Изменение числа созвездий зодиака в весенне-летний период (6850 г. до н. э.— наше время) 1 глава

Оба конца времени Лестница эпох «Века» и потопы Даты в символах Бессмертный «закон»

Н. А. Чмыхов

ИСТОКИ ЯЗЫЧЕСТВА РУСИ

Киев "Лыбидь"

ББК 63.4(2) Ч-74

Рецензент д-р филос. наук М. В. Попович Редактор С. А. Васильченко

Чмыхов Н. А.

Ч-74 Истоки язычества Руси.— К.: Лыбидь, 1990.— 384 с.: ил. ISBN 5-11-001495-7.

Книга отражает вечный поиск решения вопроса о месте и роли человечества в жизни Вселенной. Обра­щаясь к опыту далекого прошлого, автор анализирует особенности взаимоотношений общества и окружающей среды в древности, ставшие причинами формирования древнейшей системы мировоззрения и ее вершины — кос­мологии, предлагает оригинальные концепции определе­ния прародины индоевропейцев и их составной части — предков славян, дает характеристику основных черт язы­чества Руси как особой системы мировоззрения. Иссле­дование построено на материалах археологии, этногра­фии, мифологии, философских учений, астрономии.

Для научных работников, преподавателей, студен­тов, всех интересующихся вопросами истории материаль­ной и духовной культуры.

0301040200-126 11-90 ББК 63.4(2)

М224(04)-90 ISBN 5-11-001485-7 А. Чмыхов, 1990

...Из Адити возник

Дакша, из Дакши — Ади­ти.

Ведь Адити возникла,

о Дакша, она твоя дочь.

Ригведа

Еще совсем недавно казалось, что бурное разви­тие индустриальных гигантов, расщепление атомного ядра, распространение электронно-вычисли­тельной техники, космические полеты, всеобщее стремительное наступление на природу с целью ее изменения (или даже разрушения) на пользу че­ловеку являются не только основным показателем прогресса современной цивилизации, но и чуть ли не важнейшим смыслом нашей жизни. Особенно активно человечество взялось за укрощение приро­ды в XX в.: построило могучие электростанции, за­ставив воду «прыгать с вершины» и «двигать ма­шины», отвоевало значительные площади у пустынь и болот и достигло многих других, на первый взгляд фантастических, успехов. Пришла уверен­ность, что в недалеком будущем в интересах чело­века «и на Марсе будут яблони цвести», а на Зем­ле можно, например, безнаказанно изменять тече­ния крупнейших рек.

Многие наши современники стали воспринимать величие созидательной силы человека как право на вседозволенность, научно-техническую револю­цию — как средство самоутверждения человечества, а прошлое с его «пережитками» (в особенности да­лекое) — как ненужное и не заслуживающее внима­ния. Однако абсолютизации принципа «человек — царь природы» достичь не удалось. В последнее время всем уже стало понятно, что научно-техниче­ский прогресс начал угрожать не только природе, но и ее составной части — человечеству. С ката­строфической быстротой исчезают целые виды жи­вотных и растений, все больше нарушается биоло­гическое равновесие планеты, а постоянные гигант­ские выбросы энергии промышленностью угрожа­ют ей перегревом. Не безграничными оказались и богатства недр, и люди вынуждены были начать поиски массовых заменителей естественных ве­ществ и новых «нетрадиционных» источников энергии.

Вместе с тем человечество убеждается (а воз­можно, возвращается к убеждению) в том, что од­ним из важнейших условий его по-настоящему рационального развития может быть использование «аналогий» из жизни далекого прошлого, причем отдаленного от нас не только на сотни, но и тысячи лет. Это и понятно, ведь важнейшие закономер­ности развития человечества неизбежно проявля­ются (хотя и не в одном и том же качестве) на его различных этапах. Нередко и форма выражения каких-либо закономерностей, имевших место много лет назад, может быть подобной ее современной «аналогии».

В последнее время эти «аналогии» стали до­вольно широко применяться в практике производ­ства. Так, инженеры и конструкторы обратили внимание на давно известные археологам свойства первого искусственного материала, полученного еще в конце каменного века (а именно в неолите), — керамики, то есть обожженной на огне массы из глины с примесями песка, гранитной крошки, толченой ракушки, стеблей растений и т. п. Она сохраняется так же хорошо, как и некоторые поро­ды камня, а в благоприятных условиях становится, по сути, вечной и практически в первоначальном виде доходит до нас из самой глубокой древности. Сравнительная доступность и широкое распростра­нение веществ, входящих в состав керамической смеси, с одной стороны, и возможности современ­ной технологии — с другой, позволили изобрести новые, особо прочные виды керамики, из которых сейчас изготавливают даже механизмы.

Среди других примеров использования достижений прошлого интересно возобновление открытого еще в бронзовом веке кричного (сыродутного) способа получения стали, позволяющего использо­вать железную руду любого качества, даже низко­сортную, получать металл из руды, доведенной до мягкой нагретой (а не расплавленной) массы. При сыродутном способе нет стадии чугуна, необходи­мой при получении стали путем плавления руды, а при современной технологии весь этот процесс более эффективен, чем плавление руды.

Разумеется, мы обращаемся к опыту предков не только в сфере материального производства. Сейчас получили признание и некоторые виды ду­ховной деятельности, еще не так давно считавшие­ся проявлением суеверия. В частности, найдено до­статочно доказательств научного характера народ­ной медицины. Не такими уж фантастическими ока­зались и многие представления древних людей. Философы, например, все чаще высказываются о том, что любой объект и предмет, отражая практи­чески все взаимовлияния и проявления окружаю­щего мира (и становясь, таким образом, их средо­точием), может считаться микрокосмосом по отно­шению к макрокосмосу (Вселенной). А ведь подоб­ная идея не только была высказана в древнейших философских учениях, но и представляла собой один из основополагающих принципов мировоззре­ния первобытных народов!

Вместе с тем стало очевидно: помимо тех про­цессов в жизни природы, которые легко фиксиру­ются людьми, и тех влияний, которые непосред­ственно оказывает на жизнь природы человек, существуют настолько глубинные и в то же время настолько масштабные законы развития природы, что их действие проявляется на протяжении зна­чительных хронологических отрезков (перед которыми ничего не значит длительность жизни даже многих поколений людей) и на громадных просто­рах Вселенной, а не на одной лишь нашей планете. В частности установлено, что Земля сейчас пережи­вает переходный период — межледниковье — меж­ду самым последним ледником (завершившим свое существование около 10 тыс. лет тому назад) и бу­дущим; объяснить же периодические глобальные оледенения — а их в трехмиллионнолетней истории человечества насчитывается не менее четырех — лишь процессами, происходящими на Земле, невоз­можно.

Осознание общности судеб всех народов плане­ты обусловило (и это — важная особенность наше­го времени) обращение к закономерностям как к ценностям общечеловеческого масштаба, а пони­мание необходимости учитывать в развитии сооб­щества землян глубокие вселенские закономерно­сти привело к прорыву человека в космос.

В связи с кризисными явлениями в окружающей среде и возрастанием роли общечеловеческого фак­тора в современной жизни вновь актуализирова­лись вопросы гармонии общества и природы,— а ведь они, эти вопросы, были осознаны людьми еще в первобытном обществе и воплощены в пред­ставлениях об универсальном «законе» существо­вания Вселенной. Углубление знаний о ее жизни, выход человека в космический простор стимулиро­вали и без того большой интерес к космологии и значительно приблизили нас к древним людям, для которых космологические представления были ре­ально действующей вершиной мировоззрения.

Таким образом, можно смело говорить: неожи­данно и в то же время закономерно человечество вновь, как и тысячи лет назад, во многих аспектах своей духовной жизни возвращается к, казалось бы, уже забытым, а на самом деле извечным гло­бальным проблемам и к необходимости их реше­ния. В такой ситуации изучение древних обществ, и в первую очередь их мировоззрений, становится не предметом увлечения, научного интереса, а на­стоятельной необходимостью.

Осмысление прошлого — это ступенька для вос­хождения к качественно новому постижению на­стоящего и будущего. Потому-то сейчас и сформи­ровался наконец взгляд на историю как на всеох­ватывающую науку, историю в том смысле, в каком ее понимали К. Маркс и Ф. Энгельс: «Мы знаем только одну единственную науку, науку истории. Историю можно рассматривать с двух сторон, ее можно разделить на историю природы и историю людей. Однако обе эти стороны неразрывно связа­ны; до тех пор, пока существуют люди, история природы и история людей взаимно обусловливают друг друга».

Заключенный в этом высказывании глубокий смысл мы по-настоящему начинаем понимать толь­ко сейчас, в условиях решительных изменений в сфере исторических исследований: ведь до недав­него времени история (речь идет и о нашей стране) отнюдь не была «всеохватывающей», и все ее со­ставляющие не интегрировались не только с дру­гими, неродственными науками, но и друг с дру­гом (вот, скажем, археология,— она занималась изучением почти исключительно материальной сто­роны жизни прошедших поколений, причем очень многие представители этой исторической отрасли отнюдь не стремились выходить на широкие обоб­щения). Такая разрозненность различных знаний, не сплавленных в единую картину, удовлетворяла нас, когда основным объектом исторических иссле­дований были историко-социологические схемы (классовая борьба, смена общественно-экономиче­ских формаций и т. п.). Лишь теперь, в условиях утверждения во всем мире общечеловеческих, а не классовых приоритетов, со всей вытекающей отсю­да неизбежностью происходит (правда, пока еще очень медленное) смещение акцентов в историче­ском знании в сторону духовно-нравственного мира человека, его самоценности. Но вот здесь-то как раз и требуются не отдельные, узкоспециализиро­ванные отрасли истории, а всеохватывающая исто­рическая наука (по Марксу и Энгельсу — взаимо­обусловленная «история природы и история лю­дей»), ведь человек — часть природы, и его духов­ный мир — неотъемлемая часть почти еще не понятого нами духовного потенциала природы.

Таким образом, пытаясь понять себя, современ­ный человек (уже, к счастью, отказавшийся от са­мовольно присвоенного им высокомерного титула «царя природы») стремится проложить мостик в прошлое, познать заложенные в нем закономер­ности всей дальнейшей истории человечества.

Как же нам решить эту труднейшую задачу? В каком направлении сосредоточить наши усилия? Принято считать, что наиболее доказательными источниками в изучении обществ дописьменного периода являются предметы (или их остатки) так называемой материальной культуры — орудия тру­да, украшения, посуда, жилища и т. д. Однако для того чтобы эти предметы, даже безусловно отра­жающие определенный уровень развития того или иного общества, помогли воссоздать всестороннюю картину его жизни, в том числе и нематериальной, необходимы специальные процедуры, разработка и применение которых в современной науке — до­вольно трудная проблема. К тому же наша главная цель — не материальная, а духовная жизнь древнего человека. Именно поэтому огромную роль в пос­тижении прошлого и установлении его связи с на­стоящим играет исследование мировоззрения древ­ности — той духовной опоры, благодаря которой общество того времени уверовало в правоту, закон­ность и реальную перспективу своего существова­ния. При отсутствии письменных источников и ограниченном количестве вещественных находок духовная надстройка должна стать для нас важ­нейшим подспорьем в освещении исторического процесса, поскольку для древнего человека, как отмечали К. Маркс и Ф. Энгельс, духовное «непо­средственно вплетено в материальную деятельность и в материальное общение людей, в язык реальной жизни»². В свете всего сказанного становится оче­видным, что для решения указанных выше задач нужно привлекать методику и данные различных точных и гуманитарных наук.

* * *

Не исключено, что то, о чем пойдет речь в этой книге, может показаться кому-то фантазией. Отне­семся к такой реакции с пониманием, ведь, во-пер­вых, наши возможности хоть как-то приблизиться к мировосприятию древнего человека довольно ограничены, а во-вторых, любые, даже неопровер­жимо доказательные выводы в этой области обыч­но встречаются с заведомым недоверием. Это впол­не естественно, ибо взгляды, господствовавшие в обществах тех далеких и таинственных времен, были очень своеобразными, резко отличающимися и даже противоречащими философским воззрени­ям, морально-этическим установкам современного человека.

Стоит ли удивляться такому, на уровне бытово­го сознания, недоверию, если даже некоторые на­ши ученые смотрят на изучение древней истории как на «несерьезное» занятие, если встречаются не­редко люди, полагающие, что археологические ис­следования — дело второстепенное («лежали эти че­репки в кургане четыре тысячи лет, полежат еще хоть столько же, ничего с ними не случится, все рав­но их находки мало что меняют в нашей жизни»), если бывают и партийные руководители, считаю­щие хорошими археологами только тех, кто нахо­дит во время раскопок золотые изделия? К тому же многие уверены: история, в том числе и история мировоззрения, должна основываться только на «железных» фактах, и если их недостаточно, то, значит, все умозаключения являются выдумкой. Однако вряд ли такой подход правомерен — ведь, с одной стороны, для решения всех вопросов исто­рии, тем более древней, таких «железных» фактов мы никогда найти не сможем, да и сами они, кста­ти, могут быть по-разному интерпретированы (а такое — не редкость даже для современной исто­рии), а с другой — пример самых точных наук (фи­зика, математика, астрономия) показывает: без­оговорочная опора на факты в то же время должна непременно сопровождаться разработкой и приме­нением целого ряда рабочих гипотез, иногда даже взаимоисключающих. Так что можно только при­ветствовать то, что к такому пути постепенно при­ходит (или возвращается?) и современное изучение древней истории. В условиях, когда практически вся она представляет собой громадную проблему, состоящую из переплетающихся друг с другом бо­лее мелких проблем, магистральным направлением развития знаний о прошлом (того, что мы иногда слишком громко называем решением этих проблем) представляется прежде всего замена старых гипо­тез более новыми и более обоснованными.

Нечего скрывать — некоторые новые гипотезы будут не лучше, а иногда и хуже старых, к чему тоже надо быть готовым и относиться с понимани­ем. Ведь не случайно в последнее время довольно остро поставлен вопрос о свободной конкуренции в научном поиске, а отдельные ведущие ученые вы­ступили за признание права на творческую ошиб­ку в научных исследованиях, тем более, что подав­ляющее большинство любых выводов содержит элемент ошибки. Настоящее научное творчество без узаконенного права на ошибку невозможно и потому, что не все полученные результаты сразу же признаются достоверными. Некоторые из них в силу различных причин долгое время могут и не подтверждаться современными данными. И еще — не следует забывать, что некоторые положения счи­таются научными только для определенного перио­да, после чего, выполнив роль своеобразной «пере­ходной модели», теряют свое научное значение.

Безусловно, каждый автор надеется на возмож­но более быстрое признание своих выводов и умоза­ключений. К сожалению, в нашем случае на это рассчитывать трудно: не только мировоззрение древних людей, но и методика его исследования по­ка являются малоразработанной проблемой, здесь еще много спорного, неустановившегося. Поэтому нам кажется, что, рассматривая истоки язычества Руси, необходимо следовать прежде всего несколь­ким основным принципам, часть из которых уже обоснована теоретически и апробирована практиче­ской интерпретацией исследуемого материала.

1. Мировоззрение, конечным результатом которо­го стало язычество Руси, сформировалось в позднепервобытном обществе и, следовательно, в его раз­витии должно выделяться несколько периодов, ко­торые необходимо скоррелировать с периодами раз­вития самого общества. Наибольшее распростране ние сейчас получили учитывающая основные изме­нения социального строя историческая (ее назва­ние, очевидно, следует уточнить как историко-социо-логическая) и археологическая периодизации. Од­нако применение первой из них в части, касающейся нашего материала, пока практически невозможно, так как она разработана в основном на примерах этнографических данных о народах, живущих в со­вершенно иных исторической ситуации и природном окружении, чем предки славян. Поэтому наиболее приемлемой для нас можно считать периодизацию археологическую (тем более что в связи с попытка­ми изучения древней истории с помощью данных, в том числе и археологии, археологические эпохи при­обретают сейчас значение эпох исторических, или историко-археологических). По наиболее употреби­тельной периодизации первобытная позднеродовая община возникает в неолите (а может быть, еще в мезолите) ³. Значит, наше исследование должно с наибольшей вероятностью затронуть мировоззрение обществ неолита (и мезолита?), медного, бронзово­го и железного веков. Это мировоззрение синтези­ровало в себе представления о прошлом, настоящем и будущем всего мира в виде появления, существо­вания и перспектив развития его трех основных ас­пектов: человечества (общества, всех людей), от­дельных людей (личности) и природы. Поэтому рас­смотрение представлений именно о названных «трех китах» мировоззрения и должно составить основу его анализа.

2. Мировоззрение «мифопоэтической» древности⁴ может быть понято лишь с привлечением мифоло­гии, однако неолит (и мезолит), медный, бронзо­вый, железный века, в течение которых формирова­лось язычество — это эпохи, когда темпы и уровни социально-экономического развития, а стало быть, и системы мировоззрения тех или иных народов, значительно разнились между собой. Но каждый миф как социальное явление принадлежал прежде всего определенной этнической группе, и лишь в ее среде культивировался ⁵. Поэтому системы мировоз­зрения указанных эпох, наследником которых было язычество Руси, не только являлись этапами его сложения, но и отразили историческую ситуацию, в которой находились предки славян, начиная, веро­ятно, со времени появления носителей индоевропей­ских диалектов. Наибольшее значение для нас сей­час имеют мифы индоевропейских народов, лучше всего сохранившиеся в обществах древних индий­цев и греков. Одни из наиболее ранних индоевро­пейских мифов известны нам из «Ригведы», гимны которой были окончательно сложены уже во второй половине II тыс. до н. э.⁶ и записаны впоследствии в Индии. По крайней мере, можно считать, что мно­гие мифологические сюжеты, образы, представления и идей «Ригведы» могут быть отнесены к индоевро­пейской эпохе⁷. Близка по времени к «Ригведе» и «Атхарававеда». Довольно древние, очевидно, и не­которые мифы греков. Выступая в виде традиции содержания, при которой допускалось лишь незна­чительное варьирование формы мифа ⁸, многие ми­фы отдельных индоевропейских народов могут счи­таться очень древними (общеиндоевропейскими) и широко использоваться при изучении материалов различных археологических культур, принадлежав­ших древнеиндоевропейскому населению.

Рис. 1. Изображение на античном сосуде по мотивам мифа о брачной паре

Зевс-бык и Европа-женщина (или о близких им по функциям божествах)

Ряд мифов отражен и в древнейших философских учениях. Наибольший интерес представляют древ­неиндийские брахманы, араньяки и упанишады, ча­сто дополняющие и продолжающие мифы «Ригве­ды». Использованные в нашей работе упанишады, согласно последним данным, созданы в основном в VIII—II вв. до н. э.⁹, однако в них упомянуты собы­тия, происходившие на много веков раньше (это, вероятно, свидетельствует в пользу тех авторов, ко­торые датируют некоторые упанишады еще концом II тыс. до н. э.). Многие древние мифы пересказаны и античными авторами, прежде всего древнегреческими философами.

Напомним, что «в последние десятилетия удалось достичь относительного единства взглядов на хро­нологические границы общеиндоевропейского пе­риода, который относится к V—IV тыс. IV тысячеле­тие (или, как считают некоторые, рубеж IV и

III тыс.) было, вероятно, временем начала рас­хождения отдельных индоевропейских диалектных групп... В настоящее время множество точек зрения по индоевропейской проблематике группируется во­круг нескольких основных гипотез, локализующих
прародину индоевропейцев соответственно в Балкано-Карпатском регионе, в евразийеких степях, на территории Передней Азии, в так называемой циркумпонтийской зоне» ¹⁰.

Рис. 2. Варианты изображений бычьих пар в памятниках Цен­тральной и Восточной Европы и Ближнего Востока: 1— культура воронковидных сосудов. Радошин; 2—4 — трипольская культура: Сороки (Озеро) (2), Трифауц-село (3), Кошиловцы-Обоз (4); 5— культура моравской расписной керамики. Градиско у Кромежизе; 6— лендельская культура. Плешов; 7 — Телль Халаф.

Как полагает подавляющее большинство исследо­вателей, после распада индоевропейского, единства предки славян до первых веков нашей эры занима­ли в основном территорию Правобережной Украи­ны в ее лесостепной части и соседние районы Поле­сья¹¹. Из этого следует, что истоки язычества Руси не могут быть поняты без археологических мате­риалов V—I тыс. до н. э. (то есть действительно неолита — раннего железного века) названных тер­риторий, и прежде всего лесостепи Правобережной Украины. Вместе с тем при изучении становления славянского язычества необходимо привлекать и па­мятники Ближнего Востока (как в силу его значи­тельной роли в истории индоевропейцев, так и в си­лу его огромного влияния на развитие населения неолита — раннего железного века Юга Восточной и Юго-Восточной Европы), тем более, что уже с III тыс. до н. э. на Ближнем Востоке существуют письменные источники, способствующие более глу­бокому изучению исторического процесса в древно­сти. Последнее, как мы полагаем, позволяет более уверенно сместить территориальный акцент в иссле­довании мировоззрения предков славян, отдавая предпочтение не северным или северо-западным (лесная зона), а юго-западным и южным, в том числе и ближневосточным, аналогиям. В таком слу­чае становится вполне допустимой и альтернатива древнейшим частям некоторых, даже считающихся иногда наиболее принятыми, схем истории славян­ского этноса и его духовной культуры.

Рис. 3. Варианты изображений быка в памятниках Ближнего Востока и Восточной и Центральной Европы: 1 — знак быка в шумерском письме; 2 — культура линейно-ленточной керамики. Незвиско; 3 — лендельская культура. Клокочевик; 4—5 — культура Триполье-Кукутени. Фрумушика II (4), Брынзены III (5); 6 —ямная культура. Старогорожено, курган 3, погребение 11.

3. Но помимо рассмотренных выше повествова­тельных версий мифа существуют еще и изобрази­тельные. Именно последние при известном соотнесе­нии ритуала и мифа друг с другом ¹² отражены в обрядности, зафиксированной в археологических, этнографических источниках или в произведениях искусства. Можно полагать, что с мифологией свя­заны материалы практически всех археологических памятников анализируемых нами эпох, поскольку фактически общепринятым является мнение о том, что изображения различного рода (в том числе и орнаментальные), начиная с позднего палеолита и заканчивая по крайней мере I тыс. до н. э., явля­ются своеобразными иллюстрациями к мифам.

Естественно, полное тождество обеих версий ми­фа невозможно. При этом изобразительные версии выглядят в некоторой степени более важными для наиболее древних эпох, ведь, как показывают спе­циальные исследования, изобразительные версии всегда являются стадиально более ранними, чем повествовательные, и «раскрывают с большей пол­нотой и отчетливостью либо то, что в литературе и фольклоре умалчивается, либо то, что там глубоко запрятано» ¹³. Вместе с тем необходимо подчерк­нуть: любую обрядовую изобразительную компози­цию нельзя полностью отождествлять с известными нам мифами еще и по той причине, что обычно су­ществует несколько вариантов мифа, и близкие сю­жеты последнего можно интерпретировать в качест­ве трансформации других сюжетов¹⁴. Однако не­смотря на это в любой версии мифа соблюдаются закономерности построения его «текста»; в частно­сти, в повествовательных версиях даже эпитеты и метафоры, употреблявшиеся при характеристике тех или иных объектов и существ, могут рассматри­ваться равнозначными семантике явлений ¹⁵.

Рис. 4. Стилизованные изображения головы быка в фор­ме и орнаменте ритуальных предметов бронзового века Украины: 1 — план погребения катакомбной культуры с сосудом, украшенным нелепом в виде бычьей морды. Макеевка, курган 3—4, погребение 16; 2 — катакомбный сосуд с изображением головы быка (или барана?). Большой Мишкин, курган 1, погребение 4; 3 —скипетр в виде бычьей морды из ямного погребения. Симферополь

Из этого, между прочим, следует еще одна из наиболее важных особенностей работы с мифоло­гическим аспектом культуры: любой древний миф (созданный, например, в неолите), может быть представлен в нескольких вариантах в археологи­ческих материалах как неолита, так и последующих эпох, в то время как повествовательная версия это­го мифа фиксировалась обычно позже, в железном веке (но, разумеется, народы, изобретшие письмен­ность в бронзовом веке, уже тогда могли ее запи­сать).

4. Мировоззрение древних людей отражало раз­личные стороны их жизни и в свою очередь активно влияло на них. Стало быть, оно должно изучаться с привлечением целого комплекса источников, в том числе и таких, мифологизация которых, на первый взгляд, мало ощутима. Одним из таких важных источников, отражающих существенную связь в раз­витии мышления и языка, являются данные языко­знания, что, помимо всего прочего, нашло свое во­площение и в близости древней символики и знаков древнего письма¹⁶ (рис. 1—4¹⁷). И форма, и орна­мент космических символов неолита — раннего же­лезного века, являвшихся одновременно и образца­ми искусства древнего человека, соответствуют ос­новным принципам этого искусства. Следовательно, важное место в изучении отражения космологии древнего населения Украины в его материальных памятниках может и должно занимать использова­ние космической символики реалистического искус­ства соседних древних цивилизаций Передней Азии и Средиземноморья (рис. 5—б¹⁸).

Показательно, что сведения названных основных источников в изучении древней космологии часто не только дополняют друг друга, но и являются идентичными, выступая почти равноценными по сво­ей значимости.

Таким образом, современное состояние наших знаний служит весомым основанием для создания рабочей гипотезы реконструкции истоков язычества. Сама же эта реконструкция, опирающаяся в огром­ной степени на археологические данные, не может, по нашему мнению, не учитывать предлагаемые ря­дом археологов несколько (обычно два-три) уров­ней исследования истории древних обществ, на низ­шем из которых осуществляется упорядочивание археологических источников, а на высшем — рекон­струкция жизни общества, в том числе и его миро­воззрения ¹⁹.

Особо подчеркнем: необходимость применения нескольких уровней исследования истоков язычест­ва продиктована и самим восприятием древними людьми каждого объекта или предмета одновремен­но на нескольких «кодах»-уровнях абстракции, на­чиная с бытового и заканчивая своего рода теоре­тическим, космическим. Причем связь этих «кодов»-уровней отчетливо отражалась в самом мифе, по­скольку все они считались эквивалентными ²⁰. В си­лу этого изучение мировоззрения древних обществ также может осуществляться на двух или трех уровнях. При двучленном делении таковыми бу­дут бытовой и ритуальный уровни. Последний тогда, вероятно, следует представлять в виде двух под­уровней — низшего, социального, и высшего, косми­ческого (например, сосуд на бытовом уровне вос­принимался как емкость, необходимая для приго­товления пищи или хранения запасов, в ритуале на социальном подуровне — как символ власти, а в ритуале на космическом подуровне — как символ Вселенной). Но для нашей работы более приемлемо, вероятно, трехчленное деление уровней абстрак­ции в мировоззрении наших предков: низший (пер­вый) — бытовой, средний (второй) — социальный и высший (третий) — космический уровни, ведь в та­ком случае каждый из них соответствует одному из «трех китов» мировоззрения рассматриваемых эпох: первый — отдельным людям, второй—обществу, третий — Вселенной. Последний уровень был не только вершиной мировоззрения, но и сконцентри­рованным выражением его основополагающих идей. Следовательно, изучение сути и общественного зна­чения космологии, отражающей взгляды о строении мира и движении времени, является наиболее необ­ходимой частью анализа мировоззрения древности. Известно, что в прошлом по пространственному перемещению небесных тел определялось время, по­нятия «пространство» и «время» у первобытных на­родов не отделялись друг от друга, понятия «небо» и «время» были у многих племен разновидностью одного термина ²¹, и именно в древней символике в силу ряда причин (в том числе и ее магического ха­рактера) частично отражалась и научная сторона мировоззрения, поскольку первобытная магия была тесно связана с положительными знаниями перво­бытного человека — с тем, что можно с известными оговорками назвать «первобытной наукой» ²². (Под­черкиваем при этом еще раз, что космическая на­правленность подразумевается нами только как од­на из многочисленных функций формы и орнамента предметов и объектов и ни в коем случае не явля­ется отрицанием других не менее важных их сто­рон — утилитарно-практической, магической и т. д.) И это совершенно естественно, ведь древнейшая космология не могла возникнуть без осознания (а не просто изучения) основных закономерностей жизни природного окружения и первых астрономических наблюдений. Однако форма передачи этих закономерностей и знаний была глубоко своеобраз­ной, прежде всего мифической.