Каменный коридор был освещен расставленными то тут, то там бездымными факелами, которые украшал резной узор из змей. Не обращая на них внимания, синеглазая женщина бесшумно спешила в холл. На мгновение замерев перед дверью, она постучала. Ей открыла рыжеволосая женщина с усталыми глазами, которые полыхнули темным огнем, когда она увидела, кто стучал.
— Ровена… — произнесла она. — Ты пришла… Он спрашивал о тебе.
— Он умирает, Хельга?
— Не знаю. Одна из тех змеек, с которыми он без конца играет, использует в своих экспериментах… она укусила его за руку. Я пробовала Заклятье Противоядия — но, похоже, оно не помогает.
— Я хочу его видеть.
Хельга вздохнула: — Заходи.
В комнате Ровена надолго замерла, глядя на молодого мужчину, что лежал на кровати, откинувшись на подушки. Его глаза были сомкнуты, под ними залегли темные полумесяцы синяков. Лихорадка качала его в медленном танце с одного края кровати на другой. На почерневшем предплечье темнел след ядовитого укуса. Ровена не была уверена, спит мужчина или нет, потому стояла неподвижно. Открыв глаза, он взглянул на нее: — Ты можешь подойти ко мне… Это змеиный яд, я не заразен…
— Я не знала, хочешь ли ты, чтобы я подошла… — произнесла она и села на табурет рядом с кроватью, искоса разглядывая его. Серебристые волосы слиплись от пота, облепив его голову, серые глаза горели от лихорадочного жара — болезнь сделала его каким-то юным, беззащитным…
— Кто бы мог послать за тобой, если не я? — спросил он.
— Никто не посылал за мной. Я услышала, что ты болен.
— Значит, сострадание и жалость перебороли то отвращение, что ты ко мне питаешь, и привели тебя к моей постели? Весьма похвально. Что об этом скажет Годрик?
|
|
Она затаила дыхание. — Годрик не знает. Как твоя жена?
— Она мне не жена, — сверкнул он глазами. — Я же говорил тебе.
— Ах, да, это же одно из твоих созданий… Как ты там ее назвал?…
— Вейла, — нетерпеливо ответил мужчина. — Она мне не жена, зато она любит меня, она послушна, она дает мне все то, что ты дать не можешь. И она подарит мне наследника.
— Да, а когда ты ее сердишь, у нее вырастает огромный клюв, которым она пытается выклевать тебе глаза…
— Не бывает полностью удачных экспериментов, — чуть развеселился он, попытавшись приподняться в подушках. — Хотя, если подумать, волко-люди… — я горжусь тем, что мне удалось сделать.
— А тебе не приходило в голову, что это жестоко? Создание новой расы — не животных, не людей, что-то третье? А что произойдет с ними, когда тебя не будет?
— Я не планирую никуда уходить.
— О, Боже, не начинай снова. Ты должен остановить все это, все эти ужасные эксперименты с Темными Искусствами. Ты не можешь призвать Силы Ада и не ждать никаких последствий. Будь благоразумен.
— Если ты пришла только затем, чтобы заниматься нравоучениями, то можешь уходить.
— Прекрасно, — произнесла Ровена, подбирая свою мантию, но он внезапно властно схватил ее за запястье, заставив поморщиться.
— Это нечестно, — заметил он, — с того времени, как мы были детьми, мы ведь всегда сохраняли доверие друг к другу?…
— Но я тебе больше не доверяю, — отрывисто ответила она, его пальцы разжались, и рука скользнула вниз, переплетя его пальцы с ее. Его кожа горела жарким лихорадочным огнем.
— Чего тебе нужно от меня, Салазар?
|
|
— Я умираю, — ответил он, — но если ты захочешь, я останусь жив… Яд, болезнь, ранение — ничто не сможет нанести мне урона. Я буду неуязвимым.
Она отвернулась, и взгляд ее окаменел: — Люди не намереваются жить вечно… Почему с твоими знаниями и могуществом ты не пытаешься сделать что-то доброе? Ты бы мог стать целителем как Хельга… ты мог бы возвращать людей к жизни вместо того, чтобы расчленять их и использовать куски для экспериметов…
Он приподнялся и сел, глядя на нее, его серые глаза горели таким лихорадочным огнем, что казались синими.
— Я мог бы… — произнес он. — Да, я мог бы, если бы ты мне помогла. Останься со мной, Ровена — я обещаю, я клянусь! — я откажусь от Темного Искусста, я сожгу мои книги, уничтожу мои эксперименты… — он осекся и потянул ее к себе их сплетенными руками. Она позволила опустить себя на постель рядом с ним и уткнулась лицом ему в плечо, почувствовав, что вес ее причиняет ему невыносимую боль. Через связь, объединяющую их, она чувствовала и то, что он не хочет, чтобы она отпрянула от него; и то, что яд в нем был черен и горяч… Она поняла, что боится за него, и одновременно — боится его…
— Я кое-что тебе скажу, — произнес он. — Я сам разрешил змее укусить меня.
— Почему, Салазар?
— Я думал, что, если я буду при смерти, ты придешь повидать меня. Не смейся — я же был прав. Ты же здесь…
— Я не собиралась смеяться…
— А я не собираюсь умирать. Не теперь, когда ты здесь. Не покидай меня, — произнес он, и она через все покрывала почувствовала, как бешено заколотилось его сердце. Он потянулся к ее лицу, провел пальцем от виска к губам.
|
|
— Ты единственное, что имеет для меня значение, единственное, от чего я никогда не откажусь…
— Именно так бы ты и поступил, — сказала она сквозь его пальцы, — ты бы пожертвовал мной вместе со всем остальным.
— Только не тобой. Никогда.
— Посмотрим.
— Сириус! — заорал Гарри. — Сириус, где ты?!
Ответа не было, но внезапно Гарри осознал, что все ближе и ближе раздается звук шагов. Обернувшись, он увидел Рона — босого, в пижаме, бегущего со всех своих длинных ног. В руках у него была палочка. Он кинулся к Гарри — к обрыву карьера.
— Что происходит? — запыхавшись, спросил он.
— Малфой упал, — коротко ответил Гарри. — Я ничего не могу сделать: Гермиона послала меня сюда как Видение. Рон, может, ты…
Но Рон уже бухнулся на колени, указывая палочкой во тьму карьера.
— Ассио! — закричал он, и вода разверзлась, переливаясь черным и серебристым. Тело Драко взлетело из нее в воздух и приземлилось между ними на траву, смятое и скорченное, словно выброшенная игрушка.
Рон взглянул на Гарри. Его лицо в лунном свете было белым, от этого веснушки казались чернильными брызгами.
— Пощупай у него пульс.
— Я не могу. Я вообще не могу ничего пощупать…
Выругавшись, Рон потянулся, чтобы перевернуть Драко, и у Гарри упало сердце — кожа его была бледной и посиневшей, совершенно безнадежной на вид, веки лиловые. На фоне безжизненного цвета кожи шрам на левой руке чернел, словно налитый чернилами.
«Малфой», — наудачу мысленно окликнул его Гарри, но не сумел направить свою мысль наружу, она канула в пустоту, как брошенный мяч, который некому было поймать.
Рон пощупал пальцами горло Драко, поднял глаза и покачал головой: — Пульса нет…
— Нет пульса? — Гарри не мог в это поверить. — Но он же не мог пробыть там настолько долго…
— Я же сказал — пульса нет, — к удивлению Гарри Рон поднял свою палочку и указал ей Драко на грудь: — Суспиро!
Грудь Драко приподнялась и опустилась. С серьезным и взволнованным видом Рон сильнее нажал кончиком палочки на грудную клетку Драко и повторил: — Суспиро!
На этот раз тело Драко не двинулось, он безжизненно лежал, по волосам стекала кровь и вода, грудь не вздымалась…
Внезапно Гарри вспомнил первое мертвое тело, что ему пришлось увидеть, — тело Седрика. Он вспомнил, что смотрел на него и знал — сам не понимая, откуда, — совершенно точно знал, что тот мертв. И сейчас было то же самое…
Хотя он сам был только видением, иллюзией, он почувствовал, что внутри у него все похолодело — это странное, паническое чувство ни разу прежде не посещало его. Впрочем, нет — это ощущение уже было однажды: когда, привязанный к могиле отца Вольдеморта, он смотрел, как Червехвост приближается к нему с ножом. Тогда он испытал животный ужас — он был уверен, что сейчас у него что-нибудь отрежут — кисть, руку — то, что уже не восстановить…
— Рон, — попросил Гарри, — сделай что-нибудь…
В отчаянии Рон снова попробовал: — Суспиро вивикус! — с выражением произнес он. — Суспиро вивикус тоталус!
Ничего не изменилось: израненный Драко по прежнему лежал, выглядя совершенно, совершенно мертвым. Рон поднял на Гарри полные шока и потрясения синие глаза и невнятно пробормотал: — Гарри… Он мертв…
— Пробуй еще, — покачал головой Гарри.
— Нет смысла — он мертв. Если бы это было не так, он бы откликнулся на заклинание. Его сердце остановилось…
— Брось палочку, Рон.
— Что?
— Опусти палочку.
Рон подчинился.
— А теперь делай точь-в-точь, как я тебе скажу.
Рон взглянул на Гарри, как на ненормального. Гарри и сам до конца не был уверен в том, что это не так. У него было ощущение, что он цепко схватился за что-то очень скользкое, было ощущение, что сейчас он впадет в истерику… — он не мог себе этого позволить.
— Так, — начал он, четко выговаривая каждое слово. — Открой его рот.
Рон сделал это, с сомнением искоса взглянув на Гарри.
— Он ледяной.
— Запрокинь его голову. Хорошо. Вот так… А теперь приложи свой рот к его и гони воздух ему в легкие…
— Что?! — отшатнулся Рон.
— ДЕЛАЙ, ЧТО ТЕБЕ ГОВОРЯТ!
— Ладно, ладно…
— Ну, ведь есть же что-то, что я могу сделать?
— Ты можешь уйти из клетки, Сириус, — ответил Люпин. Он лежал на спине, закрыв руками лицо. Каждый раз, начиная стонать и судорожно изгибаться, он обхватывал себя руками. Глядя на него, Сириус не мог понять, где локализовалась его боль — казалось, она была везде.
— Слушай, Лунатик, если будет нужно, я просто превращусь…
— Я не уверен, что это поможет… Черт!… — тихо добавил Люпин, вздрогнув, он отнял руки от лица и теперь смотрел, как на концах его пальцев прорастают острые отточенные когти. — Что происходит?
— Ты чувствуешь то же, что и при превращении? — спросил Сириус.
Люпин покачал головой: — Словно кто-то взял Превращение и тянет его, тянет… Оно никогда не длилось так долго, ты же знаешь, — он осекся, содрогнувшись от боли, и поднял взгляд на Блэка. — Сириус, а что, если я… застрял в этом процессе? Посередине?…
— Да все в порядке, — произнес Сириус, неуклюже хлопнув его по плечу. — Я слышал, в этом сезоне будут носить длинные зубы и ногти…
Люпин рассмеялся, но его накрыл новый спазм боли, от которого он сморщился и отвернулся к стене.
— Что ж такое?… — пробормотал Сириус, нащупывая в кармане свою палочку. Мысленно он вернулся в Хогвартс, где находился рядом с Люпиным во время Превращений, но обычно это было хотя и болезненней, но гораздо быстрее; и Болеутоляющее заклинание никогда не было… Он замер. Карман был пуст.
Сириус выругался. Пожалуй, даже заковыристей, чем Драко, хотя и значительно короче. Фыркнув, он повернулся, чтобы посмотреть на злорадство, разливающееся по прижатому к решетке лицу демона из клетки напротив.
— Только идиот мог оказаться запертым в одной камере с оборотнем, — сообщил тот. — Однако оказаться в камере с оборотнем, призываемым Темными Силами, мог только наследник трона Королевства Идиотов.
Сириус сверкнул на него глазами. Единственное, чего ему сейчас хотелось, — перемахнуть через разделявшее их пространство и вмазать по этой злорадной роже.
— Если ты не заткнешься, — вкрадчиво произнес он, — я закончу то, что начал делать с тобой Гарри…
Демон обнажил зубы и зашипел: — Ты ничего не знаешь…
— Я знаю, что ты пытался убить моего крестника.
Глаза демона завращались, от зрачков начали расходиться черные и красные концентрические круги: — Я не пытался убить его, — вознегодовал он и вдруг его красные глаза расширились. Обернувшись, Сириус увидел у себя за спиной волка.
Драко открыл глаза — или же только подумал, что сделал это, — однако не смог ничего увидеть, даже темноты — вообще ничего.
Гарри, — попытался позвать он, но тоже не смог — у него не было ни голоса, ни горла. Это было как во сне — когда ты знаешь, что спишь, но не можешь проснуться…
— Гарри! — крикнул он, в этот раз услышав свой голос, и вскочил. Это движение словно бы разбило то стекло, за которым он находился, свет и цвет рухнули на него, словно вода, прорвавшия плотину в половодье. Он таращился в серо-зеленую мглу и темноту, тысячи теней вокруг не вызывали никаких знакомых ассоциаций.
— Где я? — крикнул он, скорее, чтобы услышать свой голос, нежели собираясь получить ответ на свой вопрос. Он и не получил его.
Опустив взгляд, он осмотрел себя в том призрачном, неизвестно откуда идущем свете — все в той же, что и в последний раз, одежде, хотя почему-то без меча и сухой. Какая-то темная спекшаяся масса покрывала всю его рубашку спереди — он знал, что это была кровь с его лица. Прикоснулся к скуле — как можно осторожней — но не почувствовал боли, хотя рана по прежнему была.
«Я умер», — подумал он и не почувствовал ничего особенного, только какое-то растерянное удивление. — «Полагаю, убей я Червехвоста, у меня бы был шанс…»
Однако в глубине сердца он прекрасно знал, что не сделал бы этого.
Драко сделал шаг во мглу, потом еще один, и внезапно она рассеялась, показались очертания места, куда он попал. Унылая скалистая равнина, серая и пустынная, простиралась во все стороны, куда ни глянь. Вперели слоились тени, подойдя к которым, он увидел узкую стремительную реку с серой водой. Противоположный берег был заполнен какими-то массивными серыми формами — камнями? деревьями? — было трудно понять; и он сделал еще один шаг вперед.
Из ниоткуда прозвучал голос: — Стой, где стоишь.
Драко огляделся — вокруг не было никого, кто мог бы обратиться к нему. Он кашлянул и спросил: — Почему?
— Эта вода не для тебя.
— Где я? Это ад?
Теперь голос звучал задорно: — Это не ад. Это Середина.
— Между чем и чем?
— Между жизнью и смертью.
— А почему эта вода не для меня?
— Живой, пересекший эту реку, становится мертвым. Ты пока ни тот, ни другой. Предлагаю тебе выбор.
Драко был озадачен: — Выбор?
— На весах — твоя жизнь, — резко произнес голос. — Меня интересует только результат.
— А что, если бы я все равно шагну вперед и пересеку реку? — поинтересовался Драко.
— Ты не можешь это сделать, пока в тебе еще теплится жизнь. Однако, — в голосе снова зазвучали веселые нотки, — ты вполне можешь попробовать…
Драко упрямо зашагал вперед, растрескавшияся земля под его ногами не отвечала ни единым звуком. Туманные формы по ту сторону реки колыхнулись вперед, когда он приблизился к берегу, он пригляделся к ним, и в этот миг мгла сфокусировалась.
Драко понял, в чем дело: по ту сторону реки толпились души; неисчислимые и мятущиеся, они одновременно казались совсем близкими и неизмеримо далекими. Приглядываясь, Драко даже мог различить отдельные лица и тела, но, лишь он отвел взгляд, они тут же слились в бесформенную серую массу. Тряхнув головой, он снова взгляделся — и в этот миг заметил какое-то движение — не хаотичное, а вполне целенаправленное.
Казалось, будто несколько душ в этой безликой толпе расталкивали других, словно хулиганы на матче по Квиддичу. У Драко появилось странное, необъяснимое чувство, что они стараются пробраться к нему. Он сделал еще шаг — но и река, и души качнулись и отодвинулись назад.
— Ты не можешь пересечь ее, — повторил холодный голос.
Похоже на правду.
Драко остановился и замер на обрыве, когда три толкающихся души — две женщины и мужчина, как он мог теперь видеть, — выбрались из толпы и подошли к откосу противоположного берега — прямо напротив Драко. Высокая женщина вгляделась в его лицо, ее рот открылся от удивления: — Салазар?
Драко похолодел. И присмотрелся. И когда он присмотрелся, то их лица сфокусировались, контуры стали четкими, цвет прилил к их лицам и одеждам. Высокий мужчина со стриженными черными волосами, маленькая полная женщина с длинной спутанной пламенеющей шевелюрой и темными глазами Джинни и та женщина, что разглядывала Драко — ее синие глаза были полны невыразимой тоской и испугом…
Он понял, что знает этот голос. Именно он заходился от крика в его голове, когда приближались дементоры, именно он вопрошал, что же он наделал.
— Ровена… — произнес Драко, поняв, кто она. — Ровена Равенкло?
Темноволосый мужчина — Годрик — встал перед ней, гневно сверкая глазами, его очертания чуть колебались, но были отчетливы.
— Ну, наконец-то ты умер, — произнес он. — Мы тысячу лет ждали кого-то, кто наказал бы тебя по заслугам и положил конец твоему бездарному, дрянному, ворованному существованию…
Судя по всему, Годрик был готов продолжать эту тему бесконечно, но Драко перебил его.
— Я не тот, о ком вы думаете, — сказал он. — Я не Салазар Слизерин.
Души усомнились.
— Приглядитесь ко мне, — настаивал Драко.
Ровена, медленно опустила руку, прижатую ко рту.
— Годрик… Он не может быть Салазаром… Это только ребенок…
Все трое всматривались в него. Драко был возмущен: — Мне уже шестнадцать… Через несколько недель будет семнадцать.
— Ну, я бы не стал биться об заклад… — недобро заметил Годрик.
— Годрик! — перебила его рыжеволосая женщина — Хельга Хаффлпафф. — Прекрати его дразнить. Он — всего лишь ребенок, и он смертельно ранен.
Драко опустил взгляд на свою залитую кровью рубашку: — Я не был смертельно ранен, — недовольно поправил он. — Я утонул… во всяком случае, этот вопрос пока находится в процессе рассмотрения.
— Правда? — взгляд Годрика поскучнел. — Это редко что-то меняет.
Драко раздраженно взглянул на него. Его поразило, что Годрик ему не нравится. И еще его поразило, что, для того, чтобы освободиться от Трагического и Разрушительного Повторения Истории, он должен стать мудрым и постараться его полюбить. Но ему вовсе не хотелось это делать.
«Годрик», — подумал он, — «изрядная задница».
— Ты умер, мальчишка, — произнес Годрик с глубоким удовлетворением, от которого антипатия в душе Драко окрепла и затвердела. — Это факт: ты мертв.
Драко молчал, не в состоянии придумать достойный ответ. «Вовсе нет» было каким-то стилистически неопределенным, «Да что вы?» — слишком фривольным.
В конце концов, он довольствовался тем, что послал Годрику улыбку: — Может, я и покойник, но все еще весьма симпатичный, — бодро заметил он. — Чего бы я не сказал про вас.
Казалось, что Годрик сейчас просто лопнет от злости, — Драко отметил, что теперь его очертания стали более твердыми и четкими, словно он стал более реальным, цвет его лица, глаз, волос, одежды — все стало более живым. Драко мог увидеть, что Годрик имел определенное сходство с Гарри — повзрослевшим Гарри, который провел немало времени, таская тяжести: его ручищи были просто огромны.
Пожалуй, это неплохо, что Годрик, похоже, тоже не может пересечь реку: Драко не знал, почувствует ли он в своем нынешнем состоянии что-то, если ему дадут по физиономии… и узнавать это не собирался.
Ровена все смотрела на Драко со смешанным выражением на лице.
— Ты говоришь, как Салазар… И выглядишь, как он.
— Я его Наследник, — сообщил Драко, не видя особых причин скрывать эту информацию.
— Поэтому ты проклят, — подхватил Годрик. — И, по счастью, убит.
Драко раздраженно уставился на него: — Вы вообще можете сказать что-нибудь приятное?
— Годрик, — предупреждающим тоном произнесла Хельга, и Годрик, покосившись на Ровену и Хельгу, начал переминаться.
— Ну, он проклят, — пробормотал он, — если он действительно Наследник Салазара…
Повернувшись к Драко, он спросил: — А откуда ты знаешь, что ты наследник Слизерина?
— Оттуда, что мне это сказал Слизерин, — отрезал Драко.
— Сказал это? — выдохнула, расширив глаза, Ровена. Как и Годрика, сильное переживание сделало ее очертания более отчетливыми. Драко мог видеть, насколько она похожа на Гермиону — это испугало его. Он частенько разыгрывал разные фантазии, в которых они с Гермионой попадали в разные места, — однако загробный мир не был одним из них.
— Ты хочешь сказать, что он жив, что один ходит среди людей — как человек?
— Он жив, я его видел. Но он не очень силен — у него нет Источника…
Душа Ровены начала задумчиво прохаживаться по кругу.
— Это будет не в последний раз… Салазар умен и найдет себе другой Источник. Он не пытался использовать тебя? — качнув головой, она пристально взглянула на Драко. — Хотя нет, он бы не стал… Только не своего Наследника… он постарается найти кого-то другого… Его нужно удержать от этого. Я содрогаюсь при мысли о тех разрушениях, что он может совершить от отчаяния… Именно поэтому мы сначала лишили его свободы…
— Он сказал Гермионе, что просто скрылся ото всех…
— Он солгал. Просто он не хотел, чтобы узнали, насколько слаб он был, не хотел, чтобы ты узнал, почему он все-таким пал… Мы с Хельгой не могли его убить, но мы его лишили сил.
Она подняла взгляд на Драко:
— И ты тоже можешь это сделать. Если я расскажу тебе, что сгубило его, ты сделаешь это?
— Видите ли, в чем дело… ради вас я бы с удовольствием занялся Слизерином, но у меня есть пара небольших проблем другого плана, — безропотно согласился Драко. — Во-первых, я некоторым образом мертв. Во-вторых, я опять же мертв. Я понимаю, что это чисто техническая проблема, однако настолько большая, что о ней стоит подумать по крайней мере дважды.
— Ты не являешься мертвым до тех пор, пока не пересечешь реку, — ожесточенно повторила Ровена. — Для тебя еще не все решено. Значит кто-то пытается вернуться тебя к жизни.
— Наверное, Гарри, — мрачно предположил Драко. — В его нынешнем состоянии он вряд ли сумеет сохранить жизнь золотой рыбке… Нет, боюсь, что я окончательно и бесповоротно влип.
Казалось, Ровена хочет отшлепать его, теперь она еще сильнее напомнила ему Гермиону.
— Так, а теперь послушай…
— Ты хочешь умереть, дитя? — мягко спросила душа Хельги Хаффлпафф.
Драко потупился и начал рассматривать свою запекшуюся от крови рубашку. — Не знаю… Не уверен, — он огляделся по сторонам. — Во всяком случае, здесь вполне мирно…
— Мирно? — недоверчиво переспросил Годрик. — Это место не тех, кто почил в мире. Это земля тех, кто был убит, кто ушел раньше положенного ему срока, чья кровь на земле жаждет отмщения…
— Годрик, пожалуйста, — перебила его Ровена, — не делай из происходящего пьесу в трех частях.
— Вы все были убиты? — поразился Драко.
— Ну, не совсем… — пояснила Ровена. — Салазар убил Годрика… Годрик, милый, ты же знаешь, что это так…
— Ублюдок, — пробормотал Годрик, — он подкрался ко мне со спины.
— Что ж, тебе бы следовало быть повнимательнее. На тебе же были волшебные доспехи… Я говорила тебе, что это тебе это не поможет, но ты должен носить их все равно…
— Очень даже помогало…
— Годрик, твоими последними словами были «Ты не убьешь меня, на мне волшебные ааааааа…»
— О, замолчи, — попросил Годрик.
Ровена снова покачала головой: — Я думаю, что Салазар посчитал это в некотором извращенном смысле самозащитой… — пояснила она Драко. — Мы прекрасно понимали, что должны предпринять некоторое шаги, чтобы защититься от него. Совместными усилиями мы подменили его магическое оружие фальшивкой, но он обнаружил наши планы. Первым он напал на Годрика. Потом он атаковал нас — Хельгу и меня — но мы были готовы к этому, готовы к битве, хотя он был очень силен. Поразив Хельгу, он взялся на меня. Однако он засомневался, — голос Ровены дрогнул, — и я успела произнести заклинание, лишив его магической силы. Однако потери моих Магидских сил были настолько велики, что это убило меня… И вот — мы все здесь.
— И вы желаете ему смерти, — подытожил Драко.
— Если он и может быть убит, — тряхнула волосами Ровена, — то только при помощи знаний, которые я передам тебе. Я могу сказать, как лишить его свободы и могущества. И затем — тебе нужны три Наследника и их Ключи. Скажи мне, живы ли они — наследники других Основателей?
Сомневаясь, Драко взглянул за ее спину, на берег, переполненный колышашейся серой массой душ.
— А вы разве не знаете? Несомненно, тут есть другие… э-э… души, которые могли бы рассказать вам…
— Без живого человека, который может рассматривать нас, мы не имеем формы, почти не имеем мыслей… Здесь нет ни времени, ни речи — здесь ничто не имеет значения.
— То есть вы не можете общаться друг с другом? — потрясенно спросил Драко. — Голос сказал мне, что это не ад, но с моей точки зрения, именно он это и есть.
К его удивлению откликнулся Годрик: — Тут есть разница: ад — это навеки. Мы же здесь только до тех пор, пока не отомщены.
— Отомщены? — поворачиваясь к нему, эхом откликнулся Драко, но был прерван ясным голосом, раздававшимся из серой массы душ, маячившей за тремя Основателями.
— Смертный мальчик, — услышал Драко. — Мне знакомо твое лицо… Кто ты?
Драко обернулся на голос, но увидел только бесформенную тень с яркими глазами — незнакомую, не вызывающую никаких ассоциаций.
— Драко Малфой, — стараясь говорить громче, назвался он. — И, если вы не заметили, я сейчас кое с кем разговариваю.
Драко снова обернулся к Ровене — казалось, что без его пристального взгляда ее облик как-то потускнел, Гордик и Хельга, замершие позади нее, вообще стали почти прозрачными.
— Простите, — начал он, но тот же голос снова окликнул его.
— Сын Люциуса Малфоя?
— Да, — ответил ему Драко.
— Тогда я требую, чтобы ты говорил со мной.
И раньше, чем эти слова достигли ушей Драко, душа Ровены неожиданно потускнела, слова стали нечеткими и неразборчивыми — как в Волшебной Беспроводной Связи во время сильной грозы.
— Эй! — позвал он и увидел, как губы Ровены задвигались, она подалась вперед… И Основатели пропали. Другие души протолкнулись вперед, заняв их место. Повернувшись к ним, Драко похолодел и охнул, словно от удара.
Через узкую реку напротив него стояли две темные фигуры. Высокий мужчина в очках с растрепанными черными волосами и рядом — женщина с до боли знакомыми темно-зелеными глазами. Даже если бы Драко не видел карточек, что Сириус держал у себя на столе, даже если бы он не смотрел старые выпускные альбомы Хогвартса, он бы все равно понял, кто перед ним.
Он смотрел на родителей Гарри.
— Скрести его руки. Сложи их у него на груди и дави. Сильнее.
— Хорошо.
— Еще сильнее.
— Я ему сейчас уже ребра поломаю…
— Ты стараешься запустить его сердце, о каких ребрах может идти речь? Давай еще раз.
Другой голос: — Что происходит?
Гарри поднял глаза: — О, черт, Джинни…
— Что такое с Драко? — ее голос задрожал. — Он умер?!
Рон с надеждой посмотрел на Гарри: — Может, она этим займется?
— Нет, ты сильнее, — ободряюще произнес Гарри. — Не останавливайся, дыши в него, ну, давай…
— Все кончено, Гарри… Он мертв.
— А ну, делай! — хором закричали Гарри и Джинни, и Рон подчинился.
Гермиона неслась по ведущему к темницам коридору, спотыкаясь на выбоинах неровного каменного пола, сшибая углы, пока вдруг не поскользнулась на чем-то, валяющемся на полу, и не полетела кувырком, разбив колени. Боль была резкой и мгновенной, Гермиона перевернулась и, помогая себе руками, встала, вглядываясь, что же остановило… Палочка. Кажется, палочка Сириуса. Она было потянулась к ней, чтобы поднять, но в этот миг ее чуть снова не опрокинул душераздирающий, леденящий кровь рев, разорвавший подземный воздух. Будто бы в лицо ударил ледяная волна — ветер ли, вода ли, словно ночь, холод и одиночество враз обрели наводящий ужас голос… Люпин.
Забыв про палочку, прихрамывая, Гермиона снова побежала, ориентируясь на вой. Завернув за угол и споткнувшись, она очутилась у запертых ворот темницы, распахнула их и вбежала внутрь, зовя Сириуса.
— Я здесь, — раздался короткий отклик из камеры в конце коридора.
Гермиона рванулась к нему — и остолбенела.
Сириус вжался спиной в дальнюю стену камеры, а между ним и дверью стоял волк. Волк размером с небольшого пони, серебристый с серыми подпалинами, оскаленный, рычащий, с прижатыми к голове ушами.
«Это же он», — напомнила она себе. — «Люпин. Ты же видела его превращение раньше… Хотя, несомненно, превращаясь, он никогда не становился таким… — огромным? свирепым?«
— Сириус, — зашептала она, — обернись животным… Ты же говорил, он опасен только для людей!
— Я пытался, — ответил Сируис. — Не помогает. Гермиона…
— Только не говорите, что я должна убраться отсюда, — резко перебила его Гермиона, — я не уйду и не брошу вас тут на съедение!
— Он не съест меня, — начал Сириус, и был прерван очередным холодящим кровь рычанием. — Ну… — поправился он, отодвигаясь как можно дальше от волка, — если он это и сделает, то впоследствии будет сильно расстроен…
— Право слово, он сожрет тебя, — встрял демон. — Как только Призыв станет сильнее… Я даю тебе… минут пять.
Гермиона не обратила на это внимания: — Сириус, ну должно же быть что-то…
— Ликант, — быстро откликнулся Сириус. — Та серебряная штуковина Драко… ну, он еще использовал ее как портключ — мне нужна она! Можешь вызвать ее?
Гермиона уже вскинула свою палочку: — Ассио Ликант!
Повисла короткая тишина. Она ждала. Сердце колотилось в груди, в камере рычал волк, Сириус хранил гробовое молчание. Перед ее глазами промелькнула картинка из прошлого: Гарри, стоящий на поле перед первым заданием, вскинувший руки в ожидании своего Всполоха… Ждущий… ждущий…
Клинк!
Ликант летел к ней, отскакивая от решеток клетки напротив, и Гермиона уже потянулась, чтобы схватить его. Ее пальцы сомкнулись на нем, она повернулась к Сириусу…
Чернота была ослепительна, у нее перед глазами все померкло. Пошатнувшись, чуть было не упав, Гермиона ушиблась спиной о каменную стену. Темнота затопила все.
А потом пришел свет.
Перед ее внутренним зрением, быстро сменяя друг друга, замельками образы: она увидела окруженный водой замок, мужчину, вокруг предплечий которого обвились змеи, бледную синеглазую женщину с серебристым заклятьем на витой цепочке вокруг шеи, лабиринт, зеркало с полированной поверностью, отражавшей только темноту.
Неожиданно перед глазами все прояснилось, и вот она снова таращится сквозь решетку на Сириуса и оборотня, все еще запертых и играющих друг с другом в зловещие гляделки. Колени ее дрогнули, в ушах зашумело — однако Гермиона уже точно знала, что ей нужно сделать.
Она слышала, как Сириус выкрикивает ее имя, но не обратила на это ни малейшего внимания: вместо этого она прошагала к открытой двери, распахнула ее и вошла в клетку. Страха не было совсем, даже когда рычащий волк повернулся от Сириуса к ней, даже когда он ощерился, прищурился, мышцы его напряглись и задрожали…
— Гермиона! Вон! — услышала она отчаянный вопль Сириуса. Гермиона подняла руку с зажатым в ней серебряным Ликантом и протянула ее к оборотню.
Тот съежился и, жалобно завыв, попятился назад.
Глубоко вздохнув, Гермиона подняла руку с Ликантом выше.
— Tutamen mali intus, — закричала она, направив Ликант на оборотня, словно волшебную палочку, — Cum monstrum colloquor, repulsus! Repulsus!
Оборотень окаменел, веки его смежились, лапы задрожали, он рухнул на землю и замер.
Гермиона вздохнула, и яркий свет где-то в подсознании погас, словно его выключили.
Пошатнувшись, она опустила руку и взглянула на Сириуса. Он был бел, как его собственная рубашка.
— Что ты сделала? И как?… — вытаращил он на нее глаза.
— Я не знаю, — прошептала она, ответив ему недоуменным взглядом. И вдруг она вспомнила, зачем же она здесь и, схватив его за ледяную руку, потащила к двери. — Сириус, ты должен пойти — это касается Драко и Гарри.
С колотящимся сердцем Драко повернулся к родителям Гарри, чувствуя, что самое малое, что он может сделать — это посмотреть им в лицо. Взгляд его остановился на отце Гарри — тот был настолько юн, что его с трудом можно было назвать чьим-либо отцом, он казался лишь чуть взрослее Гарри… Ну, конечно же… он же был всего пятью годами старше нынешнего Гарри, когда погиб…
Холод пронзил Драко. Встретившись глазами с Джеймсом Поттером, он увидел, что они были не зеленые, как у Гарри, а черные.
— Прости, что я прервал вашу беседу…
— О, — промолвил Драко, — ничего, все в порядке…
Драко смотрел Джеймсу в лицо, и к нему приливала жизнь. Женщина выпрямилась, ее щеки порозовели, глаза пристально изучали Драко. Мужчина заговорил первым: — Ты только второй живой человек, которого мы встретили здесь, — произнес Джеймс. — И надо же такому случиться — ты сын Люциуса Малфоя… очень странное совпадение. Надо сказать, что мы с твоим отцом заклятые враги.
— Все в порядке, — успокоил его Драко. — Мы с моим отцом тоже заклятые враги.
Душа Лили Поттер подергала мужа за рукав. Джеймс глянул на нее, потом снова на Драко — тот внутренне напрягся, понимая, о чем сейчас пойдет речь.
— Если ты сын Люциуса Малфоя, значит, ты из Хогвартса… А если ты из Хогвартса, то, может быть, ты знаешь нашего сына? Его имя…
— Гарри, — закончил за него Драко. — Гарри Поттер.
Лили выпорхнула вперед и встала перед Джеймсом.
— Так ты знаешь его? — голос ее был светлым, дрожащим и ужасно милым.
— Да, я… он… все знают Гарри Поттера, — ответил Драко.
«Что ты делаешь?» — зазвенел тоненький голос у него в голове. — «Расскажи им больше, расскажи, что ты его отлично знаешь, что он тебе почти что брат, что он тебе друг — правда ведь? — что он тебе враг — тоже ведь правда?…»
«Я не могу», — ответил Драко. — «Я просто… не могу».
— Все его знают, — решительно продолжил Драко. — Он… знаменит.
— Да, — согласился Джеймс, — последний живой, которого я видел, сказал мне то же самое, но больше он почти ничего не знал… — казалось, он вздохнул. — Здесь нет времени, час может оказаться минутой, мгновение — годом… Я не мог поверить, когда он сказал мне, что Гарри уже двенадцатый год…
Джеймс поднял на Драко свои черные глаза.
— Если он все еще в школе, значит он еще ребенок… Сколько ему сейчас?
Драко не мог взглянуть на него: — Как мне. Шестнадцать.
— Пожалуйста, — перебила их Лили, — расскажи нам про него, ну, хоть немножечко…
Драко посмотрел на нее и она, так же, как и Годрик, словно выкристаллизовалась из тумана, приобретя более четкую форму, черты лица стали более четкими, волосы вспыхнули рыжиной — почти как у Джинни, что-то между оттенком заходящего солнца и краем пламени свечи. Зеленые глаза, словно бы сам Гарри смотрел на него, просили, умоляли о том, чего он, как ему думалось, сделать не мог.
Драко откашлялся: — Что вы хотите знать?
— Все, — тут же ответила она. — Счастлив ли он? Что он обычно делает? Что он любит?
Драко таращился в прозрачные, бурлящие призрачной воды реки, мечтая раствориться в ней.
— Я… ну… я на самом деле не очень хорошо его знаю, и…
Лили издала разочарованнаый вскрик: — Но вы же вместе ходите в школу — ты же должен знать, что он из себя представляет!
Драко поднял взгляд и посмотрел на Лили, на Джеймса — на него тоже словно навели резкость, он стал неестественно, пугающе похож на Гарри, — обе души смотрели на Драко с надеждой и ожиданием.
«Боже, кошмар-то какой», — подумал Драко. — «И что же я могу им сказать? Ну почему, почему я не Рон или не Сириус… не кто-то, кто по-настоящему знает его, заботится о нем… Если бы он выбирал, с кем могли бы поговорить его родители, я был бы последним человеком. ПОСЛЕДНИМ!»
— Гарри, он… — Драко отвел глаза, — он играет в Квиддич за Гриффиндор. Он самый юный ловец за несколько веков. В прошлом году он стал капитаном и…
Драко умолк. Судя по их виду, души хотели узнать у него вовсе не это. Он почувствовал, будто проглотил язык — что случалось с ним крайне редко.
«А что бы я хотел услышать на их месте?» — спросил он себя. Его сбивало с толку то, что он никогда не был родителем (к счастью, как он подумал), а потому он не мог даже и представить. Вместо этого он постарался призвать в свой мозг Гарри — не внешний образ его, а его самого, чтобы снова стать им, думать, как он, помнить то, что помнил он, — чтобы почти стать им.
Драко прикрыл глаза.