Узбеки на Достоевского. Попались. Не смотрят на встречных. На всякий случай.
Как они получаются – такие? Не смеющие в лица смотреть. Это ж должно начинаться очень давно, может быть, с детства. Кишлачного. Или аульного. Или аильного. Вряд ли они такие только в СП. Это бывает, когда человек для себя сознает, в какой мир он попал и кто он такой в этом мире. И это понимание его подавляет, делает вот таким – не умеющим или не смеющим смотреть в глаза.
А вот был такой во дворе на Фрунзе будущий военмор Авраменко. Не боявшийся никого. Тоже с детства с ним такое. Папа у него ходил в морской форме капитана второго ранга, был участником войны. Моряком! В сухопутном городе это бросалось в глаза и несколько удивляло. Может быть, в этом дело. У отца ордена. На 9 мая это смотрелось! Не за просто так, надо полагать. И сын пошел в адмиралы.
Допускаешь, что и у него были обстоятельства, при которых он не смотрел в глаза. Но это наверное другого качества история.
Пешеходы.
*
Вот ведь идут по улице простые российские пешеходы. Наверняка же они все поголовно честные и добропорядочные. Хотя бы потому, что не поставлены в условия соблазнов начальской вседозволенности. По жизни честные. Идут себе!
*
Какой-то человек. Он идет навстречу, проходит мимо...
И ничего он не может о себе рассказать. Ни о себе, ни о своей жизни... Есть, конечно, что рассказать, но наверняка не сможет. Мало кто вообще может.
Хитрость.
Хочет как-то хитро прожить жизнь. Видно по всему. По лицу, по одежде, по всему внешнему виду...
И видно, что он не преуспел пока в этой хитрой жизни. Что-то ищет, оглядывается, всматривается в прохожих...
Может быть, прикидывает, к чему приложить свою хитрость.
Биографии.
Актеры из передачи Филатова «Чтобы помнили».
Почему так у них? Почти у всех!
Какая-то «расшатанность» судьбы. Некая закономерность. Будто не справились с управлением. Что-то, наверное, в этом роде.
Наверное и о большинстве смертных можно сказать то же самое. Не очень справляются со своими жизнями.
За стеной.
Внутренняя физиологическая жизнь. Самоуглубленное переваривание пищи, прислушивание к тому, что делается в печени, ноге, мочевом пузыре, прямой кишке…
И это тоже можно назвать «внутренним миром».
Хлюпающее, икающее, отрыгивающее, сявкающее, бормочущее, заспанное, неряшливое, нечистое, суетливое существо за стенкой. Оно поздно ложится. До поздней ночи слышен его дегенеративный смех, сюсюкание, пришепетывание, хруст, шарканье-топание ботинок, употребляемых вместо домашних тапочек, звон ключей, лязг дверей, запираемых даже для того, чтобы сходить по малой нужде.
Это существо уже два месяца здесь живет.
Федя.
Грустная короткая жизнь. Вызывающая недоумение.
Крикливый, плаксивый младенец. Унылый подросток, тугодум, молчун.
И вот уже вполне себе взрослый. Его постоянно что-то раздражает. Бестолковый напарник в мастерской, начальство, новости по телевизору... Даже щетина на щеках, от которй надо каждое утро избавляться запершись в ванной.
Чуть выпьет - делается подозрительным, агрессивным, буйным.
«Федя, тебе нельзя пить. Ты плохо кончишь», - объясняет ему соседка на следующий день. Федя кривится и молчит. Соседка напоминает ему покойную маму.
Он жует бутерброд с вареной колбасой, отхлебывая чай из щербатой кружки.
За окном затянутое тучами небо. Утро начинается.
У Феди еще есть время в этой грустной короткой жизни.
«Явился!»
Улыбка. Блаженненькая. Реакция на ругань свирепой жены.
Ну, конечно, свирепость эта неспроста. Блаженность-то его пропойческая!
И он еще себя покажет.
Чернуха.
Мужья их пьют, охладевают к стареющим женам, жены страдают, курят, пьют, плачут, жалея себя.
Их жизнь проходит в горьком недоумении.
Это если вкратце.
Превратности судьбы.
Они прожили лет по сорок-пятьдесят на этой земле. Убийца и им убиенный. И не предполагали, что их дорожки когда-нибудь пересекутся. Они прожили жизни не подозревая о существовании друг друга. И вот что-то вдруг соединило их жизни.
Они встретились однажды, и один убил другого. Как наехавшие одна на другую строчки. И одна зачеркнула другую.
И еще эти строчки из старого стихотворения:
«...Ты скажи,
Как из этой неволи
Предназначенности
Ускользнуть?
Боже мой,
Мне убить тебя что ли,
Чтоб причастность к тебе ощутить?»
Элемент.
Такой уж он элемент. У него только ему свойственные реакции. Ну не золото он и даже не серебро. Он где-то в середине таблицы. Шипит, бурлит, окисляется, только что не взрывается. Такая реакция. Такой элемент.
Деньги.
Бракоразводные разговоры начались почти сразу и продолжались все три года. Деньги, деньги… И никакого романтизма, никакого абстракционизма…
- То приносишь восемнадцать, то восемь… Да пошел ты к черту!
Кавказец и блондинка.
Они выясняют отношения. Прилюдно. Посреди улицы. В потоке спешащих прохожих.
Она выше его. Говорит громче и эмоциональней.
Кавказец хмурится, искоса смотрит по сторонам.
И говорит медленно, тихо.
Холодно спокоен как сталь кинжала.
Не иначе - зарезать может!
Белочка.
В этот особый кармашек он складывает мелкие – пяти-десяти копеечные монетки. Для бросания в фонтаны, пруды, озера, реки, моря, океаны и другие водоемы с целью возвращения к этим водоемам согласно примете.
В особый кармашек, самые мелкие монеты, откладывание…
Как белочка заготавливает орешки на зиму.
В этом сказывается изощренный жизненный опыт, сложное понимание и отношение к жизни. Не просто так – бездумно, легкомысленно, без понятия…
Не бомжи.
Какие живописные бомжи! Длиннобородые, с прямыми спинами, опрятные…
Сидя на садовой скамейке друг против друга, едят что-то с расстеленной газеты. Ложками.
Опрятные и едят ложками, но все же бомжи. Загорелые и одетые во всепогодные многосезонные одежды – какие-то то ли плащи, то ли длинные куртки.
Едят с непокрытыми головами.
Может быть, они те, кого раньше называли странниками. А вовсе не бомжи.
Железный человек.
Человек, слаб, хрупок... Жаростоек, тверд, но хрупок... Или упруг, стоек, но… Или пластичен, изменчив, нестоек…
По-разному железные люди.
Манекены.
*
У них элегантные позы. Они будто все куда-то спешат. Легкие, стройные, одетые с иголочки в стильную одежду. У них хорошая компания. Может быть, они дружат со школьной скамьи. Из обеспеченных семей. Изящные, раскованные, жизнерадостные… Этому впечатлению не вредит даже то, что у них нет голов, и из воротников небрежно расстегнутых у ворота рубашек торчат гладкие пенечки шей. Что же, они работают манекенами по верхней одежде, а не по шляпам. Зачем им головы?
*
Безголовый манекен - на подоконнике окна в цокольном этаже. Смотрит на освещенную фонарями улицу из мрака комнаты за его спиной. Всю ночь смотрит. Хоть и безголовый. Страшнее, что безголовый. Нависая над улицей, над прохожими, которые чувствуют его зловещее соглядатайство, проходя мимо окна.
Добавляется тоски к этому утру понедельника, к темной пустынной улице, к этому дожившему до глубокой осени миру...
*
Ямочка на коленке. У манекенши. Или у манекенки? Или у манекеницы? У манекена женского рода.
Где еще ее увидишь! Эту ямочку. Что-то будто напоминающую. Что-то живое.
Живую плоть.
*
- Манекен женского пола?
- Они как ангелы: одна только видимость пола.
*
Еще не всякий манекен способен красиво носить костюмы!
*
У манекена есть характер. Выразительные руки. Чуть отставлена нога. Поза раскована…
Что-то он о себе понимает.
*
То ли выставка скульптур, то ли магазин торгового оборудования с голыми манекенами в витринах.
Шутка! Магазин это, а никакой не вернисаж.
Они стоят, полные нудистского достоинства, целыми семействами. От мала до велика.
*
Скромная «манекенка» за витринным стеклом. Все в нахальных позах, а она скромно сложила перед собой руки, потупила глаза.
В одном кадре.
Старушка с лицом старой учительницы уговаривает, по-видимому, сына идти домой.
Говорит по-учительски спокойно, будто не пьяного уговаривает, а ученика вразумляет подтянуть успеваемость.
Воспитательный процесс и обычное бытовое пьянство... И все это в одном кадре.
Вся длинная, разнообразная, обманная жизнь. Мысли, лица, слова, понятия из разных жизней... Все это вдруг сошлось в одной уличной картинке супрачным питерским вечером.
Ценности.
«Материальные ценности не имеют ценности».
Чижикову всегда хотелось услышать от Лизы нечто подобное, а не самому обращать на это ее внимание.
«Слава Богу, - говорил он ей, - встречаются иногда люди, которые “никогда не стоят в очередях”», - как бы подводил он Лизу к пониманию своей мысли. И видя сомнения в ее глазах добавлял: «Их не так много, но они были и есть».
Лиза же совсем этого не понимала.
Чижикову именно этого не хватало в ней. Будто от этого зависело обретение некой законченной картины действительности.
Такой вот идеализм тире идиотизм, как любил выражаться один его бывший сослуживец.
Чижиков оскорбленно насупился. Но потом как бы частично согласился:
«Конечно, здесь есть свои мерзкие крайности».
Помощь.
Невозможность настоящей, исчерпывающе полноценной помощи друг другу. При то, что все живут примерно на одном не слишком высоком уровне достатка.
Только нечто обозначающее помощь. Не «имитирующее», конечно, - это уже передергивание. Но именно что-то только лишь символическое, посильное... Как если деньги на производстве сдают на что-то такое. Символизирующее материальную, а больше моральную поддержку. «Чем можем».
Да и то правда: чем по-настоящему можно помочь!
Сильно и не надеются. Каждый свою жизнь тянет самостоятельно.
Зал прилета.
Толпится народ перед дверями, через которые выпускают прилетевших в аэропорт Пулково.
Много китайских граждан. Для них теперь даже всегда делают объявления по громкой связи на китайском языке. По-русски, по-английски и по-китайски.
Открылись двери, пошел народ.
Одними из первых отдельной группой выходят с тележками, наполненными чемоданами, какие-то китайцы. Думаешь, вот к ним сейчас подбегут стоящие рядом смешливые и беспокойные молодые люди. Подбегут обниматься, целоваться... И в толпе встречающих станет посвободней. Но нет! Не так скоро! Это китайцы не этих китайцев. И ничего ведь не перепутают! Они точно знают своих китайцев. У них глаз натренированный.
Наконец все встречающие расхватали своих приезжающих, и выход в зал прибытия почти обезлюдел.
А этой китаянке не досталось ни одного встречающего! И она теперь не знает, куда катить свой чемодан.
Хитрое лицо.
Хитрый. С хитрым лицом. Можно таким прожить всю жизнь?
А можно ли не хитрить? Обходиться без хитрости. Что-то вроде того, как это с одним знакомым происходит. У него такой, можно сказать, дефект жизненный. Не хитрит – и всё! В ущерб себе. Но если по-другому ему невозможно!
Последствия – и того, и другого способа жизни – однозначны ли они?
Вот этот дохитрился до хитрого лица. Перекосило его, щеки надуло, неспокойные глазки сузило...
А еще про таких некультурно говорят: «хитро-опый».
Чувства.
«Вообще, им не позавидуешь! Бросаются в отношения, кидаются в брак как в омут - с головой!
Это на их-то - ниже нижнего - ступени социальной лестницы! Когда по жизни бывает одна-две стиральных машины, столько же холодильников, про квартиру и говорить нечего!
Так что, сплошной риск. Ведь без любви! Чтобы хоть как-то.
Просто: ”Давай попробуем!”
Можно ведь так попасть! Да и если не попасть, то все равно - с ровными как стиральная доска чувствами! “Кому они нужны – эти чувства!”
И изо дня в день, из года в год! Десятилетиями!
Да, им не позавидуешь».
Странности.
Он, конечно, в чем-то был полезен в домашней обстановке. Не бесполезен, можно сказать.
А его странности не такие уж страшные! Есть странности куда как неприятней. А у него странности объяснительные и не опасные для окружающих.
Половиком прикидывается. А что! Можно ноги вытирать. Кому от этого плохо!
1998-2019
14.02.2019
https://vk.com/club164090989