Воспитание патриотизма и любви

Русский автор XIX века Л. Я. Люлье писал: «У черкесов сущест­вует какой-то инстинкт, придающий им в обращении вид благородст­ва и пристойности» (7).

Дюбуа де Монпере поведал: «Нынешнее состояние Черкесии вы­зывает у нас в памяти представление о цивилизации времен первых королей Германии и Франции. Это образец феодальной рыцарской средневековой аристократии, героической аристократии Античной Греции».

По словам А. В. Луначарского, прогрессивные обычаи и традиции народов, как и культура, направлены на то, чтобы приблизить челове­ка к подлинно человеческому, высокому, светлому. Для адыгских де­тей и подростков этические нормы родного народа - самые близкие понятия, в которых они без труда сумеют освоиться при умелой орга­низации обучения и трансформации нравственных норм на уровне школы, детского сада, семьи и других социальных институтов.

К подлинно национальным качествам кабардинского народа отно­сятся: патриотические традиции, сложившиеся в борьбе за независи­мость своей земли; трудовые навыки и традиции; оказание взаимной помощи, праздники труда и урожаев; традиции братской дружбы и гостеприимства, уважительное отношение к старшему по возрасту; обычаи, возвышающие человека и культивирующие честность, прав­дивость, скромность, простоту. В них выражены обобщенные идеи, чувства и нормы поведения, не допускающие в обществе негативных явлений: алкоголизма, наркомании, преступности, которые в настоя­щее время приобрели массовый характер.

У адыгов всегда были высокие требования к охране своего гено­фонда. Сегодня наука подтвердила их правоту. Народ, накопивший многовековой опыт, учился избегать того, что пагубно сказалось бы на последующих поколениях. Это было настолько важным вопросом, что адыги скрупулезно отбирали себе жен не только чистых, непо­рочных и здоровых, но вглядывались в плюсы и минусы всей истории их рода. В сознании цивилизованного и прославившегося в мире сво­ей этикой, укладом жизни, физической красотой и здоровьем народа такие понятия были непреложны.

«Меня поразило количество красивых людей среди собравшихся. Их отличительные черты - это высокий рост, широкая грудь, не­большая нога и пронзительные живые глаза. С полным основанием можно сказать, находясь здесь: «Мужчина - это самое благородное творение, какое только дарит эта страна» (8), - писал Дж. Белл.

Читаем у другого автора, Э. Д. Асколи: «Черкесы стройны, изящ­ны и тонки в поясе, у них кровь алая, благородная, глаза черные, бро­ви дугой, особенно у женщин, которым, я думаю, можно отдать пред­почтение перед всеми другими женщинами в мире» (9).

Н. Витсен, нидерландский государственный деятель, состоявший в свите шотландского посланника в Москве с 1864 года, писал: «Как мужчины, так и женщины приветливы, доброго нрава, целомудренны. Среди них можно встретить красивейших людей в мире. Они очень гостеприимны и приветливы» (10).

Видный французский ученый, дипломат, политический деятель, работавший консулом в Крыму с 1783-го по 1787 год, Карл Пейсонель писал: «Черкесы милые, красивые, хорошо сложенные люди, как мужчины, так и женщины... Прежде чем оставить Черкесию, я должен отметить, что они действительно хорошо сложенный красивый народ, их женщины все очень красивы. Женщины этой страны самые краси­вые и обаятельные, может быть во всем мире: прелесть их внешнего облика и естественная грация очаровывают. Мужчины также почти все высоки ростом и хорошо сложены» (11).

И. Ф. Бларамберг, переселившийся в Россию в 1823 году, немец, генерал-лейтенант русской армии, с 1827-го состоявший на военной службе и неоднократно участвовавший в походах против закубанских адыгов, собирал сведения об адыгах по заданию генерального штаба. Он писал: «Требования, предъявляемые к князю, следующие: уваже­ние к старости, импозантная внешность и физиономия с правильными чертами, физическая сила и, особенно, неустрашимость; не обладаю­щий этими качествами не может рассчитывать на уважение своих со­племенников могущество. Черкесы - это народ, для которых свобода является величайшим из благ. Ни у одной нации не развито так чувст­во дворянской гордости, как у черкесов, и поэтому там никогда не бывает случаев неравного брака. Князь женится только на дочери князя, и рожденные вне брака дети никогда не могут унаследовать прерогативы их отцов, если, как минимум, они не женятся на закон­ных княжнах, в этом случае они становятся князьями третьего ранга. Поскольку абхазцы ранее были подчинены черкесам, их князья рас­сматривались как уздени черкесов; они могли жениться только на до­черях узденей; последние, в свою очередь, могли вступать в браки с абхазскими княжнами. Князь, который женится на дворянке, покры­вает себя меньшим позором, чем князь который выдает свою дочь замуж за дворянина» (12).

Вот такая строгая иерархия отношений заставляла общество стре­миться к самоочищению, и каждый старался не только ради личного авторитета, но поднимал престиж всего рода, прославляя его и пода­вая нравственный пример подрастающему поколению. Поддерживать успех достойного рода было гораздо легче, чем самому наполнять его историю подвигами и славой. Да еще в атмосфере, когда любой бла­городный поступок оценивается по достоинству, а любое негативное действие, трусость и малодушие, вызывают протест. Считалось, на­пример, большим позором, если человек появлялся в обществе в не­трезвом виде. Он надолго покрывал себя пятном бесчестья. Черкесы вели трезвый образ жизни, подчиненный многочисленным нравст­венным законам. То есть жизнь имела незыблемые устои, человек на­перед знал все ценности, которые приведут его к успеху в жизни, и все пороки, которых он должен сторониться, чтобы соответствовать запросам и нормам общества.

Опыт народной педагогики адыгов служил абсолютно здоровому образу жизни, трудолюбию и стремлению завоевать авторитет среди своего народа. Неписаными законами были установлены понятия о добре и зле, о смелости и предприимчивости, о достоинстве и чести, о красоте и здоровье, о милосердии, о сохранении генокода.

Адыги, в какие бы трудные времена они ни жили, с большой радо­стью для себя и всех родственников, соседей, кунаков, друзей, ожидали появления на свет ребенка - наследника, для которого устраивали праздники, заранее договаривались, кто будет его воспитывать. Такой фразы, как «брошенные дети», просто не могло быть в их лексиконе. Сегодняшняя обстановка вседозволенности заставила людей нашей многонациональной страны узнать смысл этого словосочетания и принять его как обыденное явление, хотя оно трудно укладывается в сознании. Даже животные никогда не оставляют своих детенышей, растят их и любят.

Таких примеров глобального нарушения уклада жизни и вековой нравственности вокруг много. Об этом убежденно свидетельствуют многие современные авторы. К примеру, роман «Плаха» Чингиза Айтматова повествует о бесчинствующих «базарбаях», причиняющих ущерб людям и природе в погоне за обогащением способных на все. Образ волчицы Акбары в романе очеловечен, она ведет борьбу про­тив «хищников людей», мстя им за убитого без причины маленького волчонка, ее детеныша. Айтматов всей силой своего пера первым поднял тревогу, свидетельствуя об эрозии нравственности, о появле­нии людей без родины, без нации, «перекати-поле», существующих без особых нравственных запросов, способных на любые преступле­ния.

В другом произведении Чингиза Айтматова «Белый пароход» ав­тор повествует о противостоянии добра и зла. «Показывая гибель мальчика в «Белом пароходе», - писал он, - я отнюдь не возвышаю зло над добром, а преследую цель жизнеутверждающую - через не­приятие зла в его самой непримиримой форме, через смерть героя». Перо Ч. Айтматова отличается бескомпромиссностью постановки острейших нравственных проблем. Наряду с этим он показывает от­сутствие гармонии в жизни и в отношениях людей.

Появление в обществе искаженных понятий и целей, отступлений от нравственных устоев не могло не отразиться и в национальной ли­тературе. Так, в книге С. Хахова «Длинный день» есть повесть о Ра­мазане, который работает методистом в культурном центре и мыс­ленно пытается противостоять лицемерию окружающих. Рамазана приводит в отчаяние, что даже в школе, где человека воспитывают, можно подкупить педагога за деньги или подарки, добиваясь хорошего отношения и оценок. Рамазан размышляет о жизни адыгов, которые ста­ли не похожими на себя, о современных накрашенных спекулянтках, ко­торых среди адыгов не было никогда, о трудных взаимоотношениях с людьми на работе, которые иногда не подчиняются логике нормальных отношений и понятий. Он убежден: «Наши мысли, наши дела и по­ступки, устремления, должны быть чистыми» (13). Рамазан живет в этом обществе, наблюдает его жизнь, высказывает свое отношение, но так и не находит в нем гармонии.

В книге М. Кармокова «А тополя все растут» (14) есть эпизод, кото­рый из жизни знаком почти каждому читателю. В сельском клубе идет фильм, вдруг рвется кинолента, фильм прерывается и сразу в за­ле свист, шум. Автор размышляет о том, что клубы и культурные уч­реждения иногда именуются «культурными» лишь условно, нормы поведения в них мало соблюдаются.

А вот что пишет Тембот Керашев в книге «Состязание с мечтой»: «Адыгеец веками воспитывался в строгих обычаях и правилах пове­дения. Адыгеец жил с постоянной оглядкой на строгий суд людского мнения» (15).

Высокие требования адыгской этики не позволяли человеку вести себя разнузданно, плеваться, курить и бросать окурки где попало, не­цензурно выражаться, появляться в нетрезвом виде. Все это не имело места в жизни адыгов.

Рассказ А. Налоева «В пути» повествует о том, что иногда моло­дежь хочет выглядеть достойно, а взрослые показывают искаженную нравственность. В автобусе молодая девушка уступает место стар­шей. Пассажиры замечают благородство этого поступка и благовос­питанность девушки: весь вид ее говорит о скромности. Поступок де­вушки не смогла оценить лишь та, которой уступили место. Она зая­вила: «Вы думаете, она хорошо воспитана, поэтому уступила мне ме­сто?» «А как же иначе?» - спросили ее. «Она хочет ближе к этим ре­бятам стоять, вот и поднялась». Тут девушка незамедлительно попро­сила бабушку встать под предлогом того, что уронила книгу. Бабушка встала, а девушка села на свое место и сказала: «Бабушка, теперь вы постойте возле молодых ребят» (16).

Здесь автор пытается оправдать молодежь, на которую в основном сетуют, что именно она растеряла этикет. Показывает, что в любом возрасте не следует терять человечность, воспитанность. И что в на­ше время существует много людей, из слов и поступков которых не­возможно перенять положительный опыт.

Об этических проблемах свидетельствуют и другие книги М. Кармокова. Острыми сатирическими рассказами автор хочет передать все, что его волнует в обыденной жизни. Часто перо автора затрагивает тему войны, следы которой остались в сердцах людей («Мужские слезы», «Надежда», «Душа в долгу»). Кто же герой кармоковской прозы? Че­ловек, показанный в непрерывном противостоянии хаосу жизни и сталкивающийся со смертью. Чистая, как родниковая вода, душа де­вушки Альмажан («А тополя все растут») не выдерживает первого большого обмана, и своей гибелью героиня бросает вызов злу, стано­вится его олицетворенной оппозицией. Ту же роль исполняет героиня рассказа «Нахуна», превращая читателя в единомышленника. Автор старается пробудить наше внимание к такой проблеме, как охлажде­ние детей к родителям («Теплый чурек»). Еще одной оппозицией злу является женщина-мать, которая потеряла сыновей на войне, но, не веря в их гибель, прождала их всю свою оставшуюся жизнь, день ото дня, до последнего вздоха (повесть «Надежда»).

У писателя много разноплановых персонажей, но наиболее важен для Кармокова главный герой, который доносит до читателя автор­ский замысел. В этой прозе есть примеры того, что нация стоит на пороге потери языка. Кармоков едва ли не впервые выносит на суд читателя проблемы современной адыгской семьи, которая во все вре­мена являлась носителем высоких традиций.

Национальная художественная литература также пополнилась книгой молодого автора Мухамеда Емкужева «Всемирный потоп», которая вызвала много споров в обществе. Автор емко, с философ­ской интонацией повествуя о происходящем на родине, утверждает свое видение будущего. Если так будет продолжаться, считает он, не­избежна дикость, все будут стремиться к личному выживанию без обычаев, традиций, законов и нравственности.

Русский мудрец И. А. Ильин, о котором было сказано выше, писал о том, что будет после краха коммунистов: «И в этот момент им (на­родным массам) предложат:

1) «Демократическую свободу»,

2) «Право всяческого самоопределения»,

3) «Доктрину народного суверенитета» (17).

Мы видим, с какой точностью он еще в 1952 году предсказал чер­ты сегодняшней действительности.

«В постперестроечный период в России в самом трудном положе­нии оказался ребенок. С 1990 года растет смертность детей первого года жизни от травм, несчастных случаев и отравлений. Среди детей до 14 лет отмечается рост заболеваемости по всем группам болезней. На 1 января 1994 года в России зарегистрировано 280 случаев зараже­ния СПИДом среди детей. В стране накопилось почти полмиллиона брошенных детей. Экономическое лихолетье подрывает семейные ус­тои, само общество. Ребенок утрачивает саму возможность нормаль­ной жизни. Он неизбежно становится главным пострадавшим во всех коллизиях, происходящих сегодня с российской семьей. Чем это все для нас обернется завтра, предсказать нетрудно» (18).

Вся эта суровая картина усугубляется нуждой и бедностью от­дельных семей, отсутствием средств для лечения даже простых забо­леваний, которые переходят в хронические. Повсеместно в любых видеопрокатах без возрастного ценза дети могут получать низко­пробную видеопродукцию. Как обыденные вещи воспринимаются преступность, алкоголизм и наркомания. В специализированном на­учно-теоретическом сознании до сих пор не сложился этически осво­енный, общепринятый образ воспитания в современную эпоху. Он даже не мерещится за образами гражданского общества и правового государства, которые уже кристаллизируются в длинный шлейф представлений о несовместимости человеческой свободы и социаль­ной справедливости, индивидуализма и коллективизма, рыночной экономики и нравственной чистоты, предпринимательства и поря­дочности.

Реформы, происходящие в стране, конечно, не вполне обошли воспитательную систему. Крах коммунистического подхода, отход от многих понятий потребовали принятия новых. А между тем воспита­ние подрастающего поколения - это непрерывный процесс. Право­мерность воспитания детей никогда не подвергалась сомнению в ис­тории человечества. Даже первобытное общество заботилось о подго­товке ребенка к социальной жизни, к деятельности в контексте той культуры, при которой он появился на свет. Если бы люди вдруг пе­рестали проявлять заботу о подготовке молодежи к жизни в обществе, наступил бы тупик в социальном развитии.

От всего этого есть лишь одно средство: педагогический, соци­альный, экономический опыт нашего народа, который поможет оздо­ровить общество и, оттолкнувшись от опыта старших, возродить культуру и этику адыгов, экономические и трудовые традиции и на­выки. Б. Бгажноков в книге «Адыгская этика» утверждает: «Стоит только правильно задействовать этот ресурс - и результаты скажутся резким оздоровлением духовно-нравственной атмосферы, реальными перспективами развития, роста, обновления» (19). Нельзя не согласиться и с В. X. Болотоковым, который пишет: «Самая страшная опасность для любой нации таится в уничтожении генофонда и национального мышления, когда она предпочитает погрузиться в океан бессозна­тельного, стать огромной толпой, развращенным и разложившимся сбродом» (20).

«Как зеницу ока из поколения в поколение передавали свои тради­ции и этикетные нормы, были крайне чувствительны к мнению о себе односельчан, ценили свое положение в обществе и авторитет. Каж­дый горец стремился вести соответствующий общественной морали образ жизни, быть примером в знании и обычаев, поведении, умении сказать слово, встретить и проводить гостя. Больше всего он боялся оказаться недостойным своих предков и чтобы из-за него не упрекали его детей и потомков. Поэтому молитвы, как правило, завершались словами: «Ди л1ахэм напэ хужьк1э яхуихьыжын Тхьэм дищ1» (Дай Бог нам уйти к своим предкам с чистой совестью)» (21).

Этой упорядоченной системе не один век подчинялось буквально все общество. При ее отсутствии громкие постулаты и призывы влияют обычно только на тех, кому и без того от природы дано стремление к лучшему (бессмертны слова русского гения А. П. Чехо­ва: «В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и ду­ша, и мысли»).

Французский аристократ Ж.-В.-Э. Тэбу де Мариньи, поступив на русскую службу в 1809 году и достаточно близко узнав причерномор­ских адыгов, писал: «Восхищение, которое я испытывал по отношению к этой стране, заставило меня задуматься о том, как бы здесь устроить­ся и добиться доверия ее обитателей, чтобы они видели во мне одного из своих» (22). Восхищали Тэбу де Мариньи обычаи черкесов, доброду­шие и милосердие.

Об этом же строки А. С. Пушкина:

Когда же с мирною семьей

Черкес в отеческом жилище

Сидит ненастною порой,

И тлеют угли в пепелище;

И, спрянув с верного коня,

В горах пустынных запоздалый,

К нему войдет пришлец усталый

И робко сядет у огня, -

Тогда хозяин благосклонный

С приветом ласково встает

И гостю в чаше благовонной

Чихирь отрадный подает.

Под влажной буркой в сакле дымной,

Вкушает путник мирный сон,

И утром оставляет он

Ночлега кров гостеприимный» (23).

Нынешнее поколение черкесов благодарно Пушкину за эти и дру­гие строки. Но, как и большинство русских аристократов, Пушкин был на стороне Ермолова. Так, например, он писал: «Смирись, Кав­каз: идет Ермолов!».

В поэме «Прометей» Т. Шевченко, украинский национальный по­эт, призывал черкесов бороться и победить.

«Воинственный дух, благородство и дух рыцарства, любовь к сво­боде - особенности, в наибольшей степени характерные для психоло­гии и общественного сознания адыгов. Но, вспоминая их историче­скую судьбу, невольно приходишь к мысли: лучше бы указанные свойства адыгов были выражены менее, и менее о себе бы давали знать. Тогда, может быть, их не постигла бы трагедия. Но в этом слу­чае они не были бы теми черкесами, какими их познал весь мир» (24).

Выбор тяжелый: остаться рыцарями и погибнуть, защищая себя, свою землю, или струсить, но остаться в живых. Конечно, хотелось бы, чтобы Черкесия всегда была цветущей. Но история Черкесии - героическая, жизнь и терпение ее - стоические, и этим надо гор­диться.

Олег Опрышко в книге «Через века и судьбы» цитирует историче­ский роман Стефана Цвейга «Магеллан»: «Какое значение имеет подвиг, если он не запечатлен словом; историческое деяние бывает закончено не в момент его свершения, а лишь тогда, когда становится достоянием потомства» (25).

Трагедия многих современных поколений адыгов в том, что ис­тинную свою историю на земле они не знали. Мы воспитывались на «уравниловке» и в системе «всеобщего среднего образования». Мы кланялись каждому памятнику, но никогда не отмечали дни памяти погибших на войне черкесов. Черноморское побережье пропитано кровью черкесов, и лишь только случайно, может быть, кто-то раз в жизни бросил в морские волны цветок в их память. История народа для нашего поколения состояла из «белых пятен» и доступной стала лишь в последнее десятилетие.

В это десятилетие перемен произошло открытие трагических страниц истории Черкесии, был установлен общенародный День па­мяти адыгов, погибших в Кавказской войне, все яснее осознается не­обходимость сохранения языка, культуры, традиций. Новое поколе­ние адыгов вправе знать страницы подлинной истории, чтобы в День памяти прочувствовать всю глубину скорби, постигшей родной на­род, ввергнутый в войну на уничтожение. Чтобы счастливо и достой­но встречать сородичей, возвращающихся отовсюду на историческую родину, не возводя им бюрократических преград. Любой из них, как и любой из нас, вправе жить на исторической родине, любить землю предков и дорожить ею, как дорожили те поколения адыгов, которые в слезах увозили на чужбину горстку родной земли. Народ стоял на­смерть, но на колени не встал.

Иногда по телевизору транслируют встречи с адыгами, прожи­вающими в других странах. Они жалуются на трудности, испытывае­мые теми, кто решил вернуться на родину предков. Это новое престу­пление перед потомками выселенных на чужбину адыгов. Стремле­ние к объединению на исторической родине - это стремление восста­новить историческую справедливость по отношению к этносу, кото­рый подвергся геноциду, не знавшему равных в истории человече­ства.

«На неоднократные предложения сдаться, не губить, по крайней мере, женщин и детей, бывших в сакле, они отвечают: «Наш дом, на­ша могила, наши семейства должны погибнуть с нами». И при этом женщины наравне с мужчинами принимают участие в бою и, выбегая на крышу дома, кидают камни в охотников, находившихся около стен. Сакля, наконец, подожжена и защитники, выбегавшие с обна­женными кинжалами, перебиты» (26) (А. Цаллыкати).

Невольно вспоминаются строки из лермонтовской поэмы «Изма­ил-Бей»:

Горят аулы; нет у них защиты,

Врагом сыны отечества разбиты,

И зарево, как вечный метеор,

Играя в облаках, пугает взор,

Как хищный зверь, в смиренную обитель

Врывается штыками победитель;

Он убивает старцев и детей.

Невинных дев и юных матерей

Ласкает он кровавою рукою,

Но жены гор не с женскою душою!

За поцелуем вслед звучит кинжал,

Отпрянул русский, захрипел и пал.

«Отмсти, товарищ!» - и в одно мгновенье

(Достойное за смерть убийцы мщенье!)

Простая сакля, веселя их взор,

Горит черкесской вольности костер (27).

Или песня-плач «Гонят нас в Стамбул»:

Черные вороны машут крылами. Подлый Анзоров правит делами.

Родина, мы не увидимся снова.

Всем паспорта нам всучили обманом, Нас обдурили, а спорить нельзя нам, Гонят нас, гонят из края родного!

Поезд уходит без опозданья,

Поезд гудит, заглушает рыданья,

Не забывай нас, земля дорогая!

Ветры парчовый платок растрепали, Братья, мы свидимся снова едва ли! Гонят нас, гонят из отчего края!

Плачет, рыдает гармошка чья-то, Больше на родину нет нам возврата,

Нас от родимой земли оторвали!

С близким проститься, сердцу казниться,

Консул турецкий торопит и злится,

Гонят, увозят нас в дальние дали.

В лесу Марыеко, горе мое,

Пушки грохочут,

Богом принужденные - горе мое,

Родину мы покидаем.

Е-о-ой, в Стамбул мы уходим (28).

Вот что писал русский генерал Фадеев об этой войне: «Горцы по­терпели страшное бедствие. Они встречали наши удары с каким-то бесчувствием. Как отдельный человек в поле не сдавался перед це­лым войском, но умирал, убивая, так и народ после разорения дотла его деревень, произведенного в десятый раз, цепко держался на прежних местах».

У адыгов никогда не было в характере, в этикете привычки стонать, выдавая свою боль. Они «встречали удары с каким-то бесчувствием», но это не значит, что им было не больно. Наоборот, они как герои, от­важно встречая смерть, не покидали родную землю, сражаясь до конца, и смерть, какой бы она жестокой ни была, встречали на родной земле, не покрывая свои имена позором и презрением. Героическая и достой­ная смерть считалась честью.

Велась наижесточайшая в истории война, картины которой зверски страшны: «Одни гибли под метелями в горах и лесах, не имея очагов, так как враг сжигал все, другие - от голода, так как враг уничтожал со­седние поля. Среди тысяч жертв большинство были женщины и дети» (29). Остатки черкесов, за малым исключением, должны были переселиться за рубеж.

Трагические истории выселения кабардинцев в Турцию тоже свиде­тельствуют о стоическом, рыцарском характере народа.

А. Берже, официальный русский историк Кавказской войны, писал: «Никогда не забуду того подавляющего впечатления, которое произве­ли на меня горцы в Новороссийской бухте, где их собралось на берегу около 17 тысяч человек. Позднее ненастное и холодное время года, почти совершенное отсутствие средств существования, свирепствовав­шая среди них эпидемия тифа и оспы делали положение их отчаянным. И действительно, чье сердце не содрогнулось при виде молодой черке­шенки в рубище, лежащей на сырой земле под открытым небом с двумя малютками, из которых один в предсмертных судорогах боролся с жиз­нью, в то время как другой искал утоление голода у груди уже окоче­невшего трупа матери. А подобных сцен было немало» (30).

Сто лет шла эта война. «В результате Русско-Кавказской войны адыги потеряли 95 % населения и 90 % территории. Навсегда исчезли целые виды этноса: жаниевцы, хейгаки, махоши, убыхи» (31).

«Великие русские писатели и общественные деятели А. С. Пуш­кин, М. Ю. Лермонтов, Л. Н. Толстой, поэты-декабристы и другие за­печатлели в своих бессмертных произведениях о Кавказе память ге­роев, отдавших свои жизни за самое дорогое для любого нормального человека - родину. Русские историки - Дубровин, Фадеев, Щербина, Пейсонель, Абрамов, Торнау и другие - внесли значительный вклад в исследование Кавказской войны. Именно на фундаменте, заложенном исследователями прошлого века, когда-нибудь будет возведено доб­ротное здание истории черкесского народа» (32).

Богатейшая страна, о которой так много писали иностранные пу­тешественники, одичала. Вот как описывали хлебные поля прежней Черкесии: «Мы поднялись вверх по долине через довольно открытый лес, в котором лежали деревья и необыкновенные пышные поля. За­тем шел ряд незначительных холмов и ложбинок, которые повсюду были так хорошо возделаны, края полей так чисто и хорошо огоро­жены, то я мог подумать, если бы позволяла окружающая обстановка, что вижу перед собой одно из лучших обработанных полей Йорк­шира» (33).

В 1882 году о горцах, вынужденных покинуть родину, писал А. Берже: «Полумиллионное население из многих племен разного корня, со своеобразными этнографическими способностями, с само­бытным строем внутренней и общественной жизни, покинуло родные горы и расселилось по разным провинциям Европейской и Азиатской Турции, где частью погибло от трудностей переселения, частью сме­шалось с разнородными племенами на местах нового водворения. Филология, этнография и история утратили в этом богатые средства разъяснить много важных вопросов в минувшей жизни черкесов».

Но время показало ошибочность суждений А. Берже о том, что переселенцы утратили самобытность и остались вне истории. Вы­жившие и обосновавшиеся в других странах адыги сумели сохранить свою культуру, традиции, язык.

«Жизнь черкесских мухаджиров сопровождалась «мелодией воз­вращения», которая родилась после выселения, ее до сих пор играют на каждом вечере» (34). Заметную роль в развитие черкесской музыки сыграл ансамбль «Северный Кавказ» из Турции, довольно известный на Ближнем Востоке в 60-е годы. Ансамбль сохранил чистоту мело­дий благодаря тому, что в черкесской диаспоре в Турции оказалось много потомственных музыкантов. Интересными фактами на эту тему насыщена книга «Адыгские мамлюки» Мухамеда Мусабиевича Хафицэ об адыгах, живущих в Турции, на Ближнем Востоке, о выдаю­щихся общественно-политических и военных деятелях, талантливых писателях, артистах, художниках, композиторах, спортсменах, вы­шедших из среды черкесского зарубежья.

В каждом повествовании горечь и тоска по родине:

Хакур - ар уэшхышхуэм и ужьк1э къепсыж дыгьэ хуабэщ, Жьыуэ тэджауэ гъавэм елэжь мэкъумэщыщ1эщ; Жэщк1эрэ уафэ к1ыф1ым къыщыблэ вагъуэщ;

Бийм пэува зэуэл1хэм хьэлу 1ыхьэр езыт 1энэщ;

Псынэ къабзэщ ар, зэрылъэлъу дыхьэщх псыкъелъэщ; Губгъуэм ит жыгей инщ, ар зэщ1эгъагъэ жыг хадэщ; Къуэлэбзум я уэрэд зыщхьэщыт ныджэ инщ;

Шащыху хужьыр а ныджэм телъщ щ1ымахуэм темык1ыу; Удз уфафэм гъэмахуэм яуфэбгьу губгъуэ инщ ар; Къыщ1афык1 щ1ым а удзхэм гьащ1э зыт и хъугъэпсхэр: Хэкур - ар дэ ди унэ, ди жыг хадэрщ, заводырщ;

Ди гум ди адэжь хэкур щопсэу (35).

(Владимир Черкез)

Сегодняшнее резкое обнищание населения в нашей стране наряду с развалом идеологических институтов увеличило число социально дезориентированной молодежи.

«Теперешняя молодежь должна найти себя в разоренной стране с прерванной преемственностью. В такие времена общество, озираясь с изумлением и испугом, обнаруживает вышедшие из-под спуда вар­варские аномалии социального поведения. Множество социологов, психологов, педагогов, криминалистов, заглядывая в разные отсеки общественной машины, принимаются за поиски ответов: логичность и тем самым аморальность экономики, когда честный труд не приво­дит к достатку, а нарушение законов ведет к благополучию; скудость образования и развал воспитания, когда ни школа, ни семья не справ­ляются с гуманизацией подрастающего поколения, неэффективная работа органов правопорядка, кризис объединяющих идеалов, кото­рые еще недавно с грехом пополам препятствовали центробежным силам».

В таких условиях общество должно осознать, что необходимо включить в процесс гуманизации молодежи духовно-нравственные ценности, включив в обязательную школьную программу два новых предмета: история религии и народная этика (или этика вообще с обя­зательным подробным ознакомлением с этикой народа).

Современные педагоги высказывают тревогу о том, что стреми­тельный научно-технический прогресс ломает культуру, традиции, привычные условия жизни. Рождается новая интеллектуальная реаль­ность, все менее доступная обыденному сознанию большинства людей. При этом научное познание дает осколочное видение мира через множество образов, не сводимых к единству. В результате человече­ство все глубже погружается в незнание, хорошо замаскированное и неосознаваемое.

«Стремление все объяснить с помощью науки разрушает духов­ную и эмоционально-ценностную сферы личности. Агрессивность мышления и образования достигла таких пределов, что общество ока­залось перед необходимостью качественно переосмыслить весь про­цесс познания, признать, что в мироздании есть тайна, и нам дано только углубляться в нее... Школа предлагает ученику эклектическую окрошку из наук, малосвязанных с жизнью, оторванных от нацио­нальной

культуры» (36).

Н. С. Макоева в книге «Момент долголетия» пишет: «Культура на санскрите означает «почитание света». Культура и этика общения, со­блюдение традиций позволяют человеку быстрее уйти от тьмы» (37).

Культура, по представлению каждого, является возвышенным призывом человека к чистым, светлым, гуманным отношениям: к ми­ру, жизни, природе. Она делает человека величественным, удовлетво­ренным, счастливым. Красота человеческих отношений - наверное, высшая красота жизни. Образование, проникнутое национальным ду­хом и уважением к другим народам, - незаменимый инструмент воз­рождения культуры и сохранения мира и согласия. Гуманизация об­разования - его поворот к миру живому и целостному, к всесторонней культуре, к очеловеченному знанию.

«Воспитание - это лишь одна из трех ипостасей, в которых разви­вается личность: социализация - воспитание - саморазвитие. Социа­лизация личности происходит под влиянием всего миропорядка, на­чиная от космоса, земли, государства, через общественные институ­ты, экономику, политику, средства массовой коммуникации, кончая семьей, средой молодежного общения

и т.д.» (38).

Социализация современного молодого человека происходит в трудных условиях. Сегодня в школьнике воспитывают комплекс ис­торической неполноценности, прививают чувство жертвы истории, отчаяние человека, обреченного жить в самой плохой стране. Не слу­чайно, как показывают социологические опросы, 80 % старшекласс­ников Москвы и Санкт-Петербурга не исключают для себя возможно­сти уехать из России. Историю нельзя судить, историю надо изучать, извлекая из нее уроки. Необходимо впитывать живой опыт предков и на их опыте обретать мудрость, избегая их ошибок.

«Дети - наше будущее», - эта прописная истина является аксио­мой. Положение с воспитанием детей само собой не переменится.

Необходимо, не ожидая ответной реакции молодых людей на дегума­низацию нашего общества, принять меры по обеспечению молодежи работой, привлечению ее к общественно полезной деятельности, снять груз социальной незащищенности с плеч неопытных и поте­рявших нравственные ориентиры юношей и девушек. Растущая пре­ступность, в которую втянута молодежь, переполненные тюрьмы, подростковая наркомания, слепое копирование западных образцов, формирующих молодежную субкультуру, главной ценностью которой стало бездумное прожигание жизни, свидетельствуют об отсутствии серьезных мер в воспитании. Дискотеки, рок-тусовки становятся единственно интересующими молодежь местами времяпрепровожде­ния, подчас это служит средством обогащением для центров, которые из культурных стали превращаться в антикультурные. Дух коммерции разъедает само отношение к подрастающему поколению.

Народная пословица гласит: «Где нет хороших стариков, там нет хорошей молодежи». Сбой в передаче культурных, традиций виден на примере национальных праздников, родовых встреч, превращенных в обыкновенные застолья, на которых нельзя обойтись без спиртных на­питков. Пример строгого соблюдения норм этики в обществе наши де­ти не наблюдают практически нигде. Между тем «в США, Англии, Франции, Японии, Канаде, Израиле, Корее заметно усилилось внима­ние к воспитанию. Педагоги этих народов направили свои взоры на Россию, имеющий уникальный опыт работы с детьми, который сами же мы изрядно подрастеряли» (39).

Молодые люди остро ощущают социальное расслоение. Многим из них стало труднее получить образование, профессию. Растущая детская преступность в целом по России говорит о неприглядной кар­тине. За 5 лет (1991-1995) уголовно-наказуемые преступления со­вершили 56 тысяч несовершеннолетних.

Подростковая преступность - это не абстрактные цифры и про­центы в сводках МВД. Как сегодня предотвратить дальнейшее ду­ховное разложение общества?

Духовная культура - понятие, имеющее емкое содержание, много­гранное. Непосредственным компонентом духовной культуры явля­ются обычаи и традиции, затрагивающие не только духовную культу­ру, но и материальную, сложившуюся как формы отношения между людьми в их историческом развитии. В них проявляются взаимоот­ношения людей, отношение человека к обществу, к семье. В них вы­ражены общие идеи, чувства, нормы поведения. Гуманистические обычаи и традиции адыгского народа, отвечающие эстетическому вкусу народа, его этике, являются подлинно человеческими.

О высокой человечности обычаев своего народа пишет в книге «Куко» знаток адыгской культуры Т. Керашев:

«- Нет, эта старуха - удивительный образец адыгейской женщины. Она тоже одна из жертв своей человечности, - говорит Аслан. - Вот зайди к ней купить что-нибудь, ведь она не продаст, а отдаст, у ады­гов не было принято продавать продукты питания, разве что на базар отвезут.

- Нет, лучше уж страдать от человечности, чем жить бесчеловеч­ной утробной жизнью, - отвечает Тамара. - Вот эта старуха, как ее украшает человечность, ее человеческий такт. Ее невозможно не уважать. А главное, она сама себя имеет право уважать» (40).

Обычаи и традиции взаимопомощи и коллективной помощи в та­кой трудной экономической и социальной обстановке, как сегодня, необходимо возродить. Люди должны сплотиться, не допуская обни­щания сородичей, больных, одиноких, инвалидов.