«Целесообразно через агентуру и доверенных лиц проверить Коблу на предмет коррупционных связей с Баляс и Швец, — устроившись на переднем сидении, анализируя версии, размышлял Денис. — Возможно, суть не в ошибке, сходстве Суховея и Шарма, как желает представить Эльза Марковна, а в сознательном служебном подлоге за соответствующую мзду, валюту, подарки или корыстные услуги.
Тогда дело для нее не ограничится административным взысканием, а «светит» суровая статья Уголовного кодекса за взяточничество. В Китае за это злодеяние чиновников ставят к стенке, а на Украине максимум десять лет с конфискацией имущества.
Но лишь в редких случаях, потому что на этапе следствия и судебного процесса коррупционеры теми же взятками судьям стараются откупиться и у них это получается. Такие реалии нынешней власти не демократии, а олигархии, пораженной коррупцией, словно коррозией. Конечно, Кобла при содействии влиятельных покровителей и поклонников, отмажется, но это не означает, что с пороком и его носителями не следует бороться. Не в моем характере тактика «Не высовываться и не рыпаться, а сидеть и терпеливо ждать у моря погоды», пока президент проявит политическую волю в борьбе с коррупционерами, казнокрадами и аферистами всех мастей. События и факты указывают на то, что он действует не, как глава государства озабоченный судьбой бедствующего народа, а как главарь криминально-олигархической мафии, оккупировавшей страну. Сам см ненасытным семейством одержим неистребимой жаждой обогащения и манией страха потерять власть и получить «по заслугам». Власть портит людей, редко кому удается устоять перед соблазнами.
Однако, нельзя смириться с ситуацией. Как сказал поэт, «И вечный бой! Покой нам только снится». Вода камень точит. Или коррупция и мафия задавят честных, принципиальных и смелых людей, или мы ей прищемим хвост, третьего не дано. Сколько вреда принесли и еще принесут культурному наследию страны, так называемые, «черные археологи», а точнее, мародеры, сплавляющие за рубеж коллекционерам скифское золото, старинные монеты и украшения и другие артефакты?
|
|
А теперь, в основном одиноких, престарелых людей, накрыла волна «черных риэлторов», убивающих и отбирающих у них квартиры, дачи, имущество, деньги, заработанные непосильным трудом. Вот и Евдоким Саввич из-за своей чрезмерной доверчивости и романтичности попал в сети ушлых аферисток».
Суховей, увидев задумчивое лицо лейтенанта, решил не донимать его вопросами. Лихацкий был погружен в размышления: «В чем Кобла не ошибается, так в прогнозе карьеры. Честному, принципиальному офицеру, который не пресмыкается, не заглядывает в рот начальникам, а обладает твердым характером, не скрывает личное мнение, очень сложно сделать карьеру. Правдолюбцев и строптивцев нигде не любят, действующая система их выталкивает из своей обоймы, как чуждые ей элементы. Если не удастся поступить в академию МВД или в Харьковский юридический институт имени Ярослава Мудрого, то выше звания «майор» не дослужиться. И опять же направление в академию и ведомственные институты дает начальник городского управления полиции по согласованию с генералом — начальником МВД Республики Крым. Без лояльности к начальству никаких перспектив.
|
|
В качестве поощрения может быть раскрытие резонансного преступления, задержание матерого рецидивиста, позитивные публикации в прессе, еженедельнике «С места происшествия» или «Именем закона», видеосюжеты на телевидении. Единственный шанс отличиться, громко заявить о себе, своих профессиональных способностях, а иначе замкнутый круг, серые будни, рутина, бумажные отчеты. Хотя нередко усердие оборачивается против отличных оперативников и следователей. Начальники, дорожа ценными сотрудниками, обеспечивающими высокие показатели в оперативно-розыскной деятельности, высокий процент раскрываемости преступлений, стараются избавиться от бездельников, посредственностей, так называемого «балласта», направляют их в академию, институты, на курсы повышения квалификации. А талантливые опера, следователи продолжают «пахать» на скромных должностях. Ирония несправедливости. Судьба сотрудника во многом зависит от личности начальника, его порядочности, прозорливости, житейской мудрости, а таковые среди них большая редкость».
Суховею под равный рокот двигателя УАЗа вспомнилось, как однажды на прогулке с Джимом в окрестностях города, они забрели в сосновый бор, растущий на террасах возвышенности. На одном из холмов его внимание захоронение. И ныне зрительная память не подвела: воочию предстала маленькая коричневого цвета стела с изображением мордочки вислоухой таксы и вертикальная надпись Тайсон.. Очевидно в честь скандально знаменитого боксера-тяжеловеса Тайсона, откусившего в одном из поединков на ринге ухо у соперника. Рядом горизонтально даты: 27.01. 2008 – 30.12.2009.
|
|
«Менее двух лет прожил пес, однако оставил о себе добрую память. Возможно в душе мальчишки или девчонки? — подумал художник. — Наверное, ради их утешения родители и установили эту стелу». Не будучи сентиментальным и слезливым, Евдоким Саввич и тогда, и сейчас, ощутил, как затрепетало сердце. Он проникся состраданием к тем, кто так рано потерял своего четвероногого друга. Что стало причиной трагедии, ДТП, отравление или неизлечимая болезнь, ему неведомо.
«Упаси Господь, чтобы и мне не пришлось оплакивать Джима», — промелькнула скорбная мысль, он украдкой перекрестился. Эти его жесты заметил Лихацкий и поинтересовался:
— О чем печаль, Евдоким Саввич, ведь мы на верном пути?
—Товарищ лейтенант, где содержат бездомных, бродячих собак? — спросил Суховей, заведомо зная о приюте, расположенном на окраине города.
— Зачем их содержать, отстреливают, под видом бешеных, чтобы зря не переводить харчи. В бюджете нет средств на корм, ветеринарный уход и обслугу,— пояснил Денис. — Хотя некоторым, благодаря неравнодушным волонтерам, собирающим пожертвования для животных, удается уцелеть. Это на Западе, в цивилизованных странах для животных устраивают питомники, пансионаты, приюты, вольеры со всеми удобствами. Люди, звезды кино, театра и спорта, разных видов искусства вносят пожертвования. Там собаки, коты, даже свиньи и прочие животные не страдают, обласканы и согреты вниманием. А у нас нищих, тех же бомжей и беспризорников, нечем кормить, не говоря уже о собаках, кошках. Впрочем, именно ими и питаются бомжи. Отлавливают на свалках, в подвалах, подъездах и в котел или костер. Сам однажды наблюдал, как двое мужиков и баба поджарили кошку на костре и слопали. Провел с ними воспитательные мероприятия по поводу гуманного обращения с животными. Пообещали жарить только крыс, сусликов, хорьков и мышей.
— Фу-у, ведь это же противно и мерзко, — заметил художник.— Почти каннибализм.
— Корейцы и прочие азиаты едят ведь щенков, собак и ничего, даже полезно — защита против туберкулеза,— усмехнулся Лихацкий.
— Если собака породистая, а не дворняга, что с ней делают?
— Может, кто и сжалится, заберет к себе, но это случается очень редко, наоборот, в последнее время владельцы стремятся избавиться от обузы.
— Каким способом?
— Выгоняют животных из квартир на улицу. Но это не всегда удается, ведь следуя инстинкту и рефлексам, собака возвращается, скребется в двери, скулит, напоминая о себе, а это нервирует, создает дискомфорт.
— Это же негуманно, жестоко, — расстроился Суховей. — Ведь еще Антуан де Сент-Экзюпери в “Маленьком принце” предупреждал, что мы в ответе за тех, кого приручили. Они же, выросшие не в дикой природе, а в домашних условиях, обречены на страдания и гибель.
— Эх, Евдоким Саввич, наивный вы человек, можно сказать Дон-Кихот, романтик, — усмехнулся офицер. — Кто теперь, в век компьютеров и Интернета читает вашего француза и помнит, что он нам завещал. Люди, в большинстве своем прагматики, рациональные и циничные. Поэтому собак, ставших по каким-либо причинам обузой, отвозят в коммунальное хозяйство или в ветлечебницу и там убивают. А почему вас, вдруг это заинтересовало? Сами оказались на птичьих правах, а печетесь о судьбе домашних животных?
— У меня в квартире жил дог Джим,— признался художник. — Верный мой друг, единственная в жизни отрада. После возвращения из больницы я его не застал. Эта стерва, Тамила, которую я попросил за ним присмотреть, куда-то его сплавила. Я подозреваю, что отвезла его в живодерню. У меня на душе кошки скребут. Давайте навестим это коммунальное хозяйство, может Джим там?
— У меня каждая минута на счету, а я вожусь с вами, как с малым дитем, — посетовал лейтенант.
— Понимаете, я Джиму жизнью обязан. Когда мне во время прогулки в парке стало плохо, потерял сознание, он своим лаем привлек внимание прохожих и привел их ко мне, а те вызвали “скорую помощь”. Поэтому и жив остался.
— Тогда, Евдоким Саввич, простите, другое дело. Вы правы, таких друзей великий грех в беде оставлять. Еще не вечер, выкроем полчаса, — произнес Лихацкий и велел милиционеру-водителю, вникшему в суть диалога.— Гони в собачий приют.
Тот круто развернул УАЗ. При подъезде к приземистому, похожему на овечью кошару, помещению с оградой, что на окраине города, услышали какофонию собачьих голосов из лая, воя, скулежа и рычания...
— Прямо бременские музыканты,— с иронией заметил Денис.
—Наверное, не от хорошей жизни дает свой концерт этот ансамбль,— ответил водитель.— Сытая собака дремлет и не проявляет агрессии...
В собачьем приюте
На сигнал, вопреки ожиданию Суховея увидеть толстую женщину в фуфайке и замызганном с замасленным лоском фартуке, в платке, отдаленно похожую то ли на свинарку, толи на начинающую бомжиху с осипшим грубым голосом, перед взором предстала миловидная блондинка лет сорока-пятидесяти в спортивном костюме красного цвета.
На голове высокая прическа, вызвавшая в сознании художника ассоциацию с Пизанской башней, изящная стать, невольно притягивающая внимание мужчин. Женщина увидела милицейский автомобиль и поинтересовалась.
— Кого привезли? Породистую или дворняжку?
— Любителя собак на экскурсию, хочет выбрать себе друга или подругу, — отозвался лейтенант, указав взглядом на Суховея.
— Этого добра у нас завались, на любой вкус, — ответила женщина. — Вам кто надо, кобель или сука? Породистая или дворняга, какого возраста и масти? Выбирайте, а то на завтра запланирован очередной отстрел. Вольеры переполнены, вот и пускаем больных и слабых, отощавших в расход на мыло. А из шкур наловчились шапки и тулупы шить. Не пропадать же добру.
— Почему они у вас воют и скулят, хоть уши ватой затыкай?— спросил водитель.
— Любой с голодухи завоет. Им надо мясо, кости, а не отруби. Раньше, когда работал мясокомбинат и рыбоконсервный завод, проблем с отходами не было, а нынче, как свиней или крупный рогатый скот, кормлю крупяной кашей, от которой их пучит, извините, проносит. Организм устроен, также, как и у человека. Изголодались собаки, похудели и блохи их заели, лишай, да разные другие болячки. Больно смотреть на их муки,— пожаловалась женщина.— Верно, говорят, что только от жизни собачей собака бывает кусачей. В городе уже зарегистрировано несколько случаев, когда одичавшие, озлобившиеся из-за голода собаки набросились и покусали людей, в основном беспечных и доверчивых детишек, а также стариков и бомжей. В основном у контейнеров с мусором и пищевыми отходами при защите своей территории и харчей от чужаков, в том числе и от бомжей своих двуногих конкурентов. К счастью, случаев бешенства, пока не выявлено.
— Я ищу породистого пса, дога,— нетерпеливо оборвал ее Суховей.
— Дога? Его Джимом зовут?
— Да, да, Джимом! — засветились надеждой глаза художника. — Вы что-нибудь знаете о нем? Говорите, не тяните кота за хвост.
— Неделю назад, одна важная дама привезла и попросила пристроить дога по кличке Джим,— начала женщина. — Она сообщила, что хозяин неожиданно умер от рака кишечника и поэтому пес осиротел, некому за ним ухаживать. Собирались и его пустить в расход. Но я сразу определила, что дог необычный, умный, все понимает, только говорить не может, но это не его вина. Я к нему очень привязалась и до сего дня оберегаю от живодеров. Мужикам ведь без разницы с кого шкуру содрать. А вы, кинолог, сотрудник милиции? Значит, решили его взять для служебных целей. Не прогадаете, Джим того стоит.
— Я — хозяин Джима. Видите, жив и здоров, вас ввели в заблуждение,— пояснил художник.— Ведите меня к собаке. Как он, не заболел ли?
— А вы меня не разыгрываете? — недоверчиво взглянула она, то на художника, то на лейтенанта.— Может, он вам нужен для забавы, чтобы на полигоне стрелять по живой мишени. Иногда сюда наведываются такие садисты из числа бандитов — тренируются в меткости стрельбы на несчастных животных. Для этих целей я вам Джима не отдам. Упражняйтесь на чем-нибудь другом.
— Ведите меня к нему и тогда все поймете!— властно велел Евдоким Саввич. Женщина провела Суховея во двор, по периметру которого были расположены зарешеченные клетки. После пропитанной медпрепаратами атмосферы больницы художник ощутил запахи псины, собачьих экскрементов и мочи, щекотавшие ноздри его носа. Завидев людей, в надежде на лакомства, собаки, среди них художник, кроме дворняг и помеси пород распознал добермана, овчарку Колли, терьера, сеттера, пинчера, также спаниель и овчарок. Сторожиха, явно сознательно, не торопилась вести его к клетке, где находился дог, пусть, мол, сам опознает. Для ее была важна реакция пса.
Художник беглым взглядом искал своего верного друга, скользя по мордам с оскаленными пастями. Их глаза встретились и, художник на мгновение остановился — пес, в отличие от своих собратьев, не надрывал голос, но печаль и тоска в зрачках сменились радостью.
— Джим! Джим! — Суховей быстро направился к клетке и дог радостным лаем встретил хозяина. Сквозь металлическую решетку облизал его руку. Радостно повизгивал, подпрыгивал, лаял. И столько любви и преданности было в собачьих глазах, что Суховей прослезился. «Эх, подлые и коварные людишки, вот у кого надо учиться верности и доброте», — подумал художник.
— В первые дни не ел, скулил, тосковал, — сообщила женщина. — На каждые шаги и звуки реагировал, ждал вас. И вот, слава тебе Господи, дождался. А то ведь мог попасть в чужие руки или, хуже того, в расход. Эх, собачья житуха, невеселая, цепная. Все зависит от того, каким окажется хозяин, добрым или злым? Теперь вижу, что это ваш пес. С таким восторгом он лишь меня встречает.
Не без ревности, со смешанным чувством радости и огорчения, произнесла женщина, которой жаль было с ним расставаться. На самом деле или Суховею показалось, что в глазах Джима блеснули слезы и его сердце сжалось от боли и сострадания.
— Я благодарен вам за то, что уберегли Джима от уничтожения, — художник пожал ее огрубевшую от непосильной мужской работы, руку и спросил. — Кому я обязан, столь гуманным отношением к «братьям нашим меньшим?» Назовите, пожалуйста, свое имя?
— Зачем вам это надо? — смутилась она, но назвалась.— Любовь Михайловна Фиалка.
—Фиалка? — удивился он и заметил. — Звучит красиво и нежно Любовь Фиалка. У глаза под цвет весенних фиалок.
— Спасибо за комплимент, вы наблюдательны, — улыбнулась женщина.
— Я— художник, поэтому не равнодушен к красоте. Если не возражаете, то могу написать ваш портрет?
— Предлагаете позировать в качестве натурщицы? — смутилась она.
— О, об этом остается лишь мечтать. Я изображу ваше прекрасное лицо, глаза, нос, губы. В вашем облике все так великолепно и гармонично.
— Согласна, мне еще никто не делал такое предложение, — призналась Фиалка и вернулась к теме. — С юных лет мое хобби — собаки, особенно породы доберман. До сих пор сердце сжимается от боли, когда вспоминаю о Гере. Она на моих глазах умерла. Бежала и вдруг ее хватил сердечный приступ. Спасти не удалось, я ее похоронила вблизи озера.
Женщина смахнула с ресницы набежавшую слезу и продолжила:
— Теперь ее сын Дени — моя отрада и надежда. В отличие от людей, четвероногий друг никогда хозяина не предаст.
— Животные, как и люди, умирают от недугов, — посочувствовал Суховей. — Я хочу сейчас же забрать Джима.
.— Охотно бы вам его отдала, но я не решаю таких вопросов, — с грустью сообщила женщина.
— А кто решает?
—Директор приюта Яков Борисович. Дело в том, что на Джима положил глаз один богатый бизнесмен, решивший подарит пса сыну на день рождения для охраны особняка. Он обо всем договорился с директором и тот меня строго предупредил об этом. В пять часов вечера богач должен подъехать. Вы могли опоздать и не застать своего дога.
— Как же это так, без моего ведома, хотят забрать или продать мою собаку? — возмутился Суховей
— Я же вам сказала, что гражданка, сдавшая Джима в приют, сообщила, что его хозяин умер от рака, а других претендентов на него нет. Сама она отказалась от прав на животное, поэтому Джим поступил в полное распоряжение нашей администрации.
— Вы же видите, что я жив, слухи о моей смерти слишком преувеличены, — словами классика ответил художник. — Тамиле ложь и клевету не прощу. Кроме Джима у меня нет никого роднее и дороже.
— Я это заметила по теплоте вашего общения, реакции дога, — улыбнулась Любовь Михайловна и призналась. — Стараюсь, насколько возможно, пристроить бездомных, бродящих собак и щенков в добрые руки. Я лично за свой счет даю объявления в газету и о вашем доге тоже. Эвтаназии подвергаются лишь больные и немощные собаки, хотя я считаю убийство собак, как и других животных, антигуманным. Господь им, как и людям дал жизнь и только он вправе ее забрать. А человек сам взял на себя роль палача над безвинными и беззащитными существами. Сказывают, что в братьев наших меньших переселяются души умерших людей. Так оно или нет, одному Богу известно. А, если так, то человек убивает себе подобных, своих умерших родителей, друзей, незнакомых людей. Это же великий грех.
— Учеными, да и священниками факт реинкарнации не доказан, но я с вами полностью солидарный, — произнес Евдоким Саввич, смущенно признался. — Любовь Михайловна, вы мне очень симпатичны. Кроме Джима у меня нет близкого человека, я хотел бы продолжить наше знакомство. Вы согласны?
— Я тоже одинока, — ответила она. — Мне импонирует ваше чуткое отношение к животным. Человек, любящий братьев наших меньших, не способен на предательство и другие скверные поступки. Я согласна на ваше предложение.
— Спасибо, родная, — художник пожал Фиалке руку. Они обменялись номерами телефонов.
— Приют, вольеры переполнены, а для расширения и содержания животные требуются деньги, а они постоянно в дефиците, финансирование ограничено. От благотворителей и волонтеров пожертвований, что кот наплакал, — посетовала она. — Поэтому из двух зол приходиться выбирать меньшее. Я, когда по объявлению прибыл бизнесмен, обрадовалась, что Джим обретет нового хозяина, а теперь огорчена, что при живом хозяине попадет в чужие руки. Вы ведь, наверное, его из щенка вырастили?
— Да из соски молоком поил. Что же мне делать?
— Обратитесь к Якову Борисовичу. Может еще есть шанс отстоять своего друга, — посоветовала Любовь Михайловна. — Хотя, судя по характеру и поведению, тот бизнесмен-буржуй волевой, напористый с охранниками, так просто не отступит. К сожалению, так устроено, что не собаки выбирают себе хозяина, а наоборот. Будьте готовы к сопротивлению.
— Благодарю за информацию. За своего Джима я костьми лягу.
Она указала на приземистое одноэтажное здание, где находился офис директора собачьего приюта. Суховей направил туда свои стопы.
Борьба за Джима
За столом уютного кабинета сидел в черной кожаной куртке мужчина крепкого телосложения лет пятидесяти от роду. Исподлобья оценивающе поглядел на вошедшего.
— Здравствуйте, Яков Борисович! — произнес художник.
Директор небрежно кивнул головой, по затрапезной одежде и худобе посетителя определив его низкий статус и платежеспособность.
— Что надо? Говори быстрее, у меня времени в обрез! — властно велел он.
— Яков Борисович, в ваш приют по ошибке, решив, что я умер, гражданка Швец сдала моего дога Джима. Я хочу его на правах хозяина забрать домой?
— Значит, как Христос, воскрес с того света? — ухмыльнулся директор. — Поздравляю, ваше величество! Многие лета. Коль раньше времени похоронили, то долго жить суждено. Есть такая примета.
— Я на том свете не был, — возразил художник, — находился на лечении в больнице. Попросил соседку присмотреть за Джимом, а она, зараза, сдала его в ваш приют. Верните мою собаку, Любовь Михайловна согласна.
— Никто не спрашивает ее согласия, она здесь мелкая сошка, — резко оборвал Яков Борисович. — Готова всех обитателей приюта раздать налево и направо, только бы ничего не делать. А того, дура, не поймет, что если не будет собак, то закроют приют и лишится калымной работы.
— Напрасно вы так о ней отзываетесь. Я уверен, что Любовь Михайловна, трудолюбивая и заботливая женщина, любит животных.
— Если, кажется, то перекрестись. Я тоже люблю животных и что же мне за это памятник при жизни ставить? Каждый должен честно выполнять свои функциональные обязанности. Думаешь, мне приятно, каждый день с утра до вечера слушать вой и лай собак. Так на нервной почве и свихнуться недолго. Чувствую, что теряю слух, потому громко и разговариваю. А ведь никто за вредность даже спасибо не скажет, ни то чтобы премировать, повысить оклад. Не живу, а выживаю.
— Надо собак вовремя сытно кормить, выгуливать, тогда не будут лишний раз беспокоить лаем. Помните ведь, что только от жизни собачей, собака бывает кусачей…
— Ох, ох, профессор, до тебя никто не догадался, что собак надо кормить, поить и выгуливать. Такие советы любой дурак даст, — вошел в раж Яков Борисович. Поднялся и вышел из-за стола и схватил художника за руку:
— Садись вот на мое место и командуй собачьим парадом, коль ты такой умный, продвинутый. А я тебе буду давать ценные советы и, если не выполнишь, то получишь в лоб.
— Я — художник, — опешил Суховей, упираясь руками.
— Тогда помалкивай и слушай, что тебе говорит знающий человек, съевший в своем деле ни одну собаку.
«Да, такой самодур и собак готов съесть», — с досадой подумал Евдоким Саввич, осознавая, что дога тот, если и отдаст, то за мзду, а денег сейчас, хоть шаром покати.
— У тебя есть пятьсот долларов или четыреста евро? — вперил в посетителя взгляд оловянно-серых глаз директор и, пока Суховей собирался с мыслями, чтобы деликатно ответить, сам произнес. — Можешь не напрягаться, знаю, что нет. Одежку, поди, в секонд-хенд приобрел или кто пожертвовал. Да и штиблеты не первой свежести, великоваты, явно с чужой ноги…
— В милиции дали, что нашли, — признался художник.
— С каких это пор милиция занимается благотворительностью, снабжает бомжей? — удивился тот.
— Тут такая история приключилась. Мою одежду, обувь и все вещи аферисты присвоили…
— Это твои проблемы, ты меня не грузи, все равно не разжалобишь, слезу не выдавишь, повидал я разных проходимцев, — оборвал его Яков Борисович и с иронией заметил. — Если милиция такая нищая, то, что с тебя, голодранца, взять. Зачем тебе такая большая, словно телок, псина? Сам ведь неспособен ни одеться, ни прокормиться.
— Я с Джимом готов последним куском хлеба поделиться! — горячо заверил Евдоким Саввич.
— Ему не хлеб и каша надо, а мясо, кости, заморский корм.
— Отпустите его, Христом умоляю. Почему я должен платить за собаку, которую вырастил из щенка? Это грабеж среди бела дня.
— Давай без истерики и ярлыков. Меня ничем не возьмешь, не разжалобишь. Не все так просто. У меня серьезное заведение с материальной ответственностью и строгой отчетностью, а не проходной двор. Не могу, не имею права, первому встречному, поперечному отдать в руки породистого пса, даже вшивую дворняжку. Несу полную ответственность за последствия, которые с животным могут произойти, если попадут к какому-нибудь садисту, живодеру
— Это мой дог, мое сердце и руки добрые.
—Все так говорят, прикидываются добренькими и пушистенькими, только бы заполучить товар. В твою душу не залезешь, а вдруг ты приехал за мясом?
— За каким мясом?
— Не коси под дурня, за собачатиной пожаловал.
—Прекратите! Не желаю слушать эту гнусную ересь, — Суховей прикрыл уши ладонями.
—Ты здесь глотку не дери, не командуй парадом, а то вылетишь, как пробка из бутылки! — побагровев лицом, набычился директор.— Не таким козлам рога обламывал. Слушай, что тебе опытный руководитель говорит, и мотай на ус. Почему ты не хочешь взять пса поменьше? А-а, понятно, живой вес маловат, немного будет навара. А из дога грудинка, филе, окорока…
— Даже в мыслях такого не было. Это же каннибализм! — возмутился художник.
— С Луны свалился. Да будет тебе известно, что нередко под предлогом заботы о братьях наших меньших, собак, кошек забирают для приготовления блюд восточно-азиатской кухни, корейской, китайской… Есть даже специализированные рестораны с такими экзотическими блюдами. Да и наши ушлые коммерсанты насобачились делать шашлыки, чебуреки, беляши из мяса собак, кошек, крыс и прочих грызунов под видом говядины, крольчатины и курятины. Не перевелись повара, которые под разными соусами, кетчупами, майонезами и другими приправами так приготовят, что пальчики оближешь.
Яков Борисович невольно произвел глотательный позыв.
— И все им сходит с рук, потому, что дают взятки врачам из санэпидемстанции, — продолжил он, явно довольный тем, что нашелся слушатель. — И насчет каннибализма ты не прав. Азиаты, поедающие собак, змей и других млекопитающих и пресмыкающихся, наоборот, считают нас дикарями, за то, что употребляем свинину, конину, а на севере — оленину и медвежатину.
— Я знаю женщину, которая с удовольствием смакует «жабичи лапки», — невольно сорвалось с губ Евдокима Саввича.
— Наверное, француженка?
— Нет, полукровка, но жила в Париже.
— У каждой нации свои заскоки, — усмехнулся Яков Борисович. — Например, испанцы и португальцы обожают бычьи яйца. По этому поводу, даже есть потешный анекдот. Русский турист отыскал в меню одного из мадридских ресторанов бычьи яйца и решил попробовать. Официант принес ему два крупных яйца в соусе. Под оливковое вино покушал, очень понравились. На следующий день заказ тоже, но официант вместо крупных принес два маленьких яйца. А когда гость, начал качать права по поводу маленьких яиц, официант пояснил: «Не всегда тореадор убивает быка, бывает и наоборот». Ха-ха-ха!
Директор схватился за живот и запнулся:
— Дебил, почему не смеешься?
— Пошлость, — не разделив его эмоций, ответил художник.
— Может и пошлость, зато смешно. А другие дельцы, которые подпольно устраивают собачьи бои и на этом набивают карманы валютой, повадились брать бездомных собак для того, чтобы натаскивать питбулей, ротвейлеров, бульдогов…
— Какая жестокость. На них следует заявить в милицию или прокуратуру, ведь существует закон об уголовной ответственности за жестокое обращение с животными, — возмутился Евдоким Саввич.
— Обращайся, если жить надоело. Качки забьют битами, арматурой или кирпич на голову упадет. Собачья мафия ничего не прощает. Ладно, я тебе ничего не говорил. Довольно языками чесать. Тебя бы на мое место, волком бы завыл. Нет желающих нести эту каторгу, только юмором, смехом и спасаюсь, чтобы не свихнуться, — довольный произведенным эффектом, продолжал стенать директор. Суховей молча внимал его менторским наставлениям, понимая, что директору доставляет удовольствие этот процесс, как фактор превосходства над посетителем.
— А кто вы такой? Представь документы, паспорт! — перешел он к заключительной фазе общения. — Превратили приют в проходной двор. Хоть обноси оградой с колючей проволокой и выставляй вооруженную охрану. Все, кому не лень, шастают по территории. Надо бы сделать платным вход, как в зоопарке.
— Нет у меня паспорта, — признался Суховей.
— Что же ты мне голову морочишь? — угрожающе приподнялся Яков Борисович. — А на пса, есть документ?
— Нет, вместе с имуществом похитили.
— Пошел вон! Чтоб твоего духу, ноги здесь не было. Сам бездомный и еще собаку на муки решил взять. У пса теперь есть новый хозяин, не чета тебе, оборванцу, — директор грубо вытолкал его за дверь. На глаза художника навернулись слезы: «Если я сдамся, то Джим попадет в чужие руки и тогда неизвестно, как сложится его судьба. Проявит строптивость и новый владелец отправит на живодерню или в лучшем случае, выгонит на улицу».
Не попрощавшись с Фиалкой и Джимом, чтобы лишний раз не травмировать психику, Суховей, понурив голову, побрел к машине.
— Евдоким Саввич, почему не весел, буйную голову повесил? — пошутил Лихацкий. — Не нашли Джима?
— Нашел, он в вольере.
— Почему же печалитесь? Радоваться надо.
—Рано радоваться, — отозвался художник. — Яков Борисович, директор этого приюта, потребовал мой паспорт и документ на дога, а их у меня нет.
— Не сегодня, так завтра изымем у аферистов и все дела! — с оптимизмом заметил лейтенант.
— Поздно будет. Джима приглянулся богатому бизнесмену. Сегодня собирается забрать. Если бы не это обстоятельство, то мне бы возвратили дога, ведь он меня узнал, — пояснил художник. — Я подозреваю, что за Джима Яков Борисович получил задаток и поэтому уперся рогом, не хочет упустить куш.
— Что вы намерены предпринять? Сдаться на милость?
— Против лома нет приема. У меня ни полномочий, ни оружия.
— Зато у нас, — лейтенант взглянул на сержанта-водителя, — есть и полномочия, и оружие. Пошли, разберемся с собачьим начальником.
Денис велел милиционеру-водителю присмотреть за Шармом, чтобы не сбежал. Суховей, воспрянув духом, последовал за офицером. Они вошли в кабинет. Завидев недавнего посетителя, Яков Борисович грубо окликнул:
— Это опять ты? Я же сказал, пошел прочь! У Джима новый хозяин.
— Полегче, гражданин, не шумите и не хамите, — осадил его Лихацкий и предъявил удостоверение сотрудника уголовного розыска. На лице Якова Борисовича отразились удивление и добродушие. Он льстиво пролепетал:
— Моя полиция меня бережет. Рад приветствовать. С каких это пор доблестные сотрудники интересуются бездомными собаками или других забот нет? Чем обязан, господа?
— Без ведома художника Суховея Евдокима Саввича…
— Это он… художник? А я думал, что бомж без паспорта, прописки и постоянного места жительства, — бросил реплику директор. — Своего угла нет, а он еще и породистую собаку хочет взять на страдания…
— Все у него есть и паспорт, и жилье, и документы на Джима, — возразил офицер. — К сожалению, по своей доверчивости и неопытности попал в сети аферистов, поэтому и пострадал. Но это временное явление, мы восстановим справедливость.
— Что от меня требуется? — поторопил Яков Борисович, выразительно указав на свои золотые наручные часы.
— Немного, вернуть законному владельцу его собаку.
— Не могу. У пса, что он выбрал, уже есть владелец.
— По какому праву вы распоряжаетесь моим Джимом?! — возмутился Суховей.
—Собака фактически бездомная и бесхозная. И только чудом, потому, что понравилась одному из посетителей приюта, осталась живой. Мы вправе были ее умертвить посредством инъекции, но, к сожалению, испытываем острый дефицит в препаратах, — пояснил директор. — Если новый владелец согласится уступить дога, то я не возражаю.
— Кто этот хозяин-самозванец? Срочно звоните ему, пусть приедет! — приказал Денис.
— Я бы не советовал вам с ним ссориться, портить отношения, — промолвил Яков Борисович. — Олег Гаврилович — крупный бизнесмен, депутат крымского парламента, влиятельный человек с большими связями. Пожалуется вашему начальству и неприятности по службе гарантированы. Молодой человек, подумайте о своем будущем, карьере, званиях…Оно вам надо, из-за амбиций какого-то шаромыжника ломать, коверкать свою судьбу?
— Срочно звоните! Поглядим, что за гусь лапчатый? — твердо настоял офицер.
Директор, нехотя связался по мобильному телефону:
— Олег Гаврилович, извините за беспокойство, но без вашего участия не обойтись. Срочно приезжайте, вашего Джима хочет забрать воскресший художник, его прежний хозяин. Мужик наглый, лезет на рожон…
—Гони его в шею, — послышался отчетливый ответ. — Как он мог воскреснуть, может привидение?
— Нет, живой и настырный старик. Вытурил бы, но с ним сотрудники полиции. Они вооружены и очень опасны, настроены агрессивно.
— Затрави их голодными и злыми собаками, у тебя же их больше сотни.
— Олег Гаврилович, вы шутите? — опешил директор.
— Не до шуток. Дога ни в коем случае не отдавай. Задержи их до моего приезда, — велел бизнесмен и связь оборвалась.
— Приказал пса не отдавать, а вас задержать, — огласил директор.
— Наглец твой бизнесмен, — произнес Лихацкий. — Я, как офицер, выполняю лишь приказы своего вышестоящего начальства и министра МВД, а не коммерсантов, спекулянтов и их лакеев.
Стычка с «авторитетом»
В ожидании приезда бизнесмена, прошли к вольерам. Завидев хозяина, Джим вновь встретил его радостным лаем, заметался в надежде, что его отпустят в родные пенаты.
—А вы сомневались в том, что это мой дог, требовали документы, — упрекнул директора художник.
—По поведению Джима видно, что вы настоящий хозяин, — снова подтвердила Любовь Михайловна, проходя мимо с тяжелыми ведрами, наполненными кашей.
—Тебя никто не спрашивает! Каждой бочке затычка, — грубо осадил ее Яков Борисович, явно недовольный неожиданным поворотом событий. — Любка, занимайся своим делом, не суй нос туда, куда не просят, а то уволю к чертовой матери.
— Яков Борисович, не хамите, имейте совесть. Я здесь и за повара, и за сторожа, и за уборщицу, — посетовала Фиалка, внешне спокойная и покладистая. — Если бы не жалость к этим несчастным животным, доверившимся людям, то уволилась бы из этой собачьей живодерни.
— Любка, молчать! Не порочь, не подрывай репутацию солидного заведения, — потребовал директор, в штате которого значилось семь единиц, из которых три вакансии. Мало было желающих за жалкие гроши, возиться с бездомными, больными и плешивыми собаками.
— Не хамите женщине, — вступился Суховей. — Не посмотрю на то, что ты директор, как гниду, взгрею.
— Пошел на хер! — вскипел Яков Борисович. — Кто ты такой, чтобы качать здесь права. Прочь с моей территории!
— Выкусишь! — устоял перед напором художник. Любовь Михайловна улыбкой оценила его действия. Затаив обиду на начальника, молча пошла с ведрами к дальним вольерам.
— Полегче, директор, а то за грубость доставим в отдел,— предупредил Денис.
—Я тоже не выполняю чужих приказов и советов, — парировал директор с намеком на то, как Лихацкий отреагировал на приказ бизнесмена. — Она моя подчиненная и должна дорожить своим рабочим местом, четко выполнять все указания, а не распускать язык, когда ее об этом не просят, не вякать перед незнакомыми людьми. И этот хмырь пусть не сует нос не в свое дело.
— Это не дает вам право, оскорблять, глумиться над людьми, — резко заявил офицер.
Они не услышали, как к воротам подъехал и припарковался роскошный черного цвета джип «Lexus».А вот его владельца в сопровождении двоих атлетов увидели издалека. Все, как на подбор, выше среднего роста с низко посаженными на бычьих шеях головами с короткими стрижками. Лишь сам бизнесмен отличался рыжевато-пегим покровом головы. Один из охранников нес в руке ошейник с кожаным поводком и намордник, а второй, играючи, — бейсбольную биту. «Прибыли явно не для душевного разговора, а для разборки и устрашения. Намереваются силой завладеть псом, — подумал Лихацкий и предупредил водителя. — Будь начеку, эти быки способны на кровавый конфликт».
Олег Гаврилович, не представившись, не поздоровавшись, смерив надменным взглядом, с раздражением спросил:
— Кто претендует на моего пса? Кто, кто напрашивается на неприятности?