— Здравствуй, отец, — сказал Драко.
Люций Малфой медленно опустил книгу, которую он держал в руках, однако не поднялся навстречу сыну. Драко подумал, что он почти не изменился. Даже в тюрьме Люций сохранил большую часть своего подчеркнутого достоинства — он выглядел аккуратным и подтянутым в простой серой одежде, казавшейся накрахмаленной.
— Драко, — произнес отец, наклонив голову.
— Я не ожидал, что они пропустят меня, — сказал Драко слегка сдавленным голосом.
— Я распорядился, чтобы они позволили тебе войти, когда ты придешь, — ответил его отец. — Имя Малфоя все еще кое-что значит, несмотря на все, что ты и твоя мать сделали, чтобы его уничтожить.
— То есть, ты их подкупил, — заметил Драко. — Это в твоем стиле.
Люций смотрел на него. Драко мимолетно задумался о том, что же видел в нем его отец, изменился ли он.
— Иногда я спрашиваю себя, — произнес Люций. — Кого я вырастил? Неблагодарен ты или просто глуп?
Он склонил голову набок, не отрывая взгляда от сына. Драко видел, как он крепко сцепил тонкие, длинные пальцы своих рук, лежащих на коленях.
— Что ты скажешь, Драко?
— Так какой у меня был выбор?
Люций прищурился.
— Я и забыл, — сказал он, — каким забавным ты себя считаешь. Потому ты и пришел сюда? Чтобы поразить меня своим остроумием?
— Нет, — ответил Драко таким же ровным голосом. — Я просто надеялся, что мы сможем продолжить нашу замечательную семейную традицию издевательств и оскорблений. Ответь мне, неужели это убило бы тебя, скажи ты хоть раз: «Здравствуй, сын, о чем ты хотел поговорить со мной?»
Выражение лица Люция не изменилось, он лишь откинулся назад и скрестил руки на груди. Резким движением ноги он поддел стул, стоящий перед ним, на носок сапога и пнул его через всю комнату в сторону Драко. Тот вынужден был отскочить назад, чтобы избежать удара. Стул упал на пол у его ног.
— Садись, — велел Люций.
Драко медленно нагнулся и поднял стул. Он сел, не отрывая настороженного взгляда от отца.
Если бы кто-нибудь видел их сейчас, он был бы поражен — вначале их сходством — те же острые, четкие черты лица, та же бледность, а затем — враждебностью, которая проскакивала между ними подобно электрической искре.
— Итак, сын, — сказал Люций Малфой. — О чем же ты хочешь поговорить со мной? Хочешь спросить, как я провожу здесь время? Приятная компания, прекрасная еда, любезное обращение?
— Нет, — ответил Драко. — Я хочу спросить тебя кое-что о нашей семье.
Люций приподнял бровь.
— Ты говорил Гарри, что в нашей семье случалось безумие, — сказал Драко. — Я хочу знать, что это было за безумие? Насколько далеко оно уходит в прошлое?
В глазах Люция мелькнул предательский огонек удивления, который быстро угас, сменившись равнодушием.
— Ты думаешь, что ты сходишь с ума?
— Я не уверен.
Люций посмотрел на сына, и на мгновение увидел знакомое бледное лицо лишенным своей защитной маски, увидел боль и страх в глазах. Он подумал о жене, которая передала их сыну свои раскосые серебряные глаза и свою чувствительность. И все же… С тех пор, как их сыну исполнилось четыре года, он не плакал. Ни разу, насколько помнил Люций. «Это неестественно, — говорила его жена, — ребенок, который не плачет»
Драко неожиданно встал, опершись на спинку стула. Сейчас он выглядел очень юным.
— Я видел… сны, — продолжил он. — Это не мои сны. Кого-то другого. Битвы, полные крови и убийств. Женщина. Иногда это Гермиона, иногда нет. Знамя с изображением дракона…
— Смотрящего влево, — сказал Люций. — Серебряный дракон на черном фоне.
Драко моргнул.
— Значит, ты знаешь, чьи это сны? — спросил он.
Люций со скучающим выражением рассматривал ногти у себя на руках.
— Эти сны — твое предназначение, мой мальчик, — ответил он.
— Мое предназначение? — огрызнулся Драко. — У меня нет никакого предназначения. Гарри, вот у кого вся судьба расписана.
— Это не так, — теперь Люций смотрел прямо на него, правда, не очень приветливо. — Разумеется, у тебя есть предназначение, Драко. Собственно, я бы даже сказал, что твоя судьба владеет тобой.
— О чем ты говоришь?
Люций улыбнулся.
— Позволь рассказать тебе кое-что. Когда кто-то присоединяется к Пожирателям Смерти, он жертвует себя Темному Лорду. И Темный Лорд, в свою очередь, берет у него что-нибудь одно. Чтобы быть допущенным в его круг, ты должен предложить ему что-то, что принадлежит только тебе. Это может быть особенная память, или способности к языкам, или спортивные способности. Выбор — его. Когда я присоединился к нему, он попросил тебя.
Лицо Драко не выражало ничего, кроме удивления.
— Но ведь я даже не родился еще! Тебе было только шестнадцать!
— Да, ты еще не родился. Но он знал, что это будешь ты. Наша семья среди последних оставшихся, в ком течет кровь Слизерина, и ты… время было самое подходящее. Темный Лорд показал мне, как произвести определенные, сложные и опасные, заклинания, чтобы быть уверенным, что ты родился бы таким, как он задумал. С определенными свойствами. Способности Магида. Порочность и обаяние. Черствость. Соперничество. Жестокость… Ты должен был стать его последователем, и я…
Драко перебил его.
— Что случилось? Заклятия не сработали?
— О нет, они сработали, — сказал Люций. — Но к тому времени Темный Лорд был побежден. Тебе еще не было и года. И не было никого, чтобы направить твое развитие, чтобы продолжить заклятия, и зелья, и подготовку. Остался только я. И я старался, как мог, но ты как-то отдалился от меня. Ты был задуман для какой-то цели, но я не знаю, что это за цель. Боюсь, я никогда не знал этого. Когда Темный Лорд вернул себе силу, он не захотел говорить мне. Он сказал, что я узнаю в подходящее время. — Люций пожал плечами. — Я полагаю, что это время такое же подходящее, как и любое другое.
Побледневший Драко не отрывал от него глаз.
— Это как будильник, — продолжал его отец, откинувшись в кресле. — То, что ты носишь внутри себя, оставалось спящим до поры. Пока не стали работать твои способности Магида, пока ты не вырос, пока ты не нашел меч.
— Меч? — эхом отозвался Драко.
— Этот меч — ключ, — мягко сказал Люций. — Темный Лорд дал мне его, когда ты родился. Конечно, я не мог его коснуться, — с горечью добавил он, — поэтому я никогда не испытывал… искушения.
Он посмотрел на сына.
— Меч вызывает у тебя видения?
— Кошмары, — ответил Драко сдавленным голосом.
— Видения, — повторил его отец. — Ты видишь свои желания, свои чаяния, то, что было, и то, что случится.
— Он показывает мне вовсе не то, что я хочу! — воскликнул Драко с отвращением. — Он показывает… ужасные вещи…
Люций улыбнулся.
— В первый же раз, когда ты увидел меч, — сказал он, — ты захотел владеть им, правда? Ты забрал его у Гарри, ты держал его возле себя, ты противился всем усилиям лишить тебя его. Ты берешь его с собой, куда бы ты ни шел — он и сейчас с тобой. Ты не можешь перенести разлуки с ним.
Люций взглянул на сына.
— Это твое будущее, мой мальчик. И ты не можешь убежать от него.
— Я могу, — возразил Драко.
— Ты не можешь! — прогремел Люций, неожиданно вставая. — Ты был сделан, неужели ты не понимаешь? Ты был создан, чтобы осуществить намеченное. Даже твое имя… — Он замолчал и устало опустился в кресло. — Даже твое имя было выбрано для тебя Темным Лордом. Дракон…
Драко сидел не шевелясь. Не глядя на отца, он спросил:
— И ты согласился со всем этим?
Люций не ответил.
Драко поднял голову.
— Кем бы я ни был, я твой сын. Кровь от крови. Я похож на тебя. Я несу имя нашего рода. И ты продал меня Темному Лорду за крохи власти?
— Это была бы большая власть, — поправил Люций. Он отвел глаза в сторону.
— Я никогда не хотел ребенка, — сказал он. — Все это было частью Плана.
Драко смотрел на свои руки, стиснутые на коленях.
— В моих снах, — хрипло сказал он, — Он говорит мне, что я должен убить Гарри Поттера.
— Ну, так убей Гарри, — ответил Люций. — Для этого ты и был предназначен.
— Любовное зелье?
Голос Рона доносился до Гермионы будто издалека. Она устало подняла голову. Все, кроме Гарри, смотрели на нее — Сириус прислонился к книжным полкам с выражением недоверия на лице, Люпин был в замешательстве, Рон был явно потрясен, а Джинни… Джинни была встревожена. Где-то посреди нескончаемого для Гермионы объяснения, что такое любовное зелье и каковы его последствия (за исключением сцены с Драко на поляне — Гермиона решила рассказать об этом Гарри позднее) Джинни положила руку на подлокотник кресла Гермионы, взяла ее руку в свою и сжала ее. Гермиона крепко держалась за руку Джинни на протяжении всего рассказа и была благодарна ей за этот контакт.
Гарри сидел у стола, скрестив руки на груди и упорно глядя поверх их голов в одно из витражных окон. До сих пор он не проронил ни слова.
— Я всегда думал, что любовные зелья что-то вроде шутки, — продолжал Рон. — Что их не бывает.
— Они существуют, — сказал Люпин, которому было явно не по себе. — Разумеется, они запрещены.
Сириус покачал головой.
— В этом нет никакого смысла, — заметил он. — Я уже думал об этом прежде, а сейчас…
Теперь Гарри перевел взгляд на него.
— То, что Слизерин хочет, чтобы Гермиона была его Источником. Только Магид может стать Источником для другого Магида. Иначе он высосал бы из нее силу, и это убило бы ее.
— Ровена была Магидом, — сказала Гермиона. — Возможно, он полагал, что раз она была, то и я могла бы.
— Предположение, которое прикончило бы тебя, — сказал возбужденно Сириус.
— Я бы скорее умерла, — тонким, но твердым голосом ответила Гермиона, — чем любить это… это зло…
— Ага, а любить Малфоя — это ничего? — перебил ее Рон, качая головой.
Вот теперь Гарри заговорил, и при звуке его тихого голоса все подскочили, будто рядом взорвалась бомба.
— Оставь ее в покое, Рон, — сказал он.
Все уставились на него, Гермиона даже пристальнее, чем остальные. Она пыталась поймать его взгляд, чтобы послать ему благодарную улыбку, но Гарри не посмотрел на нее. Он смотрел на Сириуса, крепко зажав ладони между коленями.
— Есть ли способ снять заклятие? — спросил он. — Обратное заклятие, может быть?
Ему ответил Люпин.
— Я уверен, что средство должно быть, — сказал он, хотя голос его звучал вовсе не уверенно.
— У каждого заклятия есть противоположное, — сказала Гермиона.
— Нет, — мягко поправил Люпин. — Не у каждого.
Все смотрели на него.
— Но у большинства заклятий есть, — быстро добавил Люпин. Он сунул руку в ящик стола и, вытащив оттуда перо и пергамент, протянул их Гермионе.
— Гермиона, мне нужно, чтобы ты записала все, что ты запомнила о зелье — как оно выглядело, какое оно на вкус, что ты чувствовала, все, что поможет нам определить его. Тогда мы сможем более точно узнать, обратимо ли оно на самом деле, или нет.
Гермиона медленно подтянула к себе пергамент, взяла перо и, будто в обмороке, отозвалась:
— Что я… чувствовала?
— Ну да, — сказал Люпин и сделал неопределенный жест в сторону пера, которое она держала. — Просто опиши это, тебе вовсе не нужно это рассказывать.
Без всякого умысла все перевели взгляд на Гарри, который покраснел и снова отвернулся.
Гермиона опустила голову и застрочила пером.
Люпин искоса посмотрел на Сириуса, который ответил ему таким же взглядом. Было ясно, что новость о намерениях Слизерина относительно Гермионы заставила их задуматься о многом. Было также ясно, что они вовсе не собирались обсуждать это в присутствии Гарри и Гермионы. Особенно Гарри, который выглядел так, будто он держится за единственную ниточку. Джинни и Рон теперь обеспокоено смотрели на него.
Дверь библиотеки открылась, и вошла Нарцисса, раскрасневшаяся и взволнованная.
— Сириус, — начала она и осеклась, потому что Гарри вскочил с кресла, как подстреленный, посмотрел на нее отсутствующим взглядом и заявил:
— Мне нужно выйти.
Он выскочил из комнаты, пронесясь мимо Нарциссы и хлопнув дверью.
Гермиона начала подниматься, глядя неуверенно вслед Гарри.
— Я должна…
Из коридора донесся приглушенный звук взрыва. Рон схватил Гермиону за руку и оттащил ее назад.
— Ерунда, — заключил Сириус. — Возможности Магида. Я чуть не забыл.
Нарцисса оглядела всех широко раскрытыми глазами.
— Ради святого, что происходит?
Рон продолжал держать Гермиону за руку, пока Сириус с отменной краткостью объяснял, в чем дело. Его речь время от времени оттенялась взрывами снаружи библиотеки, заставляя каждый раз Гермиону вздрагивать.
— Любовное зелье? — недоверчиво переспросила Нарцисса, когда Сириус закончил.
Все кивнули.
— Понятно, — заключила Нарцисса, вздернув подбородок. Гермиона подумала, что в этот момент она очень напоминала своего сына — решительная, вызывающая, даже слегка высокомерная.
— Вот что мы сделаем. Рон, — повернулась она к нему. — Рон покраснел. В первый раз Нарцисса обратилась непосредственно к нему. — Ступай за Гарри. Убедись, что с ним все в порядке. Если вещи всё ещё летают, успокой его.
Рон моргнул и кивнул головой.
— Сириус, — продолжила Нарцисса, повернувшись к столу. — Я хочу, чтобы ты написал Северусу Снейпу.
Сириус разинул рот.
— Снейпу?
— Никто в мире не знает о зельях больше, чем он, — сказала Нарцисса. — Сам Темный Лорд прибегал к его помощи в те дни, когда он был Пожирателем Смерти. Если у этого зелья есть противоядие, то Северус должен знать об этом.
Теперь Нарцисса повернулась к Гермионе, которая весьма нелюбезно восприняла то, что Рон вцепился в ее руку. Собственно, она довольно свирепо смотрела на него. Ничего страшного, ибо если в целом мире кто-то и мог состязаться с Гермионой взглядами, то это был Рон — они упражнялись в этом уже пять лет.
— Гермиона, — ласково сказала Нарцисса. — Я хочу, чтобы ты пошла со мной.
Гермиона подняла голову и быстро сказала:
— Мне надо поговорить с Гарри…
— Нет, — сказала Нарцисса. — Тебе нельзя.
— Но…
— Ему совершенно не нужно, — ровным голосом сказала Нарцисса, — чтобы он рассердился еще больше. Он никогда не причинит тебе вред, но если его гнев вырвется из-под контроля, он может стать опасным для самого себя и для бьющихся предметов вокруг.
Гермиона побледнела, но кивнула, соглашаясь.
Нарцисса посмотрела на Люпина.
— Проследи, чтобы Сириус написал это письмо. И пока он будет занят, ты можешь поработать над переводом этой книги. Ты согласен?
Люпин приподнял бровь.
— Да, конечно.
Нарцисса протянула руку Гермионе, та посмотрела на Рона. Рон неохотно отпустил ее и. Рука об руку с Нарциссой, они вышли.
Как только дверь за ними закрылась, Джинни раздраженно выдохнула воздух.
— А как же я? — спросила она, повернувшись к Люпину и Сириусу. — Мне тоже дадут поручение? Или от меня нет никакой пользы?
Сириус закрыл лицо руками.
— Джинни, — устало сказал он. — Не сейчас…
— Ну и ладно, — обиженно сказала Джинни, и, громко топая, вышла из комнаты, хлопнув дверью.
Как только Джинни вышла из комнаты, Сириус развернулся к Люпину.
— А теперь скажи мне правду, — потребовал он, глядя в упор. — Ты думаешь, что это любовное зелье обратимо?
— Не знаю, — ответил Люпин, снимая с полок многочисленные книги и швыряя их на стол.
— Я видел, как ты изменился в лице. Ты что-то знаешь.
Люпин взял книгу, на корешке которой золотыми буквами было вытиснено «Самые Сильные Зелья» (а вы думали, что есть только один экземпляр?).
— Я ничего не знаю наверняка, — нервно сказал он. — Но я знаю, что любовные зелья — это вовсе не безобидная магия. Поэтому они и запрещены.
— Потому, что они очень-очень раздражают? — спросил Сириус, подтянув к себе пергамент, исписанный Гермионой и просматривая размашистые строчки.
— Всякая магия, которая противоречит самой человеческой природе, есть, по определению, темная магия, — сказал Люпин. — Любовные зелья — это просто другая разновидность того, что лежит в основе Заклятия Империус. Заклинание, подавляющее волю человека…
Сириус покачал головой.
— У Гермионы сильная воля.
— Это меня и беспокоит, — ответил Люпин угрюмо, листая «Самые Сильные Зелья». — Ты же видел, что может случиться с людьми, которые противятся Заклятию Империус. Безумие… если им повезет…
— Перестань, — прервал его Сириус, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Он потянулся за куском пергамента, занес перо и уныло уставился на него.
— Ты чего? — спросил Люпин, глядя сверху вниз на его макушку.
— Снейп, — мрачно ответил Сириус.
— Ну, и что там насчет него?
— Да пойми ты, Лунатик! Если я напишу ему и попрошу об одолжении, ты что думаешь, он так и побежит? Он же НЕНАВИДИТ меня!
— Вероятно, по той одной-единственной причине, что ты колотил его все пять лет, пока мы были в школе, — заметил Люпин, улыбаясь уголками губ.
— Да, он немного раздражителен в этом плане, — согласился Сириус. Неожиданно его глаза заблестели, и он улыбнулся.
Люпин подозрительно посмотрел на него.
— Что это ты там придумал, а?
— Ну, видишь ли, — все еще улыбаясь, ответил Сириус. — Конечно, Снейп не помчится оказывать мне услугу… или тебе… согласись, он и тебя ненавидит… и он скорее позволит Огнеплюю-Мантикрабу откусить себе ногу, чем поможет Гарри, но все-таки есть кто-то, кто ему симпатичен…
— Драко, — сказал Люпин и задумался. — Но его нет здесь. Гермиона сказала, что он ушел, чтобы побыть наедине с самим собой.
— Я его не осуждаю, — сказал Сириус. — И уверен, что он не осудит меня за это.
Он схватил перо и начал лихорадочно писать.
— Ты что, подделываешь письмо от Драко? — бесстрастно спросил Люпин.
— Ага, — ответил Сириус. — Передай мне фамильную печать Малфоев, она в третьем ящике…
— Вообще-то это нечестно, — заметил Люпин, подавая ему печать.
— Неправда, — ответил Сириус, строча, как безумный.
— Ты выдаешь себя за другого, а это определенно нечестно. Не надо и в словаре смотреть.
Сириус бросил перо на стол и свирепо уставился на друга.
— У тебя есть идея получше?
Люпин ненадолго задумался.
— По правде, нет.
— Ты же видел лицо Гарри? И Гермиона… это несправедливо, ведь они еще дети, они не должны были…
— Сириус, — прервал Люпин, пытаясь вытянуть перо у него из пальцев. — У тебя…
— Лунатик! — раздраженно прервал его Сириус. — Я отправлю это письмо, и что бы ты ни говорил…
— У тебя руки дрожат, вот что я хотел сказать. Дай мне этот пергамент, я знаю почерк Драко, поскольку он учился у меня. Позволь мне это сделать.
— Я не могу, — сказал Драко.
Люций поджал губы.
— Слабак, — сказал он. — В этом и моя вина.
Драко не ответил. Сам не замечая этого, он пятился прочь от отца, пока не прижался к стене.
— Что случится, если я не буду ничего делать? — хрипло спросил он, наконец. — Я сойду с ума?
— А как ты сам полагаешь? — сказал Люций. Он медленно подходил к сыну, задумчиво глядя на него. — Раз ты узнал о нем, то и Слизерин теперь знает о твоем существовании. Или ты примкнешь к нему, или он убьет тебя.
Теперь он стоял очень близко — так близко, что Драко мог видеть огонь в его глазах. Драко знал, что означает этот огонь в глазах отца, и это было не к добру. Он опустил было глаза, но было поздно — Люций выбросил руку вперед и взял его за подбородок, принуждая держать голову прямо.
— Внутри тебя спрятан хитрый механизм, мой мальчик, — сказал он. — Темный Лорд завел тебя, как пружину и направил по этому пути. Это может быть твой путь к величию. Это может быть твоей второй попыткой. Нашей второй попыткой. Это то, для чего ты был создан. Многие ли могут сказать, что они были рождены для определенной цели? Но ты…
— Что, если я буду сопротивляться этому? — требовательно спросил Драко, голосом, который уже не подчинялся ему. — Что тогда?
— Что происходит с часами, если ты крутишь пружину наоборот? — ответил Люций. — Они ломаются.
Драко судорожно втянул воздух, будто его ударили в живот.
Люций оставил это без внимания.
— А почему вообще тебе нужно сопротивляться этому? — спросил он сына, по-прежнему смотря ему в лицо. — Стараешься быть хорошим?
Люций всегда по-особенному произносил это слово — не так, как прилагательное, описывая хорошего мальчика или хорошую собаку, а подчеркивая, что это существительное — Хороший, и неприятное для него существительное. Конечно, Драко прекрасно знал, что он имеет в виду.
— Нет, — быстро ответил Драко, и тут же добавил, — я не знаю.
Он взглянул на отца.
— Я просто хочу иметь выбор.
— Ты думаешь, у тебя теперь есть выбор? У тебя больше нет выбора. Ты раб своих желаний, как и всякий другой. Думаешь, я не видел твое лицо там, в замке, когда ты смотрел на них, и на нее, и ее лицо, когда она смотрела на вас обоих? Ты хочешь обменять свое предназначение на дружбу мальчишки, который никогда не примет тебя, и на благосклонность девочки, которая не ответит на твою любовь. Заключить союз с людьми, от которых единственной наградой тебе будет подозрение и недоверие? Они люди не нашего круга, и никогда ими не будут. Ты никогда не будешь своим для них.
В течение своей речи Люций наблюдал, как меняется цвет лица его сына — вначале бледное, потом очень красное, и снова побелевшее. Он понимал, что Драко старается скрыть свои чувства, и по этому одному знал, что он причиняет ему боль. Что и должно было случиться. Драко был его сыном, и он мог помочь ему или ранить, по его усмотрению.
— Ты не изменишь то, что ты есть, Драко, — мягко, но непреклонно сказал Люций. — И они знают это. Дамблдор, Сириус Блэк, даже твой новый друг, Гарри Поттер — они все знают, что у них есть что-то, чего нет у тебя, какого-то необходимого атома недостает в твоей душе, и это делает тебя другим. Назови это моралью, нравственностью, или как хочешь. Но ты не можешь изменить это. Ты никогда не будешь таким, как они. Ты можешь носить маску морали, но и под ней ты такой, каким я сделал тебя.
Какое-то время Драко, не двигаясь, смотрел отцу в глаза. Потом его глаза потемнели, и он отдернул голову, освобождаясь от руки Люция.
— Пусти меня, — сказал он.
«Я потерял его, — изумленно подумал Люций, в то время как его сын, избегая его взгляда, скользнул от него прочь вдоль стены. — Я почти убедил его… Что-то было, что я мог сказать, это сработало бы, это сломало бы его. Но я его потерял»
Разочарование и гнев звучали в его резком голосе, когда он заговорил.
— Надо было убить тебя, когда у меня был шанс.
Драко остановился на полпути. Он по-прежнему опирался на стену, и что-то в его позе заставило Люция подумать, что только благодаря стене он держался прямо.
Драко поднял голову и посмотрел на отца. Его глаза были почти черными от страха, боли и гнева, и сейчас они были очень похожи друг на друга.
— Ты хочешь моей смерти? — спросил Драко. — Хорошо же.
Он поднял руки, взялся за Эпиклический амулет, висевший у него на шее, и, не задумываясь ни на мгновение, снял его через голову и бросил отцу. Люций Малфой машинально подался вперед и схватил блестящий круглый предмет на лету. И замер, глядя на него.
— Это тебе, отец, — сказал Драко. — Действуй. Сломай его. Раздави. Я буду мертв прежде, чем страж сможет войти в комнату.
Люций не двигался. Он только смотрел на своего сына, который смотрел на него горящими глазами и шептал:
— Чего ты боишься? Ты уже заключен сюда пожизненно. Они никогда не выпустят тебя. Давай же — сделай это!
— Нет, — сказал Люций, осторожно смыкая пальцы вокруг талисмана.
Драко пристально смотрел на него.
— Я не хочу твоей смерти, мой мальчик, — сказал Люций с легкой улыбкой. — Я передумал. Я хочу быть удовлетворен, зная, что ты жив и что ты страдаешь. Что ты растешь и страдаешь, зная, что ты сделал, чтобы уничтожить наш род, и как ты обрек меня гнить в этом аду. Надеюсь, что это будет терзать тебя заживо.
Он бросил взгляд на сына.
— А теперь убирайся. Меня тошнит от твоего вида.
Драко попятился. Затем он повернулся и с силой забарабанил по двери камеры. Некоторое время он стоял в ожидании, спиной к отцу. Услышав, как по другую сторону двери отпираются засовы, он медленно повернулся и посмотрел на Люция.
— Это еще не ад, отец, — сказал он. — Когда ты попадешь в ад, я думаю, ты обнаружишь там гораздо больше «людей нашего круга».
Дверь распахнулась, и Драко вышел.
Если Рона и беспокоило, как он разыщет Гарри, то эти заботы быстро улетучились, едва он покинул библиотеку. Как оказалось, надо было просто идти на звук взрывов. Рон, волнуясь, пробежал по запутанным коридорам, остановился перед большой, окованной металлом, дубовой дверью, за которой раздавались звуки бьющегося стекла, глубоко вздохнул и распахнул ее.
Странное зрелище открылось его глазам. Сбитый с толку, он подумал, что в комнате идет снег, хотя этого и не могло быть. Воздух был наполнен белыми хлопьями. Рон разглядел Гарри, стоящего в середине комнаты — тонкая темная тень в центре белого пухового вихря. Ну, конечно, пухового, понял он, входя в комнату — это были перья, перья из подушек, по меньшей мере дюжину которых Гарри ухитрился располосовать на мелкие кусочки. Остатки наволочек были разбросаны по комнате, и множество мелких белых перышек запутались у Гарри в волосах.
— Гарри, — сказал Рон, испытывая одновременно сочувствие и изумление. — Что ты натворил?
— А на что это похоже? — спросил Гарри, скрестив руки на груди, будто непослушный пятилетний малыш.
Рон оглянулся вокруг с нарастающим подозрением. Несомненно, они находились в спальне — здесь стояла черная кровать с четырьмя стойками для полога, и огромный платяной шкаф красовался у дальней стены.
— Чья это комната? — спросил он.
— Спальня Малфоя, — объявил Гарри с мрачным удовлетворением.
— Так я и думал, — заметил Рон.
— Я тут меняю обстановку, — объяснил Гарри, и Рон в изумлении увидел, как пара стеклянных подсвечников пролетели через комнату и весело раскололись о стену.
— Сириус тебя убьет, — благоговейно сказал Рон.
— Прекрасно, — ответил Гарри. — Быстрая, безболезненная смерть — то, что доктор прописал.
— Гарри, — начал Рон, воспользовавшись минутным затишьем в буре, чтобы подобраться поближе к Гарри на случай, если придется его задержать. Хотя этот вариант выглядел ужасно непривлекательно, отчасти из-за невероятного количества стеклянных осколков на полу.
— Это всего лишь заклятие! Она не испытывает никаких чувств к Малфою!
Гарри молча посмотрел на него.
— Ну, хорошо, — неохотно признал Рон. — Может быть, у нее есть к нему какие-то чувства, очень незначительные, крохотные такие. Но ничего серьезного.
— Ты видел лицо Люпина, — сказал Гарри, вытряхивая перья из волос. — Он не думает, что существует обратное заклятие. Уж я-то понял.
Рон был потрясен.
— Конечно же, оно есть, обратное заклятие.
— Нету его, — ответил Гарри, будто смирившись. — Ей придется провести остаток ее дней, любя Малфоя… и все, что я могу — либо попытаться удержать ее возле себя и видеть, как она тоскует по нему, или отпустить ее с ним, и они поженятся, и у них будут кудрявые блондинистые дети, и я стану «дядя Гарри», и, может быть, они даже назовут одного из своих ужасных отпрысков в мою честь, и…
— ГАРРИ! — в отчаянии перебил его Рон. — Не забывай, пожалуйста, что подтекст быстро становится текстом.
БАМ! Одна из пышных подушек, лежащих на кровати, взмыла в воздух и взорвалась, осыпая перьями все вокруг.
— Это просто заклятие, — повторил Рон, досадливо отряхивая перья с плеч. — Это ничего не значит.
— Тогда почему она не сказала мне? — спросил Гарри, сверкая глазами на Рона, на перья и на все остальное в комнате. — Она могла просто рассказать мне, но она предпочла молчать. Или она не сказала мне потому, что не хотела, чтобы я знал, а она могла бы полностью насладиться любовью с Малфоем, или она не доверяет мне и думает, что я этого не вынесу, что просто смешно.
— Да уж, — поддакнул Рон, не удержавшись, — потому что сейчас ты ЗАМЕЧАТЕЛЬНО переносишь это.
Глаза Гарри сузились.
В этот момент распахнулась дверь.
Это была Джинни. Она выглядела раздраженной, ее глаза сверкнули при виде Рона, и она нахмурилась.
— Я вовсе не бесполезна…— начала она.
— Джинни! — в ужасе прервал ее Рон. — Я в некотором роде занят!
— Но… — Джинни перевела взгляд с Рона на Гарри, на множество летающих перьев, и ее глаза широко раскрылись в испуге.
— Я думала… — неуверенно начала она.
— Джинни, выйди отсюда, — нервно потребовал Рон.
Но Гарри уже смотрел на нее, прищурившись.
— Нет, — сказал он. — Оставайся, почему бы нет? Я тебе нравлюсь, Джинни, правда?
— Гм, — сказала Джинни, настороженно. — Конечно, Гарри, ты мне нравишься…
— Хочешь встречаться со мной?
Джинни от неожиданности изобразила губами букву «О».
— Что?
— Ты хочешь встречаться со мной? — заорал Гарри, который был весь покрыт перьями так, будто его атаковала стая линяющих голубей.
— Ну, все, достаточно, — заявил Рон и классическим движением, как поступали старшие братья в истории человечества до него, шагнул вперед и плотно закрыл дверь спальни перед носом у сестры. Затем он повернулся к Гарри и сурово посмотрел на него.
— Ты пьян, — сказал он.
Гарри сверкнул глазами.
— Я не пьян.
— Ты пьян, — мрачно повторил Рон. — Опьянен могуществом.
Он указал на кровать.
— Сядь и успокойся, Гарри.
К изумлению Рона, Гарри подчинился.
— Не очень хорошо с моей стороны, да? — угрюмо сказал он, глядя в пол.
— Нехорошо, — согласился Рон, обошел кровать и сел рядом с Гарри.
— Тебе надо извиниться перед Джинни. Но это позже. А сейчас, мне кажется, тебе станет легче, если ты не будешь думать о Малфое…
— Да я не так уж и злюсь на Малфоя, — сказал Гарри.
Рон, осознав, что сидит с раскрытым ртом, поспешно закрыл его.
— Хорошо, если ты не сердишься на Малфоя, то на кого ты так взъелся?
— На Гермиону, — ответил Гарри сквозь зубы.
Рон поспешно пригнулся, потому что стеклянный кувшин с резной ручкой в форме змеи просвистел мимо его головы и разлетелся на осколки у дальней стены.
— Черт побери, Гарри, — сказал Рон с невольным восхищением. — Это было круто!
— Ага, если бы я только мог проделывать эти штуки, когда я не срываюсь с катушек! — крикнул Гарри, в то время как дверцы шкафа резко распахнулись, и все его содержимое вырвалось наружу, как фонтан фейерверка.
Вещи пролетели по воздуху, будто стая безумных птиц. Что-то ударило Рона в плечо, и он опустил глаза посмотреть. Это была стопка носков и белья Драко.
— Итак, — сказал он, — я полагаю, это дает нам ответ на извечный вопрос: «трусы или плавки»?
Он улыбнулся Гарри.
— Лаванда и Парвати будут счастливы узнать, что Малфой носит… — Рон всмотрелся в этикетку на резинке, — трусы «Волшебная Одежда» от Кэлвина Клайна. Кто бы подумал?
Он мельком взглянул на Гарри, который все еще был сердит, но в то же время, похоже, сдерживался, чтобы не засмеяться.
— Давай, Гарри, улыбнись — это тебя не убьет.
Рон отбросил трусы в сторону и посмотрел на друга.
— Ты сказал, что ты бесишься не из-за Малфоя, однако ты выбрал именно его спальню, чтобы выплеснуть гнев, а?
На этот раз Гарри улыбнулся — немного неохотно, будто это было ему неприятно.
— Ну, я же не говорил, что я весь такой белый и пушистый по отношению к нему.
Рон не ответил.
Гарри недоуменно посмотрел на него и вздрогнул. Рон тревожно всматривался в какую-то точку в противоположном конце комнаты.
— Что… — начал Гарри, но Рон, демонстрируя неожиданно быстрые рефлексы, прикрыл ему рот ладонью.
— Шшш, — прошептал он. — Посмотри на шкаф.
Гарри посмотрел. И вскочил. Платяной шкаф, большой и тяжелый, размером как три Хагрида, раскачивался взад и вперед на своих резных ножках. Гарри быстро взглянул на Рона.
— Там что-то есть, внутри, — пробормотал Рон.
Гарри кивнул.
— Или кто-то, — попытался он выговорить сквозь пальцы Рона.
Рон убрал руку.
— Как ты думаешь…
Шкаф качнулся с такой силой, что едва не перевернулся.
— Палочки к бою, — прошептал Рон, вставая на ноги и роясь в своих одеждах. Гарри встал рядом, достав свою палочку и держа ее перед собой.
Двигаясь как можно тише, они пересекли комнату (Рон держался чуть впереди) и замерли перед шкафом. Рон протянул руку к одной из дверок. Он скосил глаза на Гарри, который, чувствуя себя довольно глупо — что там могло оказаться? — кивнул.
Рон рывком открыл дверь.
Какое-то мгновение не происходило ничего.
Затем что-то вылетело из шкафа с силой пушечного ядра и метнулось в сторону Рона, сбив его с ног. Палочка Рона выскользнула из его руки, и он громко закричал от боли, размахивая руками, чтобы защитить лицо от незваного гостя. Насколько Гарри мог видеть, у того была кожа сероватого оттенка, вращающиеся красные глаза и длинные лопатообразные пальцы, которые он сомкнул у Рона на горле.
Это был демон.
Все еще хмурясь, Джинни прошествовала по коридору, отыскала лестницу и протопала по ней вниз, шаркая подошвами по камню, чтобы произвести как можно больше шума. Но вокруг не было никого, кто мог бы услышать ее.
«Бесполезная, — думала она. — Они все считают, что от меня нет никакой пользы. Даже Рон захлопнул дверь передо мной, а Сириус и Люпин сказали, чтобы я убиралась…»
Впрочем, Гарри предложил ей встречаться с ним. Да, конечно, надо признать, что это не было искренним предложением. Скорее, трагический крик о помощи. Не то, чтобы она была против — она была удивлена, поняв, что на самом деле ее это вовсе не волнует.
Джинни пересекла большую и безлюдную гостиницу, не подозревая, что она прошла по люку, ведущему в подземелья. Она знала, что бродит без цели, во всяком случае, материальной цели. Она просто надеялась увидеть Драко, надеялась, что вот она повернет за очередной угол, и он будет стоять там — высокий, бледный и раздражительный, но может, он примет ее извинения? Потому что она очень хотела извинится перед ним за то, что она пинала его по ребрам.
«Что, если бы это была я, год назад, — подумала она, — и это Гарри выпил бы любовное зелье и внезапно оказался бы у моей двери. Могла бы я прогнать его ради дружбы с Гермионой?»
Она очень сомневалась в этом.
Когда она вышла из гостиной, чьи-то голоса привлекли ее внимание. Она находилась в коридоре возле столовой и, повернув голову, увидела Гермиону и Нарциссу, сидящих за огромным столом под гобеленом с фамильным гербом Малфоев. Гермиона беспокойно вертела в руках чашку с чаем, и Нарцисса смотрела на нее с отдаленной симпатией.
— Мне очень, очень жаль, — говорила Гермиона приглушенным голосом. — Я должна была сразу сказать Гарри правду. Я просто думала, что смогу справиться сама. Ужасно, что он теперь подумает. И Драко…— она с тревогой взглянула на Нарциссу. — Для него в этом тоже нет ничего хорошего.
«Как верно подмечено» — подумала раздраженно Джинни.
— Он, должно быть, очень любит тебя, — сказала Нарцисса, — если дал тебе это.
И она показала на Эпиклический амулет, обвивавший шею Гермионы.
На Гермиону было жалко смотреть. И Джинни, чувствуя к себе такую же жалость, отвернулась и пошла дальше по коридору.
Никогда прежде Драко не летал так, как сейчас, гоня свою метлу сквозь надвигающиеся облака на фоне темнеющего, чернильного неба. Если бы Гарри увидел его, он был бы изумлен, даже поражен — не только скоростью полета, но тем, с каким безрассудством и точностью он летел, касаясь верхушек деревьев, скользя над поверхностью прудов, бросая метлу из стороны в сторону, переворачиваясь вниз головой из озорства. Наконец, он замедлил полет и спикировал к земле, резко затормозив.
Он снова был на земле Малфоев, на краю Бездонной Пропасти. Небо теперь было стального цвета, расчерченным слабыми угольно-черными метками, похожими на метки внутри морской раковины, и Пропасть разверзлась перед ним, черная и бездонная. Драко подошел к краю, встал на колени, и его бурно и неожиданно стошнило. Когда его желудок прекратил конвульсии, он сел и машинально коснулся меча, висящего у него за плечом.
Он наложил на меч заклятие, чтобы сделать его невидимым —