— Сэр, нет, сэр. — Сингх опустил взгляд, чтобы смотреть прямо в глаза Первому консулу. — Я стал свидетелем того, как офицер лжет своему командиру в ответ на прямой вопрос. Я уведомил этого офицера, как того требует мой долг.
Сингх остановился, но Дуарте лишь молча продолжил разглядывать его, будто какого-то особо интересного жука, приколотого к пробковой доске. Затем небрежно спросил:
— Вам не нравился Иваса?
— Могу я говорить откровенно, сэр? — спросил Сингх. Когда Дуарте кивнул, он продолжил: — Поступать в соответствии с кодексом — это священная обязанность каждого офицера и солдата. Это инструмент, делающий нас армией, а не просто сворой людей с кораблями и пушками. Офицер, демонстрирующий к нему неуважение, больше не офицер. Когда Иваса повторно намеренно нарушил кодекс, он перестал быть моим командиром. Я просто проинформировал следующее лицо в цепочке командования об этом факте.
— Теперь, когда вы знаете последствия для Ивасы, вы все еще думаете, что поступили правильно? — спросил адмирал. Ни лицо, ни голос не выдали его мнения, с тем же успехом он мог интересоваться, не желает ли Сингх сахара.
— Да, адмирал. Долг — это не буфет, где ты выбираешь то, что нравится, и игнорируешь остальное. Долг капитана Ивасы требовал поступить в соответствии с кодексом. Когда он солгал об этом, моим долгом стало уведомить его командира.
Первый консул кивнул. Это могло означать что угодно.
— Вы по нему скучаете?
— Да. Он стал моим первым командиром после окончания академии. Он научил меня всему, что я должен знать. Я скучаю по нему каждый день, — ответил Сингх и понял, что не преувеличивает. Главным недостатком Ивасы оказалась его привязанность к подчиненным. Его было легко любить.
— Капитан, — сказал Дуарте. — У меня для вас новое назначение.
Сингх вскочил, едва не опрокинув стол, и отдал честь.
— Капитан Сантьяго Сингх, жду ваших распоряжений, Первый консул!
Он понимал, что это смехотворно, но весь разговор был каким-то нереальным и смехотворным, и он просто почувствовал, что нужно поступить именно так. Дуарте хватило милосердия отнестись к этому с уважением.
— Первая фаза нашего проекта подходит к концу. Теперь мы переходим ко второй. Я поручаю вам командование "Близким штормом". Подробные инструкции находятся в капитанском сейфе на корабле.
— Благодарю вас, адмирал! — сердце Сингха чуть не выпрыгнуло из груди. — ПочтУ за честь выполнить их до последней буквы!
Дуарте посмотрел на девочку, играющую с собакой.
— Мы долго скрывались от остального человечества. Пришла пора показать, чем мы занимались.
Глава четвертая
Холден
Холдену было чуть за двадцать, когда его вышвырнули из земного космофлота. Он вспоминал себя тогдашнего со своего рода нежностью и снисходительностью, как люди обычно относятся к щенкам, гордящимся, что напугали белку. Он согласился работать на ледовозе с таким чувством, будто повернулся спиной ко всей авторитарной, коррумпированной и циничной истории своего вида. Само название компании, с которой он заключил контракт, "Чисто-Прозрачно", мнилось полным скрытого смысла. Обещало цельность и чистоту. Слегка мультяшное, но в то время ему так не казалось.
В те времена Пояс был суровой приграничной областью. ООН и Марсианская республика, политические боги Солнечной системы, были сильнее изолированы, чем в древности остров посреди океана. Астеры представляли собой низшее сословие, пытающееся хотя бы привлечь внимание внутренних планет к своему вымиранию.
А теперь человечество рассеялось по тринадцати с лишком сотням новых солнечных систем, так что Земля, возможно, даже не самая гостеприимная для жизни планета. В любое время несколько единомышленников могут собрать ресурсы для создания колонии и уплаты за транзит через врата и посеять среди звезд семена нового общества. Сейчас даже в самых населенных новых системах лишь восемь-десять городов на всю планету. Это обширный эксперимент по тестированию различных форм человеческого общества, шанс полностью переделать культуру. Но почему-то везде получается очень похоже.
— С чего вы взяли, что имеете право диктовать условия торговли суверенному государству? — спросил губернатор Фригольда Примус Хьюстон. — Мы свободные люди. И что бы там ни возомнили ваши хозяева с Медины, мы не станем отвечать перед вами.
Пришедший на встречу Хьюстон сразу начал кипятиться, даже не предоставив Холдену возможность свести разговор в более разумное русло. Холден просто смотрел и слушал, пытаясь понять, на чем основан гнев губернатора — на страхе, раздражении или нарциссизме. Он распознал страх. Но и раздражение было вполне естественным.
У всех планет, связанных через кольцо врат, были собственные биомы, собственная биология и свои неожиданные препятствия для всякого, пытающегося вырубить экологическую нишу для человечества. Возможность купить все необходимое часто оказывалась границей между жизнью и смертью. И всякий, понимающий, что родных ему людей по прихоти лишат необходимого, пугался до мозга костей.
Но чем дольше распинался губернатор, тем понятней становилось, что он просто кретин.
— Фригольд — независимое суверенное государство, — заявил Хьюстон, хлопнув по столу ладонью. — Мы торгуем с теми, кто этого хочет, и не собираемся платить дань паразитам вроде вас, сэр. Не собираемся.
Приемная совета напоминала зал суда, Холден и Бобби сидели за низким столиком, а губернатор и одиннадцать членов его кабинета возвышались над ними, как судьи. Стол был из фальшивого темного дерева. Силуэты Холдена и его спутницы отражались в окнах за их спинами. Дизайн интерьера как политический инструмент. И оружие, которое имелось у всех фригольдовцев, это подчеркивало.
Холден посмотрел на Бобби. Она выглядела спокойной, но переводила взгляд с сидящих перед ними людей на охрану у двери. Видимо, просчитывала, кого снять первым, как их разоружить, где укрыться и как ускользнуть. Такова уж привычка Бобби.
— В том-то и дело, — сказал Холден, когда Хьюстон наконец остановился, чтобы перевести дыхание. — Вы считаете, что я прибыл вести переговоры. Но это не так.
Хьюстон нахмурился.
— Господь наделил правами всех свободных людей, и у нас не будет королей или диктаторов...
— Понимаю, почему вы в замешательстве, — сказал Холден, чуть повысив голос, но всё же дружелюбно. — К вам прибыл военный корабль, потратив ради этого несколько недель. Вы думаете, что мы хотим прийти к компромиссному решению. Световая задержка мешает переговорам, так что имеет смысл, чтобы кто-нибудь прилетел прямо сюда, верно? Вы что-то говорите, мы что-то говорим. Без задержки. Но дело в том, что транспортный профсоюз уже принял решение. Мы не ведем переговоры. Не пытаемся найти взаимовыгодный выход.
Женщина слева от Хьюстона положила руку на его ладонь. Хьюстон подался вперед. Это уже интересно. Холден немного сдвинулся и заговорил, глядя в пространство между ними, чтобы включить в разговор и ее.
— Все мы взрослые люди, — сказал Холден. — Нет нужды притворяться. — Профсоюз послал нас сюда, потому что не хочет повторения подобных событий в других колониях. А хочет, чтобы все остальные наблюдали за развитием ситуации. В особенности ваши друзья и деловые партнеры с Оберона.
— Политический спектакль, — презрительно заявил Хьюстон.
В устах человека, сидящего на полтора метра выше необходимого, это звучало комично.
— Конечно, — ответил Холден. — Но от фактов никуда не денешься. Вы отправили корабль через врата без разрешения. Подвергли опасности другие корабли, использующие врата...
Хьюстон фыркнул и махнул рукой.
—...а подобный поступок должен иметь последствия, — продолжил Холден. — Мы лишь прибыли с сообщением, каковы они будут.
Бобби сменила позу, так чтобы высвободить ноги. Движение могло быть и случайным, но не было таковым. Холден провел руками по столу. Сделан он был явно не из дерева, но твердость и текстура те же. Хьюстон и его правительство умолкли. Теперь Холден завладел их вниманием.
Он должен решить, что с этим делать. Следовать указаниям или немного приврать.
— У нас есть два пути, — сказал он, решив приврать. — Первый — профсоюз закрывает Фригольду доступ к вратам на три года.
— Мы еще не перешли на самообеспечение, — перебил один из членов правительства. — Вы говорите о смертном приговоре для трехсот человек.
— Это решение вы приняли сами, когда отправили через врата корабль без разрешения, — ответил Холден. — Но, возможно, вы найдете способ наладить всё быстрее. Сумеете накормить людей. Всё в ваших руках. Но в течение трех лет любой корабль, проходящий через врата Фригольда, будет уничтожен без предупреждения. Никаких исключений. Все пути сообщения через врата закрыты. Вы сами по себе. Или вариант два — губернатор Хьюстон летит с нами и предстает перед судом, где, вероятно, его приговорят к пожизненному сроку.
Хьюстон фыркнул. Выглядел он так, будто проглотил тухлое яйцо. Другие сохранили на лицах нейтральное выражение. В колонии Фригольд умели сохранять самообладание.
— Вы забыли третий вариант, — сказал Хьюстон. — Быть послом тирании — рискованное занятие, капитан Холден. Очень рискованное. В самом деле.
— Ладно, давайте посчитаем, — отозвался Холден. — Мы здесь, вон там сидите вы, двенадцать человек, и еще четыре охранника у двери...
— Шесть, — уточнила Бобби.
— Шесть охранников у двери, — повторил Холден, даже не моргнув. — Если смотреть на сотню метров вокруг этого здания, у вас численное преимущество и вооружены вы лучше. Но если расширить обзор хотя бы на полкилометра, у меня военный корабль. А на нем ОТО. И рельсовая пушка. И двадцать торпед. А еще эпштейновский двигатель, который расплавит всё это поселение, если направить выхлоп под нужным углом.
— Так значит, угрозы, — покачал головой Хьюстон. — Налоги всегда собирают с помощью штыков.
— Это, скорее, аргумент против расстрела послов, — сказал Холден. — Сейчас мы уйдем и вернемся на корабль. Через двенадцать часов после нашего прибытия мы улетим. Если за это время губернатор Хьюстон окажется на борту, вы сможете снова включить ваши корабли в расписание профсоюза. А если нет, через три года мы пришлем кого-нибудь с проверкой, как тут дела.
Холден поднялся, и Бобби тут же последовала его примеру, так что вскочила даже раньше. Хьюстон наклонился вперед, положив левую руку на стол, а правую — на бок, как будто потянулся за пистолетом. Но не успел он что-либо сказать, как Холден уже направился к двери. Охранники переводили взгляды то на него, то на Бобби, потом снова на Хьюстона. Боковым зрением Холден отметил, что Бобби слегка присела, для бОльшего равновесия. Она тихо напевала, но он не сумел уловить мелодию.
Когда они оказались у двери, охранники расступились, и Холден снова вздохнул свободно. По короткому коридору и через холл они вышли на грязную улицу. По пути Джеймс вытащил из кармана ручной терминал. Стоило ему запросить соединение, как Алекс тут же отозвался.
— И как там? — спросил Алекс.
— Мы возвращаемся, — ответил Холден. — Открой нам шлюз.
— Будет жарко? — спросил Алекс.
— Возможно.
— Понял. Расстелю ковровую дорожку и прогрею орудия.
— Спасибо, — сказал Холден и отсоединился.
— Думаешь, они и впрямь такие тупые, чтобы устроить заварушку? — спросила Бобби.
— Мне не хотелось бы ставить на кон свою жизнь, рассчитывая на чей-то ум.
— Это ты по личному опыту говоришь?
— Меня не раз уже колотили.
Фригольдом назывался и город, и планета, и вся звездная система. Холден не знал, что получило название первым. Город лежал в долине между двумя горными кряжами. Легкий ветер слабо пах ацетатом и мятой — побочными продуктами местной биосферы.
Солнце рказалось краснее, чем ожидал Холден, и тени казались голубыми, создавая впечатление постоянных сумерек. Или зари. Над головой пролетел клин местных птиц, широкие прозрачные крылья гудели в призрачной гармонии. Прекрасная планета в своем роде. Гравитация чуть меньше половины g — больше, чем на Марсе, но меньше земной, а наклон угла вращения таков, что день длился чуть больше восьми часов, а ночь — чуть больше девяти. Две мелкие луны вращались синхронно с третьей — большой, почти в треть массы планеты.
У самого крупного спутника имелась даже тонкая атмосфера, но непригодная для жизни. Во всяком случае, пока. Если на Фригольде появится еще несколько поколений, кто-нибудь построит город и там, хотя бы для того, чтобы просто сбежать от остальных. Люди, похоже, всегда так поступают — добираются до неизведанного и превращают его в такое же место, откуда сбежали. По опыту Холдена, стремление человечества разлететься по вселенной только на одну треть состояло из жажды приключений и исследований, а на две трети — из желания убраться к черту от всех остальных.
Странно было видеть "Росинант" лежащим на брюхе. Корабль разработали, чтобы в гравитационном колодце он мог приземляться таким образом и не получать повреждений. Это просто казалось неправильным. Торчащие по бокам орудия точечной обороны сомкнулись в готовности к бою. Командный шлюз открыт, лестничный пролет ведет вниз. На пороге двери шлюза сидел Амос с винтовкой на коленях, болтая ногами в воздухе. Холден слегка удивился, не увидев рядом с ним Клариссу. Когда они приблизились, Бобби помахала рукой, и Амос поднял свою в ответ, не сводя взгляда с тропы за их спинами.
Холден поднялся первым, обернулся и встал между лестницей и Амосом, пока не забралась Бобби. Ближе к городу стояли четверо, но не подходили, только наблюдали. С такого расстояния Холден толком не разобрал, присутствовали ли они на встрече. Бобби нажала на кнопку, и корабль втянул лестницу обратно.
— И как прошло? — спросил Амос, встал на ноги и отступил от внешней двери.
Бобби закрыла дверь и чуть повысила голос из-за шума приводов.
— Пока обошлось без стрельбы. Я считаю, это победа.
Открылась внутренняя дверь, и Амос убрал винтовку в шкафчик, из-за странной ориентации напоминающий ящик комода. Холден зашагал вдоль стены к командной палубе. Она должна была находиться выше, но сейчас оказалась слева.
— Я буду счастлив, когда мы отсюда уберемся, — сказал он.
Амос как всегда дежурно улыбнулся и последовал за ним. Наоми и Алекс сидели в креслах-амортизаторах и играли в сложную тактическую игру-симулятор, к которой пристрастились в последние пару лет. Холден взбодрился, увидев на их экранах дорогу к городу. Чем бы они ни занимались, чтобы скоротать время, оба присматривали за городом. Просто на всякий случай.
— Привет, капитан, — сказал Алекс чуть протяжнее обычного. — Мы готовы убрать зажимы и свалить отсюда?
— Подождем двенадцать часов, — ответил Холден, плюхнувшись в кресло.
Шарниры не сместились. Постоянная гравитация планеты означала, что кресла зафиксированы в одном положении, а рабочие панели повернуты для нужной ориентации. Наоми повернулась к нему.
— Двенадцать часов? Для чего?
— Так вышло, что я слегка изменил условия, — объяснил он. — Сказал, что если они отдадут губернатора нам для суда, то карантина не будет.
Наоми подняла бровь.
— А профсоюз в курсе?
— Я решил послать сообщение, когда вернусь на корабль.
— И думаешь, Драммер с этим согласится?
— Кэп меняет правила игры? — пожал плечами Амос. — Такое случается всего лишь семь дней в неделю. Если она такого не предусмотрела, это ее ошибка.
— Я не собираюсь заставлять всю колонию нести ответственность за действия парочки администраторов, — сказал Холден. — Это коллективное наказание, а приличные люди так не поступают.
— По крайней мере, без двенадцатичасового предупреждения, — сказала Наоми.
Холден пожал плечами.
— Это срок, за который они должны принять решение. Если у них будет возможность поступить по-другому, а они всё равно ничего не сделают, то я почувствую себя немного лучше, отрезав их от мира. Мы хотя бы должны попытаться.
— Немного лучше" означает "не утону в чувстве вины".
— Не совсем, — ответил Холден, откидываясь назад. Гель холодил затылок и плечи. — Мне всё равно не нравится отрезать людей от поставок всего необходимого.
— Тогда тебе следовало бы отказаться от предложения профсоюза, пока была возможность, — высказался Алекс. — И всё было бы по-твоему.
— Хорошо бы, — ответил Холден.
Двенадцать часов. На Фригольде — ночь и часть дня. И недостаточно времени, чтобы сообщение с "Роси" дошло до офиса президента транспортного профсоюза на Медине и обратно. Если Драммер и сочтет такой выход приемлемым, они уже будут лететь к Медине, когда узнают ответ. Холден дал бы фригольдовцам больше времени, если бы мог. Но скорость света есть скорость света.
Смешно угрожать физической силой. Сообщения, голоса, культура и разговоры движутся куда быстрее, чем самые быстрые корабли. В лучшем случае, эти угрозы сделают аргументы чуть более убедительными и существенными. Перемещать между планетами идеи — проще простого. Перемещать объекты куда сложнее. Только нужно, чтобы другая сторона изъявила желание слушать и изменять своё мнение. Иначе в дело вступают боевые корабли и угрозы, как и всегда.
Когда наконец пришел ответ, Холден уже спал.
— Проснись, — сказала Наоми. — У нас гости.
Он протер глаза и вскочил на ноги, встав на стену, временно оказавшуюся полом, пробежался руками по волосам и бросил затуманенный взгляд на экран. Снаружи корабля толпился народ. Холден узнал пару лиц со встречи. А в центре толпы лежал связанный губернатор Хьюстон в широкой керамической тачке. Нахлынувшее на Холдена облегчение омрачала лишь мысль о том, что придется многие месяцы лететь с отвратительным губернатором на борту.
Он включил передатчик.
— Говорит капитан Холден с "Росинанта". Подождите минутку. Мы скоро выйдем.
— Будь осторожен, — предупредила Наоми. — Если нечто выглядит определенным образом, еще не означает, что всё так и есть.
— Точно, — согласился он, запросив связь с командной палубой. — Алекс? Ты там?
— Он спит, — ответила Кларисса. — Я прогрела ОТО, а Амос и Бобби на пути к шлюзу. Если это ловушка, то очень неудачная.
— Спасибо, — сказал Холден, направляясь по шахте лифта к шлюзу.
Откуда-то спереди доносились голоса Бобби и Амоса.
— Дай знак, если от меня потребуется не только наблюдать, — попросила Кларисса и завершила соединение.
Когда они открыли шлюз и спустили лестницу, первым вышел Холден. К нему двинулась женщина с резкими чертами лица и пучком густых волос с проседью.
— Капитан Холден, — произнесла она. — Я временный губернатор Семпл Маркс. Мы согласны выполнить ваши требования.
— Спасибо, — ответил Холден.
Бобби спустилась по лестнице и встала рядом. За ней последовал Амос, его винтовка лязгнула по пути.
— Мы заявляем официальный протест профсоюзу по поводу вмешательства в наш суверенитет, — сообщила Маркс. — Мы должны были сами с этим разобраться.
— Я передам ваши слова профсоюзу, — сказал Холден. — Благодарю за то, что выдали нам губернатора. Мне не хотелось устраивать карантин для вашей системы.
"А я думаю, что хотелось" — читалось во взгляде Маркс, но она промолчала. Бобби помогла связанному встать. Лицо Хьюстона было серым с красными пятнами. На ногах он стоял нетвердо.
— Привет, — сказал Амос. Хьюстон отыскал его глазами секундой спустя. Амос ободряюще кивнул. — Это Бобби. Мы уже таким занимались, так что есть кое-какие правила, и лучше бы вам их внимательно выслушать...
Глава пятая
Драммер
Драммер не хотела просыпаться, но так уж вышло. Кушетка была сделана для двоих — для нее и Сабы. Гель в подушках заложен таким образом, чтобы дать им возможность обняться, когда "Народный дом", крупнейший город в вакууме, вращался в ту или иную сторону со слабым ускорением, или разделиться при неожиданной перегрузке во время сна. Стараясь не сдвинуть кушетку и не потревожить Сабу, Драммер проверила панель системного монитора на стене. Она могла бы поспать еще два часа. Всё равно недостаточно для полного цикла сна. Но и немало. Самая влиятельная женщина на тысячу триста миров, как-никак, а не может побороть бессонницу.
Саба заворочался во сне и что-то невнятно пробормотал. Драммер положила руку ему на спину и погладила позвоночник, не зная, чего хочет — не то успокоить его, не то разбудить. Он предпочел первое, свернувшись в геле, как зверек в норе — так прятались люди в ту пору, когда были еще мелкими грызунами во времена динозавров.
Она улыбнулась в темноту, обуздывая свое разочарование. Ей хотелось в туалет, но если она сейчас встанет, то наверняка разбудит Сабу, а это нехорошо. Можно и потерпеть немного. "Народный дом" заворчал, как будто радуясь ее возвращению.
В каком-то смысле, с тех пор, как она стала президентом, у Драммер больше не было дома. Жилье на Медине рядом с офисом администрации. Капитанская каюта на корабле Сабы, "Малаклипсе". Когда она еще не возглавила транспортный профсоюз, этого хватало. А теперь у нее было больше личного пространства, чем, когда бы то ни было. Как будто она живет в порубленном на кусочки дворце, рассеянном в нескольких световых годах. Станция Медина, Ганимед, Церера, Паллада, Япет, Европа. "Вандерпоэл", находящийся в ее распоряжении. На ПСЛ-5 у Драммер тоже имелось жилье, как будет и на всех пересадочных станциях, которые еще предстоит построить. И в трех городах посреди космоса, составляющих хребет владений астеров: "Независимость", "Страж" и "Народный дом".
В полете центральный отсек "Народного дома" оставался неподвижным, семьдесят палуб различной инфраструктуры вращались вокруг центрального барабана как часы. В одном конце — док, в другом — двигатель. Более сильные магнитные поля, чем у поезда на магнитной подушке, отделяли центральный отсек от палуб барабана и корректировали вращение, удерживая центр в одном положении, пока всё остальное крутилось, создавая гравитацию. Комнаты и коридоры в барабане были приспособлены под вращение, полы перпендикулярны тяге при включенном двигателе, так что ноги обитателей направлялись к звездам с постоянной гравитацией в одну десятую g. Достаточно для ходьбы, но выдержит любой не приспособленный к гравитации астер. Не корабль, а город, никогда не бывавший в гравитационном колодце.
Саба зевнул и потянулся, по-прежнему не открывая глаз. Драммер провела рукой по его жестким кудрям, на этот раз чуть настойчивее. Он открыл глаза, мелькнула озорная улыбка и тут же пропала.
— Ты проснулся? — спросила она, стараясь придать голосу мягкость, но желая услышать "да".
— Да.
— Слава богу, — сказала Драммер, спрыгнула с кровати и пошла в туалет. К ее возвращению голый Саба стоял у маленького чайного автомата, находящегося в личном владении президента. Они с Сабой вместе уже почти десять лет, и возраст уже сказался на нем — живот слегка обмяк, а лицо округлилось, но он по-прежнему оставался очень привлекательным. Иногда, глядя на него в такие моменты, Драммер гадала, настолько ли элегантно стареет сама. Она надеялась, что, если и нет, муж этого не замечает.
— Еще одно прекрасное утро в коридорах власти, да? — сказал он.
— Слушания по бюджету утром, одобрение контракта днем. А еще Кэрри Фиск и ее гребаная Ассоциация миров.
— И рыбный день, — сказал он, протягивая ей грушу с чаем. Пока "Народный дом" находился в полете, она могла пить и из земных чашек. Но никогда не пила. — Ассоциация миров?
— Это вопрос, да? Сейчас это пара десятков колоний, которым кажется, что их будет лучше слышно, если они заговорят одним голосом.
— И они правы?
Он взял грушу для себя и прислонился к стене. Саба прислушивался с удивительным вниманием. Именно из-за этого он казался таким привлекательным, даже сильнее, физической привлекательности. Драммер села на кушетку и нахмурилась — не по какой-то конкретной причине, а так, вообще.
— Да, — наконец ответила она.
— Потому они тебе не нравятся?
— Не то чтобы не нравятся, — сказала Драммер и глотнула чая. Он был зеленым, с медовым ароматом, но еще слишком горячим. — Они существовали еще при Санджрани, в том или ином виде. Всё ограничивалось суровыми пресс-релизами и политическим надуванием щек.
— А теперь?
— Суровые пресс-релизы, надувание щек и периодические встречи. Но теперь они уже кое-что значат. Раньше я бы и не подумала выделить для нее время в расписании. А сейчас вроде как должна.
— А что насчет Фригольда?
— Оберон — более серьезная проблема, — сказала Драммер. — Говорят, они делают успехи в создании универсального полипептидного кросс-генератора.
— И что это?
Это означало, что всякая токсичная дрянь, непонятная смесь, которую поставляет биосфера рассеянных по космосу планет, вливалась в один конец аппарата, а из другого его конца выходило нечто пригодное для питания человека. То есть когда-нибудь, лет через десять-пятнадцать, монополия Солнечной системы на почву и субстанции для сельского хозяйства закончится. А Оберон превратится в новую сверхдержаву для всей огромной людской диаспоры, поскольку Земля и Марс вряд ли решатся отправить флот через врата и начать первую межзвездную войну.
Конечно, если открытие не обернется пшиком, но Драммер не была готова на это поставить. Все великие государства, говаривала она, держались на штыках и лжи.
— Мне не положено об этом говорить, — сказала она. — Прости. Не следовало и упоминать.
Лицо Сабы на мгновение окаменело, но потом он снова улыбнулся. Он ненавидел, когда Драммер не допускала его до чего-то, но хотя она ему и доверяла и служба безопасности профсоюза полностью его проверила, Саба не входил в командную верхушку. Драммер потратила слишком много лет, налаживая протоколы безопасности, чтобы теперь их нарушать.
— Самое главное, — сказала она, стараясь смягчить его неприятные ощущения, но всё же не сообщая ничего секретного, — что Фригольд, помимо всего прочего, станет предупреждением Оберону, чтобы не лез на рожон, а Кэрри Фиск и Ассоциация миров разнюхивают, нет ли в этом каких возможностей для них. Включая то, могут ли они на меня нажать.
Саба кивнул и, к разочарованию Драммер, начал одеваться.
— Так значит, опять дворцовые интриги, савви са? — спросил он.
— Выходит так, — согласилась Драммер, извиняясь и злясь из-за того, что приходится извиняться, даже если это только подразумевается.
Саба заметил ее внутреннюю бурю еще до того, как Драммер заметила ее сама. Он шагнул к ней, опустился на колени у ее ног и положил голову ей на колени. Драммер закашлялась смехом и снова погладила его по волосам. Саба вовсе не подразумевал этот жест как дань уважения, и она прекрасно это понимала. Он тоже. Но даже если он и не подразумевал, то всё равно перед ней склонился, это кое-что да значило.
— Останься еще на одну ночь, — попросила Драммер.
— Не могу. У меня команда, груз и репутация свободного человека, которую я должен поддерживать.
В его веселом голосе проскользнула язвительная нотка.
— Тогда возвращайся поскорее. И хватит строить глазки всем девицам Медины.
— Я никогда тебе не изменю.
— Только попробуй, — сказала Драммер, но тоже с ноткой веселья.
Драммер знала, что ее непросто любить. Даже работать с ней непросто. Мало кто в обширной вселенной мог распознать ее настроение, но Саба принадлежал к числу таких людей. Справлялся с этим лучше всех.
Система издала хруст ломающегося бамбука. Это Вон, с первыми прикидками на предстоящий день. Скоро начнутся встречи и конфиденциальные разговоры с людьми, которым она доверяет, которых любит или в которых нуждается, но только не в одном лице. Она скорее почувствовала, чем услышала, как Саба вздохнул.
— Останься, — попросила она.
— Полетели со мной.
— Я люблю тебя.
— Те амо, Камина, — сказал Саба и встал. — Я слетаю на Медину и обратно с такой скоростью, что даже не заметишь мое отсутствие.
Они поцеловались, и Саба ушел, каюта опустела. Стала полой, как колокол. Система снова тренькнула.
— Буду через пять минут, — сказала Драммер.
— Да, мэм, — отозвался Вон.
Она оделась, причесалась и пришла в офис через пятнадцать минут, но Вон не стал ее распекать.
— Что у нас сегодня? — спросила Драммер, когда Вон протянул ей миску с белым кибблом под соусом.
Вон едва заметно поколебался. Но всё же она заметила.
— От капитана Холдена с "Росинанта" пришло сообщение.
— И что там?
Вон колебался чуть дольше.
— Пожалуй, вам стоит самой просмотреть, мэм.
Переговорная находилась на самой дальней от центра палубе "Народного дома". Силы Кориолиса в городе посреди космоса были знакомы любому, кто проводил время на кольце станции, но чужаки, до сих пор испытывающие гравитацию лишь при ускорении и в колодце, находили эти ощущения утомительными. Стены здесь были перламутрово-серыми, титановый стол, привинченный к палубе, отделан светлым бамбуком. Драммер сидела во главе стола, закипая от ярости. Большинство присутствующих — Эмили Сантос-Бака, Ахмед Маккахилл, Тэйрин Хонг и остальные члены комитета по бюджету — знали ее достаточно хорошо, чтобы распознать настроение, и вели себя осторожно. Устраивающий презентацию бедолага никогда прежде с ней не встречался.