— Несмотря на то, что этот массив не используется, — без предисловий начала Кларисса, — он по-прежнему связан с главной системой. Если мы начнем отсоединять объекты, в центр уйдут сигналы тревоги. Поэтому, прежде чем физически отсоединить эти части, нужно перевести цепи в режим диагностического отключения.
— На оперативной палубе полно дерьмонийцев, нинита, — сказал Рамес. — За всем следят, постоянно.
Кларисса кивнула.
— Тут в дело вступаешь ты. Нам нужно, чтобы ты проник на командную палубу и отключил панель управления, пока мы не выполним свою работу. И еще — если опять назовешь меня «деткой», я тебе сделаю больно.
— Что, правда, нинита? — переспросил Рамес, ухмылка сделалась снисходительной.
— Нет, — Бобби шагнула к нему. — Неправда. Наладить такой механизм — тонкая работа. Я не могу позволить ей повредить руки, пока мы туда даже не добрались. — Бобби сделала к Рамесу еще шаг и пристально посмотрела на него сверху вниз. — Поэтому тебе врежу я. В этом деле Мао — моя правая рука. Не заставляй меня вбивать в тебя хоть толику уважения, нинито.
Она оглянулась на Холдена. Тот выглядел изумленным, возможно, немного грустным. Она задним числом прикинула, как бы он разрулил ситуацию. Так странно снова быть рядом.
Рамес бросил взгляд на своих приятелей возле ящиков. Ни один не выступил на его защиту. Саба улыбнулся и сделал рукой круговое движение — давайте уже продолжим.
— Сабе, — буркнул Рамес, глядя в сторону, как делают пристыженные приматы со времен плейстоцена. — Я ж так, шутки ради, ке?
— Са са, — ответила Бобби и переключила экран с пространственной карты на план миссии. — Вот краткое изложение, включая точное время для каждого действия. Мы с Мао по большей части будем снаружи станции, и нам нельзя ничего оттуда транслировать — Иначе нас наверняка засекут лаконийские перехватчики.
— Я буду звонить на командный пост через разблокированный ручной терминал, который раздобудет для меня Рамес, — сказал Холден и кивнул ему, приглашая кивнуть в ответ. — Выберем время, когда дежурным офицером будет Дафна Коул. Теперь мы с ней знакомы, и думаю, ей не понадобится объяснить, что мы пытаемся сделать. При переговорах по каналам связи — строгая дисциплина, предполагаем, что все слышат всё.
— Так вот, все мы слушаем разговор между Коул и Холденом, — продолжила Бобби. — Мы подготовим список кодовых слов, которые Холден использует при звонке как сигнал. Это наш единственный метод координации действий, и у нас нет способа ни дать знак к прекращению операции, ни позвать на помощь. Наш запасной план — все делаем как надо с первого раза, поэтому нам не нужен запасной план. Понятно?
— Такой риск ради кучи хлама, в котором мы ничего не понимаем, — сказал Рамес.
Бобби уже начинала слегка разочаровываться в этом типе.
— Чем больше у нас есть, тем вероятнее, что мы сможем найти необходимое, когда разберемся с шифрованием. Начинаем как можно скорее, и на этом всё. Всем понятно?
По комнате прокатилось бормотание «дуи», «сабе» и «са са».
— Превосходно, — сказала Бобби. — Тогда за работу.
***
Медленная зона, или пространство кольца, или сеть врат. Как ни назови, чертовски странное место.
Бобби с Клариссой покидали барабанную секцию Медины через старый служебный шлюз, который, как поклялся Саба, не контролируется с командной палубы. Обе надели аварийные скафандры, такие тонкие, что почти бесполезные, годные лишь на то, чтобы защитить от удушья, пока не подоспеет помощь. Костюмы были жёлто-оранжевые, чтобы владельца было легче увидеть в дыму или на фоне черноты космоса. На шлемах и на плечах мерцали большие сигнальные фонари для облегчения работы спасателей, но Бобби расколотила их гаечным ключом, прежде чем надевать скафандры. Хватит и того, что снаружи станции будут болтаться эти яркие пятна, сигнал бедствия посылать незачем. При обычных обстоятельствах выход из корабля или станции в аварийных скафандрах заставил бы задуматься и о радиации. Эти дешевые одноразовые скафандры почти от нее не защищали.
Но медленная зона — чертовски странное место.
В пространстве колец нет излучения кроме того, что принесли с собой люди. Ни фоновой радиации, ни солнечного ветра, ничего. Вокруг только огромная, неестественно черная пустота, ограниченная лишь далекими, тускло светящимися кольцами, равномерно расположенными в пространстве, да синей сферой инопланетной станции по центру, где размещались огневые позиции рельсовых пушек.
Бобби и Кларисса продвигались по внешней поверхности огромной вращающейся секции-барабана внутри старого шлюза. Движение было заметно, когда мимо окна внешней двери шлюза в черноте проплывали случайные далекие кольца, а мысль о том, что они вылетят из шлюза на трети g, заставила Бобби пристегнуть обеих карабинами, чтобы не унесло в эту странную бесконечную пустоту.
Мимо окошка в двери шлюза проплывала большая прямоугольная структура. Бобби прижала свой шлем к клариссиному, чтобы звук дошел напрямую, и выкрикнула:
— Это наружный лифт. Мы выйдем на следующий.
Кларисса широко открыла глаза и кивнула, готовясь к прыжку. Две длинные конструкции тянулись снаружи по всей длине барабанной секции Медины, от инженерной палубы на корме до командной палубы на носу. В них находилось механическое оборудование, трубопровод и пара лифтов, чтобы перемещаться в невесомости от одной секции до другой, не проходя через сам барабан. Бобби и Кларисса собирались добраться по такому лифту до узла связи на носу станции и обратно, к корме, где в доке стоял лаконийский корабль.
Бобби расстегнула висящую на бедре сетчатую сумку и еще раз проверила, что ничего не забыла — точно так же, как десяток раз перед этим. Запасные кислородные баллоны для себя и Клариссы. Снаружи они пробудут не один час, преодолеют длинный подъем. Магнитная абордажная кошка с лебедкой и высокопрочным канатом. И наконец, увесистый безоткатный пистолет, один из тех, что астерам удалось утаить от лаконийцев. Конечно, если придется им воспользоваться, миссия, считай, провалена, но возможность не сдаваться без боя была данью романтическим представлениям Бобби.
Она пристегнула аварийный трос к своему скафандру, а другой конец закрепила на талии у Клариссы, потом отсоединилась от шлюза. Станция попыталась вышвырнуть ее через дверь, но Бобби ухватилась одной рукой за внешний край шлюза и удержалась. Кларисса цеплялась сзади, одна рука на плече Бобби, другая на переборке.
— Три, два, один, вперед! — крикнула Бобби, надеясь, что звук отдастся через руку Клариссы.
Она ослабила хватку и вылетела из шлюза в пустоту со скоростью 3,3 метра в секунду.
Огромная прямоугольная шахта понеслась к ней, и Бобби на лету запустила в нее магнитный захват. Если зацепить не получится, они будут летать в пустоте медленной зоны, пока не закончится воздух, и в конце концов их безжизненные тела унесутся за эту жуткую чёрную завесу на край инопланетного мира. Опасно, но не больше, чем подняться на марсианскую скалу. Бобби даже не думала об опасности. Глаза выбирали местечко, где зацепиться, руки сделали остальное. Захват опустился менее чем в полуметре от места выбранной цели. Это как на велосипеде ездить — если умел, не разучишься.
Трос, соединенный с карабином на скафандре Бобби, резко дернулся и быстро протянул ее по дуге вокруг технологической шахты, позади беспомощно болталась Кларисса. Бобби запустила лебедку и, когда скорость прибавилась, подтянула их обеих поближе. Перед самым столкновением она подогнула колени и активировала магнитные ботинки. Приземление вышло немного жестким.
Она с немалой силой стукнулась о металлический корпус технологической шахты, колени от удара подогнулись к самому животу. Кларисса врезалась в её спину, словно мешок цемента, сброшенный с высоты в пару ярусов. Бобби приняла всё это как должное и шлепнула о поверхность руками, чтобы активировать магниты в перчатках и удержаться.
Спустя пару нелёгких секунд они обе уже были на поверхности шахты, ускорение полета затухло, оставив после себя слегка подгибающиеся колени и коллекцию синяков.
— Ух ты, — произнесла Бобби и пару секунд плыла не шевелясь, соединенная с шахтой рукой в магнитной перчатке.
— Ага, — еле слышно подала голос Кларисса, хотя ее шлем был приставлен прямо к спине Бобби.
Бобби прижала к нему свой шлем.
— Подъём тут длинный, но, по крайней мере, не надо преодолевать гравитацию. Готова?
В ответ Кларисса отцепила свой карабин и подтянулась вверх по плоской серой стене шахты.
— Ну и ладненько, — сказала Бобби и последовала за ней.
Спустя два часа и один баллон кислорода они уже плыли рядом с огромным передатчиком Медины. Потрясающее нагромождение антенн, тарелок и радиоретрансляторов, а в самом сердце размещён лазер, достаточно мощный, чтобы послать сообщение, домой, на Землю, с расстояния сотни световых лет. Им ни разу не пользовались.
— Я помню, как эта штука чуть не покончила с человечеством, — сказала Кларисса, прижимая лицевой щиток к шлему Бобби. — Теперь он выглядит не так жутко.
— Я слышала эту историю, — ответила Бобби. — Хотела бы я быть там, поддержать вас в той схватке.
— История выглядит забавнее, чем реальность, — пожала плечами Кларисса. — Ты потеряла не много.
Кларисса перебралась через крепления узла связи и остановилась возле громадой тарелки радиопередатчика. Потом указала на панель доступа под ней и показала астерским жестом «вот оно».
Бобби кивнула и постучала по шлему. Теперь ждем известий от Холдена. Она включила маленький аварийный передатчик на скафандре, уже настроенный на канал, который Холден должен был использовать для разговора с Дафной Коул из оперативного отдела станции. Бобби ждала. Кларисса смотрела на нее сквозь разделявший их вакуум, неподвижно и терпеливо, как кот на добычу.
Тянулись минуты. Когда радио затрещало и ожило, Бобби обнаружила, что улыбается.
— Медина, проверка. Рабочая группа «кило альфа». Как поняли?
Бобби слышала только часть разговора, идущую от Холдена, поэтому дальше была длинная пауза, потом опять его голос:
— Принято. Я могу говорить с директором Коул? Тут кое-какие замены надо провести через ее офис.
«Офис» был кодовым словом, означающим, что Рамес уже рядом с командным пунктом и ждет сигнала входить. Значит, план в действии, ждем только соединения с Коул.
— Привет, шеф, рад тебя снова слышать, — продолжал Холден, старательно выговаривая слова. Имени своего он не назвал и не собирался. Если Дафна Коул не сообразит, что происходит, миссия отменяется. А если она поднимет тревогу... Ну, тогда будет весело. — Я тут с Сабой работаю, в электрохимическом. Разбираюсь с проблемами в сети из-за лаконийского луча смерти, и чтобы закончить как надо, неплохо было бы поднять панель.
В этом и заключалась самая опасная часть их плана. Не пролететь на привязи через вакуум, не карабкаться по наружной поверхности станции в самых дрянных и тонких скафандрах. И даже не то, что должно случиться потом, когда они заберутся на лаконийский корабль, чтобы поставить жучок в систему связи, в надежде, что никто не заметит их из дока. Худшая часть сейчас, когда Холден выверяет каждое слово. «Саба» и упоминание лаконийцев это знак для Коул — они кое-что задумали и нуждаются в ее помощи.
Больше того, они рассчитывали, что астерская гордыня Коул пересилит страх кары со стороны лаконийских хозяев. Если это не так, Коул откажется, и это конец всего плана. А то и чего похуже.
Бобби переждала долгую минуту радиомолчания, в потом Холден сказал:
— Ну, отлично. Я отправлю на командную палубу техника, чтобы снял панель — если, конечно, вы его впустите. Он бросит взгляд на нашу проблемку и оставит вас в покое.
«Взгляд». Код — действуем через пять минут.
— Вас понял, шеф. Мы с этим разбираемся и признательны вам за терпение.
Бобби подняла большой палец — знак Клариссе, потом распахнула все пять. Кларисса махнула в ответ сжатой в кулак рукой и начала выбирать из сумки на бедре инструменты.
Первый этап есть, подумала Бобби. Осталось всего-навсего вскарабкаться на пару километров на корму и поставить жучок на лаконийский эсминец, да так, чтобы не поймали.
Учитывая функциональную неподвижность Медины в медленной зоне, это скорее был не подъем, а шарканье магнитными сапогами по двухкилометровой служебной шахте. На коротком ремне Бобби тащила за собой массивный блок сенсорного усилителя. Не слишком тяжелый, но она забрала его без разговоров, взглянув сквозь шлем на Клариссу — ее лицо стало болезненно-серым. Они не делали ничего особенно утомительного — разве что выпрыгнули из вращающегося шлюза, но было ясно, что Кларисса уже на грани.
Они приближались к инженерно-стыковочной секции Медины, и за изгибом станции показался лаконийский корабль. Бобби не удержалась и присвистнула, оценив красоту этой штуковины. Можно что угодно говорить про лаконийский авторитаризм, но их инженеры знали толк в дизайне.
Эсминец — Холден назвал его «Близкий шторм» — походил на природное кристаллическое образование, которому кто-то придал форму ножа. Полупрозрачные голубые и розовые тона и грани, как у драгоценного камня. В хвостовой части она заметила нечто, видимо, выхлопную трубу двигателя, но не похожее ни на разработку ООН, ни на марсианскую. Нос корабля заканчивался парой острых выступов, как кинжал с разрезом по центру, и Бобби была почти уверена, что это рельсовое орудие. Если на этом корабле и были торпедные установки, она их не разглядела.
Корабль выглядел странно, совсем не похоже ни на что, когда-либо созданное человечеством, ни на один летательный аппарат. Представить, что его припарковали здесь трёхглазые зеленые человечки, казалось проще, чем поверить, что на самом деле на нем прилетели люди.
Кларисса остановилась и обернулась. Бобби подтянула поближе блок сенсоров на ремне, потом сдвинула вместе их с Клариссой шлемы.
— Смотри, — Кларисса указывала на сервисный люк, выглядящий точно так же, как сотня других, которые они миновали. — Это роутер, передает данные из дока в станционную сеть.
— Ты уверена? — Бобби обвела взглядом другие люки.
Кларисса молча закатила глаза, потом взялась за ремень, подтащила блок сенсоров вниз и прикрепила на корпус, совсем рядом с люком. Она извлекла из ящика несколько проводов, подключила к слотам внутри люка, потом укрепила на боку блока сенсоров ручной терминал и несколько минут копалась в чём-то похожем на меню. Пока Кларисса работала, Бобби заменила оба их кислородных баллона.
Спустя несколько минут Кларисса выпрямилась, подняла вверх большой палец. Если кто-то на корабле и заметил, как они работали, на это не было ни намека. С терминалом в руках Кларисса подошла к Бобби и поднесла его к шлему. Приборная панель щёлкнула, по ней побежала полоска текста. Обмен данными между эсминцем и местным декодирующим устройством, вместе с временнЫми метками и флажками маршрутизации. Конечно, закрытый армейскими шифрами, но это всё, что «Близкий шторм» отправлял на Медину, и всё, что поступало обратно. И теперь подполье сможет копировать эти данные.
— Ух ты! — сказала сама себе Бобби. — Сказать по правде, я думала, это будет труднее.
Глава двадцать третья
Драммер
Корабль выскочил из кольца, как взлетающий из воды кит в старых видео с Земли. Тысяча километров кольца — крохотное расстояние в масштабах Солнечной системы и огромное по людским меркам, а лаконийский корабль находился где-то посередине — слишком большой, чтобы легко поместиться в одно измерение, и слишком маленький, чтобы подойти к другому. Его форму создали как будто в том же странном месте, она не напоминала ни уже знакомую сверхъестественность протомолекулы, ни дело рук человеческих, хотя была одновременно и тем и другим. Драммер снова и снова пересматривала запись канала наблюдения, и каждый раз по коже пробегали мурашки.
Она не была готова. Наполненные гравием астерские корабли на всей скорости устремились к заданным позициям, которые больше ничего не значили. Флот КЗМ собирался вокруг внутренних планет и Юпитера, но до цели ему оставалось еще несколько дней, а то и недель. Космические города вышли на встречные орбиты. И всё это — подготовка к схватке, которая больше не стоит на повестке дня. Дуарте и адмирал Трехо перехватили инициативу. Теперь она должна сделать так, чтобы цена оказалась выше, чем они намеревались заплатить.
— Госпожа президент, — произнес Вон.
Прежде чем ответить, Драммер снова посмотрела, как «Буря» проходит через врата. И вновь поразилась, как нечто настолько огромное вообще могло через них пройти. Такой гигантский корабль одной своей массой и энергией мог пробить безопасный уровень прохождения. Возможно, это стоит использовать с Лаконией, как когда-то с Вольным флотом. Правда, гребаная штуковина уже прошла через врата.
— Да, Вон, — отозвалась она, не глядя на помощника.
— Связисты ждут вашего решения по поводу ретранслятора, — сказал Вон.
Драммер глубоко вдохнула и медленно выдохнула сквозь зубы. По всей системе рассеяны тысячи ретрансляторов радиосигналов, но она знала, о каком говорит Вон. Тайный обмен сообщениями с Мединой, подарок Авасаралы, шел через маломощный ретранслятор, болтающийся перед вратами. На Медине сигнал был слабый, а длина волн почти совпадала с обычными помехами от врат, и потому его непросто было вычленить. Но из нормального пространства сигнал был куда более заметным.
А сейчас ближайшим кораблем была «Буря».
Драммер могла приказать своим связистам не пользоваться ретранслятором. Это просто. Но доступ к нему имеет и разведка КЗМ. И подполье Сабы. Чем больше людей могут совершить ошибку, тем выше вероятность, что это произойдет. Отключить ретранслятор легко. Достаточно послать один пакет сигналов — как выключить свет. Он вошел бы в пассивный режим, только на прием, а найти песчинку в безбрежном океане вакуума мог бы только тот, кто знает, где искать.
Отключить его — правильное решение. Но всё в ней восставало против этого.
— Какой прок иметь то, чем нельзя воспользоваться? — сказала она. — В сущности, это то же самое, что вообще не иметь.
Запись на ее экране закончилась и снова начала воспроизводиться. «Буря» выходила из врат.
— Но сохранить до лучших времен, это ведь уже кое-что, са са? — отозвался Вон.
— Это был риторический вопрос.
— Прошу прощения.
— Скажите им...
Это не просто ее дверь на Медину. Это ниточка к Сабе. А если ему понадобиться с ней связаться? Если что-то случится, а его призыв о помощи останется безмолвным из-за ее чрезмерной осторожности? Грудь защемило от чувства одиночества, пока оно не переполнило ее. Опустошило.
— Скажите, чтобы выключили ретранслятор. Прибережем до лучших времен. Пока гром не грянет.
— Да, мэм, — ответил Вон и собрался уходить.
— Вы когда-нибудь слышали гром? — спросила Драммер, задержав его. Чтобы еще на несколько секунд оттянуть разрыв связи с Мединой и Сабой. Пусть даже этим и нельзя воспользоваться.
— Нет, мэм. Я никогда не был на Земле. И не планирую.
— Пока гром не грянет. А мы по-прежнему так говорим.
— Культурный империализм внутренних планет проявляется во всем, — сказал Вон.
— Дожди и грозы бывают не только на внутренних планетах. На Титане тоже. Там вместо воды метан, но можно увидеть дождь из-под куполов. Я провела там свой медовый месяц. Точнее неделю. Миллиарды точек на поверхности купола, а за ними — оранжевые облака. Выглядят как крохотные темные звездочки. Если сможешь разглядеть. Саба плохо видит вдаль. Он их не различал. Но я видела.
— Как скажете, мэм.
Похоже, он слегка смутился, а может, ей просто показалось. Ну и хрен с тобой, подумала она, но не произнесла — а вдруг у нее просто разыгралось воображение?
— Хорошо, — сказала Драммер и повернулась обратно к экрану. — Отправьте приказ.
Вон не ответил, просто вышел и закрыл за собой дверь. Пытаясь найти какую-нибудь зацепку, Драммер в последний раз посмотрела, как «Буря» проходит через врата. Хотя бы лучик надежды. Но она ничего не увидела, выключила запись и открыла другую.
«Говорит адмирал Антон Трехо Лаконийского имперского флота, командир «Сердца бури». Я занимаюсь обеспечением интересов Лаконии в Солнечной системе. Мы признаем ее важное историческое и культурное значение и надеемся, что передача власти пройдет мирно и с минимальным ущербом. Если местные силы будут сопротивляться, я готов и имею приказ предпринять немедленные действия, необходимые для успешного завершения моей задачи. И Первый консул Дуарте, и я желаем местным жителям только хорошего и просим их побудить свои правительства вести себя мирно. Насилие всегда ведет к потерям, и только вы способны их предотвратить».
Драммер предпочла бы, чтобы вместо этой фальшивой в своей мягкости угрозы он пообещал сжечь города и взять детей в заложники. Так было бы честнее.
«Народный дом» включил торможение для встречи со вторым флотом КЗМ, а «Страж» уже дожидался на месте. «Независимость» уже присоединилась к первому флоту у Юпитера. Самый новый космический город, «Гарантия мира» только строился на верфях Паллады и Тихо и будет готов не раньше, чем через год, если этот год у них есть.
Невысказанная истина состояла в том, что профсоюз построил космические города в ответ на интерес колоний к созданию собственных флотилий. Космические города не могли контролировать всю Солнечную систему, но кольцо врат могли. По крайней мере, так считали Драммер и совет профсоюза. А теперь «Народный дом» остался единственным боевым кораблем. Огромным, с оранжереями и школами, с детьми и общественными пространствами, университетами и исследовательскими лабораториями. Но перспектива войны означала, что всё это уже не важно. У «Народного дома» есть рельсовые пушки, торпеды и ОТО. И Драммер поведет его на защиту Земли и Марса, а корабли Коалиции тоже будут его защищать. Всё это было ей ненавистно, но придется так поступить.
Да еще и с улыбкой.
Во время торможения переговорные «Народного дома» оказывались внизу, у массивных эпштейновских двигателей. Коалицию Земли и Марса представляли марсианский адмирал Ху и заместитель секретаря по внутренним делам Ванегас. В дальнем конце зала сидела в кресле-каталке Крисьен Авасарала, ела фисташки и прикидывалась слегка сбрендившей, чтобы ее оставили в покое. Освещение теплого спектра напоминало летний день на Земле, в воздухе пахло нарезанными огурцами и почвой. Бодрящая обстановка, которая наверняка пойдет на пользу встрече, несмотря на всю свою искусственность. На скамьях из формованного бамбука сидели репортеры и всякие шишки в официальных костюмах и платьях, как будто оделись не на пресс-конференцию, а для похода в церковь.
Может, так оно и есть. Драммер где-то прочла, что новостные ленты — это то место, где агностики узнают, какие культурные события важны, а какие можно выбросить из головы. А сейчас тысячи новостных программ по всей системе во всех вариантах интерпретировали нынешние исторические события. И в большинстве лаконийцев называли захватчиками, которым нужно дать отпор, но нашлись и те, кто называл их освободителями, положившими конец притеснениям со стороны КЗМ и транспортного профсоюза. Или говорили, что они — подлинный дух Марса, преданный старой республикой и теперь вернувшийся с триумфом. Или что их не победить, а капитуляция — единственный вариант. Поставь десяток человек перед камерами, и они выдадут одиннадцать мнений. Но ни одно мнение не имеет такого же веса, как ее, ведь она президент транспортного профсоюза, а это означает, что несмотря на все ее намерения и усилия, сейчас именно она командует военными действиями.
В зеленой комнате Ванегас поправлял макияж, прежде чем предстать перед камерами. Как только в комнату вошла Драммер, Ху с мрачной гримасой поставила кофе и направилась к ней.
— Президент Драммер, — сказала Ху, — я надеялась, что успею поговорить с вами о документах по стратегическому сотрудничеству с Советом профсоюза.
Распорядитель провел Драммер к ее месту. Рядом тут же возник техник с набором косметики в руке. Драммер обычно не пользовалась косметикой, но ей не хотелось болезненно выглядеть в новостных лентах.
— Я еще не видела новый вариант, — ответила Драммер, пытаясь не морщиться.
— Сантос-Бака настаивает на том, чтобы все приказы проходили через совместный комитет, — сказала Ху. — Это не координация. КЗМ просто становится отделением транспортного профсоюза.
Если нас убьют, то будет за что, подумалось Драммер. Дело не в их технологиях, не в их стратегии, и не в невидимой руке истории. Это всё наша неспособность сделать что-либо, не создав пять комитетов и кучу обсуждений.
— Я еще не прочитала проект, адмирал. Как только мы закончим мероприятие, я попрошу прислать его мне. Мне хочется утонуть в этом болоте не больше, чем вам.
Ху резко кивнула и улыбнулась, как будто Драммер капитулировала. Техник тронул ее щеки кисточкой с румянами, как будто рисовал на полотне. Драммер подавила желание показать ему язык.
Время пришло. Ванегас вошел в зал первым, за ним Ху. Они заняли места за боковыми трибунами, а Драммер по центру. Изображение на экране перед трибуной видела только она, там бежал текст речи. Драммер вздернула подбородок.
Неважно, что она чувствует. Неважно, что думает. Сейчас имеет значение только то, как она выглядит и как говорит. Лишь бы она выглядела уверенной, остальное можно поправить позже.
— Спасибо, что пришли, — начала Драммер. — Как вы знаете, корабль с Лаконии без соответствующего разрешения вошел в Солнечную систему. Позиция профсоюза однозначна — вторжение лаконийцев незаконно. Это нарушение правил профсоюза и суверенитета Коалиции Земли и Марса. Мы стоим на защите Солнечной системы и всех ее граждан.
Драммер умолкла. На заднем плане Крисьен Авасарала поднялась с кресла и стряхнула с сари крошки фисташек. Ее улыбку можно было разглядеть даже с такого расстояния.
— И профсоюз, — продолжила Драммер, — бросит на это все силы.
«Как ты и велела, старая сука», — подумала она. Но не сказала.
***
Ей приснилось, что Саба погиб.
Она не знала, где он погиб и как, да и не задавалась этим вопросом, такова уж нелогичность сновидений. Просто принимала как должное — Саба мертв, а она жива. И больше никогда его не увидит. Не проснется с ним рядом. И жизнь до конца дней станет пустой, мелкой и печальной. Во сне она всё это понимала. Но чувствовала облегчение.
Саба мертв, а значит, теперь он в безопасности. С ним больше не случится ничего плохого. Она его не подведет и не покинет, не почувствует тяжесть его разочарования.
Драммер проснулась в темноте и сначала не могла понять, в чем дело, а потом ее захлестнула волна вины. С темнотой она, по крайней мере, могла бороться. Драммер включила освещение каюты на четверть мощности. Тусклое золотистое свечение, достаточно слабое, чтобы всё оставалось монохромным.
Перевернувшись, Драммер ощутила гравитацию тяги. Отсутствие даже намека на силу Кориолиса подтвердило то, что она уже и так знала. Ей хотелось отправить сообщение. Сказать Сабе, что она думает о нем, а не просто молча дожидаться поражения, из-за которого потеряет его навсегда. Но она обрезала линию связи, а неясные предчувствия — не причина для изменения политики.
Вместо этого она просто потянулась в темноте. Драммер проспала лишь половину положенного времени, но ей не хотелось снова опускаться на подушку. Она приняла душ и заказала грушу чая и бутерброд с фруктовым джемом. Еда, придающая уверенность. Потом Драммер проверила карту Солнечной системы.
«Буря» по-прежнему находилась в бескрайнем космосе между орбитами Урана и Сатурна. Полтора миллиарда километров между вратами и первыми человеческими поселениями приличного размера, несмотря на то, что Сатурн и его спутники находились совсем близко. Пройдя через врата гораздо раньше, чем рассчитывала Драммер, «Буря» не устремилась на полной скорости к внутренним планетам. С нынешним ускорением потребуется несколько недель до цели. Драммер натянула форму и вышла. Станция метро находилась неподалеку от ее жилища. Космический город знал, где сейчас Драммер, и подготовил для нее личный кар, даже просить не понадобилось. Телохранитель следовал за ней, как многолетняя тень. Даже в разгар пересменка всё вокруг напоминало город-призрак. Лишь мусор, запах человеческого тела и застарелого карри в метро напоминал, что она не так одинока, как кажется.
Доступ в дендрарий был запрещен. Посетители могли повредить некоторые экспериментальные деревья. Но одного человека или нескольких он вполне выдерживал. Здесь было тепло, воздух наполнен влагой и свежим кислородом, который еще недавно выдохнуло какое-то другое живое существо. Странное место, экзотическое и призрачное. Как из детской фантазии. Обычно она бывала здесь в одиночестве.
В тени катальпы сидела Авасарала, сложив руки на коленях. Ее взгляд блуждал, пока Драммер не шагнула на черную резиновую дорожку прямо перед ней.
— Какого хрена ты сюда приперлась? — спросила Авасарала. — Не спится?
— А я хотела задать этот вопрос тебе, — ответила Драммер.
— Я теперь вообще не сплю. В моем возрасте это часто случается. Но хоть недержания пока нет, так что я не превратилась в полную стерву.
Драммер прислонилась к дереву и скрестила руки на груди. Она не могла понять — то ли присутствие старухи ей нравится, то ли раздражает. А может, и то и другое.
— У тебя есть причина оставаться на «Народном доме»? — спросила она, но беззлобно.