Оборотень сильно удивился. Гора была пуста. Как и подземелье. Самая зловещая легенда, которой пугали на ночь ещё его прабабушек и прадедушек, и от которой даже взрослые мужи поёживались у огня, оказалась выдумкой. Глупой человеческой выдумкой, придуманной спятившими.
Ни на горе, ни рядом с ней, ни у других гор, да и ни в самом подземном лабиринте, не было ни души. Там было тихо. Тихо и девственно, словно уже сотни и сотни лет здесь ни ступала нога пришлых. Лишь орлы, иногда садились на вершину горы, прилетая в гнёзда к птенцам...
Рарх был разочарован. Вначале. Какое-то время... Он надеялся отыскать здесь достойного противника, но не нашёл никого. Тогда он поклялся себе, что не уйдёт с этой горы никогда. Что сам будет достойным противником. Что превратит Легенду... в живое проклятие...
Оборотень показался на поверхности через несколько часов. Даже с его силами и скоростью путь от вершины до низмен был огромен. Преодолев его, Рарх оказался, как раз в той самой старой, заброшенной многие века назад, келье, откуда открывался хороший вид на расстелившееся перед ним поле, а за ним, миль через пять, виднелась деревушка.
- Туда-то мне и надо. – Прорычал оборотень, плотнее заворачиваясь в шкуру, будто ёжась от пронизывающего ночного ветра.
В это же мгновение с ним начали происходить перемены. Бледноликая луна, заглянувшая своим не моргающим глазом в проём пещеры, осветила превращение человека, пусть и могучего телом, но всё же человека, в зверя. Огромного, вызывающего у смертных липкий неподдельный ужас, зверя, в два раза большего, чем самые статные мужи.
Мускулы Рарха набухали и лопались, превращаясь в бесформенную жижу, повисшую на костях. Кости же, наоборот росли, увеличивались прямо на глазах. Когда оборачивающийся достиг предела своего роста, то шкура, будто бы действовала она сама, укрыла его спину и завернулась за руки, ноги и туловище. Шкура слилась с человеком, невозможного роста, слилась с его порванными мускулами, связками и сухожилиями, слилась с его льющейся потоком кровью и нарастила ему другие мускулы...другие сухожилия... другую кровь...
Через несколько минут трансформация была завершена. Мгновение и уже четырёхметровый Рарх просто стоял, глядя полумедвежьими, получеловеческими глазами куда-то вдаль, но в следующее – молниеносно (будто увеличенная в разы масса тела не только не делал его медленнее, но даже наоборот) рванул вперёд.
К людскому поселению.
Молодой юноша направлялся к небольшому домишке, видневшемуся невдалеке. Дом был построен всего год назад им и его отцом. Дом для новой семьи, для него и его невесты – Нэриат. Она как раз сейчас дожидается его, пока он весь вечер и ещё полночи помогал отцу в родовом доме обтачивать глиняные горшки.
Сейчас юноша, которому не было ещё и двадцати, направлялся к любимой. Нэриат же было всего шестнадцать, но в прошлом году она вышла за него замуж. Традиции позволяли это. И сейчас Кайлэн (так звали юношу) чуть ли не бегом возвращался к ней. Юношеский пыл будоражил кровь и разум – Кайлэн уже был в предвкушении того, как проведёт время до рассвета в объятьях своей черноволосой подруги.
Но его столь трепетные ожидания о горячей ночи оборвались в один миг, как только он услышал негромкий, едва покрывающий расстояние до него от дома крик любимой. Она звала на помощь. Звала его.
- Помогите! Кто-нибудь!.. Быстрее... – Донёслось вновь уже более громко. – Кайлэн! Спаси меня!..
Юношу будто ударила молния. В глазах помутнело, он сразу всё понял. Рассудок перестал работать, лишь клином, выбивающим последние остатки спокойствия, в голове загорелась одна-единственная мысль: «Убью! Кто бы ты ни был – убью! Разорву на части!..»
Кайлэн со всех ног бежал к дому. Крики о помощи участились и стали громче. Расстояние, отделяющее его от любимой Нэриат, он покрыл за считанные мгновения. Распахнул дверь, ворвался, ничего не замечая вокруг, и на мгновение остолбенел.
Перед ним, стоя спиной к двери возвышался (именно возвышался) монстр. Вдвое большего роста, чем сам юноша. Монстр в медвежьем облике, стоящий на двух ногах, словно человек. В самом углу Кайлэн увидел забившеюся в угол невесту. Она обхватила голову руками, зажмурилась и, плача навзрыд, звала на помощь.
Это вернуло ему прежнюю волю. «Убить! Кто бы там ни был! Убить! Убить и спасти! Порвать, без пощады!» Юноша молниеносно схватил висящее на стене копьё, и полетел на врага, уже почуявшего его и неспешно оборачивающегося...
Рарх не знал, что на него нашло в ту ночь. Обычно он прокрадывался в дома, стоящие на окраине деревень, и быстро убивал первого попавшегося человека. Крови одного человека, его крови и плоти, обычно хватало на всё оставшееся время до следующей Луны. Рарх не любил ввязываться в битвы. Несколько раз он проявил невнимательность и нерасторопность, и опомнился, лишь тогда, когда был окружён несколькими десятками людей, плюющих в такие моменты на страх, готовых порвать, хоть и ценой собственной жизни, его на клочки.
Разумеется, в таких ситуациях Рарх убивал всех тех, кто преграждал ему дорогу и уносил ноги обратно в убежище. Но всё-таки последние годы тяга к простому, беспричинному убийству людей, пропала...
Однако эта ночь стала полной неожиданностью. В этот раз оборотень сделал то, чего никогда ранее не позволял себе. Ворвавшись в небольшой приземистый домик (явно хижина ремесленника), он увидел молодую, совсем ещё молодую, девушку. Мгновение они просто стояли и молча смотрели друг на друга. Но, миг спустя, опомнившись, девчушка начала истошно вопить. Забилась в угол и стала не просто звать на помощь или пытаться оборонятся... она начала плакать.
Совсем ещё по-детски плакать. Реветь навзрыд.
Рарх не знал, что ему делать. Почему-то в нём в обличии оборотня проснулись чувства, никогда ранее не приходящие к нему в часы охоты. Он просто стоял и смотрел на девушку, кричащую сейчас в углу и прощавшеюся с жизнью. Стоял и смотрел. «Симпатичная девка, - думал Рарх, - наверное, ждёт кого-то...»
О-да, ждёт. Не прошло и полуминуты, как оборотень вломился в дом, а на пороге неожиданно появился такой же молодой парень, и почти мгновенно опомнившись, и почти не растерявшись, ринулся на Рарха с копьём.
... Было слегка больно. Шкура медведя надёжно спасала тело Рарха практически от любых серьёзных повреждений, но удар с такой злобой, яростной злобой, пришедшийся ему в бок, ни мог оказаться незамеченным.
Оборотень издал громкий рык. На какое-то мгновение Рарх вновь утерял такую неожиданную находку в себе – чувства во время охоты. Утерял и уже было собрался, поддавшись отточенным, грубым и прямолинейным инстинктам, ударить парня, стоявшего пред ним, ломая ему позвоночник и разнося на куски голову, как в последний момент, в момент, когда огромная, размером почти с противника лапа, практически коснулась врага, Рарх остановился.
Он посмотрел парню в глаза. А парень посмотрел в глаза Рарху.
- Простите меня... – лишь прорычал он, выдёргивая копьё из бедра и быстрым движением, слегка пригнувшись, выпрыгнул из окна, минуту назад проломленного, наружу.
Последнее, что оборотень увидел, был взгляд парня, быстро скользнувший по лицу и телу своей, очевидно, невесты, и сразу же переполнившийся какой-то непонятной радости и отхлынувшего предчувствия беды...
Взбираясь на небольшой каменистый холмик, который через милю перерастал в горы, и, на котором, собственно, и была келья – потайной ход, Рарх испытывал смешанные чувства. Чрезмерно смешанные. Порой доходило даже до того, что он думал: «А не вернуться ли мне назад и не закончить ли начатое?..»
Но такие настроения оборотень почему-то отметал. Быстро и бесповоротно.
В его душе, если таковая вообще осталась, творилось что-то неладное. Он чуть ли не кусал себе губы из-за своего поступка. С одной стороны, теперь он так же быстро, как час назад спустился, поднимется по лазу в гору и, в следующие дни на охоту выходить не будет. Это значило, что последующий месяц Рарх обречён на тяжёлые боли, тяжёлые и непрекращающиеся. Он не вкусил человеческой плоти, не испил человеческой крови, как было надо, и следующие недели будет за это расплачиваться...
С другой же стороны, он не по своей трусости или малодушию пожалел тех двоих. Нет, и ещё раз нет! Копьё в руках воина, пусть даже воина, а не ремесленника, пылающего гневом, не представляло для Рарха никакой опасности... Даже десять копей – нет. Почему он поступил так? Почему оставил в живых Добычу?..
Рарх не знал.
Добравшись до кельи, оборотень уже собрался нырнуть обратно в тёмный, темнее окружающей ночи, потаённый лаз в камнях, но вдруг остановился. Впервые в жизни он медленно, неторопливо, никуда не спеша и не от кого не укрываясь, оглядел келью. Обточенные множеством рук и ног камни, очень тускло светились – отражали мерный свет луны. Потолок был высок, даже сейчас Рарх не смог до него дотянуться, тот был в полтора раза выше его роста. И зачем только монахам такие размеры святилища?..
Посредине имелась небольшая выбоина, метра три в окружности, а от неё куда-то в сторону шёл, будто выдолбленный железом, желобок. Он был небольшой – не больше пяди в глубину. Может сейчас, из-за рассыпающейся под гнётом времени и разносящей по ветру свой песок, горной породы желобок помелел? А может, и всегда был таким? Для маленького ручейка не требовалось большого канала, а монахи не требовали себе много питья...
Рарх догадался – посредине кельи было когда-то озерцо. Последнее пристанище заглянувшего сюда ручейка, тянущего свои воды откуда-то с горных вершин. Последнее пристанище...
Последнее...
- Я не пойду больше в горы. – Неизвестно кому сказал оборотень. – Я не пойду на Вершину Ужаса. Я не хочу больше быть ужасом...
Горы молчали. Молчал и столетия назад высохший ручей, молчало озеро, никому никогда уже не дававшее утолить жажду. И Рарх молчал... Он скинул свою шкуру и теперь снова стал человеком. Большим, высоким и статным, с виду, правда, очень дремучим, но человеком. Шкура медведя, шкура оборотня – безвольно свисала с плеч.
Рарх молчал. Он ничего больше не знал.
Кроме одного...
- Я не стану убивать невинных. Не стану...- Голос его почему-то сорвался. Неожиданно для него самого, он прохрипел, а потом перешёл на рык. Рык тот чудовищным прибоем отразился от гладких стен кельи, отдаляясь и вновь возвращаясь к владельцу своих слов: - Боги! Есть вы или нет! Дайте мне знать! Дайте мне знать, ради чего я живу! Я...
Я...Я....
Не собираюсь более быть орудием Бледноликой...
И Боги дали ответ. Лишь единожды? Или же каждый раз при Искренней просьбе? Этого никто не знает. Да и Боги ли ответили или же сам вопрошающий? Трудно сказать...
Но горы дрогнули. По-настоящему дрогнули. Вдалеке, очень далеко, даже Рарх с его острым, медвежьим слухом, еле-еле различил, ударил гром.
- По ту сторону гор. – Проговорил, как завороженный себе же оборотень. - Гром бьёт по ту сторону гор...
По ту сторону Ужаса...
Он посмотрел себе под ноги. Место, которое минуту назад было пустым и безводным, сейчас наполнилось водой. В бездумном, безучастном, равнодушном свете Луны, Рарх увидел Это, как воду. Озеро наполнилось. В воде появились колебания, появилось течение, чего в таком водоёме быть не могло.
В воде появились краски.
- Зачарованная вода... – Уже тише, почти шёпотом, вновь говорил с собой Рарх.
Он оглядел келью ещё раз, презрительно встретился взглядом со светилом в ночи и снова опустил глаза вниз. Вода жила.
«Мне дали шанс, - подумал Рарх, - и я его не упущу! Так будь, что будет!»
И прыгнул! Осязанием тела, улавливая, что падает в воду намного быстрее, чем это должно быть... Инстинктивно понимая, что дна озера его ноги не почувствуют...
Глава 5. Мир, погрязший в порядке.
- Что ты делаешь, старик? – Послышался из-за поворота спокойный, но строгий женский голос.
Пожилой человек в старой, застиранной, но с виду чистой одежде, опустил голову и взглянул на источник звука. Из-за поворота, наполовину выглянув из-за зеркальной стены высокого, в несколько этажей дома, на него смотрела женщина. На её лице были странные с виду очки – большие в толстой и широкой металлической оправе, с непрозрачным, почти что чёрным стеклом. Оправа крепилась к голове толстым и широким ремешком, обтягивая черепную коробку. Через стёкла, глаз незнакомки не было видно.
Старик тяжело вздохнул и полностью развернулся к девушке. Сказал:
- Я смотрю на небо.
Незнакомка, выйдя из-за угла зеркального небоскрёба, последние этажи которого превращались в большой чёрный купол, мерно переливающийся тёмным блеском, подошла к старику.
- Ты должен знать, что это запрещено.
Её фигура была красивой, рост средним, а волосы мерцали в слепящем дневном свете тёмно-каштановым переливом. Одета она была в привычную для этих мест одежду – чёрные, обтягивающие ноги кожаные брюки с ремешками по всей длине, обтягивающую тело матерчатую блузку, а на талии был такой же кожаный, как штаны, с различной формой кармашками и металлическими вставками, корсет. Девушка подошла к провинившемуся почти вплотную и только сейчас заметила ещё большую оплошность в его поведении.
- Где твои очки, старик? – Всё таким же отстранённым, слегка холодным голосом вопросила она. – Отвечай немедленно! – Чуть строже приказала незнакомка. – Куда ты их дел или кому отдал?
Взгляд старика, всё это время блуждающий где-то внизу по ровному, однородного цвета и блеска, асфальту, вдруг мельком проскользнул по незнакомке. Старик вздохнул ещё раз, тяжелее... На её груди был значок. Фиолетовый металл, с выгравированными на нём символами «ГОВС» чуть сиял электрическим светом. Металлическая, квадратная, прикреплённая к её форме, бляшка говорила о многом...
Девушка, видимо, уловила взгляд.
- Ты знаешь, что у меня есть полномочия самолично наказать тебя за твой проступок. – Всё так же холодно отозвалась незнакомка. – Но я спрошу у тебя – что ты выберешь? Быть подверженным тройному разряду гидрометана сейчас или же быть переданным в отдел «НП»? Выбирай... нарушитель.
Старик посмотрел на неё странным – спокойным и умиротворённым взглядом и ответил:
- Я хочу быть переданным в отдел «Наказания Провинившихся». – Девушка кивнула, поднимая руку вверх, к своему лицу, а старик вдруг резко добавил: - И знаешь, девочка, очки я выбросил – от них никакого проку...
Ему не дали закончить. Девушка толкнула его рукой в грудь, отчего он, не удержался и упал на асфальт. С ещё большим холодом и какой-то брезгливостью она ответила:
- Причины и обстоятельства утраты защитных очков ты будешь рассказывать не мне... – И говоря уже не ему, а в металлический браслет у себя на запястье, резко произнесла: - Вызываю оперативную группу в участок 17 сектора, квадрат 29, пункт 4, точка 70-21. Мною выявлен нарушитель Закона. Даю отражение. ГОВС.
Сегодня работа не спорилась. Л у на, назначенная на десять дней, отбывать наказание за мелкое нарушение (она по своей нерасторопности не легла спать вовремя, опоздав на 2 минуты, 57 секунд) была назначена куратором ремонтной группы завода «Трансфер» и уже третий день пребывала здесь. В этом небоскрёбе под землёй, раскинувшем свои лапы аж на 47 этажей под землю. Хорошо хоть пока ей не приходилось спускаться ниже «минус девятнадцатого».
Но всё же работа утомляла. Первые двадцать этажей вниз были более-менее стабильны, проблемы на них были ликвидированы некоторое время назад. Почти ликвидированы. Но и такое времяпрепровождение, как постоянное насанье по этажам, имевшим маленький, но шанс разрушиться, обдав всё вокруг колоссальным напряжением, её не радовало.
Л у на уже долго не получала ни от чего в своей жизни здесь никакого удовольствия. Её мир, который естественно не имел никакого названия, мир, где ей нужно было работать ещё двадцать пять лет, делился на двадцать Секторов. Грубо говоря, весь материк, последний оставшийся на планете, был поделён на двадцать примерно равных частей, которых назвали Секторами. Сектора же в свою очередь делились на квадраты, те на пункты, а так называемые «точки» являлись клочками земли десять на десять метров.
Каждый сектор отвечал за что-то своё. Были кураторы секторов, были Отделы, разумеется, с Главами Отделов («ГО») в начальниках. Сектор «Семнадцать», в большинстве своём производил сухопутные и воздушные средства передвижения. Мотоциклы на воздушной подушке, вместо давно канувших в лету колёс, автомобили, трансформировавшие в средства для полёта на высоте до километра, экзо-накладки на тело для ускорения движений и экзо-крылья для подъёма на небольшую высоту и планирования – были детищем «Семнадцатого сектора». Огромной площади материка с ещё более огромным количеством всевозможных заводов, комбинатов и промышленных комплексов.
На одном из таких вот комплексов – заводе «Трансфер», изучающим возможности вживление в организм экзо-скелета с последующей его трансформацией, Л у на и проводила свои суетливые, неприятные трудовые будни третий день. В месте, не предвещавшем ничего интересного, но так неожиданно нарушившем свои обещания...
- Куратор Л у на! – Раздался бодрый голос из мобильного браслета у неё на запястье. – Говорит ремонтник группы «С» - Эннэ. Ответьте! В здании зафиксирована аномалия!..
«Ну вот, - с усталостью подумала, Л у на, - снова придётся спускаться куда-то вглубь». Она поднесла к лицу браслет и мягко ответила.
- Куратор Л у на слушает тебя Эннэ. Передай мне все данные об аномалии.
Девушка уже устала от этого. Постоянные сводки об различных аномалиях, творящихся чаще всего в 17, 3 и 6 секторах, постоянные обязанности их устранять. Никакого изучения, никакой новой информации, никаких новых знаний. Скучно, дико и... неправильно.
- Есть передать данные! – Проверещал голос из браслета. Говоривший, судя по энтузиазму был совсем ещё молодым. Наверное. Моложе двадцати лет. Только что попал в Сектора для работы, только что стал полноценным «усовершенствованным видом» человека. Он продолжил: - На минус двадцать первом этаже, в отделении «Мозгового Замещения», которое сейчас не используется, приборами сканирования было обнаружено увеличение нормального напряжения в триста раз!
«Ого! Так вот почему он так возбуждён. Очевидно не из-за своего нового положения под солнцем», - думала Л у на.
- Какие-то ещё данные по аномалии есть?
- Сообщаю, куратор Луна! Других данных по аномалии нет, по инструкции вы, как куратор бригады и как «Глава Отдела Внештатных Ситуаций» обязаны проверить аномалию на предмет возможности её устранения и после...
Девушка не дала ему договорить. Гнев в её душе вырвался наружу и она с яростью отрезала в передатчик:
- Заткнись, сопляк! Я знаю свои обязанности и инструкции отдела «ВС» не хуже тебя... – Потом осеклась и, чуть помедлив, добавила уже более спокойным тоном. – Сообщи об аномалии Куратору Сектора. Это может быть более серьёзно, чем нам кажется. Я направляюсь для изучения.
Она прервала связь. Как только мобильный передатчик на её запястье перешёл в режим ожидания, на нём высветилось новое сообщение: «Луна. ГОВС. Куратор ремонтной бригады завода «Трансерф». Наказание – минус один час сна». Помигав на дисплее передатчика с полминуты, сообщение исчезло.
Луна ругнулась про себя. Опять мелкое нарушение. «Как же мне это надоело»... Постояв минуту в холле минус четвёртого этажа, Луна вышла в коридор, ведущий к лифтовой шахте и, пройдя по нему пару десятков метров, подошла к лифту.
Путь от минус четвёртого к минус двадцать первому этажу был долгим. По-крайней мере для Луны. Не потому что лифт шёл медленно, а по другой, более глубокой, можно сказать, интимной причине.
Всегда, когда выдавалась свободная минутка, а то и две, девушка впадала в уныние. Дикое желание куда-то убежать, скрыться от всего мира, терзало её уже несколько лет кряду.
Когда девушке было двенадцать, когда она вместе с другими точно такими же детьми жила в месте с названием «Сектор Роста», она мечтала о том, чтобы скорее достичь возраста «усовершенствования». Возраст усовершенствования наступал в семнадцать лет. Тогда тело человека по большинству параметров сформировывалось и он из «Сектора Роста», проще говоря, огромных масштабов детского дома, попадал в «Сектор Модификации».
В этом секторе, а сектором его было назвать сложно, точнее просто большом, даже нет – огромном здании, имеющим триста этажей, как вверх, так и вниз, учёные трудились над основным «проектом тысячелетия». В «Секторе Модификации» из подростков планеты делали идеальных работников системы. Несколько несложных, с научной точки зрения, но долгих процедур основательно меняли личность человека. Меняли, но называть эти изменения «усовершенствованием» Луне давно уже не хотелось.
Выборочное стирание памяти – никаких воспоминаний о первых поцелуях, юношеской романтике и прочих, более интимных вещах не оставалось. Но это ещё цветочки, как позже поняла девушка. Процедура «Номер Девять» - вот что было самое страшное в их мире. Непрерывный, непрекращающийся в течение нескольких месяцев паралич, искусственно вызванный, непрерывное внушение в мозг с помощью звука и изображения, полного эмоционального спокойствия. Иными словами «усовершенствование вида», громогласный проект тысячелетия – это всего лишь создание абсолютно спокойных, уравновешенных, утрачивающих, в конечном итоге, свою личность и эмоциональную чувствительность, особей.
Но возражений, за все двести лет использования такого метода получения идеального работника, ни у кого не возникало. Дети и подростки с промытыми, в большей части мозгами – лишь горели желанием поскорей достигнуть нужного возраста, а взрослые... Хм, взрослым, за очень редким исключением, было всё равно. У них были другие заботы, такие, как, например, доскональное соблюдение всех инструкций.
Смотреть в небо без специальных очков запрещалось. Заниматься творчеством – писать стихи, прозу, либо же рисовать – запрещалось. Свободное занятие сексом – запрещалось, для рождения потомства был определённый регламент для каждого, следуя которому человек мог иметь лишь несколько половых контактов за жизнь, с обязательным зачатием ребёнка. Выражение эмоционального дисбаланса, такого как – публичное проявление любви или враждебности к любому человеку - запрещалось. И это лишь основные запреты...
Понять устройство её мира, Луна не могла. Понять, кто стоит во главе, управляя всем, не имелось возможности. Понять ради чего их цивилизация окунулась в глубокое познание науки, технологизации общества и всё большего усовершенствования уже имевшихся технических достижений, тоже не представлялось возможным...
Единственный вывод, к которому Луна пришла за несколько первых лет жизни и работы в Секторах, была простая и в тоже время опасная мысль. Если ей представиться случай покинуть этот мир, вырваться из бесцельного круговорота людского ресурса, в системе, она сделает это.
Уже не задумываясь...
Двери лифта плавно и беззвучно распахнулись. Взору предстал длинный коридор со стенами, покрытыми блестящим железом, ведущий вглубь этажа. Отделение Мозгового Замещения было в самом конце коридора. Луна знала это, потому что была ознакомлена с планом здания досконально. От площадки лифта до цели было около полукилометра – здание действительно было огромным. Девушка надела защитные очки и вышла вперёд.
Неожиданности не заставили себя ждать. Сделав несколько шагов по коридору, Луна остолбенела, в лицо ей ударил сильный поток холодного воздуха. Она слегка отшатнулась, но ухватилась за поручень в стене. Это было странным. По меньшей мере, странным. «Система управления воздушными потоками», служившая для регулирования температуры воздуха, как в холодное, так и в жаркое время года, в здании отсутствовала. Это было здраво – завод «Трансфер» был небоскрёбом наоборот, уходящим в землю, поэтому ни жара, ни холод сотрудникам были не страшны. Тогда какова была причина, заставившая воздух во всём коридоре этажа так резко и с большой силой направиться в одну точку?
Ответа не было.
Едва ледяной поток схлынул, и Луна выпрямилась, намереваясь продолжить путь, как вторая неожиданность колким испугом заставила её, чуть ли не подпрыгнуть от страха. «Видимо с моей системой подавления эмоционального дисбаланса всё-таки что-то не так», - с ухмылкой мысленно сыронизировала девушка, когда напугавший её звук, эхом прокатившийся по безлюдному коридору, сделался понятным и привычным.
- Связь установлена. – Проговорил металлический голос из передатчика на её руке. И сразу же за ним последовал уже знакомый, но слегка настороженный голос недавно посланного подальше мальчика:
- Куратор Луна? – Слегка робко раздалось из железа. – Куратор Луна! – Чуть более уверено повторилось, - это Эннэ. Положение изменилось.
- Да, я здесь. – Холодно отрезала та. – Говори, что произошло.
- Есть! – Выпалил Эннэ. – Аномалия, замеченная на минус двадцать первом этаже движется. – У слушавшей его Луны, округлились глаза. Эннэ продолжал: - Аномалия разрослась, увеличила напряжение и переместилась с минус двадцать первого к минус двадцать восьмому этажу.
Луна быстро взяла себя в руки, уж очень нечасто ей воочию приходилось видеть такого рода дисбалансы, и так же уверенно, как раньше, спросила:
- Что ещё?
Эннэ не заставил себя ждать:
- Сообщив об этом вам, я немедленно вызвал группу по устранению неполадок, они уже направились к минус двадцать восьмому и приказали мне передать вам, чтоб вы незамедлительно отправлялись следом.
- Это всё? – Ещё более бесстрастным тоном спросила девушка.
- Да, - был ответ.
Связь прервалась. Луна огляделась по сторонам. Приказ есть приказ, против этого не попрёшь. Минута промедления будет строго караться. Но, даже зная это, зная то, что к ней уже приковано внимание соответствующего отдела за её частое неповиновение и мелкие нарушения, куратор стояла на месте. Она озиралась, с опаской в глазах, с опаской и непониманием. Будто бы что-то или кого-то искала.
Но в коридоре, углубляющемся в полутьму, из-за перебоя с подачей энергии на питание, было пусто. Никаких звуков, никакого движения. Никого...
Простояв, глядя то по сторонам, то, напряжённо всматриваясь и вслушиваясь в окружившей её полумрак, с полминуты, Луна решила-таки подчиниться приказам. И развернулась, чтобы уходить к лифту. Ничего не произошло.
Луна развернулась, сделал шаг, потом другой и через считанные метры была у дверей. Почему-то она ждала чего-то иного. Чего-то странного, чего-то непонятного, что могло последовать за недавно схлынувшей воздушной волной. Ничего не последовало.
Кнопка вызова лифта слабо горела синим огоньком. Лифт поднимался к ней на этаж. Очевидно, он был где-то совсем рядом, на два или три этажа ниже, так как девушка слышала его перемещения достаточно отчётливо. Но, когда звук начал стремительно нарастать, говоря о том, что двери вот-вот раскроются, произошёл очередной случай, выходящий из ряда вон...
Тот слабенький свет, который был в коридоре, мгновенно потух. Звуки, приближающегося лифта так же мгновенно стихли. Даже кнопка вызова лишилась синей подсветки. Вокруг воцарилась пугающая тёмная тишина.
Тишина была вправду пугающей. Луна ничуть не скрывала этот факт от себя. Это тоже было странным. Непреодолимое чувство жути от происходящего завладело разумом девушки. А этого ведь не должно было происходить. Значит фильтры, подавляющие эмоциональную составляющую человека, дали сбой. Временный ли, или окончательный? Трудно было понять.
Но такой шанс Глава Отдела Внештатных Ситуаций упускать не могла. Она механически, с большой нескрываемой надеждой в глазах, нажала кнопку передатчика, пытаясь выйти на связь хоть с тем же Эннэ. Секунда ожидания... И тишина. Не работает! Что-то мешает радиосигналу достучаться до других передатчиков, что-то мешает электричеству работать, создавая здесь свет и поднимая лифт... Лишь на этом этаже или во всём здании? А может...
Луна во второй раз шагнула от лифта вглубь коридора. Такой шанс было нельзя упускать. Сейчас с ней не могут выйти на связь, а это значит, что и записывающее устройство в передатчике на руке не работает. Сейчас её никто не контролировал. И она воспользовалась случаем, не зная к чему, он приведёт, но страстно надеясь на любой исход, кроме вновь заработавшей системы.
Идя по коридору и держась за перила, чтоб не споткнуться, девушка, почему-то, вспомнила утренний случай. Случай с тем отчаявшемся стариком на улице. Луна, идя на работу, не догадывалась, какой сюрприз будет ждать её за одним из поворотов дороги. Случайно увидев человека, смотрящего в небо без защитных очков посреди улицы, отступать, было нельзя. Система наблюдения и отслеживания нарушений, встроенная в передатчик на руке и в очки, мгновенно оповестила бы соответствующий отдел о нарушении такого уровня. Луну бы арестовали, так как её невмешательство расценивалось бы, как сочувствие к образу жизни того человека. И её бы подвергли наказанию... Страшному наказанию.
Тогда она не могла себе позволить, просто повернуться назад и обойти этого безумца другим путём. Тогда она унизила его и вызвала соответствующий отдел на задержание. Тогда она отступилась от себя... Но его глаза...
Идя по тёмному коридору, девушка вдруг вспомнила радостные глаза старика, когда он смотрел ввысь. Вспомнила его сострадающий взгляд, направленный на неё, сообщающую о нарушении. Вспомнила небрежность тона, когда он говорил о своих очках, как о ненужном мусоре...