—После того, как станешь ее собственницей, вычтем разницу из стоимости двух квартир в мою пользу, — твердо сказала Виола. — Тогда все будет честно, справедливо, А то ведь норовишь обскакать меня на хромой кобыле. Со мной такие гнусные номера не проходят.
— Тебя обскачешь, во, какие крупные габариты, как у снежного человека, — ухмыльнулась Швец.
— По этому поводу я не парюсь, ведь от крупной женщины летом много тени, а зимой тепла, — заметила Баляс, любовно оглаживая свои богатырские телеса. — Хорошего человека мало не бывает.
— По-твоему, я из-за веса в 56 килограммов плохая?
— Поживем-увидим, — дипломатично ответила Баляс.
— Считаю, что характер человека не зависит от его массы. К тому же не зря говорят, мал золотник, да дорог, — сказала Тамила.
— Каждый кулик хвалит свое болото. Ты не наводи тень на плетень, не уводи разговор в сторону. Когда устроим смотрины?
— Какие еще смотрины? — округлила глаза Тамила. — Замуж никто не собирается.
— Смотрины дачи Рафаэля.
— А чего ее смотреть, оформишь сделку и все дела.
— Нет! А вдруг на участке особняк в двух-трех уровнях.
— Ха-ха-ха! Держи меня, а то умру со смеха. У голодранца и особняк. Не смеши мои тапочки.
— Кончай ломать комедию, со мной такой номер не пройдет, — вперив в нее выпуклые глаза, велела риэлтор. — Завтра после полудня у меня пара часов свободного времени, а потом будет некогда, в обрез. Заказывай такси. Хоть накушаемся на огороде до отвала.
— Тебе бы только требуху набить. Я закажу, а кто платить будет? — отозвалась Швец.
— Ты и заплатишь, ведь поедем не на мою, а на твою будущую дачу. Здесь твой интерес, а мне лишние хлопоты и риски.
— Виола, в дачный поселок почти через каждые полчаса ходит автобус. Сядем и доедим без проблем.
— Не хватало мне еще среди мужиков и баб в робах с лопатами, граблями, корзинами и ведрами толпиться. Нечаянно, а то и по злому умыслу, травмируют
— Не травмируют, они лопаты и тяпки обматывают тряпками, — со знанием дела ответила Швец.
—Тамила, не будь жадиной. Без такси я в ту сторону и шагу не сделаю. Мне тяжело свое тело носить, ноги подкашиваются. Обязательно закажи иномарку серого или темно-зеленого цвета, чтобы не привлекала внимание посторонних. Ни в коем случае белого или красного цветов, которые сразу бросаются в глаза.
— Может, ты еще подскажешь, какое количество конских сил, чтобы мотор не заглох на полпути? — съязвила Тамила, намекнув на ее вес и габариты.
— Мг, конские силы? Не умничай и не язви, а заруби у себя на носу, что мощность двигателя измеряется в лошадиных силах, — со знанием дела поправила Баляс.
— Какая разница, в лошадиных или ослиных,— фыркнула подруга.
— Есть конь, то есть жеребец и кобыла, они различаемы по половому признаку. И есть лошадь, как нечто усредненное. Понятие «лошадиная сила» не зависит от пола.
— Спасибо, просветила, — ухмыльнулась Швец и призадумалась: «Барыня-сударыня, подавай ей такси иномарку и строго определенного цвета. Привыкла к тому, что ее клиенты повсюду катают. Но без нее мне эту операцию не провернуть. Эх, где наше не пропадало, придется раскошелиться».
— Да не забудь прихватить с собой коньяк с закуской, — велела Баляс, словно проникнув в ее мысли.
— Извини, Виола, но тебя легче убить, чем прокормить, — невольно сорвалось с языка Тамилы.
— Мг, в таком случае я умываю руки, — обиделась риелтор.— Никто другой не станет рисковать своей свободой и карьерой.
— Ладно, не обижайся. У тебя в этом деле тоже есть свой интерес. Сколько я тебя знаю, ты без корысти пальцем не пошевелишь. Тоже себе на уме.
—Что мы делим шкуру неубитого медведя, надо бы узнать о состоянии здоровья. Суховея.. Вдруг он оклемался и тогда все наши планы пойдут коту под хвост. Тамила, позвони на станцию «Скорой помощи» или в приемный покой реанимации.
— Вернемся в мою квартиру и позвоню.
— Эх, дуреха, зачем тебе лишний раз «светиться» на номере своего телефона, лучше сделать звонок отсюда, — пояснила и посоветовала Виола. Швец вышла в прихожую и, вращая диск, набрала 03. Услышала отзыв диспетчера и сказала:
— Вечером к вам доставили Рафаэля, ой, простите, Суховея Евдокима Саввича, художника. Будьте добры, скажите каково его состояние?
— Крайне тяжелое, — после паузы и шелеста страниц сообщила женщина.
— Назовите диагноз?
— Еще не установили. Соберут консилиум.
— До утра доживет?
— У нас не небесная канцелярия. Мы не даем гарантий и прогнозов, — и связь оборвалась.
— Что сказали? — поинтересовалась риелтор.
— В крайне тяжелом состоянии, — ответила Тамила. — Значит, кранты! Отмалевал Рафаэль последний пейзаж, выпали мольберт и кисть из рук бедолаги.
—Не слишком обольщайся, врачи склонные перестраховываться на случай летального исхода, чтобы снять с себя ответственность за смерть пациента, — заметила Баляс. — Поэтому надо набраться терпения, ждать и надеяться. Главное, не суетись, сохраняй хладнокровие, делай вид, что ничего не случилось и это нас не касается. Отключи телефон.
— Зачем?
— Так надо, чтобы сюда из друзей художника никто не мог дозвониться. Пусть считают, что нарушена связь, разрыв кабеля.
Со стороны входной двери донесся приглушенный вой собаки.
— Слышь, Джим скулит, страдает по хозяину. Это признак того, что Рафаэль не жилец. Может в этот момент, как раз и отходит на небеса, — со злорадством заключила соседка. — С давних времен существует такая примета, если собака в доме воет, то отворяй ворота, пришла беда. Готовь гроб, крест и заказывай духовой оркестр. Но мы обойдемся без музыки, похороним, как бомжа, за счет бюджета.
— Джим воет потому, что проголодался, — заметила Виола. — Мы с тобой, почитай, часов пять за столом животы набивали, а он после прогулки ни грамма не поел. Надобно его накормить.
— Обойдется, меньше будет жрать, меньше и гадить,— возразила Тамила. — Некому за ним ухаживать, мочу вытирать и какашки собирать.
— А что Суховей, так всю жизнь холостяком, бобылем прожил? — сменила тему подруга.
— По молодости лет водил девок-натурщиц. Что он с ними делал после мазни, одному Богу известно. Тогда не принято было жить в гражданском браке, не было такого распутства, как сейчас. Строго блюли мораль, боялись КПСС, комсомола, милицию, дружинников и общественность.
Нынче, как кошки и коты спариваются, кому не лень. Отсюда божья кара в виде СПИДа, сифилиса, гонореи и прочей заразы. Те вертихвостки, с кем он жил, долго здесь не задерживались. Рафаэль тогда еще участвовал в конкурсах и выставках, солидные гонорары зашибал. Жил на широкую ногу, устраивал для творческой богемы застолья, а может и оргии. Поэтому из него праведник, как из меня мать Тереза.
— Как ему удалось получить двухкомнатную квартиру? — спросила риелтор.
—Он ведь член Союза художников. А им, как творческим людям, полагается дополнительная жилплощадь под мастерскую, — пояснила Швец. — Вот он и творил, рисовал не только пейзажи, которые ты видела на стенах, но и голых баб. Раньше они во всех комнатах висели, словно в доме терпимости. Но под старость совесть проснулась, поснимал свою мазню. Наверное, конфисковали или в кладовке спрятал? Его даже пытались привлечь за порнографию, но он убедил следователя, что это искусство. Подарил ему несколько картин и тот отстал.
Если порыться в кладовке и шкафах, то можно отыскать эти «шедевры». Я так полагаю, что он до такой степени насмотрелся на голых, словно гинеколог, что решил не обременять себя семейными узами. Люди творческие, живописцы, скульпторы, поэты, музыканты, актеры, певцы не от мира сего, немного мешком прибитые, чокнутые. Каждый из них считает себя гением, а плоды своего труда — шедеврами искусства. На этом помешаны. Живут без жен и детей в свое удовольствие. Носит их по белу свету, как перекати-поле. Вот и Рафаэль туда же…
— Не возводи на него хулу. Напрасно, а может из-за зависти, ты его полотна и рисунки называешь мазней. Конечно, это не Сикстинская мадонна, не Мона Лиза и Даная, но и не фуфло. Старик не лишен способностей, оригинальности и эстетического вкуса Пейзажи у него симпатичные, крымская природа, достопримечательности. И пес нарисован с большой любовью, искренностью. Чувствуется стиль, рука профессионала, — оценила Виола.
— После смерти о человеке говорят хорошее или ничего, — усмехнулась Тамила.— Вот и ты в том же духе, соблюдаешь традицию.
— Суховей еще жив, рано справлять панихиду. Если не возражаешь, то я потом отберу себе несколько картин, чтобы украсить свои апартаменты.
— Хоть полное собрание сочинений, всю картинную галерею, я в его творчестве не разбираюсь, — согласилась Швец и добавила. — Но имей в виду, тогда ты не вправе претендовать на старинные часы, сервант, трюмо и антиквариат.
— Еще раз убедилась, что у тебя среди зимы снега не выпросишь, — упрекнула риелтор.
Они не поленились, тщательно осмотрели содержимое кухни, заглянули в ванную и туалет. Сантехника, ванна, раковина, унитаз, смеситель и краны оказались старыми, но надежными, советского производства, стиральная машина «Рига-17»
— Все это следовало бы заменить на импортную сантехнику немецкого или итальянского производства, а железные трубы — на металлопластиковые. Полностью выложить стены кафелем с панно и орнаментом. Тогда бы и цену можно было бы заломить на треть выше, — вслух рассуждала риелтор, с тоской взирая на старый санузел с металлическим сливным бачком с ржавыми подтеками и свисающей с рычага вниз цепочкой. — У нас на евроремонт и, даже на косметический, нет времени и денег. Надо торопиться, быстрее провернуть сделку.
— Стиральную машину тоже можешь себе забрать, — разрешила Тамила.
— Низкий поклон за щедрость твою неземную, я о такой всю жизнь мечтала. Не считай себя умнее других. У меня «Zahussi», а это старье забирай себе, — резко возразила Баляс. — А вот бронзовую люстру, пожалуй, возьму. С хрустальными подвесками засияет, как елка.
— Ишь, какая ты шустрая. Ты у меня спросила, я Рафаэлю не чужая?
—То, что он тебя по молодости трахал, как кошку, еще ничего не значит, — ухмыльнулась подруга.
— Виола, выйди-ка на минутку. Что-то меня приспичило, наверное, переела и перепила. Заодно и проверю, как работает слив, — попросила Швец и заперлась в туалете. Спустя пять минут послышался шум воды, открылась дверь и Тамила, оправив на бедрах юбку, бодрым голосом известила:
— Нормально действует, как часы. Правда, много воды на слив расходует. Раньше ведь она стоила копейки, никто не считал и не экономил. Сходи и ты, чтобы дома лишнюю воду не расходовать, а то счетчик, накручивает обороты, как проклятый. А художнику теперь коммунальные услуги и платежи по барабану.
— Да, Тамила, твоей скупости и расчетливости можно позавидовать, — уязвила ее подруга.
— Кто бы говорил. От тебя щедрости, тоже не дождешься, во всем ищешь корысть. Ну, гляди, если прихватит, то в свой туалет не пущу, — не полезла в карман за словом Швец и тут же посетовала. — Что-то я проголодалась, пора за стол.
—Ты прожорливая, словно утка, — усмехнулась Виола. — И кушаешь, пьешь и испражняешься часто.
— Так ведь унитаз чужой, грех не воспользоваться. Опять требуху набьем до отвала, харчей еще на столе много. Поди, жабы у тебя в животе квакают?
— Не квакают, коньяком захлебнулись, — усмехнулась гурманка — поклонница французской кухни. На застекленной лоджии среди хлама, ветоши увидели несколько старых стендов с лозунгами «Мы придем к победе коммунизма!», «Народ и партия — едины!», некогда начертанные рукой художника и уже давно невостребованные новой политической конъюнктурой дикого, пещерного капитализма, поглотившего страну цинизмом, алчностью и вопиющей социальной несправедливостью.
Джим, как заноза
Женщины возвратились в квартиру Швец и продолжили трапезу.
— С имуществом Рафаэля мы более-менее разобрались, а что делать с Джимом? — спросила Тамила, глядя на пса, грызущего кости, брошенные Виолой.
— Есть несколько вариантов. Самый гуманный и честный, возьми его на содержание вместо мужа или сына. Будет тебя охранять от грабителей и радовать своей преданностью. А некоторые особы, особенно одинокие и некрасивые женщины, и такие случаи не единичны, со своими питомцами занимаются зоофелией
— Фу, какая мерзость. И ты об этом спокойно говоришь за столом? Меня чуть не вырвало.
— Я констатирую общеизвестные факты сексуальных аномалий и патологий, — заявила Баляс.
— На хрен он мне сдался, самой харчей не хватает. А потом Джима надо постоянно выгуливать, чтобы в квартире углы не обгадил.
— Что же ты хотела. За удовольствия надо платить. Хочешь кататься, люби и саночки возить. Если боишься забот и затрат, то отведи Джима в ветлечебницу, чтобы сделали инъекцию и умертвили. Заплатишь деньги за эту услугу и все дела.
— Ха, не хватало мне еще на пса тратиться.
— В таком случае отвези его в собачий приют, который на окраине города. Может, пощадят, попадет в добрые руки. Туда часто наведываются любители собак, желающие обрести четвероногого друга.
—Может его просто выгнать на улицу в стаю бродячих собак? — на сей раз, предложила свой вариант Швец.
— Выгнать не трудно, но он все равно будет постоянно приходить к двери квартиры своего хозяина, выть и скрести лапами. Собаки, в отличие от котов, которые гуляют сами по себе, очень преданны человеку.
— Если его продать? С паршивой овцы, хоть клок шерсти? — предложила Тамила.
—Эх, неисправимая торгашка, только бы что-то продать подороже и купить подешевле, — усмехнулась риелтор.
— А ты, разве не такая?
— Конечно, все, что имеет спрос, можно продать, — не ответив на ее реплику, продолжила Баляс. — Но любители собак предпочитают покупать щенков, ведь взрослые собаки редко воспринимают и слушаются новых хозяев, сохраняют преданность старым. Поэтому на Джима, поверь моему опыту и интуиции, не скоро найдется покупатель. К тому же у нас дефицит времени. В первую очередь надо срочно по выгодным ценам сбыть квартиры Суховея и затаится, спрятать концы в воду, чтобы менты не сели на хвост.
—Тогда лучше всего определить его в собачий приют, иначе он меня разорит и с ума сведет, — согласилась Тамила. На том и решили, выпив коньяк за оптимальный вариант.
Что-то в поведении и разговоре женщин Джиму не понравилось, он, оскалив пасть с клыками и зубами, их громко облаял.
—Виола, что ему надо? — всполошилась Швец, пересела подальше, на противоположную сторону стола. Испуганно взирала на оскаленную бледно-красную пасть с рядами острых клыков и зубов.
— Спроси у него сама.
—Мне, кажется, что он все понимает, догадывается, но не может высказать, поэтому лает, — предположила хозяйка квартиры. — Я боюсь с этим лютым зверем оставаться наедине. Вдруг ему моча в голову ударит, набросится и загрызет. Это ведь не болонка и не пудель.
— Джима надо еще раз выгулять в парке, чтобы сходил по большому и малому, — посоветовала гостья
— К черту его, я жутко устала. Отведем на ночь в квартиру Суховея.
— Так ведь наложит кучу экскрементов и сделает «лужу».
— Лучше в квартире художника, чем в моей горнице.
— Придется потом долго проветривать, тратиться на дезодоранты, иначе покупатели сразу унюхают и откажутся от покупки жилья.
— Одна ночь «погоды» не сделает, а завтра с утра отправлю его в собачий приют, — заверила Швец. — Хоть одну проблему сброшу со своих хрупких плеч.
— Да заварили мы круто кашу. Надо бы ее быстрее расхлебать, еще до того, как менты выйдут на след, все концы спрятать в воду, — заметила риелтор.
— Что существует большой риск? — спросила подруга.
— Ко всему надо быть готовыми. А тебе советую держать язык за зубами. На все вопросы касательно художника, отвечай «не знаю».
— Виола, если не секрет, на что ты собираешься потратить валюту? — вкрадчиво поинтересовалась Тамила.
— Куплю шикарную иномарку, чтобы чувствовать себя королевой.
— Но королева Елизавета 11 катается в позолоченной карете?
—Не всегда, только во время церемоний. Такова давняя традиция.
— А разве хватит валюты на дорогой автомобиль?
— Хватит, еще и останется. Я не сижу, сложа руки. Пока работала в агентстве недвижимости «Очаг», успела провернуть несколько удачных сделок. Скажи-ка, Тамила, а у тебя какие планы?
— Немедля переведу валюту в платину, золото и драгоценные камни, чтобы не обесценилась из-за инфляции, девальвации. Куплю колье с диамантами и другие ювелирные украшения, — с блеском в глазах поведала подруга.
— О-о, в тебе говорит еврейская кровь с деловой хваткой! — восхитилась Баляс. — Ваше ушлое племя на драгметаллах помешано. В банках, ювелирных мастерских и салонах, в ломбардах сплошь и рядом твои соплеменники.
— Умеем, любим жить красиво, на широкую ногу в блеске платины, золота, серебра и драгоценных самоцветов, — подтвердила Тамила и продолжила делиться планами. — Потом загуляю в ресторанах и ночных клубах, как светская львица, захомутаю для официального брак богатенького Буратино и заживу в свое удовольствие. Если Бог даст, то и деток рожу.
— Со скупкой ювелирных изделий правильно, они всегда в цене, надежнее долларов или евро, — одобрила Виола. — А вот гулять, кутить в ресторанах, ночных клубах, играть в казино следует за чужой счет, а не за свои кровные, иначе надолго не хватит, вылетишь в трубу или пойдешь на панель. Не вздумай сорить деньгами, чтобы не вызвать подозрения.
— Спасибо за мудрый совет, но валюты, пока нет.
—На здоровье! Однако дензнаки у нас пока в мечтах, виртуальные, — заметила риелтор. — Если художник даст дуба, не подведет под монастырь, то мы с тобой будем на белом коне.
— Не поведет, он на последнем издыхании, — уверенно заявила Швец и после паузы предложила. — Виола, а не лучше ли обе квартиры оформить на себя и сдавать их в аренду, ведь недвижимость с каждым годом растет в цене? Двухкомнатную можно сдать за 200-250 долларов в месяц. Всегда будем иметь валюту для женских потребностей. Потом ничто и никто не помешает выгодно продать доставшееся на халяву жилье.
— Конечно, лучше и выгоднее, — ответила Баляс. — Из тебя, Тамила, получился бы ловкий и успешный риелтор. Но в данной ситуации у нас нет выбора. От квартир художника придется срочно избавиться, чтобы они для нас не стали «плохими», как в знаменитом романе Михаила Булгакова. В идеале желательно, чтобы эти квартиры несколько раз перепродали, запутали следы. Ведь на них случайно или по сигналу какой-нибудь гниды, стукача, могут набрести блюстители и тогда нам с тобой придется сушить сухари и изучать феню.
— Какую еще Феню?
— Тюремный, блатной лексикон для лучшего понимания и общения. От тюрьмы и от сумы не зарекаются.
— Упаси, Господь. Я такая нежная, чувствительная натура, что на грубых харчах быстро загнусь, заболею туберкулезом, какой другой заразой или конвоир польститься?
— Эх, если бы только дело в харчах. Куда страшнее режим, тюремный климат, — вздохнула Виола. — Ты, женщина при роскошных телесах, аппетитная, Там тебя быстро оприходуют. Если не надзиратель, то сокамерницы превратят в лесбиянку, коблуху и станут по очереди пользовать. Бабы за решеткой от желания и постоянной неудовлетворенности звереют. Против женской природы не попрешь. У мужиков на зоне и в СИЗО тоже подобное происходит, осужденных за изнасилование и слабаков они опускают, делают «петухами»…
— Фу, какая гадость. Откуда ты это знаешь, вроде бы не сидела? — удивилась Швец.
— Знающие, опытные люди рассказали. Мне с разными персонами приходится общаться.
— Виола, так может нам получить валюту и сразу рвануть за рубеж в ту же Францию, в обожаемый тобою Париж с «жабичими лапками»?
— Эх, раньше, когда существовал единый Союз с «железным занавесом», легко было затеряться на просторах Сибири и Дальнего Востока. Во всяком случае, ты имела возможность эмигрировать в Израиль.
— У меня там есть дальние зажиточные родственники, но они не желают общаться. Коренные евреи устали, стонут от нашествия соплеменников из республик бывшего Союза, используют их в военных конфликтах против Палестины и арабов, — посетовала Швец. — Таким способом мигранты должны кровью подтвердить свою любовь к обретенной родине.
— Когда это было политически выгодно, то евреев из СССР туда приглашали, а теперь гонят в шею, поэтому «земле обетованной» они предпочитают США, Германию и другие страны Евросоюза, — пояснила Баляс и продолжила по теме. — А ныне подозреваемых в преступлении, даже за границей, найдут. Возбудят уголовные дела и Интерпол объявит в международный розыск. Обнаружат и экстрадируют на родину. Поэтому нам следует действовать наверняка, осмотрительно и аккуратно, чтобы, как говорят, комар носа не подточил.
— Какая же ты, Виолочка, мудрая-премудрая, — польстила Тамила.
— Жизнь всему научить, — ответила риелтор и предложила. — За этого главного учителя мы с тобой и выпьем.
Швец охотно наполнила фужеры коньяком. Выпили до дна, усердно заработали желваками.
—Тамила, в квартире художника я видела алюминиевую миску для пса. Надо положить в нее побольше харчей, — предложила Баляс.
—Наложит, как слон, и кто за ним убирать будет? Молчишь. Все хотят быть добреньким за чужой счет, — упрекнула она.
— Джим тебе и соседям спать не даст. Будет всю ночь скулить и выть, а так хоть пища его отвлечет, — пояснила Виола. — Все равно ведь харчи прокиснут, выбросишь в мусоропровод.
— Не выброшу, спрячу в холодильник. У меня ничего задарма не пропадает. Не одним днем живем. Завтра тоже кушать захочется, — заявила Швец.
— Как знаешь, но этой ночью бессонница тебе обеспечена. Джим тебе и другим жильцам устроит ночной концерт, снотворное не поможет. Я тебе не завидую, — вздохнула Виола.
Перед тем, как расстаться, Швец и Баляс отворили квартиру художника и увидели с какой резвостью и радостным лаем Джим забежал в прихожую, затем в гостиную, спальную и кухню в поиске хозяина. Привстав на задние лапы, через стекло осмотрел лоджию, но тщетно — Евдоким Саввич отсутствовал. Пес понюхал пустую миску возле двери кладовки. Заметался, заскулил в отчаянии, начал скрести лапами пол. В таком состоянии они его оставили. Швец заперла двери на два оборота ключа.
Подруги попрощались на лестничной площадке. Тепло облобызали друг друга, однако подсудно осознали, что возникла трещина по поводу предстоящего раздела имущества художника.