— Всё дело в приоритетах, — сказал он.
Его звали Фаиз Окойе-Саркис, он выступал от имени неправительственной группы, занимающейся исследованиями. Института ЧЕрнева, базирующегося на Ганимеде и на Луне.
— За последние десятилетия (на самом деле — после бомбардировки Земли) большая часть исследований была посвящена увеличению производства продовольствия и строительства инфраструктуры. И, главным образом, все они опирались на обратные разработки — исследование технологий протомолекулы и станций в кольце врат. На каждой планете, где мы побывали, имеются артефакты древних технологий.
— Да, — вставила Драммер. Что означало "Хватит уже предисловий".
Окойе-Саркис улыбнулся, как будто привык к тому, что все находят его очаровательным.
— Когда моя жена была еще студенткой, — продолжил он, — она занималась полевыми исследованиями грызунов, приспособившихся к жизни в зонах с высоким уровнем радиации. В старых реакторах и на местах ядерных испытаний. Они адаптировались к жизни в искусственно созданных условиях. Созданных людьми. Ну так вот, теперь мы — те самые грызуны. Мы адаптируемся к окружающей среде, оставленной исчезнувшим видом или несколькими видами, создавшими всё это. Изменения в технологиях огромны, а будут еще больше.
— Ладно, — сказала Драммер.
Окойе-Саркис глотнул воды из груши. По складкам на его лбу стало понятно — он знает, что потерял ее внимание. К счастью, по этой причине он быстро завершил презентацию, пропустив скучные части, и подошел к своим нуждам, чтобы Драммер могла уже сказать "нет" и вернуться к другим делам.
— Было много спекуляций на тему, что за существа создали всё найденное нами. Были они отдельными личностями или чем-то вроде мыслящего улья. Одним видом или сообществом нескольких согласованно действующих видов. И даже — я знаю, это звучит странно — из одинаковой ли мы с ними материи. Высказывалось множество интересных идей. Великих теорий. Чего не было, так это проверки этих теорий. Институт Чернева хочет находиться на острие нового поколения исследований самых серьезных вопросов, которые вызывают кольца врат. Кто или что их создало? Что случилось с теми видами между запуском протомолекулы на Фебу и до создания врат в Солнечную систему? Оставили ли они записи, которые мы можем перевести и понять? Мы считаем, что где-то в системах по ту сторону врат или в самих вратах обнаружится нечто вроде Розеттского камня. То, что поставит все другие открытия в определенный контекст. Наша цель — взломать все текущие работы в материаловедении, физике высоких и низких энергий, биологии, ботанике, геологии, даже философии науки.
Драммер откинулась в кресле и наклонила голову.
— Так вы думаете, проблема в том, что всё меняется слишком медленно?
— Ну, я думаю, что прогресс всегда более заметен, когда...
— Потому как мне кажется, — прервала его Драммер, — мы вот-вот получим то, что и так уже лежит перед нами на блюде. Зачем добавлять новые проблемы?
— Это поможет преодолеть болезнь роста, — сказал он с такой уверенностью и так авторитетно, что Драммер невольно его зауважала.
Харизматичный мерзавец. Она поняла, почему прислали именно его. Сидящая слева от нее Эмили Сантос-Бака откашлялась, но это, возможно, ничего не значило, а если значило, то очень многое. Драммер вела себя по-свински. Она сделала над собой усилие и справилась с раздражением.
— Справедливо, — сказала она. — И как сюда вписывается профсоюз?
— Транспортный профсоюз может помочь нам несколькими путями. Перво-наперво, конечно, соглашением о свободном проходе для кораблей института. Мы хотим провести полевые исследования на полудюжине планет, чьи предварительные обзоры показались многообещающими. Но сначала нужно туда добраться.
Его улыбка была приглашением для Драммер присоединиться.
— Это разумно, — согласилась она.
Его улыбка растаяла.
— Второе, о чем я хотел бы поговорить... Транспортный профсоюз занимает уникальное положение. Плоды нашей работы принесут ему больше пользы, чем кому-либо еще в любой системе.
— То есть, вы хотите, чтобы мы выступили гарантом ваших работ. Так?
— Я сделал кое-какие предварительные прикидки, — ответил Окойе-Саркис, — но в общем, да.
— Вы же понимаете, что мы не правительство, — сказала Драммер. — Мы транспортный профсоюз. Перевозим товары из одного места в другое и оберегаем инфраструктуру, позволяющую этим заниматься. Контракты на исследования — не наша область.
Окойе-Саркис обвел взглядом стол в поисках согласных с его точкой зрения. Может, он даже нашел парочку. Драммер знала, что отреагировала бы по-другому, получи она это предложение на день раньше.
— Институт это понимает, мэм, — сказал Окойе-Саркис. — Это совсем новый проект, но, по-моему, он способен принести пользу всем. Могу оставить вам или кому-то из вашего персонала краткий обзор наших предложений.
— Хорошо, — ответила Драммер.
— И еще согласие на проход. Не хочу напирать, но мы пока что только собираем финансирование, и плата за...
— Передайте нам свои предложения, — сказала Драммер. — Совет их посмотрит. Какое бы решение они ни приняли относительно уменьшения или отмены платы за проход, я с ним соглашусь.
— Благодарю, госпожа президент. Это чудесно. Большое вам спасибо.
Уходя из переговорной, ученый чуть ли не поклонился. Драммер вычеркнула последний пункт утреннего расписания. Список на середину дня выглядел таким же длинным, но хотя бы не столь раздражающим. Сантос-Бака поймала ее взгляд и подняла бровь.
— Предложение интересное. Оно вызовет оживленное обсуждение, — сказала она, что означало "Ты только что взвалила на Совет новую задачу".
— Важно, чтобы Совет принимал участие в серьезных решениях, — ответила Драммер, что значило: "Ничего, проглотите". Эмили Сантос-Бака хмыкнула, и Драммер вопреки своей воле улыбнулась. Но лишь на несколько секунд.
Она вытерпела всю болтовню и обмен любезностями, обычно сопровождающие начало и конец любой встречи, как своего рода социальная зараза, и поскорее вернулась в свой кабинет. Вон или кто-то еще оставил ей миску соевых макарон с грибами и бокал вина. Начала она с вина.
Драммер открыла дисплей с картой Солнечной системы. Планеты, космические города, станции. Астероиды кружились в сложном орбитальном танце, а гравитация и география системы составляли островки стабильности. Выглядела карта как метель на Земле. Драммер никогда не видела снег и потому не знала, насколько сравнение точное.
Она убрала бОльшую часть данных, упростив изображение настолько, чтобы человеческий глаз мог извлечь какой-то смысл. Вот "Народный дом" на орбите Марса, но не рядом с планетой. А вот "Независимость", ближе к кольцу врат. Драммер сделала запрос, и появился "Малаклипс" — одинокая желтая точка почти прямо поверх "Народного дома". Как будто корабль и не улетал.
Это из-за масштаба. Сейчас наложение света на дисплее составляло сотню тысяч километров. В два раза больше окружности Земли, и с каждым разом всё увеличивается. Просто огромное расстояние между ней и Сабой было ничтожным по сравнению с окружающим их космосом. И здесь, в Солнечной системе, и в других системах по ту сторону врат.
Даже для женщины, рожденной посреди космоса, это было ошеломительно много. И все, похоже, хотят, чтобы она контролировала весь этот космос. Чтобы взяла ответственность за происходящее, и люди понимали, что кто-то стоит во главе.
Драммер никогда не произносила этого вслух, но в глубине души ей хотелось вернуться к тем порядкам, которые она помнила с молодости. Пояс — это АВП. Земля и Марс — враги. В то время казалось, что это огромный мир. И только после всего случившееся с тех пор этот расклад стал казаться мелким и таким простым в управлении. Это просто ностальгия о тех временах, которые выковали ее нынешнюю. Дали ей все необходимые навыки, а потом вознесли на ту должность, где она половину времени чувствовала себя самозванкой, нарядившейся собой же.
***
"Росинант" находился в нескольких световых часах от врат. В нескольких световых столетиях при более традиционных способах передвижения. Драммер представила Холдена сидящим напротив. Она набрала полные легкие воздуха, медленно выдохнула и начала запись.
"Капитан Холден. Я получила ваш рапорт о ситуации на Фригольде. Мягко выражаясь, предложенное вами решение не годится..."
Глав шестая
Холден
"Мягко выражаясь, — произнесла Драммер с экрана, — предложенное вами решение не годится. Вы пытаетесь коренным образом изменить профсоюз. Мы не сажаем людей в тюрьму. Мы — транспортный профсоюз, а не полиция. У нас нет тюрем. У нас нет заключенных. И судей нет. У нас только контракты. И когда кто-то нарушает условия контракта, мы возражаем. И тогда налагаем штрафы и пени. А если кто-то нас не слушается, мы перестаем с ним работать. Но мы его не арестовываем".
— По-моему, она вся из себя исходит, — сказал Алекс.
Холден остановил воспроизведение. На командной палубе стоял полумрак, по вкусу Алекса. Постукивал воздухоочиститель, где-то в ребрах корабля гудел двигатель — звуки такие же знакомые, как тишина.
— Ага, — согласился Холден. — Голос точно невеселый.
Алекс поскреб бороду и сочувственно пожал плечами.
— Хочешь досмотреть в одиночестве?
— Вряд ли от этого станет легче.
Холден снова включил запись, и Драммер опять заговорила.
"А еще мы не позволяем капитанам кораблей, работающих с нами по контракту, проводить собственную политику от имени профсоюза. Ваши действия на Фригольде не должны стать примером того, как я поступлю с любыми другими системами, нарушившими правила. Я послала вас туда, чтобы доставить сообщение. Не вести переговоры. Не заключать сделки. Вы прибыли туда, чтобы все увидели — вот что случается с теми, кто нарушает условия контракта с транспортным профсоюзом".
— Значит, прежде всего это спектакль, а потом уже казнь, — сказал экрану Холден.
Конечно, она не могла его слышать. Но все-таки замолчала, опустила взгляд и собралась, как будто слышала.
"Теперь моя задача, — произнесла Драммер, — это исправить ваши действия с минимальным ущербом. Я посоветуюсь с нашим юристом, и мы сообщим о принятом решении. И вы его исполните. Я очень надеюсь, что выразилась предельно ясно".
— У меня такое чувство, что я ей не нравлюсь, — сказал Холден.
— Она слегка взвинчена, — отметил Алекс. — Я бы не стал принимать это близко к сердцу.
"А пока, — продолжила Драммер, — вы проследуете на Медину вместе с губернатором Хьюстоном. Я пошлю кого-нибудь встретить корабль в доке. И к этому времени вы должны быть готовы сделать заявление, которое я для вас составлю. Возможно, извинения. Или уточнение правил транспортного союза. Что бы это ни было, вы получите заявления до прибытия сюда. И зачитаете его слово в слово.
Вселенная не изменится по одному вашему приказу, Холден. В ней живут и другие люди. В следующий раз проявите больше уважения".
Сообщение закончилось. Алекс медленно выдохнул.
— Ну, может, и стоит принять это чуть ближе к сердцу, — сказал он, когда Холден выключил запись.
На экран снова вернулся бегущий список отчетов системы. Производительность двигателя, состояние систем жизнеобеспечения, управление выбросом остаточного тепла. "Росинант" старался, как мог. Как всегда.
В животе набухал ком. Холден точно не знал, гнев это, разочарование или еще что.
Алекс хрустнул пальцами.
— У тебя такой взгляд... — сказал он.
— Ничего подобного. Никаких таких взглядов.
— Она права. Колоний много. Если мы начнем собирать во всех всяких мерзавцев... Ну, конечно, мы превысили полномочия. Сказать им, что они вышли из игры, если не могут играть по правилам? Это грубо, но не меняет правила транспортного профсоюза, верно?
— Так удобнее, — ответил Холден резче, чем намеревался. — Да. Я прекрасно это понимаю. Проще управлять профсоюзом, когда речь идет только о нарушении правил контракта и прекращении обслуживания, и... Пройдет еще несколько десятилетий, и колонии начнут обеспечивать себя сами, и тогда запрет на торговлю будет чисто символическим наказанием. Но сейчас? Это смертный приговор.
— Возможно, — согласился Алекс. — Но, насколько я слышал, в комплексе "Бара-Гаон" на Обероне уже...
— Речь идет не о комплексе "Бара-Гаон" или Обероне. А о Фригольде. Если мы отрежем им поставки на три года, колония не выдержит, они начнут голодать. Так что да, она велела нам их убить. Только в таких выражениях, будто это естественные последствия их решений, а не наших.
— Ну ладно, — произнес Алекс.
Но Холден еще не закончил. Слова продолжали из него литься.
— Они не голосовали за Драммер, — сказал он, хлопнув по экрану. — Они не могут оспорить ее решения, а она способна обречь их на смерть. Ей стоит повысить стандарты, а не делать просто то, что удобней. В любой армии в истории, когда командир отдает аморальный приказ, долг солдата ему не подчиниться.
— В любой армии в истории?
— В хороших.
— Ну ладно, — сказал Алекс и секундой спустя добавил: — Но нас-то они тоже не выбирали.
— Вот именно! О том и речь.
— Точно, — сказал Алекс.
— Значит, мы согласны друг с другом.
— Да. Но звучит так, будто мы спорим.
— Да, — согласился Холден и откинулся назад.
Кресло-амортизатор сместилось под его весом. Комок в животе никуда не делся. А Холден надеялся, что исчезнет.
— Вот дерьмо, — сказал он.
— Думаешь, она снова их закроет? Вернет карантин?
— Не знаю. Но если она собирается так поступить, то, вероятно, заставит нас вернуть Хьюстона умирать вместе с его друзьями. Когда капитан одного из твоих карманных линкоров отказывается выполнять твои приказы, это не добавляет политического веса. А ей придется отдать именно такой приказ.
— Это верно, — согласился Алекс. — Интересно, каким будет ее приказ.
— Да.
Они немного помолчали. Холден понял, что хочет сказать Алекс, еще до того, как тот это озвучил. Десятилетия совместной работы и жизни на корабле означали, что тебе не нужно просить кого-то передать соль во время обеда. И сейчас то же самое.
— Если хочешь, можем еще чуть-чуть друг на друга покричать.
— Спасибо, — сказал Холден, и Алекс кивнул.
Это предложение было шуткой только наполовину. Холден снова проверил внутренние ощущения, а потом взял себя в руки и направился к лифту. Алекс не спросил, куда он идет. Скорее всего, он и так знал.
***
В камбузе еще витал дух имбирного чая, который пила Кларисса, чтобы успокоить желудок, но ни ее, ни Амоса там не было. Распределитель питания показал уровень запасов, и Холден увидел их, почти не глядя. Он жил на "Росинанте" дольше, чем где-либо, и знал корабль лучше, чем себя самого.
Идя по коридору в каюту, он пытался стряхнуть с себя огорчение и злость. И подкатывающее к горлу чувство вины. Но всё равно понимал, что Наоми это заметит.
Он лежала в кресле-амортизаторе, закрыв глаза рукой, но, судя по дыханию, не спала. Либо уже проснулась, либо не успела заснуть. Она улыбнулась, складки вокруг ее губ были так прекрасны.
— Всё так плохо? — спросила она еще до того, как убрала руку.
Холден сделал глубокий вдох и выпустил воздух сквозь зубы. Комок в животе не проходил, но все-таки стало чуть легче. Злость превратилась во что-то более глубинное. Возможно, в печаль. Он скрестил руки на груди. Наоми сменила позу, чтобы посмотреть на него. Несколько лет назад на ее висках начала появляться седина, постепенно ее становилось всё больше. Морщинки в уголках глаз не пропадали даже от антивозрастных препаратов, которые все они теперь принимали. И тоже были прекрасны.
— Возможно, нам пора заняться чем-то другим, — сказал Холден. — По крайней мере, мне.
Наоми поерзала, и кресло изменило положение. Если она и хотела пошутить под влиянием порыва, чтобы разрядить обстановку, то не стала, взглянув на него. И это поведение дало Холдену понять, насколько всё серьезно. Как паршиво он выглядит.
— Давай, расскажи, — попросила Наоми.
Он рассказал в общих чертах — о послании Драммер, как они с Алексом его обсудили и к какому выводу он пришел. И с каждым словом, с каждой фразой Холден ощущал, как его смятение отступает. Достаточно ей сказать, и даже если он подберет не те слова, выразится как-то не так, Наоми распознает подлинное значение и даст ему возможность прояснить собственные мысли. Но все-таки комок в животе никуда не делся.
— Когда мы охотились на пиратов, я мог позволить им сдаться, — сказал Холден. — Даже Вольный флот мог бы сложить оружие, а мы бы их арестовали. Но сейчас я работаю в бюрократической системе, желающей убивать людей в качестве политического жеста. Мне не кажется, что я внедряю новые правила. Я похож на палача и... И вряд ли я сумею исполнить казнь.
Наоми подвинулась, приглашая его прилечь рядом. Холден послушался. Кресло тут же адаптировалось к их весу. Наоми тихо хмыкнула, а может, вздохнула.
— Тяжело нам делать свою работу.
— А колонии? Они зависят от транспортного профсоюза, хотя, возможно, так останется не всегда. Но пока они не могут себя обеспечивать, они должны иметь право голоса в том, как профсоюз устанавливает правила. Как наказывает нарушителей. Они не выбирали Драммер.
— Они никого не выбирали. Уокера, Санджрани, Па.
— Но остальные не запрещали торговлю. А Драммер запретила. Да-да, я знаю. Это кажется практически неизбежным. Наверное, настоящее чудо, что случилось только сейчас. Но это случилось, а...
— А когда меняется что-то одно, меняется и другое.
Из камбуза донесся голос. Бобби разговаривала с кем-то — с Алексом, Амосом или с Клариссой. Холден не услышал ответ, но Бобби засмеялась. Комок в его животе стал тяжелее.
— Могу выпустить пресс-релиз, — сказал он, и от этих слов как будто глубже утонул в геле. — Отправить всем колониям сообщение о том, как хочет поступить Драммер, и почему я считаю это неправильным. Попытаться возглавить что-то вроде... не знаю... коалиции по реформам. Может, поговорить с Ассоциацией миров, если они захотят в этом поучаствовать.
— Это серьезная схватка, — заметила Наоми, не одобряя, но и не осуждая. Просто сказала правду.
— Это значит, придется поставить "Роси" на прикол или ограничиться только одной системой. Земля и Марс по-прежнему ведут торговлю. А еще Ганимед и Церера. Может, есть какие-то колонии с достаточно развитой инфраструктурой, где мы могли бы найти нишу. Или создать ее. Или я могу рассказать кое-кому, что происходит...
— Они уже знают, — сказала Наоми. — Драммер послала нас сюда, чтобы сделать заявление. Все за нами наблюдают. Все твои слова и без того уже во всех новостях и форумах по всем колониям.
— Так, может, позволить кому-то другому возглавить сражение? — предположил Холден, закрыв глаза. — Заключить контракт внутри одной системы и посмотреть, что будет. Это важно. Но... Даже не знаю. Я устал. Слишком устал, чтобы снова сражаться.
— Или.
Холден открыл глаза и повернулся к ней. Наоми наклонила голову, как делала, когда хотела спрятаться за завесой волос, но только она не пряталась. Она сжала губы и встретилась с ним взглядом.
— Помнишь, как мы получили "Роси"? — спросила она. — Мы тогда бежали от... да, в сущности, от всех. Летели на ворованном корабле. Ты спросил, не хотим ли мы продать его, взять деньги и уйти на покой раньше времени.
Холден хохотнул.
— Тогда корабль стоил больше.
— Тогда и "покой" длился бы куда больше лет, — сказала Наоми. Но она не смеялась. — Может, ты не должен решать за всех?
— То есть?
— Мы оба знаем, что Алекс умрет в кресле пилота. Дом Бобби тоже здесь. Здоровье Клариссы оставляет желать лучшего. И есть у меня такое чувство, что, если она решит остаться в каком-нибудь заведении под присмотром опытного медперсонала где-нибудь на Церере, Амос может уйти вместе с ней.
Холден попытался переварить эту мысль. Он не понимал, что связывает Амоса и Клариссу, не считая того, что это чувство сильное и платоническое, и длится много лет. Если это любовь, то она ничуть не напоминала ту, которая была ему знакома, вообще ни на что не похожа. Он поразмыслил над тем, что Амос останется на "Росинанте" без Клариссы. Прежде Холден над этим не задумывался. И это была печальная перспектива.
— Да, возможно, — протянул он. — Да.
— Мы приближаемся к тому возрасту, когда Фред схлопотал сердечный приступ во время ускорения. А ты ежедневно принимаешь противораковые лекарства уже больше половины жизни. Как бы хороши они ни были, но всё равно сказываются на твоем организме. Делают тебя чуть более хрупким. Так что еще мы можем сделать? Продать нашу долю. Осесть на Титане, выбрать курорт и наслаждаться пенсией.
Нет, подумал Холден. Нет, я никогда не оставлю это место и этих людей. Здесь мой дом, и какие бы опасности и сражения нам ни угрожали, я не покину свой пост. Это мой дом. Это дом для всех нас.
Но произнес он почему-то совсем другое:
— Боже, чудесная мысль! Давай так и сделаем.
Наоми подалась вперед и нахмурилась.
— Серьезно? Потому что у меня есть еще полдюжины аргументов в пользу того, что это не такая уж кошмарная идея.
— Так попридержи их, — сказал Холден. — Я еще много раз переменю мнение. Но сейчас жизнь под куполом на Титане вместе с тобой мне кажется лучшей идеей на свете.
— И ты не перестанешь чувствовать себя настоящим мужчиной?
— Неа.
— И тебе не будет казаться, что подвел всю вселенную, не поучаствовав в каждом сражении? Потому что я уже довольно долго это обдумываю. И заготовила хорошие фразы.
— Попридержи их, — сказал Холден. — Они тебе еще понадобятся. Но сейчас я согласен.
Ее лицо расслабилось. Холден по-прежнему видел в ней ту женщину, с которой познакомился на "Кентербери". Время и возраст, печаль и смех изменили линии ее скул, а кожа на шее стала не такой упругой. Они больше не молоды. Наверное, увидеть чью-то красоту возможно, только когда человек становится старше. Он подвинулся, чтобы ее поцеловать...
...и свалился с кресла.
Внезапно включившаяся тяга бросила его вглубь каюты. Холден перевернулся на лету и автоматически потянулся ногами, пытаясь зацепиться за поручни, но корабль разворачивался, так что удалось ему не с первой попытки. Наоми схватилась за край кресла.
— Так, — сказал Холден. — Надо понимать, Драммер передумала насчет того, чтобы принять Хьюстона на Медине. Это печально.
— Странно, что Алекс сначала не включил предупреждение, — заметила Наоми и щелкнула пальцем по системному терминалу. — Алекс? Всё в порядке?
— Как раз хотел спросить, — отозвался из динамика пилот. — У нас изменились планы?
Холден вытащил из кармана терминал.
— Амос? Это ты только что включил тягу и развернулся?
— Привет, кэп, — отозвался реальный Амос за его спиной, влетев в дверной проем. — Это сделал не я. Что происходит?
По спине Холдена пробежал холодок, но не из-за температуры. Наоми уже занималась проблемой, запрашивая логи корабельных систем, но еще до того, как она сумела что-либо обнаружить, из динамика донесся голос Клариссы.
— Я получила сигнал с воздухоочистителей, — сказала она, тонкий голосок прозвучал сильнее обычного. — Кто-то вручную отдал с инженерной палубы приказ снизить выработку кислорода до нуля и заменить его азотом.
— Паршиво, — сказал Холден. — Такого допускать не следует.
— Я исправила первоначальную программу системы. Никто не может изменить установки жизнеобеспечения без моего ведома, — совершенно спокойно ответила Кларисса, как будто не подразумевая под этим "Моя паранойя спасла нам жизнь". — Но мне хотелось бы знать, что происходит.
— Инженерная палуба, машинное отделение и реактор заблокированы, — доложила Наоми, просматривая системные экраны быстрее, чем Холден мог уследить. — Двигатель вроде выключен, но я не могу...
Но Холден уже вылетел из каюты. Амос распластался по стене коридора, пропуская его, и последовал за ним. Через камбуз к лифту и на один уровень вниз. Сердце у Холдена колотилось, пульс стучал в барабанных перепонках, но это всего лишь адреналин. Всего лишь страх. Воздух в полном порядке.
Он надеялся, что это так.
Карцер скорее был просто обычной каютой, чуть в стороне от остальных, управление дверью изолировано от системы и отключено изнутри. За многие годы там побывал почти десяток заключенных, кто-то проводил несколько дней, кто-то недель, а кто и месяцев. Сейчас дверь оказалась приоткрыта, контрольная панель выдавала код ошибки. Холден осторожно проник внутрь — ведь именно за дверями и в углах обычно устраивают засаду, — но он уже знал, что там обнаружит.
Каюта была пуста, не считая парящего в воздухе мусора. Клочья ткани. Куски набивки матраса кружились как февральские снежинки, которые никак не упадут. Светлые полоски в тех местах, где сорвали с креплений шкафчик. Стенной экран плавал рядом с койкой, торчащая наружу электронная начинка показывала, как закоротили дверной замок.
Губернатора Фригольда здесь не было.
— Так-так, — произнес Амос. — Это что-то новенькое.
Глава седьмая
Бобби
В гравитации и устойчивом ускорении есть настоящее наслаждение. Подключение промежности к вакуумному туалету — одно из унижений, которым периодически подвергает тебя путешествие в космосе. На скорости, когда отходы жизнедеятельности ничто не отталкивает — либо так, либо капли мочи разлетятся по жилому пространству. Поэтому ценишь возможность просто сидеть на унитазе в корабельной уборной и расслабляться, делая своё дело. В том, что это ощущается как роскошь, если подумать, тоже мало причин для гордости.
Бобби как раз потянулась назад, к смывающему дозатору на перегородке, когда гравитация без предупреждения исчезла. Под действием инерции поворота она взлетела с туалетного сидения в воздух, со штанами на коленях. К счастью, "Роси" тут же включил вакуумную систему очистки, избавив её от необходимости уворачиваться от плавающих отходов.
Кувыркаясь в воздухе и поддёргивая ремень, Бобби выкрикнула:
— "Роси", дай капитанский мостик!
— Йоу, — почти сразу же ответил Алекс. — Ты где...
— Даже паршивой световой сигнализации не включили! Сижу в гальюне, отливаю, и вдруг раз! Плаваю в воздухе, стараясь натянуть штаны!
— Это не входило в мои планы, — сказал Алекс. — Похоже... А, погоди.
В системе связи с другого канала послышался голос Наоми.
— Алекс? Всё в порядке?
— Как раз хотел спросить. У нас изменились планы? Наоми? Эй, Бобби? Мне кажется, у нас инцидент.
Это было понятно по тону Алекса. Бобби поставила ноги на переборку, зацепилась за поручень на другой и дёрнула вверх штаны.
— Принято, — сказала она ровным, без эмоций, тоном марсианского морпеха. — Уже иду.
Когда она подоспела к импровизированному карцеру, Холден и Амос уже плавали внутри, изучая настенный экран, который кто-то выдернул из стены. Заключённого не было.
— И давно он удрал? — спросила Бобби, хватаясь рукой за дверной проём, чтобы остановиться.
— "Роси" начал выдавать сигналы сбоя этой двери почти час назад, — поморщился Амос. — Это всё я, кэп. Должен был обратить внимание, но я...
— Забудь, — сказал Холден. — Давайте помешаем ему нанести бОльший ущерб.
— Если сумел остановить и развернуть корабль, значит, он внизу, на инженерной палубе, — сказала Бобби.
— Так и есть, — подтвердил Холден. — Наоми старается помешать ему устроить ещё какую-нибудь пакость, но она работает удалённо, а этот парень проявляет поразительные технические навыки.
— Какие варианты? — спросила Бобби.
Тактическая ситуация складывалась не лучшим образом. Если пленник на инженерной палубе и к тому же сумел перекрыть находящееся наверху машинное отделение, тогда придётся резать или подрывать два люка, только чтобы до него добраться. Даже если Наоми взломает систему управления, физическая близость к реактору давала Хьюстону возможности, которых у Бобби нет. Ей это не нравилось.
Плывущий по воздуху Холден побарабанил пальцами по ноге, что придало ему едва заметное вращение.
— Если он понимает, что ему не выбраться, может назло и реактор взорвать. — Холден словно прочёл мысли Бобби. — Значит, стандартный прорыв должен быть последним средством. Амос, ты там главный. Пусть Кларисса поможет замкнуть датчик двери в машинное отделение, тогда ты проберёшься туда, и Хьюстон не узнает. Потом поставь заряд на дверь на инженерную палубу и жди моего сигнала.
— Понял, — сказал Амос и двинулся по коридору. Он уже достал терминал: — Персик? Встречай меня у люка в машинное отделение...
— Если я не прорвусь... — начала Бобби, но Холден оборвал ее, покачав головой.
— Я хочу использовать служебный люк на корме. Можешь пройти сквозь него. Избавь нас от рискованного прорыва.
— Идёт, — сказала Бобби, растягивая слово. — Но этот люк недоступен с включённым двигателем.
— Наоми позаботится, чтобы это не помешало.
— А если не выйдет?
— Значит, тебя поджарит, — кивнул Холден. — Но время у нас ограничено. Мы не знаем, когда Хьюстон решит, что смерть в огненном шаре куда романтичнее заключения.