– Это было у нее в чемодане.
Под налетевшим порывом ветра зашелестели сосны и ели, их верхушки были коричневыми и голыми.
– Ну и вонь, – сказал Адам.
Михаэль губами достал из пачки сигарету без фильтра и открыл крышку своей серебристой зажигалки. Пламя опять получилось слишком высоким.
– Это кофе?
Михаэль выпустил дым над головой Адама.
– Хочешь?
– Настоящий?
Михаэль принюхался к термосу.
– Хороший, – сказал Адам.
Михаэль осторожно взял стаканчик и чуть отхлебнул.
– Это было глупо со стороны Эви. Тебя наверняка будут обыскивать.
– Мона сказала, что я им неинтересен, потому что они в основном вами занимаются. Но я, конечно, не знаю.
– Я слишком поздно тех типов заметил, не стоило мне здесь останавливаться.
– И что мне сказать, если они найдут сумку?
– Что ее девушка забыла, которую ты автостопом подвозил.
– Я даже не знаю, можно ли нам.
– Что?
– Подвозить автостопщиков.
– Ну и что. Ты смотрел, что внутри?
Михаэль покачал головой и протянул стаканчик обратно.
– Вкуснотища.
Адам налил еще.
– Спасибо, мне этого до завтра хватит.
– Тут еще много.
Михаэль, с сигаретой во рту, поставил руки на пояс и сделал несколько круговых вращений туловищем. Затем он положил руки на плечи и начал двигать локтями. «Лада» с двумя мужчинами проехала мимо них в сторону границы. Под конец Михаэль вытянул руки вперед, как во время тренировки по плаванию. Его пальцы тряслись.
– Не привык ты, видать, контрабанду возить?
– Я слишком много курю.
– Ладно, что так, что сяк, все будет неправильно, – сказал Адам, надел шляпу Эвелин, взял ее спортивную сумку, легкую, как пушинка, и положил ее под водительское кресло.
– Не хочешь посмотреть, что внутри?
– Эви это бы не понравилось.
– Понимаю.
– Она что‑нибудь рассказывала, ну то есть обо мне?
– Только Моне.
– И что?
– Что там была другая, ты и…
– У меня была примерка костюма. И по такой жаре… У Эви просто совершенно сдали нервы.
Михаэль кивнул:
– А если тебя станут обыскивать?
Адам пожал плечами:
– Об этом лучше не думать. Они же как звери. Они просто чуют твой страх, у них на это нюх.
– Как собаки, правда? – спросил Михаэль.
– А вы куда едете?
– На Балатон, я Моне обещал.
– Встречаемся на первой стоянке для отдыха после границы, – сказал Адам.
– А если тебя не выпустят?
– Поеду в Варнемюнде.
– А сумка Эви?
– Увидишь, что будет. И помни, ты – свободный человек и посещаешь родные страны пролетариата, своих естественных союзников… В населенных пунктах – не больше шестидесяти, по шоссе – девяносто!
Адам взял коробку с черепахой, открыл багажник и поставил ее туда.
– Извини, Эльфи. – Он захлопнул багажник. – По местам! – воскликнул он и указал рукой на шоссе.
На подъеме из‑за поворота выползал грузовик с контейнером, за ним медленно двигалась целая колонна легковушек.
На пограничном пункте Адам остановился за той самой белой «Ладой» с дрезденскими номерами и двумя мужчинами. Он заглушил мотор, вышел из машины и закурил сигару. Облокотившись спиной о водительскую дверь, он закрыл глаза. Здесь, в горах, было намного прохладнее.
Когда опять поехали, Адам лишь снял машину с ручного тормоза и потихоньку начал продвигаться перед красным «пассатом» в сторону границы. Он слишком поздно заметил, что в его ряду документы проверяют две женщины.
ПРОПУСКАЮТ ОДНОГО
Блондинка в форме оливкового цвета, с выбивающимися из‑под кепи локонами, листала его паспорт. Хотя ноги у нее были красивые, в короткой юбке она смотрелась скованно и неуверенно.
– Вы едете в Венгерскую Народную Республику?
– Хотел сначала, но отпуск слишком короткий. У меня машина сломана была. Теперь не решаюсь на ней так далеко ездить. Еду вот в чешский рай, по горам побродить и всякое такое.
Брюнетка с химией обошла вокруг машины, постучав накрашенными ногтями по капоту.
– Таможенный контроль, – сказала она и взяла у блондинки его раскрытый паспорт.
– Вы обменяли кроны и форинты.
– Еще в июне. Форинты обратно поменяю.
– Что вы везете?
– Ничего, только личные вещи, еду в дорогу и одиннадцать сигар, для личного пользования.
– Подарки везете?
– Нет.
Посмотрев на него, блондинка проставила в паспорте печать, протянула его обратно и небрежно отдала честь.
– Спасибо, – сказал Адам и убрал паспорт в нагрудный карман.
В боковое зеркало он пронаблюдал за тем, как завитые женщины в слишком коротких юбках на неестественно прямых ногах направились к красному «пассату». Лицо Михаэля, казалось, прилипло к лобовому стеклу. Адам завел машину и подъехал к чехословацкому контролю.
– Dobrý den, – ответил Адам и протянул свой паспорт.
Поправив зеркало заднего вида, Адам повторил вслед за пограничником «na shledanou». Перед ним открыли шлагбаум. Когда он посмотрел назад, красный «пассат» как раз знаком попросили выехать из общей очереди. Михаэль вышел из машины. Его окружила группа людей в форме.
За первым поворотом Адам остановился, достал из багажника коробку, поставил ее на переднее сиденье рядом с водительским местом и открыл. Черепаха не шевелилась. По прекрасному асфальтовому шоссе в сторону Теплице, которое серпантином спускалось вниз, он еще во времена своей учебы на мастера как‑то съехал на велосипеде на огромной скорости. Внизу оказалась парковка с небольшим продуктовым магазином, который уже закрылся.
Адам разложил дорожную карту на капоте и поставил термос на ее верхний край. Из Теплице ему нужно было ехать в сторону Ловосиче, все время прямо по шоссе Е 15, которое одновременно было трассой № 8 до Праги. В городе ему тоже нужно было придерживаться трассы № 8. Он дважды пересечет Влтаву. Если он найдет правильный съезд с шоссе, то очутится прямо у Вацлавской площади. Он сложил карту так, чтобы ее можно было держать одной рукой, и до половины засунул ее под коробку.
Адам вылил в стаканчик остатки кофе. Если бы встречу назначал он, то точно не в Праге, а здесь неподалеку, на вокзале в Усти‑над‑Лабем, так они воссоединились бы гораздо быстрее. Он решил ехать дальше, потому что Михаэль мог появиться еще очень нескоро.
Проехав Терезин, он взялся подвезти двух женщин, которые были ненамного старше него, но из‑за золотых зубов казались бабушками. У каждой из них на коленях было по огромному жестяному жбану, доверху наполненному большими темными вишнями.
Черепаха привела женщин в полный восторг. Адам жестами показал, чтобы они сидели спокойно и не доставали животное из коробки. «Tiho», – вспомнил он слово, «tiho», на что женщины захохотали и сами начали повторять «tiho, tiho». Женщина на заднем сиденье прижала черепаху к груди. Потом они пели для него на два голоса, то и дело обтирали вишенки рукавами и клали их ему в рот. Черепаха задвигалась и высунула голову. В Доксанах они вышли. Женщина, сидевшая рядом с ним, помахала вытянутой вперед рукой и закричала: «Praha, Praha», после чего они опять начали смеяться по неведомой Адаму причине. Он выплюнул в окно целую обойму косточек, отчего они снова золотозубо расхохотались и наконец удалились, не прощаясь, со своими жестяными жбанами. Он уже хотел бежать за ними, черепахи нигде не было, но, приподняв коробку, он ее увидел.
– Эльфи, – проговорил он, когда она спрятала голову под панцирь, – не бойся.
Он надеялся, что приедет в Прагу ненамного позже Эвелин и Симоны, но на окраине города ему пришлось свернуть на объездную дорогу. Он безуспешно попытался сориентироваться по Влтаве и Градшину, покрутился по всему городу и слишком поздно заметил, что проезжает мимо Вацлавской площади. Уже смеркалось, когда он наконец‑то нашел свободное место и припарковался.
Адам пощекотал черепаху по шейке, чтобы та успокоилась, положил ее обратно в коробку и попытался открыть сумку Эвелин. Через несколько сантиметров молнию заело, он испугался, что сломает ее – своих клиенток он всегда отговаривал делать застежки на молнии, – и обрадовался, когда ему вновь удалось закрыть ее, не сломав.
С футляром от фотоаппарата в руке, спортивной сумкой через плечо, с ее шляпой на голове он закрыл машину и пошел.
Вечер выдался теплый. Он решил было купить мороженое, но не захотел стоять в очереди.
Эвелин и Симона сидели на верхних ступеньках постамента памятника, под головой коня, и, положив перед собой чемодан, палатку и рюкзак, смотрели на площадь.
Эвелин так посмотрела на Адама, будто пыталась вспомнить, кто это. Симона вскочила:
– Ты еще здесь откуда?
– Из Германской Демократической Республики. А Михаэля они зацапали.
– Свиньи, свиньи, свиньи! – воскликнула Симона.
– Откуда у тебя сумка? – спросила Эвелин.
– Так получилось. Я подумал…
– Что получилось?
– Он немного струхнул из‑за сумки, и тогда я ее взял, они ведь чувствуют, когда человек боится.
– Ничего не понимаю.
– Перед самой границей мы остановились, в туалет захотелось, тут я и взял сумку. Нас такие два ангелочка проверяли, это надо было видеть. И еще с обиженными физиономиями, что им приходится в таких тряпках ходить.
– Ты можешь по‑человечески рассказать!
– Я сначала его подождал, а потом подумал, что лучше сам побыстрее приеду, чтобы вы были в курсе.
– Его арестовали?
– Не думаю, просто решили потрясти.
Эвелин взяла свою сумку. Адам хотел надеть шляпу ей на голову. Она отклонилась.
– Да не сделаю я тебе ничего, – сказал он и положил шляпу ей на колено.
– Адам, это они тебя на нас натравили? – Симона встала между ним и Эвелин. – У тебя задание такое?
Адам надеялся, что Эвелин что‑нибудь скажет. Она держала сумку и шляпу на коленях и никак не реагировала.
– Конечно, меня к вам приставили, в особенности к тебе!
– Зря смеешься, этим не шутят.
– Радовалась бы лучше, что я шучу, а то ведь мог бы и врезать.
– Ты не имеешь права нас преследовать, Адам. Скажи, Эви? Нет у него такого права. И вообще, ты этим только хуже делаешь!
Эвелин смотрела прямо перед собой.
– Могла бы хоть со мной поговорить, – сказала Симона и села рядом с ней.
На руку мужчине, кормившему птиц хлебными крошками, сели голуби. Симона с отвращением поморщилась.
– Сколько сюда ехать из Бад‑Шандау?
– Мы ехали через Циннвальд.
– Почему через Циннвальд? Это была твоя идея?
– Что значит моя идея? Я сказал, что поеду через Циннвальд. А ему бы только ехать за кем‑нибудь, он и рад.
Симона покачала головой. Адам сел у ног Эвелин. Через какое‑то время он встал и пошел обратно к киоску с мороженым. Вернулся с тремя бутылками пепси и тремя порциями ванильно‑шоколадного мороженого.
– Оставь меня в покое, ладно? – сказала Эвелин, не поднимая глаз.
Симона взяла у него мороженое. Съев две порции, Адам карманным ножичком открыл бутылки пепси.
– Да не кукситесь вы так! – воскликнул он, подняв бутылку. – Ничего же не случилось. Если хотите, можете поспать в Генрихе, Эльфи будет рада.
– Эльфрида, – поправила Эвелин.
– Эльфи больше подходит, это от слова «эльф». Не надо так волноваться. Что они ему могут сделать? Ничего! Позлят немного, и все.
Адам встал перед памятником и открыл кожаный футляр фотоаппарата. Но не успел он открыть объектив, как женщины вскочили с места.
– Прекрати!
– Адам, ты с ума сошел?
– Ты что, фотографировать нас собрался?!
Адам опустил фотоаппарат:
– А почему бы и нет?
– Потому что я этого не хочу! Мы этого не хотим, – сказала Эвелин.
– Убирайся отсюда с этой штукой!
Адам застегнул кожаный футляр на кнопки и вернулся на место.
Ему вдруг вспомнились те две женщины с золотыми зубами и то, как они касались вишнями его губ. За темными полосками облаков разгорался багровый закат, суля на завтра отсутствие луж на шоссе.
ПОДОЗРЕНИЕ
Адам озяб. Ему уже пришлось предъявлять паспорт полиции, а несколько молодых людей, обосновавшихся рядом с ним, уже несколько раз предлагали ему попеть вместе с ними, один из них даже протягивал ему гитару.
Когда ушли и они, Адам встал, держа в каждой руке по бутылке пива, и хотел сходить за свитером к машине. Тут в свете автомобильных фар он увидел Михаэля, тот нес чемодан.
Адам пошел ему навстречу:
– Ну наконец‑то.
– Где они? – Голос Михаэля звучал сухо, чуть ли не дрожал.
– Спят в машине. – Адам открыл вторую бутылку пива и протянул ему ее. – Несладко пришлось?
– Они меня до рубашки раздели.
– Те два ангелочка?
– Они даже в задницу мне смотрели.
– Такая уж у контрабандистов судьба, твое здоровье!
– Почему ты не подождал?
– Я подумал, лучше уж пусть хоть один доедет, чем вообще никто. Давай, за тебя.
Они чокнулись. Адам указал подбородком вниз, на площадь:
– Тут недалеко.
– Мы же договаривались, что ты подождешь!
– Тогда бы они до сих пор сейчас здесь сидели и думали, что ты попал в аварию или что тебя из‑за сумки арестовали.
– Я почти до Пльзеня доехал.
– Как это тебя угораздило?
Михаэль поставил чемодан на землю и отхлебнул немного пива.
– Может, я понесу? – предложил Адам.
Симона, свернувшись калачиком, сидела впереди, рядом с водительским креслом. Эвелин лежала на заднем сиденье, положив одну руку на глаза, подтянув ноги, на животе у нее стояла открытая коробка с черепахой.
Михаэль постучал по капоту. Выпрыгивая, Симона стукнула дверью по соседней машине. Эвелин натянула юбку на колени, коробка с черепахой съехала к спинке сиденья. Михаэль вытянул в сторону руку с бутылкой, словно ожидая, что Адам возьмет ее у него, чуть присел и прижал к себе Симону.
– Все о’кей? – спросила она через какое‑то время.
– Все о’кей, – сказал Михаэль.
Чтобы обнять Эвелин, Михаэлю нагибаться не пришлось, он поцеловал ее почти что в губы.
– Я так рада, что ты вернулся, – сказала Эвелин, – ты не сердишься на меня?
– За что?
– За то, что я дала тебе сумку?
Михаэль погладил Эвелин по волосам.
– У них наводка была, уж не знаю откуда, они мне такое устроили, – сказал он и поставил бутылку с пивом на бордюр. – Даже в бензобак фонариком светили.
– Не ухмыляйся, Адам, – предостерегла Симона, – это отвратительно.
– Они развинтили все, что можно. И взяли только старую газету, старую‑престарую, за какой‑то из последних годов, которая у меня в запаске была воткнута. А вы как?
– Ничего, нам только кучу глупых вопросов назадавали, – сказала Эвелин. – А в следующем купе к одной семье прицепились. Тем пришлось вынимать все вещи, все до единой.
– Вы знаете здесь какой‑нибудь отель?
– Отель «Генрих»! – воскликнул Адам.
– Ну тогда пошли, – сказал Михаэль, подхватив заодно чемодан Эвелин, – andiamo!
Эвелин встряхнула свитер, который служил ей подушкой, набросила его себе на спину и под шеей связала рукава узлом.
– У Эльфриды кончилась вода, – сказала она, зажала палатку под мышкой, взяла сумку и чуть приподняла ее. – За это спасибо, – проговорила она, не глядя на Адама.
– Всегда пожалуйста, спокойной ночи, – ответил он и сделал жест рукой, словно пропуская ее вперед.
– Спокойной ночи, – сказала она, – счастливого пути.
Симона, которая ждала с рюкзаком за спиной, взяла сумку за одну ручку. Теперь они шли быстро, чтобы не слишком отставать от Михаэля. Сумка покачивалась между ними туда‑сюда, словно приплясывая.
Адам посадил черепаху обратно в коробку и тайком двинулся следом.
На Вацлавской площади вся троица вдруг скрылась в дверях отеля «Ялта». Адам какое‑то время подождал снаружи. Когда он вошел в фойе, там почти никого не было и чувствовалось приятное тепло. За спиной портье висели ключи, из некоторых ячеек высовывались паспорта.
– Dobrý večer, – сказал Адам. – Сколько стоит одноместный номер?
Портье улыбнулся:
– Восемьсот крон, сударь.
– За ночь?
Портье кивнул:
– Děkuji, спасибо, – сказал Адам и вышел.
Он поднялся наверх по Вацлавской площади и затем повернул налево, к вокзалу. В туалете у раковины брился и громко пел приземистый мужчина; черные волосы на его груди выбивались из‑под майки, пряжка ремня была расстегнута. Адам присел на унитаз. Прислушался к мелодии, а потом к звукам, которые издавал мужчина, умываясь. Мужчина что‑то прокричал, потом повторил это, он, кажется, ждал ответа; но вдруг начал петь – и, напевая, вышел из туалета.
Когда Адам подошел к раковине, там на краю лежало маленькое мыльце, запакованное, совершенно новое, специально для него.
Перед «вартбургом» по‑прежнему стояла пивная бутылка Михаэля. Адам приподнял ее, словно желая проверить, осталось ли еще что‑нибудь, и вылил пиво в водосток.
Он улегся на заднем сиденье, подтянув колени, и стал смотреть прямо на соломенную шляпу Эвелин, которая лежала за водительским креслом. Несмотря на усталость, он не мог уснуть. Его удивляло, что вокруг так шумно. У окон то и дело появлялись и заглядывали в салон чьи‑то лица, привлеченные «олдтаймером» – как выразился один из любопытствующих. Каждый раз они в испуге отшатывались, как только замечали его.
Утром он проснулся от удара. Он сел. От площади отъезжала поливальная машина, начинался час пик.
Дверь гостиницы была открыта. Но вместо вчерашнего портье на рецепции сидела молодая женщина со светлыми, похожими на солому волосами, которая лишь мельком взглянула на него и не ответила на приветствие.
Он сел в одно из бесформенных кресел, стоявших в фойе. Когда блондинка стала с возмущением говорить ему что‑то по‑чешски, он сказал: «Я жду одного человека», – и положил ногу на ногу. Лишь когда открывались двери лифта или когда кто‑нибудь, позавтракав, выходил из ресторана, он поднимал голову. Пахло кофе. Он понаблюдал за тем, как женщина поливает цветы в кадках рядом с рецепцией и отщипывает своими длинными белыми ногтями сухие листья.
Адама разбудила костлявая рука на его плече.
– Я жду Эвелин Шуман, свою жену, – сказал он.
Он услышал, как официант произносит имя Эвелин, но блондинка за стойкой отрицательно покачала головой. Адам подошел к ней и спросил Михаэля. «Михаэль, Михаэль», – повторил он. В конце концов блондинка повернула к нему большую книгу, лежавшую на стойке, и показала на графу, в которой запись «1+2» была перечеркнута двумя красными диагональными линиями.
– Они выехали, – сказал официант. – Вам надо поискать их в другом месте.
Адам посмотрел на него. Официант постоял молча и в конце концов пожал плечами.
– Ну что ж, тогда поищу в другом месте, – сказал Адам и на прощание крепко стиснул ему руку.
НОВАЯ ЖЕНЩИНА
Примерно за двадцать километров до Брно, около мотеля под названием «Девет кршижу», Адам остановился, чтобы заправиться. Потом ему удалось найти свободное место и припарковаться неподалеку от ресторана самообслуживания. Перекинув сумку через плечо, захватив бритвенные принадлежности, фотоаппарат и свежую рубашку, он прошел к туалетам. Казалось, предбанник с умывальниками сделан как раз для таких, как он: там были мыло и полочка под зеркалом. Вода, правда, шла только холодная. Адам осторожно начал бриться. Но потом чуть не порезался, потому что мужчина крепкого телосложения, который стряхивал воду с рук, толкнул его под локоть. Их взгляды ненадолго встретились в зеркале. Мужчина, на руке у которого была татуировка в виде пышногрудой русалки, пробурчал что‑то, что Адам принял за извинение. Он помыл подмышки, надел свежую рубашку, а старую обмотал вокруг бедер.
Когда он вошел в душное от кухонных паров помещение, то сразу вспотел, над головами висел сигаретный дым, пахло пивом. Адам взял поднос. Тот был мокрым, но он все равно положил на поднос приборы и стал ждать, когда очередь продвинется. Среди занятых столов стояла семья; держа в руках переполненные подносы, они беспомощно озирались вокруг. Шум голосов то и дело прерывался взрывами хохота, словно здесь отмечали какое‑то событие. Адам заказал кнедлики со свининой, взял два последних украшенных майонезом бутерброда с салями и пирожное с кремом, из напитков – зеленый лимонад. Отодвинул свободный стул от столика у окна и спросил: «Možno?» Так как никто не ответил, он сел. Держа поднос на коленках, он отодвинул в сторону несколько стаканов и поставил перед собой тарелки. Лимонад был сладкий до невозможности.
– Вы не могли бы меня подвезти? – На него смотрела молодая женщина с короткой стрижкой и светло‑карими глазами. – Мне срочно надо.
Она поставила на пол рядом с ним голубой туристический рюкзак на каркасе.
– И куда?
– В Прагу.
– Я еду в другом направлении.
– Ничего, не важно.
Сидевший через два стола от них здоровенный тип в бежевой жилетке из искусственной кожи что‑то ей прокричал. Он приподнял вверх дамскую сумочку. Она пошла к нему. Когда она хотела взять сумочку, он убрал руку назад, но со второй попытки у нее получилось‑таки выдернуть ее, на что тип громко рассмеялся.
– Можно я поеду с вами?
Адам кивнул.
– Спасибо, – сказала она и просто встала рядом с ним.
Ему было неприятно продолжать есть в ее присутствии.
– Хотите чего‑нибудь? – спросил он и приподнял тарелку с бутербродами.
– С удовольствием, – сказала она и запихнула себе в рот бутерброд с салями.
Адам предложил ей лимонаду и подвинулся на стуле, освобождая немного места.
– Вы больше не будете кнедлики?
Она села рядом с ним на его стул и принялась есть. Ее голова казалась маленькой в сравнении с атлетическим телом.
Вдруг перед ними выросла фигура мужчины в жилетке. Он говорил громко, его указательный палец двигался туда‑сюда, как будто он объяснял что‑то. Адам почувствовал, как девушка прижимается к нему, хотя она продолжала есть и делала вид, что ничего не слышит и не видит. Когда мужчина наконец замолчал, Адаму показалось, что во всем помещении воцарилась тишина. Он положил правую руку на спинку стула. Мужчина в жилетке что‑то спросил и повторил свой вопрос. Адам раздумывал, не положить ли руку ей на плечо, и тут мужчина рассмеялся, достал свой кошелек, грохнул об стол рукой, с размаху положив рядом с пустой тарелкой купюру, и пошел обратно на свое место.
– Слава Богу! – прошептала она и сунула‑деньги в карман.
Адам донес до машины ее тяжелый рюкзак и положил его на заднее сиденье.
– Спасибо, меня зовут Катя.
Они пожали друг другу руки.
– Адам, – сказал он, открыл ей переднюю дверь и подождал, пока она, сев, не обстучит друг об друга свои ботинки, чтобы стряхнуть грязь с подошв на землю.
– Ой, – воскликнула Катя, увидев черепаху, – так нас трое!
Провожаемый взглядами из окон ресторана, Адам завел машину и безо всяких проблем сдал назад.
– Спасибо еще раз, – сказала Катя.
– А что это был за дровосек?
– Они меня подвозили. – Она кашлянула. – Мы немного друг друга не поняли, бывает.
– А откуда вы едете?
– Примерно оттуда, – сказала Катя и махнула рукой за лобовое стекло.
– И куда направляетесь?
– Пока не знаю, – сказала Катя, кашлянула, повернулась на бок, положила голову на прижатую к двери сумку, как на подушку, и закрыла глаза.
Адам с удовольствием бы поговорил с ней. Но все равно он радовался, что теперь не один. Ради этого он терпел даже запах несвежего женского белья.
ПЕРЕГОВОРЫ
– Вы замерзли? – Он потрогал ее левую руку. – Вам нехорошо?
Она прокашлялась, улыбнулась, но отвернулась, когда он хотел пощупать ей лоб.
– Где мы?
– Под Братиславой. Мне нужно было сделать остановку. – Он головой указал на туалеты, видневшиеся невдалеке.
– Мне тоже надо, – сказала Катя и нагнулась к нему, чтобы посмотреться в зеркало заднего вида. – Боже мой, я как привидение!
– Вам бы лучше переодеться.
– От меня воняет? – Катя подняла левую руку и понюхала подмышку.
– У вас все влажное. Это вы под дождем так промокли?
Катя отрицательно покачала головой.
– Я дам вам пару своих вещей. Что с вами произошло?
– Да, глупая шутка, все в воду свалилось. Не могли бы мы где‑нибудь простирнуть мои вещи?
– А где?
– На турбазе. Здесь как раз есть одна поблизости.
– Не в Венгрии?
– Турбаза замечательная, недалеко от границы, там даже стиральные машины есть.
– Мне нужно сегодня быть на Балатоне.
– Я неважно себя чувствую.
Адам вышел из машины. Достал из багажника свитер, брюки, затем еще белье и носки.
– Вот, примерьте, – предложил он. – Так правда будет лучше.
Катя вышла из машины и зашла в туалет. Черепаха забралась в миску с водой, и картонная коробка уже почти вся размякла. Адам разложил на руле дорожную карту.
– По‑моему, все подошло, – сказал он.
Свитер был слишком короткий, верхняя пуговица брюк не застегивалась. Катя достала из рюкзака пакет и засунула в него свои вещи. В носках она уселась на переднее сиденье.
– У вас нет чего‑нибудь попить, чаю или еще чего‑нибудь?
– Только бутерброды.
– А фрукты? Может, яблоко есть?
Он достал с заднего сиденья авоську с дорожным провиантом.
– Настоящая ливерная с хлебом из частной пекарни – хлеб, правда, с субботы лежит, еще копченая колбаса.
Он протянул ей авоську.
– Мы где сейчас?
– Примерно здесь, – сказал Адам и несколько раз постучал пальцем по зеленой линии автобана.
– А здесь, – сказала Катя, причем сначала она коснулась на карте кончика пальца Адама, а потом поставила свой мизинец на голубой значок с палаткой в некотором отдалении, – здесь есть стиральные машины.
– Да это же всё наши, – сказал Адам, когда они заехали на турбазу в Златне‑на‑Дунае, неподалеку от Комарно.
– Тут прямо, а потом направо, там хорошее место, – руководила Катя. Но когда они собрались повернуть, дорогу им перегородили два жилых прицепа.
– Не повезло. У вас какая палатка? – спросил Адам.
– «Фихгельберг», не самой последней модели.
– У нас такая же.
Они развернулись и нашли место посередине площадки. Адам принялся устанавливать палатку. Катя с рюкзаком пошла к комнатке, в которой стояли стиральные машины. Когда она вернулась назад с парой старых газет и обрывком зеленого перекрученного пластмассового каната, палатка уже стояла.
– В ней нельзя спать, – сказал Адам. – Так можно ревматизм заработать.
– Нужно веревки по бокам натянуть.
– Не поможет.
Они молча смотрели на мокрую палатку.
– Сейчас попробую что‑нибудь сделать, – сказал Адам и без объяснений пошел ко входу на турбазу.
Вернулся он с ключом в руке, который висел на чурбанчике размером с ладонь. Катя порвала газету, смяла несколько страниц и набила ими свои ботинки. Зеленый канат для белья она натянула между передней стойкой палатки и правым боковым зеркалом «вартбурга».
– Я нашла новую коробку для черепахи, – сказала Катя, – в ней она не будет туда‑сюда скользить.
– Последний свободный домик, – сказал Адам и дал ей чурбанчик с ключом. – Маленький подарок, для прихода в себя. Заплачено за два дня.
– Вы уезжаете?
Адам кивнул.
– А если я вас попрошу, – сказала Катя и подошла ближе, – если я вас очень попрошу подождать до завтрашнего утра, одну ночь? Мы же можем там вдвоем переночевать, это на двоих.
– Даже на четверых, – сказал Адам, – но дело не в этом.
– Я вас правда очень прошу.
– Меня ждут.
– Пожалуйста, одну ночь, а завтра с утра сразу поедете.
– Но почему?
– Может, перейдем на «ты»?
– Я не против.
– Посмотрим этот домик? – сказала Катя и бросила взгляд на женщину, которая возилась у соседней палатки, пытаясь вдавить колышек поглубже в землю. – Черепахе, кстати, тоже неплохо было бы отдохнуть. Я ее помыла, ей здесь хорошо, ей нужно движение, здесь она может вдоволь поползать. Ее как‑нибудь зовут?
– Эльфи, – сказал Адам и опустился на землю около черепахи.
– Эльфи, – сказала Катя и присела на корточки рядом с ним, – красивое имя: Эльфи.
За четырьмя столами около киоска с продуктами теснилось много народа. Адаму показалось, что разговоры с его появлением немного стихли. Все говорили по‑немецки, даже заказы принимались на немецком языке. В киоске остались только сосиски с черным хлебом. Адам купил банку горчицы, взял большое пиво и начал есть стоя.
– Да, долго ж твоя подружка тебя дожидалась. Где пропадал‑то все это время?
Перед ним стоял мужчина лет тридцати пяти в выцветшей красно‑белой полотняной шапке на голове.
– Ладно, ешь спокойно. Не пропустили они тебя?
«Эмерсон Фиттипальди», – разобрал Адам схематично изображенные буквы на шапке.
– У меня были дела, – сказал он и проглотил кусок.
Он заметил, что к их разговору уже прислушиваются остальные.