– Может быть, – сказал Адам, не поворачивая головы, – может быть, ты и права.
– Это не важно, правда, я ведь сказала, это совсем не важно.
– Ты можешь взять у меня мой спальник и надувной матрас, – сказал Адам, державшийся очень прямо.
Он двигался вперед крошечными шажками, чтобы Катя могла идти за ним, не снимая рук с его плеча. Так они стояли, вплотную прижавшись друг к другу, пока не подошла их очередь.
НЕУДАВШЕЕСЯ РАССТАВАНИЕ
Адам придерживал карту, разложенную на крыше машины, верхнюю половину перевернуло ветром. Над холмами Буды струился вечерний свет. У причала стоял прогулочный теплоход, поручни которого были украшены гирляндами маленьких лампочек. Около цепочки, которая преграждала вход на пристань, ждала толпа. Кричали чайки. Фасады домов на набережной Пешта, казалось, внезапно расцветились разными красками и светились изнутри.
– Как‑то мне это не нравится, – сказал Адам и попытался еще раз сложить карту. – Надо было все равно спросить у них, где посольство. Кто знает, что это за палаточный лагерь.
Катя еще доедала свое мороженое.
– Они с тобой первые заговорили или ты с ними?
– Да как‑то так получилось.
– Не надо говорить «как‑то». Это ты их спросила?
– Это могли быть только наши. Они хотели поехать в Болгарию, а потом узнали, что здесь творится, и пошли в посольство.
– То есть это ты с ними первая заговорила?
– Ну какая разница! Ты думаешь, я бы не заметила, если бы тут что‑то было нечисто?
– Не понравились они мне, они мне показались приманкой, которая, кстати, сработала.
– Я тебе еще твой платок не отдала.
– Возьми себе, на память.
– Все равно им уже невозможно пользоваться. – Она вытерла об него руки. – Обратно ты его получишь выстиранным, поглаженным, в синюю клеточку, честное слово.
– Заказной бандеролью из Токио.
– Торжественнее, где‑нибудь на Фудзи. Перелет я тебе оплачу.
Адам сложил карту почти до конца, оставив разложенными только два прямоугольника.
Они поехали по мосту Ланцхид. Катя достала черепаху из коробки:
– Мы бы сейчас с удовольствием покатались на кораблике, правда, Эльфи?
Их перегнал посигналивший им «вартбург».
– Я у них спрашивал, сколько времени, когда ты лежала в багажнике.
– Езжай за ними.
– Ты думаешь, им тоже туда?
– Кто так несется, знает дорогу.
На другом берегу они въехали в туннель вслед за «вартбургом».
– Было бы неплохо, если б ты иногда поглядывала на карту.
– Эх, Эльфи, да он просто ревнует, – сказала Катя, встала на колени лицом к багажнику и с ладони пересадила черепаху в коробку. Когда они выехали из туннеля, Адам дал ей карту и ткнул в нее указательным пальцем:
– Где‑то здесь. Я кружочком обвел, нам вот сюда.
– В какой‑то момент они должны повернуть направо, вообще‑то уже сейчас.
– Но они не поворачивают.
– Езжай направо, первый поворот направо.
Катя подсказывала Адаму, как ехать. Спустя десять минут они свернули с шоссе и поехали в гору. Здесь около всех домов были сады. За деревьями и кустарниками виднелись виллы, которые перемежались современными постройками и многоквартирными домами. Обочина дороги была усеяна припаркованными «трабантами» и «вартбургами» с гэдээровскими номерами.
– Угадай, кто за нами ползет, – сказал Адам, – наш лихач.
Деревья на улице Габора Сарваша росли так плотно друг к другу, что церковь по левую руку Катя увидела только тогда, когда они около нее остановились. В вишневом саду толпился народ. Склон резко уходил наверх, на вершине холма виднелись большие палатки.
Катя достала последнюю дольку детского шоколада, развернула ее и разломила на две половинки.
– Пришло время НЗ? – спросил Адам и положил себе в рот одну половинку.
Семья из «вартбурга» тоже не спешила выходить.
– Подожди, – сказал Адам и за руку остановил Катю, которая уже открыла дверь. – Дай я сначала посмотрю на это все.
Столбики перил у подножья лестницы напоминали шахматные фигуры. В саду стоял длинный стол, на нем – большие кастрюли и тазики с хлебом. Адам поднялся наверх, к церкви.
– Добрый день, мне бы господина Косму…
Но женщина, которая ему встретилась, просто прошла мимо него по лестнице вниз, в сад, где встала в быстро растущую очередь на раздачу.
Адам вошел в церковь: светлая симметричная постройка. За исключением дарохранительницы в неоготическом стиле с маленьким Иисусом на кресте, убранство храма было строгим и без излишеств.
– Нам дали ваш адрес в посольстве, – сказал Адам женщине, которая, словно вахтер, сидела за маленьким столиком слева от входа. Она указала на дверь, которая вела в коридор, заставленный книжными шкафами. Здесь тоже пахло едой.
– Желаете чего‑нибудь? – спросил его невысокий лысоватый мужчина.
– Я ищу господина Косму.
– Это я.
– У вас можно переночевать?
– Если пожелаете.
– Не я. У меня в машине девушка, она бы хотела. Она через Дунай переплыла…
– Пусть придет, – сказал Косма.
В этот момент в комнату вошел мужчина из другого «вартбурга», держа в руках два номерных знака.
– Нас пятеро, – сказал он, то и дело переводя взгляд с Космы на Адама.
– Проходите, – сказал Косма.
– Можно мне здесь осмотреться? – спросил Адам.
– Посмотрите, – сказал Косма, одна рука которого лежала на спинке церковной скамьи. Большим пальцем он теребил резное изображение: омегу, окаймлявшую крест.
На ступеньках в сад сидели дети. Две девочки постарше играли в бадминтон, те, кто не пошел на ужин, кучковались небольшими группками. Чуть выше по склону женщина в тренировочном костюме развешивала белье.
Когда Адам выходил, ему встретилась семья из «вартбурга», родители – с чемоданами, дети – с маленькими рюкзачками за спинами и плюшевыми игрушками в руках.
– Удачи, – сказал Адам, но они, казалось, даже не заметили его.
Только женщина бросила беглый взгляд через плечо, словно опасаясь преследователей.
– Думаю, тут все чисто, – сказал Адам. – У них палатки, большие палатки, по‑моему, новые.
Адам открыл багажник. Достал палатку «Фихтельберг» и два пакета с вещами, которые не остались в рюкзаке.
При входе в храм им встретились двое мужчин. Они прошли босиком по кафельному полу, пристально посмотрели на Катю и вышли на улицу. Космы нигде не было.
– Надеюсь, меня не к ним подселят, – прошептала Катя. – Пахнет немного как в детском лагере.
– Ну, тогда счастливо, – сказал Адам. – Адрес мой у тебя есть.
– А ты не хочешь одну ночь переночевать здесь и поехать завтра утром?
Адам отрицательно покачал головой. Они пожали друг другу руки. Потом Катя обняла его за шею. Она что‑то сказала, но так тихо, что он не разобрал слов.
Адам уже переставил коробку с черепахой на переднее сиденье и завел машину, как вдруг вспомнил про кубик Рубика.
Как раз когда он выходил из машины, на лестнице храма появилась Катя.
– Адам, – воскликнула она, – Адам! – И сбежала к нему вниз по ступенькам, прижав к себе, словно воришка, палатку и пакеты.
ОТДЫХ ДИКАРЕМ
Адам остановился за перекрестком.
– Ты видишь, что там написано? Можешь разобрать?
Катя нагнулась вперед. В левой руке она держала сложенную Адамом карту Будапешта, в правой – кубик Рубика, на коленях у нее лежала карта Венгрии.
– Я как‑то не могу найти эту улицу, ее здесь нет. Поезжай лучше назад, – сказала она. – Мы где‑то не там свернули. Просто езжай назад, обратно, до указателей.
– Как‑то, где‑то, – сказал Адам, открыл заднюю дверь, вытащил из багажника двадцатилитровую канистру и вставил воронку в бензобак. Ему пришлось поднять канистру на уровень груди, немного бензина сначала пролилось мимо.
– Тебе помочь? – спросила Катя.
– Оставайся в машине! – проговорил Адам с перекошенным от напряжения лицом. Его туловище покачивалось в том же ритме, в котором лился бензин, отдававшийся в канистре булькающим звуком. Но постепенно глухой звук становился все тише, пока бензин не начал практически беззвучно выливаться в воронку, а лицо Адама не приняло более расслабленного выражения. Даже когда в канистре оставалось всего лишь несколько капель, Адам продолжал держать ее вертикально. Стрекотала цикада. – Ну как? – спросил Адам, садясь в машину.
Его руки пахли бензином.
– Ты же можешь просто отвезти меня обратно.
Адам завел машину и развернулся.
– Я повела себя, как ребенок, – сказала Катя. – Сама не знаю, у меня просто какой‑то приступ паники случился.
Адам посмотрел на часы.
– Ты можешь меня просто здесь высадить, я дорогу найду.
– Все, прекрати.
– Я же не могу все время бегать за тобой и надеяться, что ты купишь мне еще одно мороженое.
– А вдруг они оттуда начнут высылать всех обратно?
– Тогда мне и весь этот Балатон не поможет.
– Но ведь, может быть, опять случится чудо.
– У тебя денег достаточно?
Адам пожал плечами.
– Одолжишь мне немного? Я отдам, западными деньгами, по курсу один к одному, как только получится.
– Не надо ничего отдавать. Скажи лучше, как мне ехать!
Они остановились на перекрестке, машина за ними посигналила.
– Направо, нам нужно направо, вот указатель! Без денег, без паспорта, без всего, это так фигово!
– У меня не то чтобы много. Форинты, сколько разрешают менять, сама знаешь, насколько этого хватает.
– Прости.
– Сейчас мы поедем на Балатон, а завтра с утра посмотрим. У нас там знакомые. С голоду не умрешь. Волноваться не нужно, об этом – не нужно.
– Мне и надо‑то немного.
– У меня еще есть двести западных марок. Когда я наполню бак и мы поедем назад, я отдам тебе все, что у меня останется.
– Адам, ты меня там высади где‑нибудь. Не бойся, что у тебя из‑за меня будут проблемы. Твоя жена меня даже не увидит, если это ты поэтому такой хмурый.
– Слушай, прекрати немедленно! У нас из еды что‑нибудь осталось?
– Рогалики, конфитюр и банка горчицы.
– Ну так давай, доставай!
– Я не голодна.
– Не важно, – сказал Адам. – Сейчас тебе надо поесть, для профилактики.
Они выехали из города, когда солнце заходило за горизонт.
Около одиннадцати они подъехали к турбазе в Бадачони. Шлагбаум был опущен, охранников нигде не было.
– Ого, ну у них и цены! – сказала Катя. – Тридцать марок за ночь!
– Это все западные немцы, – сказал Адам и кивнул в сторону небольшой группки людей, возвращавшихся обратно на турбазу. – Это они тут цены испортили.
– Я просто войду на территорию, и все, – сказала Катя. – Завтра увидимся?
– Завтра?
– Или послезавтра?
– Поехали со мной, найдем что‑нибудь другое.
– А ты к жене не поедешь?
– Сейчас уже слишком поздно.
– Как это слишком поздно?
Адам сел обратно в машину.
– Что‑то не так? Ты со мной не поедешь?
Катя медлила.
– Ты знаешь эти места?
– Давай уж, садись.
Они поехали дальше, затем Адам притормозил и осторожно съехал с дороги.
– Ты смотри, – сказал он и включил дальний свет, так что стало видно небольшую полянку и воду у берега. – Прямо специально для нас. – Он выключил фары и открыл дверь. – Как ты смотришь на то, чтобы искупаться? Тебе здесь не нравится?
– Конечно, нравится, – сказала Катя. – Просто здесь темно.
– Ни души, одни цикады.
– Мне просто нужно немного привыкнуть.
Адам сразу же принялся надувать матрас.
Катя расстелила палатку и при свете, исходившем из салона машины, начала вставлять трубки одна в другую. Адам помог ей собрать каркас.
– Слышишь, лягушки, – сказал он.
Когда они закончили ставить палатку, он разделся и двинулся к воде.
– Ты не пойдешь? Так приятно, не слишком холодно и не слишком тепло.
Глубина прибавлялась лишь постепенно.
– Катя? Ты здесь?
Не получив ответа, он нырнул в воду и поплыл. Он старался двигаться по возможности бесшумно. Все остальные звуки, казалось, доносились откуда‑то очень издалека. Озеро было окружено огнями. Только за его спиной было темно.
– Ну и лужа! Теперь от меня воняет не бензином, а водой, – сказал он.
Катя протянула ему полотенце. Адам зашел за машину, вытерся и достал из чемодана свежую одежду.
– Может, за пивом сходим?
– Я пас.
– Я буду спать в машине.
– Ты пойдешь сейчас куда‑нибудь?
– Нет, – сказал он. – Ты Эльфи накормила?
– Я ей размочила немного хлеба.
– Что‑то не так?
– Спокойной ночи, – сказала Катя, скрылась в палатке и закрыла ее на молнию.
ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА
– Привет, доброе утро! – Катя держала в руке два колышка от палатки, стучала ими друг о друга и счищала остатки прилипшей к ним земли. На ней была бразильская футболка поверх бикини. – Нам пора сматывать удочки.
Адам сел. Вокруг них уже разложили полотенца и покрывала несколько семей, пахло солнцезащитным кремом.
– Пионер любит и бережет природу, – сказал Адам. – Мне такой дурацкий сон приснился.
Он потер лицо руками, словно умываясь.
– А сколько сейчас времени?
– У тебя же часы.
– Давай хоть искупнемся разок, – сказал Адам, когда они уложили вещи в машину.
– Ну у тебя и нервы.
Катя сняла футболку. На берегу играли дети.
– Фу‑у‑у, тина! – воскликнула Катя и задом выбежала на берег.
– Это слоновий навоз, настоящий навоз от венгерских слонов. Тебе нужно сквозь него пройти, если хочешь попасть на Запад, на тот берег, – сказал он тихо.
– На том берегу ведь не Запад!
– Я проведу тебя через слоновий навоз и получу деньги.
– Деньги?
– Ну, ту сумму, которую на тебя потратило государство, за счет чего сэкономили на Западе.
– И сколько?
– Тысяч двадцать?
– Всего‑то?
– Или пятьдесят. Я на них себе тканей накуплю! Самых дорогих! Ну давай, залезай.
– Не хочу.
– Главное – зайти в воду.
– Не могу.
– Как это не можешь? У тебя критические дни?
– Не ори так!
– А что тогда?
– Я ж тебе рассказывала. Не могу.
Адам прошлепал по тине на берег.
– Пошли, – сказал он и протянул руку. – Стоит только начать потворствовать этой ерундистике, всю жизнь потом от нее не избавишься. Пойдем, держись за меня.
Сопротивляясь, Катя мелкими шажками вошла в воду, но потом вырвала у него руку и побежала обратно.
– Я тебя понесу.
– Нет, я для тебя слишком тяжелая.
– Давай, одной рукой обхвати меня за шею, так, так, але‑гоп!
Адам слегка покачнулся, но потом уверенно пошел в воду. Катя держалась за него обеими руками.
– Не бойся, – прокряхтел он, перехватывая руки, – я тебя не уроню.
– Адам, иди назад, пожалуйста, поворачивай.
– Njet, – сказал он и зашлепал дальше так быстро, как только мог.
– Пожалуйста, я боюсь!
– Не бойся. Все хорошо, хо‑ро‑шо. – Адам почти бежал, пока вода не стала доходить ему до плавок. – Думай о Фудзи, или об Эльфи, или… сейчас будет чуточку прохладно.
Катя вскрикнула, но в ту же секунду повернулась на живот и поплыла. Адам нырнул в воду. Катя проплыла по кругу вокруг него.
– Ну ничего ведь, правда?! – воскликнул он и сделал несколько порывистых гребков. – Все в порядке?
Вместо ответа она начала отдаляться от него. Адам поплавал немного взад‑вперед, потом встал – вода доходила ему до пупка – и начал смотреть ей вслед.
Поставив руки на пояс, он загорал. Время от времени он открывал глаза – Катя исчезла где‑то за яхтами.
Когда он наконец увидел, что она возвращается к нему, то поплыл ей навстречу.
– Здесь уже совсем не так противно.
– Не то чтобы очень приятно, – сказала она, чуть отвернулась и поправила купальник.
– Можно тебя кое о чем спросить?
– О чем?
Она пригладила волосы рукой.
– Что вчера произошло? Я что‑то не то сказал?
– Да нет, не совсем.
– Значит, все‑таки было что‑то?
– Ну сам подумай.
– О чем мне подумать?
– Мне сказать?
– Не обязательно. Я просто не пойму никак, мысли разные в голову лезут.
– Я подумала, здесь где‑то рядом твоя жена, а ты вдруг хочешь переночевать в палатке с девушкой, которая тебе кое‑что обещала.
– Обещала?
– Только не говори, что ты про это забыл.
– Ты думала, я потребую вознаграждения?
– Примерно так. А что в этом смешного? Это же ненормально, жена ждет, а ты к ней не едешь!
– Как это связано с моей женой?
– А разве ее здесь нет?!
Катя медленно поплыла к берегу. Адам хлюпал рядом с ней по тине.
– Все немного сложнее, – сказал он. – Долго рассказывать.
– Да я понимаю, что было бы глупо, если б я появилась здесь в качестве бесплатного приложения.
– Эвелин не одна. Она с подругой.
– У них любовь?
– Ой, нет, это совсем не то.
– Ну бывает же.
– Для нее это плохая компания, правда, плохая.
– Мой отец так иногда говорил – «плохая компания».
– Это ее бывшая коллега по работе, вечно болтает ерунду, все одни пересуды. Из‑за нее Эви бросила институт.
– А чем она сейчас занимается?
– Стажер в ресторане, учится на официантку. А должна была стать учительницей.
– Педагогический?
– Учитель немецкого языка, литературы и географии, но главным образом немецкого языка и литературы.
– Я тоже должна была стать учительницей. Но я не стала плясать под их дудку.
– А ты где училась?
– Столярное дело, у меня даже корочка есть о среднем специальном.
– Эви так много читает. Когда у нее есть время, она читает.
– Учителей заставляют обрабатывать мальчишек, чтобы они становились офицерами, или кадровыми военными, или, по крайней мере, шли на три года служить в армию! Тут уже не до чтения!
– Она могла хотя бы институт окончить.
– А какое отношение это имеет к вам?
– Она не знает, что я здесь.
– Это сюрприз?
– Можно и так сказать.
– Ты за ней шпионишь?
– Мы поссорились. Она кое‑что не так поняла и, боюсь, наделает глупостей.
– На Запад уедет?
– Да нет, не то чтобы. Но в двадцать один год…
– Мне тоже двадцать один! А тебе?
– В декабре будет тридцать три.
– Ты хорошо сохранился.
– А что, нелегко бы со мной пришлось?
– В каком смысле?
– Ну, прошлой ночью?
– Дело не в этом.
– А в чем?
– Может, мне просто не хотелось.
– Хм.
Вода доходила ему всего лишь до колен, но он не мог разглядеть своих пальцев на ногах.
– Если уж быть совсем точной: у меня с собой нет противозачаточных таблеток, они тоже были в нагрудной сумке, а беременеть мне сейчас не хочется, даже от тебя, – сказала она и выпрямилась.
– Это еще кто? Ты ее знаешь?
Молодая женщина облокотилась на водительскую дверь «вартбурга», положив руки на край крыши и подставив лицо солнцу.
– Черт возьми, – прошептал Адам.
– Твоя жена?
– Не‑е.
– Просто говори правду, Адам, правду, и ничего, кроме правды.
СВОЕГО РОДА ПРИГЛАШЕНИЕ
Часом позже Адам и Катя сидели у продуктового ларька на турбазе, ели лангош, пили кофе и колу. На Кате была соломенная шляпа, между стульями стояла коробка с черепахой.
– Ты сердишься на меня?
– Не надо было этого рассказывать. Она нам все равно не поверила.
– Рассказывать о твоем героическом подвиге?
– Я ей не доверяю. Она не должна знать о таких вещах. К тому же звучало это неправдоподобно.
– Но она так мило с нами поговорила.
– Это притворная любезность, с ней надо поосторожнее.
– Я не просекла, что она и есть та самая плохая компания. Я думала, она правда просто знакомая.
– Да я и сам не знаю, с чего это она вдруг так разлюбезничалась.
– А Михаэль? Это кто?
– Ее кузен, ее кузен с Запада. Они хотят вступить в фиктивный брак, чтоб ей было проще уехать. По крайней мере, они пригласили нас на свадьбу.
– И когда?
– Да это все пустые разговоры.
Из динамиков донеслись звуки песни «Don’t worry, be happy», люди за соседним столиком принялись прищелкивать пальцами.
– Он симпатичный?
– Он старый, ему лет сорок пять или около того. Жутко хвастливый, ведет себя, как не знаю кто, если его, не дай Бог, не сразу обслужат. Женщинам дарит духи, а когда ему что‑то не нравится, говорит «merde». Без него бы всей этой передряги не было.
– Какой передряги?
– У Эви украли духи, из ее шкафчика или откуда‑то еще, не знаю, где она их хранила… А, долго рассказывать.
– Не понимаю.
– Я тоже. Она уволилась в ту же секунду, а так как у меня еще были дела и я ждал машину, она поехала с этим, с ней и с ним.
– А ты за ней?
– Я за ней.
– А почему она не подождала?
– Я же говорю, она кое‑что неправильно поняла.
– И теперь они все ночуют у твоих знакомых?
– Вообще‑то это друзья Эви, я здесь еще никогда не был. С Пепи они познакомились в Йене, на первом курсе, а в прошлом году Пепи две недели гостила у нас.
Катя посмотрела к себе в чашку:
– Раньше это называлось «мокко».
– Хочешь еще?
– С удовольствием, если можно, с молоком. И пусть нальют побольше.
Адам подошел к киоску. У женщины в очереди перед ним была еще совсем белая кожа, только плечи и уши подзагорели. Он заказал кофе и купил хлеба, колбасы, сыра и воды.
Когда он вернулся, за их столиком сидели два молодых человека, оба веснушчатые и рыжие. Они ели мороженое.
– Нельзя здесь ничего брать, – сказал кучерявый молодой человек. – Надо в город ехать, в магаз. Там все равно жутко дорого. Но здесь, здесь вообще беспредел. Раньше колбаса была по восемьдесят форинтов, вот это был социализм, а теперь за то же самое втридорога дерут!
– Тут еще стоят палатки тех, кто в прошлую субботу перебежал через границу, – сказала Катя.
– Мы иногда ездим на их «трабанте», там даже ключ от зажигания вставлен. Мы его все время обратно пригоняем, к палатке, но там больше никто не показывается, а внутри все потихоньку гниет.
– Одну палатку мы открыли, из‑за птицы, птица там была, – сказал другой, лицо которого покрывалось румянцем всякий раз, когда он начинал говорить.
– Она б иначе сдохла от жажды, – сказал кучерявый.
– Ну, я пошел, – сказал Адам, когда Катя допила свой кофе.
Он поднял коробку с черепахой.
– Завтра зайду.
– Я тебя провожу, – сказала Катя и взяла со стола покупки. – Пока, – сказала она молодым людям.
– Пока‑пока, – ответили они, встали и хотели попрощаться с Катей за руку, но у нее обе были заняты.
– У тебя денег хватит? – спросил Адам.
– Посмотрим, как строго здесь проверяют. За первую ночь я пока заплачу.
– Я завтра загляну примерно в это же время.
– Вот увидишь. Когда надо, я неприхотлива, как коза.
Адам снова положил поверх всех продуктов бутылку с водой, которую помогал нести.
– Мне тебя будет не хватать, Эльфи, – сказала Катя.
– Ей тебя тоже, – сказал Адам.
На обратной стороне бумажки с адресом Симона нарисовала схему, как добраться. Он поехал назад по шоссе, повернул налево, и на углу, где церковь, опять свернул влево, на улицу Роман.
Адам еще издалека заметил белую в красный горошек поплиновую юбку Эвелин, которую он сшил для нее весной. К ней вообще‑то еще полагался такой же матерчатый обруч для волос. Материал достался ему от Дездемоны. Рядом с Эвелин шел Михаэль. Адам обогнал их, не поворачивая головы, и поехал вправо по зеленому указателю с цифрой восемь, по длинному заезду к дому, мимо кустов, деревьев и сарайчика.
Остановившись перед домом, он вышел из машины. Смотрел на них и ждал, пока они подойдут. Они не разговаривали друг с другом. Эвелин шла чуть быстрее. Когда Адам попытался ее обнять, она вся напряглась и отшатнулась от него.
– Привет, – сказал Адам. – Симона сказала, я могу взять нашу палатку, ее спальник и надувной матрас, потому что вы спите в доме.
– Да, конечно. Сейчас заберешь?
– Да я хотел здесь, в саду…
– Здесь?
Подошел Михаэль. Адам пожал его протянутую руку.
– На турбазе ужасно дорого.
– Ты это серьезно?
– А почему нет?
– Ты что, не понимаешь, что я не хочу тебя видеть, что мне тоже иногда нужно отдыхать, и я не хочу все время бояться, что ты меня за углом подкарауливаешь!
– И что я, по‑твоему, должен делать?
– Ты должен, – сказала Эвелин, чеканя каждое слово, – просто убраться отсюда!
Она зашагала прочь и исчезла за домом. Михаэль опустил глаза, слегка кивнул в его сторону и пошел вслед за ней, неся на плече пляжную сумку.
Адам сел в машину. Он развернулся и медленно поехал обратно. На заправке уже образовалась небольшая очередь. Между колонками стоял длинный бензовоз фирмы «Шелл». Адам остановился за последней машиной. Открыл окна, глубоко вдохнул и потер грудь. По крайней мере, теперь он хотя бы знал, как проведет следующий час.
ЕЩЕ ОДНА ПОПЫТКА
Адам припарковал машину около сарайчика и оставшийся отрезок пути проделал пешком. Крышка почтового ящика поблескивала в лучах вечернего солнца. Справа от двери висела медная табличка с номером восемь, фамилии жильцов рядом со звонком не было. За дом уходила выложенная мелкой плиткой дорожка. Адам одернул рубашку, которая, несмотря на ветер с озера, опять прилипла к его спине. От загара у него болели плечи. Он бы с огромным удовольствием подождал, пока высохнут пятна пота на рубашке. Но он был уверен, что его уже заметили и что любое промедление с его стороны может показаться странным. Он позвонил чуть дольше, чем полагается.
Все окна, кроме приоткрытого окошка на чердаке, были закрыты. Он было опять потянулся пальцем к звонку, но тут из‑за дома, спеша ему навстречу, вышла женщина в зеленом фартуке. Движениями рук она, казалось, подгоняла свои маленькие ножки в тапочках. Она улыбнулась и, перед тем как подать ему руку, вытерла нос тыльной стороной кисти.
– Господин Адам, – сказала она, прежде чем он успел представиться. – Заходите, я – мама Пепи, я так и думала, что это вы, проходите, проходите.
– Пепи дома?
– Нет, вы знаете, она уехала в Печ, к тете и двоюродным сестрам, но вы можете жить в ее комнате, она так сказала, вы и госпожа Эвелин можете в ее комнате…
Она прошла вперед него и обогнула дом.
– Это очень любезно, госпожа Ангьяль, но я хотел только…
– Пепи приедет на следующей неделе, а до этого вы можете жить в ее комнате, мы будем рады. Проходите, проходите.
За домом участок поднимался вверх по склону. Напротив двери, занавешенной разноцветными пластмассовыми полосками, в увитой виноградом беседке стоял большой стол. Рядом, на маленькой полянке, между двумя высокими деревянными палками была натянута веревка, на которой сохли раздуваемые ветром рубашки и полотенца.
– Садитесь, садитесь, – сказала госпожа Ангьяль и указала рукой на стол. Сама она ушла в дом. Она с кем‑то разговаривала, но голос, который ей отвечал, был еле слышен. Пахло стиральным порошком, омлетом и кофе.
Адам встал и пошел навстречу госпоже Ангьяль, которая вышла из дома с двумя бутылками, бокалами и несколькими зажатыми под мышкой рамками для фотографий.
– Пожалуйста, пожалуйста, господин Адам, пейте, в такую жару нужно пить. Я целый день пью.
В один бокал она налила воду, в другой – белое вино, и бокал с вином тут же запотел от холода, так что Адам сразу потянулся к нему и поднял его за здоровье госпожи Ангьяль. Лишь потом он взял другой бокал и залпом выпил воду.
– Ах, Пепи, Пепи, – сказала госпожа Ангьяль, расставляя перед ним фотографии в рамках. – Она столько о вас рассказывала. И знаете, господин Адам, костюм, который вы для нее сшили, ваш подарок, этот костюм – это ее любимое… как сказать, любимая вещь в ее гардеробе. Посмотрите, вот она в нем на семинаре. Это в прошлом октябре. И она ведь старается не поправляться из‑за этого костюма. Я не шучу, не шучу, нет‑нет. Пепи говорит, если его расставить, то будет уже не то, не будет руки господина Адама. Пепи говорит: лучше я ничего есть не буду.
Адам взял фотографию обеими руками. Госпожа Ангьяль налила ему еще вина и воды.
– Пейте, пейте! – воскликнула она как раз в тот момент, когда Эвелин вышла из‑за угла дома и с улыбкой направилась прямо к ней. – Да, госпожа Эвелин, почему вы мне ничего не сказали?
Госпожа Ангьяль засеменила в дом, чтобы принести еще бокалы.
– Привет, Адам, – сказала Эвелин. – А ты хорошо устроился.
Она села напротив него.
– Я просто хотел забрать палатку, потом я отсюда исчезну.
– Адам, ты прекрасно знаешь, что так не получится. Теперь ты уже не можешь уйти.
– Почему?
– Спасибо, – сказала Эвелиы и улыбнулась госпоже Ангьяль, которая поставила перед ней два бокала.