«До чего чудно она говорит,» — неожиданно для себя зардевшись, Кин оперлась на предложенную руку, поднимаясь.
— Спасибо вам большое! — вместо подруги рассыпалась в благодарности Ханаби. — Так неловко…
— Это ничего, — не сводя пристального взгляда с Кинаны, произнесла Охара. — У нас на родине не принято оставлять людей в беде.
«Так вот оно что… они не здешние,» — окончательно приходя в себя, мысленно выдохнула Кин. — «Теперь понятно, почему её речь так необычна…»
— Думаю, нам стоит представиться. Это, — Анабет указала на недовольно бормочущую что-то девчушку. — Валери. А я… впрочем, — она загадочно прищурилась. — Выходит, вам уже откуда-то знакомо моё имя.
— Анабет, — непонятно зачем ляпнула Кинана, в ту же секунду начиная упрекать себя в бесконечной глупости, — Охара.
— Вот заладила, — недовольно фыркнула Валери. — Точно попугай…
Однако, встретившись с предостерегающим взглядом Анабет замолчала.
— Любопытно… — протянула она. — Откуда же всё таки оно тебе известно?
— Не знаю, — честно ответила Кинана, рассеянно пожимая плечами, мол, «простите уж». — Просто вдруг пришло в голову.
— Ага, — хмыкнула Валери. — Тут с головой явно огро-о-омные проблемы… Нам лучше уйти.
— Кто бы говорил, воровка мороженного! — опять напустилась на неё Ханаби. — Хамло!
— Сама хамло! — усмехнувшись, огрызнулась девочка. Складывалось впечатление, что она только того и ждала, чтоб кто-то с ней в словесной перепалке сошелся.
— Свинья! — и себе не осталась в долгу Ханна.
— Сейчас я покажу тебе кто тут свинья! — она демонстративно прокашлялась, набрала полную грудь воздуха, и… И тут рука Анабет молниеносно закрыла ей рот, чуть пристукнув по губам.
— Прекрати! — зашипела она на вспыльчивую скандалистку, повернувшись к остальным спиной. — Ты нас рассекретить хочешь, да? Между прочим, если эта девушка что-то знает…
— Она убегает, — с постным выражением лица изрекла Валери.
— Что? — Охара резко развернулась на каблуках и еле удержалась, чтобы с размаху не шмякнуть себя ладонью по лбу — Кинана с Ханаби мелькнули в ближайшей подворотне и скрылись.
— Ну вот, — констатировала факт девочка. — Я же говорила. Сбежала.
2013 год, подвалы поместья Сакамаки
Из темноты забытия медленно проявились размытие очертания подвального помещения, за последние несколько дней ставшего настоящей пыточной камерой для девушки, безвольно повисшей в цепях у одной из его стен. Несчастная медленно подняла голову, окидывая мрачную пустоту погасшим взглядом, и вновь опустила, рассыпая по плечам тёмные волосы.
— Кто… здесь… — её тихий шепот утонул в вязкой затхлой тишине, не выражая ничего, даже, казалось бы, необходимой в этом случае вопросительной интонации. Впрочем, последовавший ответ был не более логичен.
— Идиотка, — пренебрежительно процедил сквозь зубы Субару, появившийся из неоткуда у противоположной от пленницы стены. В левой руке он держал небольшую плошку ароматного риса.
Запах еды вызвал в девушке куда большее оживление, чем ругательное слово, к которому, впрочем, за последнее время она весьма привыкла.
— Можно…? — бедняжка вновь подняла голову, умоляющее посмотрев скорее даже не на молодого вампира, а на принесённый им рис, самый обычный, но для неё — Мэй Охары —не видавший ничего съестного уже три дня, он показался неземным угощением.
— Чертова идиотка! — значительно повысив голос, повторил младший Сакамаки. — Недавно сдала с потрохами своих друзей, дело всей жизни, а всё, о чём ты можешь думать, это жалкая еда?! Так подавись ей!
Глаза юноши сверкнули нездоровыми огнями скрытого безумия, и он взбешенно швырнул глиняную плошку на пол, разбивая её на тысячу мелких кусочков.
Белый, ещё горячий рис рассыпался по влажному холодному полу помещения, но это вовсе никак не повлияло на желание Мэй им полакомиться. Напротив, в нездоровом оживлении девушка отпрянула от стены, насколько ей позволяли цепи, и принялась жадно есть, подбирая съедобные крохи прямо с земляной поверхности.
— Взгляни на себя! — тяжело дыша продолжил Субару. — Ты всё равно что грязный скот! А казалась такой гордой и неприступной. Если все в вашем ордене такие…
— Нет! — истеричный крик девушки взвился под высокие своды комнаты, заставляя вампира замолчать. — Это не так!
Её болезненный, воспалённый от недосыпа и слёз взгляд решительно уставился на него.
— Одно прогнившее звено не значит, что гнила вся цепочка!
— Но чего стоит цепочка, если это чертово звено распадётся? — парировал Сакамаки, не менее пристально взглянув на дрожащую от слабости и волнения Охару. — Она больше не будет цепочкой! Развалиться!
— Ты не можешь меня осуждать… — отрицательно качая головой, прошептала Мэй. Её зрачки расширились в припадке фанатичного ужаса. — У меня просто не было выбора! Я… пыталась, но… Но что я могла сделать?! Ничего! НИ-ЧЕ-ГО!
— Ошибаешься, — ровно ответил вампир, зловещей тенью возвышаясь над поникшей пленницей. — Что-то можно сделать всегда.
2013 год, Мюнхен
Роскошная комната, каждая, даже самая мелкая, деталь которой разве что вслух не кричала о продуманности и дороговизне отельного номера «люкс», насквозь пропиталась тошнотворным запахом гниения. Вонь витала повсюду, сгущаясь в особенно плотные воздушные сгустки по углам и около кровати, на которой, запрокинув голову, лежал мужчина.
Его слишком бледное лицо покрыла болезненная испарина. Губы были плотно сжаты, словно их обладатель боялся, что из них вот-вот сорвётся постыдный стон.
— Ты что там уснула, старая карга?! — наконец не выдержав звенящей тишины, рявкнул он, с молниеносной быстротой переводя воспалённый взгляд на отчаянно не желающую вязаться с этим описанием миловидную женщину лет тридцати.
— Уже скоро, — мягким увещевательным тоном произнесла она, осторожно стягивая кожаную перчатку с его правой руки и обнажая совершенно оголённые кости пальцев и того, что когда-то звалось ладонью. — Потерпите, господин.
— Ты говоришь так всегда, Патриция, — криво усмехнулся Рихтер, в очередной раз окидывая взглядом то, что осталось от его руки. — Но ничего не происходит. Гниение прогрессирует сумасшедшими темпами, каждый день я теряю по несколько сантиметров плоти. Если так пойдёт и дальше, менее чем спустя два месяца рука сгниет до самого предплечья… Проклятье! Почему она не регенерируется?! Та девчонка… из их чёртового ордена… Я должен был узнать, что за вещество она использовала, прежде, чем избавиться от неё! Но теперь всё без толку… и след их магистра тоже пропал! Я не могу допустить свадьбы Талии с братом! Это… не по плану…
Он замолчал, чуть прикусив губу, когда Патриция нежными движениями принялась обрабатывать уродливые куски мяса, свисающие к костяшкам руки, из которых сочилась зловонная жижа.
— Потерпите, умоляю, хозяин… — раболепно произнесла она, томно вздохнув, словно не замечая ни ужасного запаха, ни бессильного бешенства Рихтера, который, пусть и пытался это скрыть, сходил с ума от боли. — Кажется, я нашла способ излечить ваши раны, нарастить новую плоть…
— Что для этого нужно? — хрипло поинтересовался мужчина.
— Кровь семи невинных красавиц, — ухмыльнулась ведьма, обматывая остатки его руки свежими бинтами, пропитанными ароматными бальзамами. — Всего лишь.
Глава 7
Из двух зол выбирают… третье
2013 год, Мюнхен
— Тебе смешно, Патриция? — заметив её кривоватую усмешку, которая, похоже, казалась самой ведьме высшим пилотажем в тяжелом искусстве лёгкого флирта, сквозь зубы процедил Рихтер. Его глаза сверкнули опасными огнями, а здоровая рука непроизвольно дёрнулась, будто вампир намеревался ударить женщину, но в последний момент передумал. — Кто я по-твоему? Шут?!
Патриция отрешенно покачала головой, то ли отрицая несправедливые обвинения, то ли поражаясь тому, с какой невероятной быстротой недуг распространяется по телу прежде могучего мужчины, поражая даже его сознание.
Горячка терзала Рихтера уже не первые сутки. Всё это время ведьма не отходила от него ни на шаг, стараясь не допускать критического для вампира повышения температуры. И поначалу ей это даже удавалось: в ход пошли все порошки, настойки и мази, что их женщина собирала долгие годы своей отнюдь не райской жизни, проведённой в вечном побеге от агентов и карательных отрядов ордена «Рассветных Рыцарей» (будь вовеки проклято название его, и падёт прахом слава). Однако, гниение никак не удавалось остановить, и в конце-концов всё, что оставалось — только облегчать страдания умирающего на глазах господина, которого женщина любила беззаветно, как только может любить ведьма, лишившаяся всего.
* * *
Патриция была дочерью немецкого офицера Юргена Шварца и скромной учительницы одной из многочисленных берлинских школ — Юты. Ведьма отлично помнила начало Второй Мировой. Все ходили словно пьяные, заранее празднуя несбыточную победу.
Девушка как раз заканчивала школу и, подобно многим своим товарищам, не задумываясь вступила в партию, бравируя лозунгами, смысл которых понимала весьма приблизительно. Да и разве так это важно — понимать что-то, когда на глазах вершиться история, а в груди жаром пылает полное юношеского задора сердце?
Впрочем, очень скоро иллюзии начали рассеиваться. Слова фюрера хоть и были по прежнему убедительны, больше не внушали того трепета и доверия. Начинались смутные времена.
Первые бомбёжки Патриция с матерью пережидали в небольшом подвальчике, где до войны Юта хранила консервацию, а её муж — бочонок доброго пива. И теперь, закрывая глаза, женщина видела этот бочонок: большой, немного рассохшийся. Когда на Берлин падали бомбы, она заползала внутрь его, оттуда одним глазом наблюдая за матерью, в беспокойстве листающую старую книгу и в скупом освещении маленькой газовой лампы не видящую ни единой буквы.
А однажды, бомба упала прямо на их дом.
Патриция не помнила, как это было. Она по своему обыкновению сидела в бочке. Потом земля содрогнулась… Сквозь щель девушка ещё увидела, как беспорядочно мелькая страницами из рук матери падает книга, а потом её ослепительной вспышкой пронзила боль. Наступила тьма.
Она очнулась на руках статного офицера СС, когда разбирали обломки её дома. По щекам несчастной не переставая лились кровавые слёзы, и Пат даже не сразу поняла, почему её левый глаз так болит, и почему она не может его открыть, а когда поняла, то закричала так пронзительно и страшно, что кровь стыла в жилах.
— Большинство теряют жизнь, а ты потеряла всего один глаз, — сурово и даже немного раздраженно бросил мужчина. — Ты должна быть благодарна своей судьбе, глупая смертная!
Девушка моментально замолчала, оставшимся глазом пристально вглядываясь в каждую черту лица странного военного.
Этим офицером был Рихтер.
* * *
— Ты уверена, что это сработает? — голос вампира вырвал женщину из плена воспоминаний, заставляя неохотно возвращаться к не менее неприглядной реальности.
— Вы же знаете, — мягко заметила она, прикладывая к его пылающему лбу смоченную специальной охладительной сывороткой тряпицу. — Обычно я даю стопроцентную гарантию…
— Обычно? Не теперь, полагаю… — Рихтер хрипло расхохотался, заставляя Патрицию невольно содрогнуться. — Конечно… я понимаю. Мой случай — беспрецедентный. Но… я не могу умереть… Не сейчас! Нужно столько всего сделать! Я знаю, Пробуждение вот-вот начнётся… и… когда она вернётся, я не смогу сообщить ей о провале…
Мужчина облизнул пересохшие губы, его болезненно пылающий взгляд расфокусировано блуждал по затемненному пространству комнаты.
— Вам так важно было избавиться от Талии? — ведьма непонимающе взглянула на него. — Разве… не хватит того, что вы сровняли с землёй весь её обожаемый орден? Дело, на которое она продолжала все свои жизни мертво. Никому из рыцарей рассвета не удалось избежать гибели…
— Единственная смерть Талии устроила меня бы больше тех тысяч, — горько усмехнулся Рихтер. — Она… не должна была вернуться… той ночью…
1530 год, восточное побережье Адриатического моря
Небо и море смешались воедино.
— Это не сойдёт тебе с рук! — отчаянно проговорила Талия, прожигая своего мучителя невинным взглядом, который раздражал Рихтера больше всего. «Святая» простота! Неужели именно на это купился его братец? — Ни тебе, ни Корделии! Клянусь Небесами, я отомщу!
— Ах, Талия, Талия… — ухмыльнулся он, чуть склоняя голову на бок и касаясь губами её веска. — Какая ты все-таки глупая! Для того, чтобы отомстить, нужно, как минимум, быть живой…
С неимоверной, почти мистической, быстротой он перебросил девушку через плечо, сталкивая вниз, туда, где среди острых скал бешено металась разъярённая стихия.
Короткий крик ещё несколько секунд висел в воздухе, кружась, подхваченный ветром, а потом в одночасье затих, растворившись в скорбных завываниях стихии.
— А ты, моя «дорогая» невестка, отныне лишена такой роскоши, — договорил мужчина, ещё несколько минут наблюдая за морем. Однако, убедившись, что с девушкой покончено, решительно развернулся и направился прочь к темнеющему на горизонте силуэту небольшого поместья, вскоре растворившись в непроглядной тьме ненастной ночи.
В комнате Талии всё ещё витал приторно-сладкий запах её крови. Она чем-то напомнила Рихтеру вишнёвый ликёр. Такая же невыносимо, тошнотворно сахарная, идеальная. Ни единой горькой нотки.
— Будто овсянки нажрался, — презрительно сплюнул он сквозь зубы и только теперь заметил подозрительно шевелящийся тёмно-кровавый сгусток ближе к кровати.
Неизвестной природы холодок пробежал по его спине, когда, подойдя поближе, он понял, что непонятное Нечто живое. Оно укоризненно смотрело на Рихтера своими мерзкими маленькими глазками. В темноте они жутковато блестели золотыми сполохами, заставив вампира непроизвольно попятится.
Он знал, что видел похожие глаза раньше. Видел чаще, чем ему хотелось.
Золотые глаза, которые всегда так нравились Корделии.
Мерзкое Нечто смотрело на Рихтера глазами его брата — Короля Вампиров.
Глазами Карлхайнца.
2013 год, восточное побережье Адриатического моря
— Ч-что? — осевшим от волнения голосом прошептала Адель, чувствуя, как тело окутывают ледяные оковы ужаса. — Выходит... я… своими руками послала человека на верную гибель?! О, Небеса!
Она порывисто закрыла лицо ладонями, ибо не могла более сдерживать слёз, жемчугом блеснувших на длинных ресницах.
— Пусть меня испепелят всевидящие очи Рассвета! — пылко причитала несчастливая магистр, захлёбываясь истерическими рыданиями. — Как я могла довериться тебе снова, Хайнц?! Использовать меня, для уничтожения рыцарей Света! Поистине изуверский план… О милостивый, ясный Рассвет! Поделись со мной своей мудростью, дай сил…
— Хватит молится! — резковато осёк её мужчина, локтем упираясь о спинку кресла, в котором девушка шумно придавалась отчаянию. — Даже в исполнении обычных людей это выглядит довольно нелепо, но когда это делаешь ты, Талия, при этом упоминая имя вашего не каноничного «Рассветного» божества, мне уже даже не смешно.
Он подался чуть вперёд, тем самым нависая над своей моментально пополотневшей невестой.
— Ты должна научиться действовать разумно, любовь моя, — искривив губы в своей извечной ничего не значащей усмешке, проговорил Карлхайнц. — И не бояться жертвовать несколькими пешками во имя общих целей.
— Но… — девушка вскинула голову, и теперь вампир особенно хорошо мог видеть её немножко раскрасневшееся от плача личико и большие ясные глаза, которые, несмотря на душевные терзания своей обладательницы, серьёзно смотрели на него из-под приспущенных густых ресниц. — Но… они не пешки… Они мои друзья, и я люблю их!
— Любишь? — саркастично ухмыльнувшись, переспросил Карлхайнц. — Не думаю, что такая юная и легкомысленная девушка может вообще что-то знать об этом чувстве. Любовь, дружба… Вы люди так любите бравировать этими словами, прежде даже не позаботившись о том, чтобы понять их суть.
Он резко оттолкнулся от лакированных поручней кресла и повернул голову к огромному — во всю стену — французскому окну, из которого в комнату лился мягкий лунный свет.
— Так предсказуемо и так самоуверенно! Любовь, дружба… Жалкое оправдание человеческой слабости.
— Нет! — отрицательно покачала головой Адель, даже ненадолго забыв о своём страхе к Карлхайнцу. — Ты ошибаешься! Любовь вовсе не слабость, это…
Девушка осеклась, пытаясь отыскать наиболее подходящее описание столь противоречивому и непредсказуемому чувству, но так и не нашлась, что ответить. Не придумала, как описать то, о чём читала так много, но чего ещё сама ни разу не испытывала. Или ей только так казалось?
— Это… — несмело повторила она и сразу же умолкла, пристыжено вперев взгляд в пол.
Ещё шире стала усмешка Короля Вампиров. Теперь в ней не было ничего красивого, разве что кого-то привлекало столь надменное и даже жутковатое амплуа.
— Так что же это? — он вновь сфокусировал всё своё внимание на моментально поникшей Адель, которая теперь больше походила не на магистра могущественного ордена и не на его невесту, а на простую школьницу, неверно отвечающую урок.
Рука вампира лениво потянулась к шахматной доске. Указательным пальцем он неспешно коснулся нескольких фигур, краем глаза (и не без удовлетворения) наблюдая, как внимательно следит Талия за каждым его движением.
— Если, скажем, я освобожу путь этой вашей Мэй Охаре, переместив старшего сына в сторону, — мужчина приподнял одну из своих замысловатых фигур (только теперь Адель начала замечать, как же они отличаются от обычных шахмат). — Это будет проявлением любви?
— Смотря какой и к кому, — весьма резонно заметила девушка, даже не отдавая себе отчёт, когда это она успела увлечься этим процессом. — Наверное, здесь уместнее говорить о лояльности или милосердии… Но, постой, ты спрашиваешь, что такое любовь… И тогда в холле, когда говорил, что твоё сердце не бьётся… Неужели ы и вправду никогда… Мне так жаль…
Она медленно встала с кресла, буквально на носочках приблизившись к застывшему у шахматной доски Карлхайнцу. Её рука ободряюще коснулась его плеча.
— А когда ты вот так прикасаешься ко мне, — не поворачиваясь к магистру спиной, поинтересовался он. — Это…?
— Это значит, что я хочу поддержать тебя, — мило улыбнувшись, пояснила она. — Люди делают так, если кому-то из их близких грустно…
Адель вздохнула. Да уж. Хорошо же она может кого-то успокоить, если сама чувствует себя препаршиво…
Неожиданно девушка вздрогнула, почувствовав крепкую мужскую руку уже на своём плече.
— Вот так? — янтарно-золотые глаза вампира вопросительно смотрели на неё, словно на умудрённого жизнью старца. — Ведь тебе грустно, верно, Талия?..
— А? — она пораженно заглянула в лицо Карлхайнца, пытаясь прочитать хоть жалкую частицу его настоящих эмоций, но так и оставаясь ни с чем. Впрочем, возможно, ей было просто тяжело поверить в то, что видит?
— А если я… — он требовательно, но нежно приобнял её тонкий стан, притягивая к себе. — Обниму тебя за талию, это…?
— Может, ты снова хочешь одурачить меня или причинить вред? — зардевшись и опустив взгляд, прошептала девушка. — Кто знает…
Его руки умело скользнули ниже.
— Ч-что… что ты задумал? — по-детски наивно расширив глаза, прошептала Адель, чуть приподняв голову, чтобы лучше видеть красивое лицо Короля Вампиров.
— Хочу объяснить тебе, что такое любовь, — заговорщицки понизив голос, ответил он. — Ведь ты тоже не знаешь этого, верно? Пока не знаешь…
— Тогда… — Адель не понимала, что на неё нашло. Ранее она просто не могла поверить, что способна на столь опрометчивый поступок. Но теперь её ничего не волновало. Словно в каком-то наваждении, приторно сладкой иллюзии, приходящей исключительно на заре нового дня, она протянула руку к его лицу. — Если я коснусь твоей щеки вот так…
— А я вот так приподниму твоё прекрасное лицо… — вторил он её, окончательно лишая последних крох рассудка.
— Если… — Адель замолчала, когда их взгляды пересеклись. Она больше не могла молвить и слова. Щеки её расцвели маками скромности и скрытого желания, потенциала, что так или иначе запрятан внутри любой женщины. И магистр понимала, что больше она не принадлежит себе, что сейчас она находится в плену этих глаз, но, странное дело, девушка могла поклясться — ей это навиться.
— Если я поцелую тебя, Талия… — вместо неё с придыханием окончил Карлхайнц, накрывая дрожащие девичьи губы страстным поцелуем.
* * *
Комната утопала в полумраке и звенящем стрекотании цикад. Сквозь распахнутое настежь окно лился горьковатый запах полыни да бескрайних просторов, почти полностью заглушая прохладно-колючую морскую свежесть. Ветер сменился с вечера, и теперь помещение заполонила степь. Вольная, необъятная, она простиралась на долгие мили в северо-западном направлении от старого поместья, единственными обитателями которого теперь были Адель-Талия и её самопровозглашенный жених Карлхайнц.
— Ты не спишь, Талия, — мягко произнёс он, констатируя совершенно очевидный факт и переводя взгляд на прелестную девичью головку, утопающую в подушках чуть ниже его собственного лица.
Девушка ещё крепче — до лёгкой боли в напряженных мышцах — закрыла глаза, пуще прежнего зарываясь в подушки, шелковые наволочки которых местами промокли от слёз. Её собственных, теперь неприятно холодящих разгорячённые щеки.
— Я же вижу, что не спишь, — повторил вампир, лениво накручивая на палец один из её непокорных локонов. С его лица не сходила улыбка. Прежняя, совершенно не выдающая посторонних эмоций, теперь она, тем не менее, казалась совершенно довольной. — Послушай, мне нужно кое-что с тобой обсудить. Понимаю, ты сейчас чувствуешь… небольшую усталость, но дело важное.
— Я чувствую, словно меня разбили на тысячу мелких кусочков, а потом собрали обратно, — бесцветным голосом сообщила Адель, наконец удосуживая Карлхайнца коротким жалобным взглядом. — Даже кости болят… Боюсь, завтра я не смогу подняться с кровати…
— Так я ведь и не поднимаю тебя… до вечера, — коротко хохотнул он, осторожно поворачивая её лицо к себе и вытирая ещё влажные девичьи щеки, — Ну-ну, не плачь… Я не привык, чтобы женщины в моей постели рыдали. Неужели тебе не понравилось? — в глазах вампира мелькнули лукавые огоньки. — Мне помнится, что ты получала удовольствие. Если уж казалось, что я слишком груб, могла бы и сказать, я бы попытался это исправить…
— Всё не так! — вновь зардевшись, возразила девушка, стараясь не смотреть ему в глаза. — П-просто… это… больнее, чем я думала… И… и потом… не совсем…
— А! Вот ты о чём! — просиял Карлхайнц, а потом придвинулся ближе, и Адель почувствовала, как его холодное дыхание щекочет ухо. — Поверь, я бы тоже хотел сделать всё как надо. Но до свадьбы мы себе этого позволить не можем. Лично меня пока устроит и… вид сзади.
— До свадьбы? — переспросила девушка, зарываясь рукой в его волосы и чуть прикрывая глаза от удовольствия, когда несколько страстных поцелуев алыми розами распустились на её шее. — А как насчёт моего ордена? «Рассветные рыцари» не оставят своего магистра… Они придут. И убьют тебя…
— Ах Талия, — саркастично скривился Король Вампиров. — Такая взрослая девочка, а говоришь такую глупость. Чтобы сразиться со мной, твои рыцари недостаточно сильны. Им недостаёт опыта, но, боюсь, так тому и быть.
— Что ты хочешь этим сказать? — глаза Адель расширились от ужасной догадки, в которой она всем сердцем желала бы ошибиться. — Как это понимать?
— Не волнуйся так, любовь моя, — ухмыльнулся он. — Это как раз то, о чём я хотел поговорить. Видишь ли, тебе лучше сложить свои полномочия. Когда ты станешь королевой, они будут для тебя лишь ненужной обузой. Распусти свой орден, Талия. Они больше не нужны тебе. Теперь твоим защитником стану я.
— Никогда! — в ужасе воскликнула Адель, решительно поднимаясь с кресла. Её взгляд — до того испуганный и робкий — сверкнул стальной уверенностью.
— До чего же я люблю, когда ты сердишься, — прошептал Карлхайнц, в мгновение ока фиксируя руки девушки над головой. — Но, боюсь, сейчас это совершенно лишнее. Хочешь того или нет, твои кровь и плоть моё достояние!
Небольшим канцелярским ножиком, которым ещё несколько минут назад так обыденно расправлялся с конвертами, вампир несколько раз медленно провёл по её дрожащей шее. Казалось, он вот-вот повредит нежную кожу и туповатое лезвие окраситься алой кровью строптивицы.
— П-прекрати… — одними губами, чуть слышно проговорила Адель. — Оставь меня… пожалуйста…
— О нет, — ловким почти неуловимым движением руки Король Вампиров отбросил нож, и тот со свистом ударился о пол, разламываясь на несколько частей. — Об этом можешь забыть! И не проси! Ни сейчас, ни завтра и даже спустя вечность. Я не оставлю тебя, Талия! Ты можешь сопротивляться, пытаться бежать, если тебе угодно, но ты не спрячешься от меня!
Его руки уверенно сомкнулись на её талии, ледяное дыхание обожгло кожу, когда, уткнувшись носом в её шею, словно вдыхая запах, он провёл по ней губами. Бедняжка застыла, стараясь даже не дышать, чтобы этим не спровоцировать вампира на большее.
— Это твоя судьба, — продолжал он, страстно впиваясь пальцами в тело своей невесты, тем самым ненамеренно причиняя ей боль, от чего несчастная тихо всхлипнула. — А судьба, как известно, нам не подвластна. Так или иначе, ты станешь моей… но кое-что тебе всё же позволено… Корона или цепи, Талия. Ты можешь разделить со мной Вечность и бремя безграничной власти, или можешь коротать эту самую Вечность в заточении, превратившись в не более чем игрушку, исполняющую любые мои прихоти и желания…
Он отпустил её так же неожиданно, как и появился. На мгновение в комнате повисла звенящая тишина. Адель было нечем дышать — казалось, воздух сгустился настолько, что его можно смело резать, будто кусок жирного масла.
— Обычно я не спрашивая беру всё, что мне хочется. Однако, ТОГДА я действительно не сдержал слово. Будем считать эту маленькую уступку достойной уплатой моего долга. Корона или цепи, Талия… У тебя есть время подумать, я не тороплю… — он беззаботно усмехнулся. — Но всё же… тебе лучше не медлить. Кто знает, когда смерть настигнет твоих горе-товарищей.
Глава 8
Брат остаётся братом… даже если и враг *
2013 год, элитная школа «Рётэй»
— Мэй-сан… Куда она пропала? — Юи Комори неспешно спускалась в холл, крепко прижимая к груди несколько книг, необходимых для следующего занятия.
Впрочем, о занятиях девушка думала сейчас меньше всего. Которая уж неделя пошла со дня памятного баскетбольного пари с Аято, когда её новая (лучшая и, похоже, единственная) подруга так смело вступилась за недальновидную блондиночку.
После этого поистине знаменательного (для оной так уж точно) события Мэй Охара в школе больше не появлялась. Просто исчезла, словно её и не было никогда. До Юи доходили лишь неясные слухи, что якобы девушка переехала. Другие уклончиво заверяли о её переходе на индивидуальное обучение, третьи — о болезни. Сама Комори очень сомневалась в правдивости подобных показаний, хотя и хотела верить им неимоверно.
Каждый раз, когда она пыталась успокоить саму себя рациональным объяснением исчезновения Мэй, в памяти так не кстати всплывала похотливая ухмылка Райто и его фривольное: «Думаешь, Аято не будет жадничать и поделится своим призом?», а ещё то, что она увидела в музыкальном классе до самого турнира…
«Неужели в этом может быть замешан Шу?» — подумала Юи, совершенно не смотря перед собой и, естественно, натыкаясь на первого попавшегося на своём пути. В случае неудачливой героини этим «первым попавшимся» оказался появившийся буквально из неоткуда Аято.
— Чего это ты на людей бросаешься, Оладья? — ухмыльнулся он, обнажая острые клыки. — Или так соскучилась по Великому Мне?
— А-аято… — рассеянно пробормотала Комори, пуще прежнего прижимая к груди книги. — И-извини, пожалуйста… Я просто… думала о… о Мэй…
— Чего? — недовольно хмыкнул вампир, апатично закидывая руки за голову. — Тоже мне. Нашла тему для размышлений, Оладья… Хотя что с тебя взять? Похоже, кроме неё и нас ты вообще ни с кем здесь не хочешь дружбу водить. Гордая Оладья.
Он снова ухмыльнулся. На этот раз весьма хищно — уж когда вампирские глаза начинали голодным огнём пылать Юи к этому времени выучила лучше алфавита да таблицы умножения.
— В-вовсе нет! — немного запинаясь от моментально накатившего волнения, смежного с полнейшей паникой, возразила она. — Я нисколечко не гордая! В смысле, я, конечно, горжусь тем, что я человек… Но это не значит, что я считаю вампиров недостойными гордости… И говоря так, я имею ввиду именно гордость, когда человек… позвольте… или вампир сам оценивает себя… и вовсе не предполагает, что оценка у него завышенная. Вот!
— Чего? — недоумённо покосился на девушку Аято. —Ты хоть сама-то поняла, что сморозила?
— Эээм… да? — пролепетала Комори, вглядываясь в лицо вампира, словно ему смысл сказанного ей был понятен куда лучше. — То есть… нет! Наверное. Я… не знаю…
— То-то и оно, — фыркнул он, хватая Юи за плечи, тем самым лишая её любого желания к бегству. — Ты нифига не знаешь! Зато Великий Я знает, чего ему сейчас хочется…
Аято склонился к девичьей шее, привычным движением прокусывая нежную кожу и не без удовольствия ощущая, как дрожит его жертва.