- Главное, чтобы ты отдохнула. Я уверена, что пребывание здесьпоможет тебе принять потерю Локка.
- Да, - говорю я. –Возможно это поможет. Я думаю, мне следует немного отдохнуть, если ты не против.
Ориана протягивает руку и убирает волосы с моего лба-нежный жест, который, я уверена, она бы не сделала, если бы знала, что касается меня, Джуд. Тарин восхищается Орианой, и они так близки, как мы с нейникогда не были-по многим причинам, не последней из которых является то, что я помогла спрятать Оука в мире смертных, подальше от короны. С тех пор Ориана была одновременно благодарна и обижена. Но в Тарин, я думаю, Ориана видит того, кого понимает. И, возможно, Тарин похожа на Ориану, хотя убийство Локка поставило под сомнение и это, и все остальное, что, как мне казалось, я знала о своей сестре-близнеце.
Я закрываю глаза. Хотя я собираюсь решить, как уйти, но вместо этого я засыпаю.
В следующий раз, когда я просыпаюсь, я уже в карете, и мы едем. Мадок и Ориана сидят на противоположной скамье. Шторы задернуты, но я слышу звуки походного лагеря, лошадей и солдат. Я слышу характерное рычание гоблинов, зовущих друг друга.
Я смотрю на Красную Шапочку, которая вырастила меня, моего отца и убийцу моего отца. Я вижу бакенбарды,он несколько дней не брился. Его знакомое, нечеловеческое лицо. Он выглядит измученным.
- Наконец-то проснулась?- говорит он с улыбкой, которая показывает слишком много зубов. Мне неприятно вспоминать Гриму Мог.
Выпрямляясь, я пытаюсь улыбнуться в ответ. Я не знаю, то ли что-то в супе вырубило меня, то ли смертельная сладость, которую Мадок заставил меня вдохнуть, не вышла из моего организма, но я не помню, как меня погрузили в карету.
- Как долго я спала?
Мадок делает небрежный жест.
-Сфабрикованное Верховным Королем дознание прошло три дня назад.
У меня кружится голова, я боюсь, что скажу что-нибудь не то и меня обнаружат. По крайней мере, мое легкое скольжение в бессознательное состояние должно было заставить меня казаться моей сестрой. Прежде чем стать пленницей подводного мира, я натренировала свое тело быть невосприимчивой к ядам. Но сейчас я так же уязвима, как и Тарин.
Если я буду держать себя в руках, то смогу уйти так, что никто из них не узнает. Я обдумываю, на какой части разговора Мадока могла бы сосредоточиться Тарин. Возможно, дело в Локке. Я делаю глубокий вдох.
- Я сказала им, что не делала этого. Даже зачарованная, я настаивала.
Мадок не выглядит так, будто видит меня насквозь, но выглядит так, будто считает меня идиоткой.
- Сомневаюсь, что этот мальчик-король когда-либо собирался позволить тебе выйти из дворца Эльфхейма живой. Он боролся изо всех сил, чтобы удержать тебя.
- Кардан?
Это на него не похоже.
- Половина моих рыцарей так и не выбрались, - мрачно сообщает он мне. - Мы вошли достаточно легко, но сам зал сомкнулся вокруг нас. Дверные проемы трещали и сжимались. Лианы, корни и листья преграждали нам путь, сжимали, как тиски, наши шеи, давили и душили нас.
Я долго смотрю на него.
- И Верховный король вызвал это?- Не могу поверить, что Кардан, которого я оставила в его покоях, нуждался в защите.
- Его стража не была ни плохо обучена, ни плохо выбрана, и он знает свою силу. Я рад, что испытал его прежде, чем идти против него всерьез.
- А ты уверен, что разумно вообще идти против него?- Осторожно спрашиваю я.
Возможно, это не совсем то, что сказала бы Тарин, но и не совсем то, что сказала бы я.
- Мудрость - для кротких, - отвечает он. - И это редко помогает им так, как они думают. В конце концов, какой бы мудрой ты ни была, ты все равно вышла замуж за Локка. Конечно, возможно, ты мудрее даже этого— возможно, ты настолько мудра, что в итоге стала вдовой.
Ориана кладет руку ему на колено-предостерегающий жест.
Он громко смеется.
- Что? Я не скрывал, как мало мне нравился этот мальчик. Вряд ли можно ожидать, что я буду оплакивать его.
Интересно, стал бы он так хохотать, если бы знал, что Тарин действительно это сделала? Кого я обманываю? Он, наверное, будет смеяться еще громче. Он, наверное, и сам бы смеялся до тошноты.
***
Наконец карета останавливается, и Мадок спрыгивает вниз, подзывая своих солдат. Я вылезаю из кареты и оглядываюсь, сначала сбитая с толку незнакомым пейзажем, а затем видом армии, стоящей передо мной.
Снег покрывает землю, и огромные костры усеивают ее, наряду с лабиринтом палаток. Некоторые из них сделаны из шкур животных. Другие-сложные изделия из раскрашенного холста, шерсти и шелка. Но самое удивительное, насколько велик лагерь, полный вооруженных солдат, готовых выступить против Верховного короля. За лагерем, немного западнее, возвышается гора, опоясанная густой зеленой шкурой елей. А рядом с ним еще один крошечный аванпост—одинокая палатка и несколько солдат.
Я чувствую себя очень далеко от мира смертных.
- Где мы находимся?- Спрашиваю я Ориану, которая выходит из кареты позади меня, неся плащ, чтобы накинуть мне на плечи.
- Возле Зубного двора, - говорит она. - Здесь, на севере, в основном тролли и халдра.
Двор зубов- это двор невидимых, который держал в плену Таракана и Бомбу и который изгнал Гриму Мог. Самое последнее место, где я хочу быть-и без четкого плана к бегству.
- Пойдем, - говорит Ориана. - Давай устроим тебя поудобнее.
Она ведет меня через лагерь, мимо группы троллей, снимающих шкуру с лося, мимо эльфов и гоблинов, поющих военные песни, мимо портного, чинящего груду шкур перед костром. Вдалеке я слышу лязг стали, громкие голоса и звуки животных. Воздух густой от дыма, а земля грязная от топота сапог и таяния снега. Дезориентированная, я сосредотачиваюсь на том, чтобы не потерять Ориану в толпе. Наконец, мы подходим к большой, но практичной палатке с парой крепких деревянных стульев перед ней, покрытых овчиной.
Мой взгляд прикован к замысловатому павильону неподалеку. Он расположен на Земле на золотых когтистых лапах, глядя на весь мир, как будто он мог бы убежать, если бы его владелец дал команду. Пока я смотрю на него, выходит Гримсен. Кузнец Гримсен, создавший кровавую корону и многие другие артефакты Волшебной страны, жаждет все большей и большей славы.
Он так хорошо одет, что сам мог бы быть принцем. Увидев меня, он бросает на меня лукавый взгляд. Я отвожу глаза.
Внутри палатки Мадока и Орианы, я чувствую себя неуютно, как дома. В углу импровизированная кухня, где сушеные травы висят гирляндами рядом с сушеными колбасами, маслом и сыром.
-Ты можешь принять ванну, - говорит Ориана, указывая на медную ванну в другом углу, наполовину заполненную снегом. - Мы кладем металлический прут на огонь, затем погружаем его в воду, и все нагревается достаточно быстро.
Я качаю головой, думая о том, что мне нужно продолжать прятать руки. По крайней мере, в такой мороз я не удивлю, если надену перчатки.
- Я просто хочу умыться. И, может быть, надеть теплую одежду?
- Конечно, - говорит она и суетится вокруг маленького пространства, чтобы собрать теплое синее платье, какие-то чулки и сапоги. Она выходит и возвращается. Через несколько минут появляется слуга с дымящейся водой в чаше и ставит ее на стол со скатертью. Вода пахнет можжевельником.
- Я оставлю тебя освежиться, - говорит Ориана, надевая плащ. - Сегодня мы ужинаем с зубным двором.
- Я не хочу причинять тебе неудобства, - говорю я, чувствуя себя неловко перед ее добротой, зная, что это не для меня.
Она улыбается и касается моей щеки.
- Ты хорошая девочка, - говорит она, заставляя меня покраснеть от смущения.
Я никогда такой не была.
И все же, когда она уходит, я радаостаться в одиночестве. Я осматриваю палатку, но не нахожу ни карт, ни планов сражения. Я ем немного сыра. Я умываю лицо, подмышки и все остальное, до чего могу дотянуться, затем прополаскиваю рот небольшим количеством мятного масла и скребу язык.
Наконец, я надеваю новую более тяжелую и теплую одежду и просто заплетаю волосы в две тугие косы. Я заменяю бархатные перчатки шерстяными-проверяю, чтобы набивка на кончике пальца выглядела убедительно.
К тому времени, когда я закончиваю, Орианавозвращается. Она привела с собой нескольких солдат, несущих тюфяк с мехами и одеялами, которые она велела разложить для меня на кровати, занавешенной ширмой.
- Я думаю, что на данный момент это подойдет, - говорит она, глядя на меня в поисках подтверждения.
Я подавляю желание поблагодарить ее.
- Лучше, чем я могла бы просить.
Когда солдаты уходят, я следую за ними через полог палатки. Снаружи я ориентируюсь по солнцу, которое вот-вот сядет, и снова смотрю на море палаток. Я умею выбирать фракции. Люди Мадока, развевающие его герб, серп Луны,перевернутый как чаша. У тех, кто живет при Дворе зубов, палатки помечены каким-то устройством, которое наводит на мысль о зловещем горном хребте. И еще два-три двора, либо поменьше, либо с меньшим количеством солдат. «Целый сонм других предателей» - сказала Грима Мог.
Я не могу не думать, как шпион, которым я была, не могу не видеть, что я идеально расположена, чтобы раскрыть план Мадока. Я в его лагере, в его палатке. Я могла бы раскрыть все.
Но это абсолютное безумие. Сколько пройдет времени, прежде чем Ориана или Мадок поймут, что я-Джуд, а не Тарин? Я помню клятву, которую дал мне Мадок: «И когда я одолею тебя, я сделаю это так же тщательно, как сделал бы это любой другой противник, показавший себя равным мне». Это был двусмысленный комплимент, но в то же время и прямая угроза. Я точно знаю, что Мадок делает со своими врагами, он убивает их, а потом моет свою шапку в их крови.
И какое это имеет значение? Я в изгнании, меня вышвырнули.
Но если бы у меня были планы Мадока, я могла бы обменять их на конец моего изгнания. Конечно, Кардан согласился бы на это, если бы я дала ему возможность спасти Эльфхейм. Если, конечно, он не думал, что я лгу.
Виви сказала бы, что я должна перестать беспокоиться о королях и войнах и вместо этого беспокоиться о возвращении домой. После моего боя с Гримой Мог я могла требовать от Брайерна лучшей работы.
Виви права: если бы мы перестали притворяться, что живем как другие люди, у нас было бы гораздо больше места. И учитывая результаты расследования, Тарин, вероятно, не сможет вернуться в волшебную страну.
По крайней мере, до тех пор, пока Мадок не возьмет верх.
Может, мне стоит просто позволить этому случиться.
Но это подводит меня к тому, мимо чего я не могу пройти. Даже если это смешно, я не могу остановить гнев, который поднимается во мне, зажигая огонь в моем сердце.
Я, Королева Эльфхейма.
Даже если я Королева в изгнании, я все еще Королева.
А это значит, что Мадокне просто пытается занять трон Кардана. Он пытается забрать мой.
Мы обедаем в шатре Зубного двора, который в три раза больше шатра Мадока и украшен так же изысканно, как любой дворец. Пол устлан коврами и мехами. С потолка свисают лампы, а на столах горят толстые свечи на колоннах, рядом стоят графины с каким-то бледным содержимым и чаши с покрытыми инеем белыми ягодами, каких я никогда раньше не видела. В углу играет арфистка, звуки ее музыки доносятся сквозь гул разговоров.
В центре шатра покоятся три трона-два больших и один маленький. Они кажутся ледяными скульптурами, внутри которых застыли цветы и листья. Большие троны пустуют, но на маленьком сидит синекожая девушка с короной из сосулек на голове и золотой уздечкой вокруг рта и шеи. Она выглядит всего на год или два старше Оука и одета в платье из серого шелка. Она смотрит на свои пальцы, которые беспокойно двигаются друг против друга. Ногти у нее коротко обкусаны и покрыты тонким слоем крови.
Если она принцесса, то нетрудно узнать Короля и Королеву. Они носят еще более сложные короны из сосулек. Кожа у них серая, цвета камня или трупов. Глаза у них ярко-желтые, как белое вино. И одежды их-синева ее кожи. Соответствующий трио.
- Это Леди Нор, Лорд Джарел и их дочь, королева Сурен, - тихо говорит мне Ориана.
Значит, маленькая девочка-правитель?
К сожалению, Леди Нор замечает мой пристальный взгляд.
- Смертная, - говорит она со знакомым презрением. – Чего тебе?
Мадок бросает извиняющийся взгляд в мою сторону.
- Позвольте представить вам одну из моих приемных дочерей, Тарин. Я уверен, что упоминал о ней.
- Возможно, - говорит лорд Джарел, присоединяясь к нам. Его взгляд напряжен, как сова смотрит на заблудшую мышь, забравшуюся прямо в свое гнездо.
Я делаю свой лучший реверанс.
- Я рада, что сегодня вечером у меня есть место у очага.
Он переводит свой холодный взгляд на Мадока.
- Исключение. Она говорит так, как будто думает, что одна из нас.
Я забыла, каково это-все эти годы быть совершенно беспомощной. Имея одного Мадока для защиты. И теперь эта защита зависит от того, что он не догадается, какая из его дочерей стоит рядом с ним. Я смотрю на Лорда Джарела со страхом в глазах, страхом, который мне не нужно разыгрывать. И я ненавижу то, что ему это явно нравиться.
Я вспоминаю слова Бомбы о том, что Двор Зубов сделал с ней и с Тараканом: «Двор вырезал нас и наполнял проклятиями. Изменил нас. Заставил нас служить им.»
Я напоминаю себе, что я уже не та девушка, которой была раньше. Я могу быть окружена, но это не значит, что я бессильна. Я клянусь, что однажды именно Лорд Джарел будет бояться.
Но сейчас я отодвигаюсь в угол,сажусь на покрытый шкурами туф и осматриваю комнату. Я помню, как Совет живых предупреждал, что дворы уклоняются от клятв верности, пряча своих детей как подменышей в смертном мире, а затем возвышая их до правителей. Интересно, что здесь произошло? Если так, то лорд Джарел и Леди Нор должны отказаться от своих титулов. И заставить их нервничать достаточно, чтобы обуздать их.
Интересно было бы увидеть их хвастовство-их короны, троны и роскошный шатер, - поскольку они поддерживают стремление Мадока возвыситься до Верховного короля, что поставило бы его намного выше их. Я на это не куплюсь. Они могут поддержать его сейчас, но я уверена, что они надеются устранить его позже.
Именно тогда Гримсен входит в палатку, одетый в алый плащ, с огромной булавкой в форме сердца из металла и стекла, которое, кажется, бьется. Леди Нор и Лорд Джарел поворачиваются к нему, их застывшие лица расплываются в холодных улыбках.
Я смотрю на Мадока. Похоже, он не очень рад видеть кузнеца.
После еще нескольких любезностей Леди Нор и Лорд Джарел проводят нас к столу. Леди Нор ведет Королеву Сурен под уздцы. Когда королеву-ребенка подводят к столу, я замечаю, что ремни странно сидят на ее коже, как будто они частично погрузились в нее. Что-то в мерцании кожи заставляет меня думать о чарах.
Интересно, эта ужасная вещь-работа Гримсена?
Видя ее связанной, я не могу не думать об Оуке. Я смотрю на Ориану, гадая, не напоминает ли она его и ей тоже, но выражение ее лица такое же спокойное и отстраненное, как поверхность замерзшего озера.
Мы идем к столу. Я сижу рядом с Орианой, напротив Гримсена. Он замечает солнечные и лунные серьги, которые я все еще ношу, и жестом показывает на них.
- Я не был уверен, что твоя сестра откажется от них, - говорит он.
Я наклоняюсь и касаюсь пальцами в перчатках мочки ушей.
- Твои работы восхитительны, - говорю я ему, зная, как он любит лесть.
Он бросает на меня восхищенный взгляд, который, как я подозреваю, является гордостью за его собственное искусство. Если он находит меня красивой, это комплимент его ремеслу.
Но мне также выгодно, чтобы он продолжал говорить. Никто другой здесь, вероятно, не скажет мне много. Я пытаюсь представить, что могла бы сказать Тарин, но все, что я могу придумать, - это то, что, как мне кажется, хочет услышать самГримсен. Я понижаю голос до шепота.
- Я с трудом могу их снять, даже ночью.
Он прихорашивается.
- Просто безделушки.
- Ты, наверное, думаешь, что я очень глупая, - говорю я. - Я знаю, что ты сделал гораздо больше, но это сделало меня очень счастливой.
Ориана бросает на меня странный взгляд. Неужели я ошиблась? Подозревает ли она меня? Мое сердце учащенно бьется.
- Тебе следует посетить мою кузницу, - говорит Гримсен. - Позволь мне показать тебе, как выглядит по-настоящему мощная магия.
- Мне бы очень этого хотелось, - выговариваю я, но меня отвлекает беспокойство из-за того, что меня поймали и расстроили приглашением кузнеца. Если бы только он был готов хвастаться здесь, сегодня, вместо того, чтобы устраивать какое-то свидание! Я не хочу идти к нему в кузницу. Я хочу выбраться из этого лагеря. Это только вопрос времени, когда меня поймают. Если я хочу что-то узнать, мне нужно сделать это быстро.
Мое разочарование нарастает по мере того, как дальнейший разговор прерывается появлением слуг, приносящих обед, который оказывается массивным куском жареного медвежьего мяса, подаваемого с морошкой. Один из солдат втягивает Гримсена в разговор о своей брошке. Рядом со мной Ориана говорит о стихотворении, которого я не знаю, придворному из Зубного двора.
Предоставленная самой себе, я сосредотачиваюсь на том, чтобы различить голоса Мадока и Леди Нор. Они обсуждают, какие дворы можно привлечь на их сторону.
- Ты говорил с ДворомТермитов?
Мадок кивает.
- Лорд Ройбен разгневан на подводников, и ему не нравится, что Верховный король отказал ему в мести.
Мои пальцы сжимают нож. Я заключила сделку с Ройбеном. Я убилаБалекина, чтобы почтить его память. Это было оправданием Кардана за то, что он изгнал меня. Горько думать, что после всего этого Лорд Ройбен предпочтет присоединиться к Мадоку.
Но чего бы ни хотел Лорд Ройбен, он все равно дал клятву верности кровавой короне. И хотя некоторые дворы —как Двор зубов-возможно, замыслили свой путь, свободный от обещаний своих предков, большинство все еще связано ими. В том числе иРойбен. Так как же Мадок собирается разорвать эти узы? Без каких-либо средств для этого не имеет значения, кого предпочитают низшие дворы. Они должны следовать за единственным правителем с кровавой короной на голове-Верховным Королем Карданом.
Но поскольку Тарин ничего такого бы не сказала, я прикусила язык, когда разговоры закружились вокруг меня. Позже, вернувшись в нашу палатку, я несу кувшины с медовым вином и наполняю кубки генералов Мадока. Я не особенно запоминаюсь—всего лишь человеческая дочь Мадока, с которой большинство из них встречались мимоходом и о которой мало думали. Ориана больше не бросает на меня странных взглядов. Если она и считала мое поведение с Гримсеном странным, то не думаю, что я дала ей еще один повод сомневаться во мне.
Я чувствую гравитационное притяжение моей старой роли, легкость ее, готовую окутать меня, как тяжелое одеяло.
Сегодня мне кажется невозможным, что я была кем-то другим, кроме этого послушного ребенка.
Когда я ложусь спать, у меня в горле появляется горечь, которую я давно не испытывала, которая возникает из-за того, что я не могу повлиять на то, что имеет значение, даже если это происходит прямо передо мной.
Я просыпаюсь на койке, нагруженная одеялами и мехами. Я пью крепкий чай у огня, прохаживаясь вокруг, чтобы расслабить конечности. К моему облегчению, Мадок уже ушел.
Сегодня, говорю я себе, сегодня я должна найти выход отсюда.
Я заметила лошадей, когда мы шли через лагерь. Я, наверное, могла бы украсть одну. Но я некудышний всадник, и без карты я могу быстро заблудиться. Они, вероятно, хранятся все вместе в военном шатре. Возможно, мне удастся придумать причину, чтобы навестить отца.
- Как ты думаешь, Мадок не хочет чаю?- С надеждой спрашиваю я Ориану.
- Если так, он может прислать слугу, который приготовит его, - ласково говорит она мне. - Но есть много полезных дел, чтобы занять твое время. Мы, придворные дамы, собираем и вышиваем знамена, если тык этомуготова.
Ничто не выдаст мою личность быстрее, чем мое рукоделие. Назвать его скудным -это лесть.
- Не думаю, что готова отвечать на вопросы о Локке, - предупреждаю я.
Она сочувственно кивает. На таких сборищах время уходит на сплетни, и вполне разумно полагать, что мертвый муж будет провоцировать разговоры.
- Ты можешь взять маленькую корзинку и отправиться на поиски пищи, - предлагает она. - Просто будь осторожна, держись подальше от лагеря и держись подальше от леса. Если увидишь часовых, покажи им знак Мадока.
Я стараюсь сдержать свое нетерпение.
- Я так и сделаю.
Когда я натягиваю позаимствованный плащ, она кладет руку мне на плечо.
- Я слышала, как ты разговаривала с Гримсеном вчера вечером, - говорит Ориана. - Ты должна быть осторожной с ним.- Я помню, как она много раз предостерегала меня на праздниках. Она заставила нас пообещать, что мы не будем танцевать, ничего не будем есть, не будем делать ничего такого, что могло бы поставить Мадока в неловкое положение. И дело не в том, что у нее нет на то причин. До того, как стать женой Мадока, она была любовницей Верховного короля Элдреда и видела, как отравили еще одного ее любовника и ее дорогого друга. Но это все равно раздражает.
- Я так и сделаю. Я буду осторожна, - говорю я.
Ориана смотрит мне в глаза.
- Гримсен хочет многого. Если ты будешь слишком добра, он может решить, что тоже хочеттебя. Он может пожелать тебя за твою красоту, как человек жаждет редкого драгоценного камня. Или же он мог бы желать тебя только для того, чтобы посмотреть, откажется ли от тебя Мадок.
- Я понимаю, - говорю я, стараясь казаться человеком, о котором ей не нужно беспокоиться.
Она отпускает меня с бледной улыбкой, кажется, веря, что мы понимаем друг друга.
Выйдя на улицу, я направляюсь к лесу со своей маленькой корзинкой. Как только я достигаю линии деревьев, я останавливаюсь, переполненная облегчением от того, что больше не играю роль. На мгновение, здесь, я могу расслабиться. Я делаю несколько успокаивающих вдохов и обдумываю свои варианты. Снова и снова я возвращаюсь к Гримсену. Несмотря на предупреждение Орианы, он мой лучший шанс найти выход отсюда. Со всеми его волшебными безделушками, может быть, у него есть пара металлических крыльев, чтобы отвезти меня домой, или волшебные сани, запряженные обсидиановыми львами. Даже если нет, по крайней мере, он не знает Тарин достаточно хорошо, чтобы сомневаться, что яэто она.И если он хочет чего-то, что я не хочу ему давать. Ну, у него есть плохая привычка оставлять ножи лежать где попало.
Я иду через лес на возвышенность. Оттуда я могу видеть лагерь и все его палатки. Я замечаю импровизированную кузницу, стоящую в стороне от всего остального, из трех труб которой в огромных количествах поднимается дым. Я замечаю участок лагеря, где большая круглая палатка является центром активности. Может быть, именно там находится Мадок и карты.
И я замечаю кое-что еще. Когда я впервые осмотрела лагерь, то заметила небольшой аванпост у подножия горы, далеко от других палаток. Но отсюда я вижу, что есть еще и пещера. Двое охранников стоят на страже у входа.
Странно это. Это кажется неудобным и далеким от всего остального. Но в зависимости от того, что там внутри, возможно, в этом и есть смысл. Это достаточно далеко, чтобы заглушить даже самый громкий крик.
Содрогнувшись, я направляюсь к кузнице.
Я получаю несколько взглядов от гоблинов и григов и острозубых членов народа с порошкообразными крыльями, когда я пробираюсь через внешний край лагеря. Я слышу тихое шипение, когда прохожу мимо, и один из людоедов облизывает губы, что совсем не похоже на насмешку. Но меня никто не останавливает.
Дверь в кузницу Гримсена распахнута настежь, и я вижу кузнеца внутри, без рубашки, его жилистую, волосатую фигуру, склонившуюся над лезвием, которое он чиканит. Кузница обжигающе горячая, воздух густой от жары, воняет креозотом. Вокруг него множество оружия и безделушек, которые гораздо больше, чем кажутся: маленькие металлические лодочки, броши, серебряные каблуки для ботинок, ключ, который выглядит так, как будто он был вырезан из хрусталя.
Я думаю о предложении, которое Гримсен хотел, чтобы я передалаКардану, прежде чем он решит, что большая слава заключается в предательстве: «я сделаю ему ледяную броню, чтобы разбить каждое лезвие, которое ударит его, и это сделает его сердце слишком холодным, чтобы чувствовать жалость. Скажи ему, что я сделаю ему три меча, которые, будучи использованы в той же битве, будут сражаться с силой тридцати солдат.
Мне неприятно думать обо всем этом в руках Мадока.
Чтобы обнаружить себя, я стучу по дверной коробке.
Гримсен замечает меня и кладет молоток.
- Девушка с серьгами, - говорит он.
- Ты пригласил меня приехать, - напоминаю я ему. - Надеюсь, это не слишком скоро, но мне было так любопытно. Могу я спросить, что ты делаешь, или это секрет?
Делаю все для того, чтобы угодить ему. Он с улыбкой показывает на огромный металлический прут, над которым работает.
- Я создаю меч, чтобы расколоть твердь островов. Что ты думаешь об этом, смертная девушка?
С одной стороны, Гримсен создал одно из величайших оружий, когда-либо созданных. Но может ли план Мадока действительно состоять в том, чтобы прорваться сквозь армии Эльфхейма? Я думаю о Кардане, заставляющем море кипеть, надвигающиеся бури и деревья увядать. Кардан, который поклялся в верности десяткам правителей низкого двора и командовал всеми их армиями. Может ли один меч быть достаточно велик, чтобы противостоять этому, даже если это самый большой клинок, который когда-либо ковал Гримсен?
- Мадок должен быть благодарен, что ты на его стороне, - говорю я нейтрально. - И иметь такое оружие, обещанное ему.
- Хм, - говорит он, уставившись на меня глазом-бусинкой. - Он должен быть благодрен, но так ли это? Тебе придется спросить его самого, так как он не упоминает о благодарности. И если они будут сочинять песни обо мне, интересно ли ему будет их слушать? Нет времени на песни, говорит он. Интересно, чувствовал бы он себя иначе, если бы песни были о нем?
Очевидно, не хвастовство заставило его заговорить, а зарождающееся негодование.
- Если он станет следующим Верховным Королем, о нем будет много песен, - говорю я, нажимая на больную точку.
По лицу Гримсена пробегает облачко, губы его слегка кривятся от отвращения.
- Но ты, который был мастером кузнечного дела во времена правления Мэб и всех тех, кто последовал за ней, твоя история должна быть интереснее, чем его, лучшая пища для баллад.- Боюсь, я задела его слишком сильно,но он светлеет.
- Ах, Мэб, - говорит он, предаваясь воспоминаниям. - Когда она пришла ко мне, чтобы выковать кровавую корону, она оказала мне большую честь. И я проклял ее, чтобы защитить навсегда.
Я ободряюще улыбаюсь. Я знаю эту часть.
- Убийство владельца вызывает смерть для убийцы.
Он фыркает.
- Я хочу, чтобы моя работа продолжалась так же, как королева Мэб хотела, чтобы продолжался ее род. Но я забочусь даже о самых незначительных своих творениях.- Он протягивает руку, чтобы коснуться сережек своими закопченными пальцами. Он касается мочки моего уха, его кожа теплая и шершавая. Я вырываюсь из его объятий, как я надеюсь, со сдержанным смехом, а не с рычанием.
- Возьми, к примеру, вот это, - говорит он. - Раздай драгоценные камни, и твоя красота увянет—не только лишняя частичка, которую они дают, но и вся твоя красота, пока ты не станешь такой несчастной, что при виде тебя даже народ начнет кричать.
Я пытаюсь подавить желание сорвать серьги с моих ушей.
- Ты их тоже проклял?
Он хитро улыбается.
- Не все так уважительно относятся к ремесленнику, как ты, Тарин, дочь Мадока. Не все заслуживают моих подарков.
Я долго размышляю над этим, удивляясь множеству творений, вышедших из его кузницы. Интересно, сколько из них были прокляты.
- Так вот почему тебя изгнали?- Спрашиваю я.
- Верховной Королеве не понравилось, что я так много занимаюсь искусством, поэтому я не был в фаворе, когда последовал за Ольховым королем в изгнание, - говорит он, и я думаю, что это означает «да», в значительной степени. - Ей нравилось быть самой умной.
Я киваю, как будто в этой истории нет ничего тревожного. Мой мозг лихорадочно работает, пытаясь вспомнить все, что он сделал.
- Разве ты не подарил Кардану серьгу, когда впервые приехал в Эльфхейм?
- У тебя хорошая память, - говорит он. Надеюсь, у меня память лучше, чем у него, потому что Тарин не присутствовала на празднике Кровавой Луны.
- Она позволяла ему подслушивать разговоры тех, кто находился за пределами досягаемости. Замечательное устройство для подслушивания.
Я жду с нетерпением.
Он смеется.
- Это не то, что ты хочешь знать, не так ли? Да, оно было проклято. Одним словом, я могу превратить его в рубинового паука, который будет кусать его до самой смерти.
- Вы им пользовались?- Спрашиваю я, вспоминая глобус, который я видела в кабинете Кардана,где сверкающий красный паук беспокойно скребся по стеклу. Меня переполняет холодный ужас от уже предотвращенной трагедии, а затем ослепляющий гнев.
Гримсен пожимает плечами.
- Он все еще жив, не так ли?
Очень странный ответ. Это звучит как нет, когда правда в том, что кузнец пытался, и это не сработало.
Я должна была бы настаивать на большем, должна была бы спросить его о том, как мне выбраться из лагеря, но я не могу больше ни минуты говорить с ним и не заколоть его одним из его же собственных орудий.