4 февраля 1813 года Мюрат торжественно вступает в Неаполь. Льют ли бальзам на раны его самолюбия приветственные крики толпы? Свидетельство французского посла Дюрана рисует его встревоженным и неуравновешенным. Сообщение в «Мониторе», упреки Каролины, молчание Наполеона — все способствует тому, чтобы эта пылкая и ранимая натура, этот безусловно измотанный человек (могло ли быть иначе?) стал часто выходить из себя. Тем более что, беззаветно храбрый в бою, на политической сцене он нередко бывал боязлив. Мюрата снова треплет лихорадка. Ее причины — чисто нервные: такое с ним всегда случается в моменты депрессии. Теперь (так будет и впредь) его снедают два стремления: более не удаляться из пределов собственных владений, чтобы не дать королеве властвовать самостоятельно, и поддерживать независимую политику королевства перед лицом Империи. Впрочем, они укрепились в нем задолго до этого. Но катастрофа в России прибавляет к двум заботам третью: любой ценой сохранить свой трон.
Английская угроза отнюдь не ослабела: два военных корабля: «Темза» и «Фьюэриз» 26 февраля 1813 года овладели островом Понца. Не является ли это прелюдией новых атак, ставших возможными после поражений Наполеона? Видя трудности, испытываемые Империей, Мюрат вдруг понимает, что и его власть может быть сметена общим обвалом французского владычества в Европе. А окраины Империи будут принесены в жертву первыми. Перебирая в голове способы поведения, дающие возможность спасти корону, Мюрат все более соблазняется тактикой Австрии, избравшей нейтралитет. Он принимает меры, чтобы сведения о его одобрении подобной политики просочились в австрийское посольство в Неаполе. Он посылает в Вену князя Кариати, чтобы прозондировать умонастроения Меттерниха. Он надеется получить гарантии сохранения собственного правления взамен на нейтральную позицию в конфликте между Наполеоном и коалицией. Меттерних ведет себя осторожно. В то же время Мюрат дает понять, что письмо Наполеона, доверяющее ему защиту Италии, вновь сделало бы из него верного наместника императора.
|
|
Дюран шлет в Париж тревожные сообщения. Он предупреждает: король, боясь, что при общих переговорах его предадут, может начать сам заботиться о сохранности трона и сближаться с противниками империи, прибегнув к политике нейтралитета.
Тем не менее в феврале 1813 года все остается на прежних местах, поскольку Мюрат посылает два эскадрона в подкрепление имперской армии и пишет Наполеону: «Сир, не позволяйте другим усомниться в Вашем доверии ко мне, равно как и в моей преданности к Вам и Франции. Я знаю и всегда во всеуслышанье заявлял, что мое политическое существование держится лишь мощью Империи. Но особливо я знаю и о том объявлял, что никогда не хотел бы существовать без подобной поддержки. Соблаговолите же, Сир, с Вашей стороны дать мне заверения, что меня никогда не лишат защиты Империи. Именно так Ваше Величество может усилить и укрепить доверие неаполитанцев к моему правлению...» 1 Он протягивает Наполеону спасительный шест, прося у него не заключать никаких договоров за спиной неаполитанского короля и в ущерб ему. Тогда Мюрату не понадобилось бы просить у Вены гарантий собственного будущего, и, сохранив достоинство, он смог бы избежать разрыва с шурином.
|
|
Наполеон не отвечает. Он довольствуется перепиской с Каролиной, не показывавшей этих посланий мужу. Возможно, император, поглощенный германскими делами, и не имеет времени отвечать. Но это упущение, ибо он провоцирует Мюрата на необдуманные шаги.
Поскольку император молчит, Мюрат ищет иных гарантий. Теперь он может действовать с чистой совестью. На этот раз он делает небольшой шажок навстречу англичанам. От него не ускользают интриги в Капуе, в которых замешано английское золото. 22 апреля король шлет в Понцу своего эмиссара Джузеппе Черкули: если англичане признают его право на престол, он с 40 000 человек обязуется совершить диверсию против Евгения 2. Тут Мюрат зашел далеко, без сомнения, слишком далеко. Даже если Наполеон своим молчанием и вынудил его на подобное предательство. К тому же англичане не могут принести ему в жертву своих союзников из Палермо. Лорд Уильям Бентинк, главнокомандующий английскими силами в Сицилии и чрезвычайный посол при неаполитанском дворе соглашается на переговоры, но предварительно в ноте от 16 мая сообщает свои условия: «Мюрат объявит войну Бонапарту и тотчас двинет все имеющиеся у него силы на север Италии. Союзники присоединятся к нему со всеми своими силами в заранее оговоренном месте и в обусловленное время. Неаполитанский престол отойдет на следующих условиях: 1. Мюрат получит равное ему возмещение. 2. Пока он не получит такового возмещения, он сохранит неаполитанскую корону» 3.
С 22 апреля по 29 мая между Понцой и Неаполем прервано всякое сообщение. Военная и дипломатическая обстановка остается неопределенной. Наполеон одерживает победу при Бауцене, Австрия держится нейтрально, заботясь о том, когда уместно будет предложить посредничество, выгодное для нее. Соотношение сил пока остается в пользу императора, но Вена может все изменить, выступив на стороне коалиции. Мюрат не торопится с отсылкой подкреплений своему шурину. Он ждет. Французский посол предупреждает Париж: «Король — на краю пропасти, куда его влечет более тщеславие, нежели честолюбие; быть может, довольно одного слова Императора, чтобы удержать и привлечь его»4. Но это слово не будет произнесено. Напротив, он посылает в Милан вице-короля Евгения. Это пока только предупреждение Мюрату. Отнюдь не ему будет доверена защита полуострова, на чем он настаивал в своем письме не без задней мысли, внушенной ему итальянской партией. Последняя вновь обретает все влияние, утраченное с падением Маргеллы, в то время как клан королевы, вытесненной на задворки политики, уходит в тень.
|
|
29 мая Мюрат возобновляет переговоры с Англией. Упреждая приезд Бентинка в Понцу, Мюрат посылает туда своего доверенного человека Феличе Николу, в прошлом секретаря генерала Актона. Третьего июня Никола встречается с лордом Бентинком. Тот подтверждает условия ноты от 16 мая и настаивает на них. Новая встреча происходит 5 июня. Мюрат отвечает, что не может отречься от неаполитанской короны, и высказывает опасения относительно поведения Австрии. Бентинк выражает свои сожаления о том, что «столь важные переговоры закончились таким образом». И чтобы сохранить некоторое влияние на Мюрата, добавляет: «Я должен, однако, заметить, что именно сейчас его [то есть Мюрата] содействие было бы наиболее полезным. Англия была бы весьма благодарна за него и безусловно учла бы в дальнейшем. Может быть, когда Австрия выскажется определенно, его помощь уже не будет столь необходимой. Я мог бы взять на себя немедленное подписание военной конвенции с Мюратом, каковую мое правительство несомненно утвердило бы. Напротив, относительно будущего я вынужден быть весьма сдержанным». Будучи убежден, что Мюрат не станет долго сопротивляться, Бентинк оставляет подполковнику Коффину текст конвенции с разрешением подписать ее от имени английского правительства, если Мюрат скрепит ее своей подписью. Условия этой конвенции повторяют те, что изложены в ноте от 16 мая, но статья 1-я заслуживает особого внимания: «Цель договаривающихся сторон — свобода Италии и ее независимость от господства Бонапарта». Италии, а не Рима, Неаполя или Милана. «Италии» — это старинная мечта карбонариев, отраженная в тексте. Таким образом, договор признает существование таинственного движения карбонариев, которое не прекращало волновать умы 5.
Откуда оно взялось? На это существует много гипотетических ответов. Согласно утверждениям некоторых авторов, оно возникло благодаря деятельности тайных обществ, основанных в Северной Италии в 1798 году для борьбы со всеми формами иностранного владычества, как австрийского, так и французского. Именно карбонариев можно отыскать у истоков восстания в Пьемонте в феврале 1799 года, когда тот был аннексирован Францией. Другие считают, что карбонарии возникли как организация в 1801 году при помощи англичан в Неаполитанском королевстве и действовали против французского влияния. Ни то, ни другое предположение не состоятельно. Иначе почему они в той или иной степени поддерживали Мюрата? Жак Годешо предложил более соблазнительное объяснение: «Carboneria», вероятно, была создана французом Брио в бытность его интендантом в Абруцци 6.
Придя из адвокатуры Безансона, Пьер-Жозеф Брио три года сражался в революционном движении. Возможно, в 1793 году он был допущен в ложу Добрых Приятелей Каменщиков — тайную организацию с мистическим уклоном, близкую к франкмасонам и имевшую венты в лесных регионах (Юра, Вогезы, Шварцвальд). Он стал солдатом, попал в плен к австрийцам и убежал из плена, а в апреле 1797 года его избрали депутатом в Совет Пятисот. Там он привлек к себе внимание многочисленными выступлениями по поводу Италии, в которых требовал свержения всех монархов полуострова и провозглашения Итальянской Республики, единой и неделимой. Подобные выступления выглядят необычно, ибо показывают, какое значение уже в то время карбонарии придавали объединению Италии. В дальнейшем Брио на несколько лет отошел в тень, а затем, имея репутацию специалиста по итальянским вопросам, 21 августа 1801 года отправился на остров Эльбу, где по приказу Бонапарта стал комиссаром французского правительства. Вероятно, благодаря ему франкмасонство проникло на этот остров. (После французской оккупации Неаполитанского королевства Жозеф призывает его в Абруцци в качестве интенданта. А в 1810 году Мюрат делает его государственным советником.)
Впоследствии были обнаружены многочисленные следы его принадлежности к карбонариям. Начиная с 1808 года Брио, видимо, начал основывать венты в королевстве. Эти венты были одухотворены идеей объединения полуострова, высказанной Брио еще при Директории.
Когда же Мюрат начал прислушиваться к соображениям тех, кого стали называть итальянской партией? Может, в пору аннексии Рима Наполеоном, что сводило на нет планы расширения пределов королевства, столь милые сердцу Мюрата? Или во время «австрийского брака» императора? Более вероятно, что это случилось после того, как углубился разрыв между Мюратом и Каролиной. Разве Наполеон не упрекал Мюрата, когда тот приехал в Париж на церемонию крещения Римского короля, разве не ставил ему в вину связи с партией, чьи козни не уставал разоблачать французский посол Дюран? И вот доказательство влияния этой партии: командир личной гвардии Каролины Луи-Ксавье Морель, двоюродный брат Брио, вступает в венту карбонариев в 1811 году.
Однако влияние карбонариев не ограничивается неаполитанским двором. В Палермо они связываются с Бентинком, который, в свою очередь, склоняется к идее объединения полуострова. И разве не он составляет первый пункт конвенции, которую готов заключить с Мюратом, тот самый пункт, где говорится о свободе и независимости Италии. Убедить Бентинка оказалось легче, нежели Мюрата. Действительно, он ходатайствует перед Лондоном о необходимости военной диверсии в Италии, особенно если Австрия перейдет в лагерь коалиции. Британский кабинет поддается его доводам. Наконец, 7 августа из Лондона Бентинку посылаются новые инструкции: кабинет министров согласен «предложить королевскому семейству Сицилии компенсацию за Неаполитанское королевство в случае, если Австрия будет упорствовать в этом, чтобы добиться объединения усилий с Мюратом, и если сохранение за Мюратом неаполитанского престола в ожидании равных ему владений не обеспечит достаточного военного содействия со стороны Мюрата, последнему можно оставить и гарантировать неотъемлемые права на престол в Неаполе». Весьма значительная уступка.
Однако между концом июня и 7 августа события развиваются слишком быстро. Наполеон в Дрездене, опасаясь отпадения Австрии, потребовал от Мюрата срочной присылки дивизии в Болонью. Просьба сопровождалась завуалированной угрозой: французский посол покинет Неаполь, если 10 июля требуемая дивизия не тронется в путь.
Завязнув в интригах с разными партнерами, Мюрат пытается выиграть время. В ответе от 18 июня он сообщает императору, что готов вступить в войну, если Австрия предпримет то же самое, но желает лично выступить во главе своих войск и отказывается рассредоточить их по разным французским частям. Это ловкий ответ, льстящий итальянскому самолюбию и позволяющий Мюрату выждать в тот момент, когда еще неизвестно, кто выйдет победителем из этого конфликта 7.
Раздражение Наполеона продолжает расти. В «Монитере» множатся намеки на предательство Мюрата; сначала неаполитанцев, защищавших остров Понца, обвиняют в сговоре с англичанами и недостаточном отпоре нападавшим, затем перепечатывается статья из «Морнинг Кроникл», намекающая на контакты Бентинка с министрами Мюрата. Заметка кончалась словами: «Не имеет ли миссия Богарне в Милане некую связь с предполагаемым отпадением Мюрата?»
Устрашенный угрозами шурина, неаполитанский король не осмеливается довести дело до разрыва. 4 июля он вновь напоминает о тех условиях, которыми желает обставить свое вступление в войну: сохранить за ним командование его войсками и дать ему возможность не слишком удаляться от Италии. «Мои намерения непреложны. Я обязан перед самим собой не отрекаться от них, поскольку с тех пор, как имя вице-короля прозвучало, чтобы унизить меня оскорбительным сравнением, я не могу, не уронив своего достоинства, отдать ему в подчинение моих неаполитанцев, какими бы ни были мои собственные чувства уважения и дружеского расположения к нему» 8. Твердость тона объясняется новым оборотом его отношений с Каролиной. Она не только сделала своим любовником графа фон Мира, австрийского посла (куда только не заводят рискованные политические интриги!), но и перестала верить в звезду брата. Теперь она сама добивается сохранения трона, который делит с Мюратом. Будучи оповещена им о последних событиях, она одобряет его переговоры и советует аккуратнее вести себя по отношению к Вене. С этих пор в Неаполе перестает существовать профранцузская партия, и Дюран чувствует себя в полной изоляции.
Наполеон вынужден уступить. В первый раз. И действительно, ему необходима кавалерия, поскольку она уже подвела его под Люценом и Бауценом. Из Дрездена император призывает к себе зятя. Новый сюрприз: эта миссия возложена на Фуше. Он пишет Мюрату, льстя его солдатскому тщеславию: армия, утверждает он, удивлена отсутствием такого храбреца 9. Параллельно Наполеон предупреждает сестру, что от него не ускользнули интриги короля. Мюрат колеблется, 27 июля совещается со своими министрами. 2 августа того самого 1813 года, когда падение Великой Империи уже стало предрешенным, в 10 часов он отбывает в Дрезден, оставив регентство Каролине (на сей раз без всякой задней мысли). Теперь оба супруга совершенно заодно. «А через сутки после отбытия Мюрата, в тот самый час, когда он покидал Рим, в Неаполь доставили шифрованную депешу князя Кариати, а также новые инструкции Меттерниха графу фон Миру: Австрия давала твердые гарантии, каковые Мюрат, разумеется, принял бы, если бы император не вытребовал его к себе так скоро» 10.
В Дрездене Мюрат не встречает ничего, кроме всеобщей усталости и уныния. От Коленкура до Бертье все встревожены. После решения Австрии примкнуть к коалиции Франция должна воевать против превосходящего числом противника и вести бои сразу на два фронта при теперь уже неотвратимом упразднении французского владычества в Испании. Очень многим катастрофа представляется неизбежной. Вот этот-то момент и избирает наш герой для примирения с Наполеоном. Можно по-разному судить о Мюрате, но при этом надобно помнить о его позиции в августе 1813 года. Запах пороха, жажда кровавой потехи, его природная восторженность — вот неполный перечень причин, толкнувших его в лагерь Наполеона тогда, когда каждый думал лишь о том, как бы оказаться подальше оттуда.
Император доверил ему командование пятью корпусами кавалерийского резерва. Король не только не пытается уклониться от схватки, но в битве под Дрезденом (26 и 27 августа) опрокидывает правое крыло австрийцев — тех самых, с кем вел переговоры в Неаполе, причем захватывает несколько сотен пленных и 30 орудий.
Преследуя австрийцев, Мюрат 28 августа берет в плен еще 6000 человек. К несчастью, 30-го Вандам разбит при Кульме, а Макдональд — у Кацбаха. Однако еще не все потеряно. Опьяненный ржанием лошадей, свистом ядер и звуком горнов, Мюрат забыл все. Он снова только солдат. И какой солдат! Он получает задание задержать Богемскую армию, которой командует Шварценберг, в то время как Наполеон собирается сойтись с Силезской и Северной армиями.
И снова Мюрат проявляет все качества полководца, увлекающего солдат в бой; он непревзойден в атаке, сокрушительными наскоками прорывает вражеские линии обороны, все так же презирает опасность, чем и заслужил славу среди солдат Великой Армии. 6 октября он разметал австрийцев у Вальдкирхена; 10-го разгромил Витгенштейна у Борны и помешал соединению Богемской и Силезской армий. Вынужденный, отступить к Греберну, он 14-го дает одно из самых знаменитых за свою военную карьеру сражений при Либертфольквице. Всякий раз кавалерия творит чудеса. Решающая битва разыгралась у Лейпцига 16, 17 и 18 октября 1813 года. Отчаянные атаки, в которых опять блистает Мюрат, уже не могут изменить судьбу. Измотанная французская армия уступает превосходящему числом противнику. Германия потеряна.
С 19 по 24 октября Мюрат не покидает императора. О чем он думает? Конечно, он исполнил свой долг. Но вечером 16 октября Александр I, наблюдая, как неаполитанский король истребляет эскадроны Палена, наклонился к князю Кариати, чья роль ему известна, и прошептал: «Поистине наш союзник прекрасно скрывает свою игру!» А 22-го около Оллендорфа австрийский эмиссар встречается с Мюратом и предлагает ему немедленно покинуть французскую армию. Может, именно этому требованию подчиняется Мюрат, когда двумя днями позднее объявляет Наполеону под Эрфуртом, что желает вернуться в свое королевство? Искренен ли он, когда оправдывает отъезд необходимостью поддержать вице-короля Евгения, попавшего на севере Италии в затруднительное положение после перехода Баварии в стан врага? И утвердительный, и отрицательный ответ здесь вполне уместен, ибо они не исключают друг друга. Но пока рано говорить о предательстве. Хотя уже велись переговоры с противником, а это немало. В глазах некоторых — даже слишком много. Тем не менее Мюрат еще ни разу не связал себя обещаниями с представителями противной стороны. Он еще ни в чем не навредил Наполеону. Напротив, в последней фазе кампании он сделал гораздо больше, чем император мог от него ожидать. 24 октября 1813 года эти два человека расстаются. Они видят друг друга в последний раз.
IX
СОЮЗ С АВСТРИЕЙ
31 октября. Мюрат в Милане. Уже австрийская угроза нависла над Северной Италией, в то время как английский флот крейсирует у берегов Сицилии. Сможет ли Франция удержать свое господство на полуострове? Человеческие потери в русской и немецкой кампаниях оказались для Италии очень тяжелыми. В России войска, посланные Евгением, уже к 1 августа 1812 года сократились наполовину. В сражении под Малоярославцем 24 октября было убито не менее 150 офицеров. В финале этой кампании Евгений получил назад 223 из посланных 27 000 солдат. Немецкая кампания оказалась столь же смертоносной: 3000 оставшихся в живых из 28 000 человек. Невосполнимые потери, ибо эти полки, в большинстве своем верные императору, теперь могли бы надежно защитить северную границу Италии. Не забудем, что потери неаполитанцев были не менее сокрушительны, и это очень расстроило Мюрата. Перемену в итальянском общественном мнении также нельзя сбрасывать со счетов. Повсюду говорили о «бесполезной гибели людей на службе иностранных владык». Это обиходное выражение вполне подытоживает сложившиеся на полуострове умонастроения 1.
Мюрат провел в Милане всего несколько дней, но ему этого хватило, чтобы написать Наполеону письмо, за которое многие потом горячо упрекали его: «Я сделаю все, чтобы поставить под ружье 30 000 человек, но мне нужно положительным образом знать ваши намерения. Прошу Ваше Величество без отлагательства сообщить мне о них. Сейчас не время выжидать либо отвечать уклончиво. Если я двинусь в путь, мне необходимо получить командование над войсками римских владений. А в случае объединения с вице-королем кто возьмет на себя командование?»
В тоне письма скрыта угроза, но сейчас на кон поставлена судьба Италии. К тому же Рим представляется необходимой тыловой базой, в то время как Неаполь слишком удален. Гораздо серьезнее обращенный к Мюрату упрек в том, что он оказывает плохую услугу Евгению, обвиняя его перед Наполеоном в предательстве. Но не является ли Евгений зятем баварского короля, только что покинувшего французский лагерь? Его отступление могло посеять в душе некоторые сомнения. 15 октября Евгений получил от австрийцев предложение сепаратного перемирия при условии, что отойдет с войсками до Тальяменто. Князь Турн-и-Таксис 25 ноября предложил ему даже суверенитет Италии на территориях от Адидже. Евгений сумел с достоинством отвергнуть эти предложения, хотя принять их ему было очень легко, тем более что с потерей Иллирии и отсутствием поддержи со стороны Мюрата его положение становилось особенно щекотливым.
Мюрат повел себя иначе. В Милане он встретился с бывшим любовником Каролины гвардии подполковником герцогом де ла Вогийоном, изгнанным из Неаполя и обосновавшимся в ломбардской столице. Герцог объяснил ему, что, наконец, настал час освободить Италию; один лишь Мюрат способен довести это дело до конца 2. Уже подготовленный своими контактами с итальянской партией, Мюрат легко поддался на уговоры и даже возложил на де ла Вогийона командование неаполитанской дивизией, которой предстояло захватить Римскую область,
Прибыв в Вечный город 3-го, он выкладывает карты на стол. Несмотря на вступление Австрии в войну с Францией, граф фон Мир, представитель Австрии, все еще в Неаполе, где приятно проводит время в обществе Каролины. Мюрат вызывает его к себе. Беседа длится с 10 часов вечера до 4-х утра. Король объясняет, что покинул французскую армию в соответствии с пожеланиями австрийцев: «Мой выбор окончателен,— утверждает он.— Я желаю присоединиться к членам коалиции, защищать их дело, способствовать изгнанию французских войск из Италии. Надеюсь, что мне дадут воспользоваться преимуществом, которые из этого проистекут. Я обещаю прямо и открыто отказаться от связей с Францией. Я готов заключить союз с Австрией и действовать в полном согласии с ее намерениями, при условии, что она во всех случаях поддержит меня и поможет мне добиться необходимых преимуществ»3.
Цинизм тона не может не удивить. Надо ли приписывать его влиянию Каролины, сразу и без околичностей перешедшей из французского лагеря в австрийский? 4
Мюрат меж тем продолжает: он рассчитывает во главе 80-тысячного отряда идти ни север Италии; Миоллиса, удерживающего Рим, и Евгения он введет в заблуждение относительно своих истинных намерений, и как только австрийцы появятся у Адидже, станет действовать заодно с ними. В качестве платы за эту интервенцию он требует поддержки его притязаний на неаполитанский престол и присоединение к его землям папских владений.
Если его требования и предложения к фон Миру приведены без искажений, то речь идет о предательстве. Можно лишь с некой гадливостью смотреть на подобную перемену ориентации, и приходится признать, что тут мы уже видим далеко не героя Лейпцига.
По крайней мере, определенно установлено, что в это же время Мюрат вновь связывается с лордом Бентинком. Он более или менее открыто выходит из системы континентальной блокады, предоставив этим залог своей доброй воли. Но на этот раз Бентинк проявляет сдержанность. Он прибегает к тактике проволочек, и из-за этого Мюрат, опасаясь английской высадки, так и не начинает движение к северу.
Со своей стороны, Наполеон делает вид, что не верит предупреждениям Дюрана, пишущего ему, что «все узлы, удерживающие Неаполь в пределах Империи, распускаются один за другим». Император объявляет Евгению, что Мюрат в скором времени пришлет ему подкрепление. Главное — не деморализовать вице-короля. Но тот не обманывается на сей счет. Чтобы прозондировать настроение Мюрата, он посылает к нему неожиданного посланника... Фуше. Последний после потери иллирийской провинции остается без дел, а Наполеон желает любой ценой держать его в удалении от Парижа. Хотя ему все известно об отношениях между Фуше и Мюратом, начиная с Консульства вплоть до интриг 1808 года, он назначает укрывшегося в Болонье Фуше генеральным комиссаром в Италии и поручает ему удержать Мюрата в союзе с Францией: «Надо дать королю почувствовать, как важно, чтобы он с 25 000 человек вышел к По. Вы сообщите об этом также и королеве и предпримете все возможное, чтобы не допустить колебаний в политике этой страны под воздействием лживых посулов Австрии и медового языка Меттерниха»5. Если Мюрат проявит сдержанность, Фуше должен возвратиться в Турин и ждать дальнейших инструкций.
Герцог Отрантский показывает всем своим видом, что включился в эту игру. Он пишет Мюрату: «Наша судьба, сударь,— какова бы ни была разница в нашем положении — так вот, эта судьба имеет одинаковые основания. Мы обязаны ею Императору. Она покоится на нерушимости его власти» 6. 30 ноября 1813 года он в Неаполе. Следующий день он проводит с Мюратом и Каролиной и сообщает императору: Мюрат остался верен душой и телом. Если он и намекает англичанам, что действует в их интересах, то лишь для того, чтобы уберечь побережье королевства. Но ни слова о переговорах с Австрией. Не шепнул ли он вслед за де ла Вогийоном на ушко Мюрату, что теперь путь к объединению свободен и в том немалая польза для его правления? Или же довольствовался тем, что принял на веру признание неаполитанского короля в стойкой дружбе? Ситуация, как никогда, благоприятна. Евгений принужден отступить к северу, а Миоллис не может надеяться продержаться в Риме. Австрийцы непопулярны, англичане же не могут вне пределов Сицилии отважиться на крупные операции. Существует пустота, которую необходимо заполнить как можно быстрее. Единственный точно известный совет Фуше: пусть Мюрат не слишком связывает себя обязательствами по отношению к Австрии, ибо это ослабит его позицию. По всей видимости, герцог Отрантский более заботится о будущем Мюрата, нежели о судьбе Наполеона. 17 декабря он покидает Неаполь. Благодаря советам Фуше Мюрат оказывается в центре всех интриг. Ему не перестают повторять, что лишь он один может спасти Италию. Патриоты видят в нем единственного Государя, способного объединить полуостров. Карбонарии, масонские ложи, генералы Леки, Пино и другие всячески стараются его приободрить. Доходит даже до того, что австрийцы объявляют в своих прокламациях, что явились в Италию лишь для того, чтобы освободить ее от французского владычества и «помочь Мюрату создать независимое Итальянское королевство» 7.
Коленкур отправляет Наполеону длинный рапорт: «Если австрийцы берут Милан, переходят По, хотят восстановить папский престол и вновь разделить Италию, Мюрат видит единственное средство им противостоять, но средство, по его мнению, всемогущее: провозгласить объединение Италии и ее независимость. Он думает, что при этом сигнале вся нация встанет под знамена того, кого Ваше Величество изволит для этого избрать. Ему кажется, что иначе невозможно спасти Италию. Он видит в этом единственное средство сохранить и собственную корону среди волнений, к которым уже примкнули многие в Неаполе» 8.
Итак, древние королевские семейства изгнаны, папа — пленник в Фонтенбло, австрийцы непопулярны, англичане не в состоянии создать плацдарм для будущих наступлений. Наполеон сражается с самой сильной коалицией, когда-либо выступавшей против Франции,— отсюда та пустота, что образовалась в итальянской политике. Один лишь Мюрат, по-видимому, способен заполнить этот вакуум. Вместо того чтобы осаживать его, быть может, Наполеону следовало позволить ему разыграть эту карту, которая могла бы сохранить французское влияние на полуострове?
Пока англичане держатся в стороне (похоже, что лорд Бентинк уже ориентируется на решение, выгодное для Великобритании: Неаполь — Бурбонам, Сицилия — Англии), а Меттерних — он-то почуял опасность — больше не желает довольствоваться нейтралитетом Мюрата, ибо столь независимая позиция делает неаполитанского короля слишком авторитетным в глазах всего полуострова. Необходимо его «скомпрометировать», сделав явными его связи с Австрией — на такую опасность перед своим отъездом уже указывал Фуше. Если Мюрат попадется в эту западню, он потеряет всякий шанс объединить под своим началом Италию, поскольку станет человеком Австрии — страны, ненавидимой на севере полуострова и к тому же не желающей уходить из Милана и Венеции.
Какое-то время Мюрат подумывал о компромиссе. В письме, отправленном в конце ноября (его отыскал Лумброзо), он предлагает Наполеону образовать в Италии два королевства, разделенные рекой По: юг отойдет Мюрату, север останется Евгению. Тогда Италия сможет подняться, изгнать австрийцев и сохранить независимость. Вероятно, Мюрат заручился поддержкой карбонариев. Фуше, все еще правительственный комиссар, пишет Наполеону в том же духе. Однако в Париже Коленкур защищает противоположную точку зрения: он ратует за лоскутную Италию. Объединенный полуостров, объясняет он, станет угрозой интересам Франции: «В Италии 16 миллионов жителей и все преимущества плодородных земель и удачного расположения, благоприятствующего мореходству и торговле. При хорошем управлении численность населения может за одно поколение увеличиться в полтора раза. Если арсеналы, торговля и флот страны вырастут в той же пропорции, она перехватит у Франции торговлю с Левантом, преобладание на Средиземном море и благодаря превосходной позиции, прикрывшись горной цепью и двумя морями, станет первой великой державой юга Европы» 9. Разделение на две части тоже не выход: меж ними фатально неизбежен конфликт, тогда придется выбирать между Мюратом и Евгением. Чтобы избежать их противостояния, пришлось бы создать буферную зону в виде Папских земель. Доводы Коленкура тем легче достигают цели, что император и сам заведомо убежден в чем-то подобном. Он ничего не отвечает на предложения Мюрата, который, однако, посылает ему пожелания всего наилучшего в письме от 21 декабря: «Пусть этот год завершит наши военные несчастья, а наступающий принесет нам более спокойные дни. Сир, я буду Вас любить всю мою жизнь; моя привязанность к Вашему Величеству никогда не будет зависеть от поворотов политики». Письмо было обнаружено и опубликовано в «Историческом и литературном журнале» в 1899 году.
31 декабря 1813 года в Неаполь прибывает полномочный посол Вены граф Нейперг, который впоследствии сыграет большую роль в личной жизни Марии-Луизы. Условия Вены недвусмысленны: Мюрат обязан вступить в войну на стороне союзников, иначе он теряет престол. Если он еще мечтает об объединении Италии, то молчание Наполеона не оставляет ему иного выхода: он вынужден выступить на стороне противников Франции. 8 января договор о союзе Австрии и Неаполитанского королевства подписан. Иоахим отказывается от каких-либо претензий на сицилийский трон. Он обязан выделить 35 000 солдат, но с условием, что им не придется служить по другую сторону Альп (еще один совет Фуше, которому Мюрат смог последовать: таким образом он сохраняет гипотетические права на французский трон). И еще он не может ни с кем подписать сепаратный мир. В свою очередь, австрийский император употребит все средства, имеющиеся в его власти, чтобы получить формальное отречение сицилийского монарха от его притязаний, касающихся территорий на континенте.
Мюрат загодя оправдывался в письме к Наполеону от 3 января 1814 года, где просил императора ответить на его предложения: «С одной стороны, я предвижу неотвратимую потерю владений, угрозу моей семье и, может быть, моей чести; с другой — меня ожидают обязательства, несовместимые с моей вечной привязанностью». Каролина и Галло изо всех сил способствовали заключению этого союза 10. Союза, к которому причастен и Фуше, из Флоренции посылающий ему свои советы: «Теперь, когда ваше решение созрело, дружба, которой вы меня дарили, обязывает предупредить вас, что любое промедление пагубно. Ваше поведение в этих обстоятельствах будет оценено по достоинству и оправдано, как все в этом мире, вашим успехом. Если вам удастся споспешествовать всеобщему умиротворению, если ваше имя будет немалого стоить на весах европейских дел и поможет возвеличить достоинство престолов и независимость наций, вас благословят на этой земле. Поспешите объявить, что вы вступили в союз с коалицией лишь потому, что она оказывает поддержку этим благородным намерениям».
Новый, более отчетливый договор предложен 11 января фон Миром. Мюрат выплатит значительное возмещение Фердинанду IV, исправление границ произойдет с выгодой для неаполитанского короля за счет Папской области (около 400 000 душ или три департамента), но Иоахим уже не сможет требовать никаких добавочных уступок.
Итак, предательство стало неотвратимым, но оно свершается во имя высоких интересов Италии. Оставшись в наполеоновском лагере, Мюрат должен был бы отказаться от идеи объединения. Ему кажется, что с австрийцами этот план становится возможен. Народ тоже в это верит: короля приветствуют на улицах города. А в театре Сан Карло аплодируют венскому послу. Никогда Мюрат не добивался такой популярности. Англичане осознают масштабы опасности. В одном из писем Бентинк вынужден признать, что Мюрат сыграл весьма удачно.
Но еще надо оправдаться перед Наполеоном. 14 января Мюрат шлет ему пространное письмо, которое можно найти в приложении к данной книге.
17 января 1814 года король обращается с прокламацией к народам полуострова: «Жажда справедливости подвигла нас к поиску союза с державами, объединившимися в коалицию против Французского Императора, и мы имели счастье быть принятыми в этот союз. Великие мира сего не воспротивятся нашим действиям, когда, с согласия этих держав, мы вступим в законное владение Италией до правого берега реки По, и это не будет расценено как проявление враждебности по отношению к ним» 11. 19-го Рим оказывается в его руках. Туда 17-го уже прибыл Магелла, а до него вице-консул Цуккари так хорошо подготовил почву, что толпы народа приветствовали неаполитанскую армию. Де ла Вогийон стал военным губернатором Рима. Застигнутый врасплох, Евгений отправил посланника к Мюрату узнать, каковы его дальнейшие намерения. Король ссылается на то, что перемирие с Англией еще не подписано, и уходит от прямого ответа. Перемирие заключено 26 января, что позволяет Мюрату покинуть Неаполь, не опасаясь высадки, даже при том, что Бентинк отказался от каких-либо обязательств на будущее.
В новой прокламации он высказывается уже недвусмысленно, ибо она адресована армии: «Солдаты! Пока я считал, что Император Наполеон сражается ради славы и процветания Франции, я бился рядом с ним. Но сегодня иллюзии рассыпались в прах: Император желает только войны. Я предам интересы и моей бывшей родины, и теперешней моей и вашей страны, если не порву связи с ним и не примкну к союзным державам, чьи благородные помыслы устремлены к укреплению тронов и независимости наций. Я знаю, что многие пытаются увлечь французов-патриотов, несущих службу в моих войсках, на неправый путь под лживым предлогом велений чести и верности, как если бы честь повелевала услужать безрассудно тщеславным замыслам Наполеона покорить весь мир! Солдаты! Есть лишь два знамени в Европе. На одном вы прочтете: религия, мораль, правосудие, умеренность и терпимость; на другом — лживые посулы, насилие, тирания, преследование слабых, война и траур в каждой семье! Выбирать вам!» 12