Стамбул — интеллектуальный и экономический центр 14 глава

СРЕДА ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ

Невозможно составить се­бе представление о турке XVI—XVII веков по персона­жам «Мещанина во дворянстве» Мольера. Нельзя ска­зать, чтобы автор создал их «из ничего»; скорее всего они, были навеяны мемуарами шевалье д'Арвье. Фран­цузский путешественник неплохо знал османский мир, но при его описании явно злоупотребил перцем и солью. Отсюда — и буффонада Мольера. В действи­тельности же турки, жители Стамбула в частности, очень мало походят или, вернее, совсем не походят на свои изображения во французских комедиях и драмах¹ на «турецкий сюжет», ставший немаловажной состав­ной частью литературной моды в XVII веке². Повсед­невная жизнь Стамбула куда более строга, чем о ней со­общают бесконечные истории о сералях и гаремах.

Мусульманская религия и шариат гораздо менее ли­беральны в вопросах семейной и общественной жиз­ни, чем христианство. Не следует забывать того, что они рождены в социальной среде, где практически вся власть и весь авторитет принадлежали мужчине. Хотя с момента их возникновения прошли века и мусульман­ское общество за временной отрезок, отделивший его от эпохи Мухаммеда, претерпело разнообразные из­менения, хотя мусульмане приходили в соприкоснове­ние со многими немусульманскими народами, — не­смотря на все это, предписания Корана сохраняют и поныне всю свою силу а турки, в большей своей части убежденные сунниты³ и, следовательно, сторонники строгой мусульманской ортодоксии. Они остерегают­ся отступать от своего боговдохновенного закона — во всяком случае, в своем повседневном поведении, соци­альных и семейных отношениях. Из сказанного вроде бы следует тот вывод, что семейное окружение, это средоточие человеческой среды в более широком смысле, оставалось в изучаемое время таким же, каким оно было в первые века ислама. Это, однако, не совсем так. Прежде всего во внимание следует принять тот факт, что турки, приняв ислам, не отказались (во вся­ком случае, не отказались целиком и полностью) от своих прежних форм, традиций и унаследованного от предков понимания основ семейной жизни. Хотя тюркские семейные порядки и обычаи все больше с те­чением времени отодвигались на задний план общему­сульманским стандартом, они все же сохраняются в не­которых актах повседневной жизни, в жилищном строительстве и развлечениях.

Семья

Реалии семьи в западном понимании, то есть ячейки, объединяющей отца, мать и детей, остается для Турции в XVI веке еще сравнительно недавним нововведением.

В довольно близком прошлом турки жили племена­ми. Племенные структуры служили для них организа­ционными формами их совместных действий, их об­щественной жизни. Племя и род представляли собой человеческие общности, включавшие в себя все семьи, имевшие общего предка. Среди этих семей некоторые первенствовали относительно других, обладали боль­шей силой и более высоким престижем, что позволяло им возглавлять свое племя. Из одного из таких се­мейств, которое встало во главе уже не одного, а не­скольких племен огузов, вышла династия османских султанов.

С течением времени роль, а с нею и само понятие племени в большой мере стерлись. Это произошло в силу многих причин, из которых упомянем здесь две: возрастание политической и религиозной власти сул­танов и включение в состав правящей элиты множест­ва самых различных в этническом отношении элемен­тов. Сами султаны разрывали племенные связи огузов, беря себе в жены нетурчанок. Если в начальный пери­од османского государства и до середины XIV века выходцы из огузских племен составляли основное ок­ружение султанов, то позднее они буквально раствори­лись в аморфной массе примкнувших к ним. Более то­го, представители знатных огузских родов — таких, как Эвренос, Джандырлы, Михалоглу, а позднее, в XVII веке, Кёпрюлю, — лишь время от времени занимают руково­дящее положение в политической жизни Империи.

Переходя от политической жизни к социальной, отметим, что оседлый образ жизни вообще, поселе­ние в городах в особенности, в высокой степени спо­собствует разложению племени, а по мере его разло­жения именно семья превращается в основную ячейку общества. В XVI веке племенное сознание и племенное чувство покидают различные слои город­ского населения, оставляя после себя лишь смутные воспоминания, легенды, сказания и, может быть, ре­лигиозные обряды в некоторых неортодоксальных мусульманских сектах. Семья, особенно в зажиточ­ных слоях городского общества, должна рассматри­ваться как довольно крупное объединение индиви­дов патриархального типа. Такому объединению способствует владение просторным особняком (ко- наком), в котором под началом «paterfamilias», отца семьи, живут его сыновья, женатые и неженатые, мать семьи, снохи, внуки, наложницы, домашние слуги и рабы. Вследствие влияния мусульманской религии эта совокупность индивидов делится на две раз­личные и изолированные группы — мужчин и жен­щин, так как разделение полов — признанный закон, действие которого усиливается наличием гарема и «женской половины» дома, в которой он размещает­ся. Здесь всецело главенствует мать семейства, всемо­гущая в отведенной ей области. Разделение дома на две «половины» соблюдается очень строго, и только отец семейства имеет право беспрепятственно пе­реходить в любое время из одной в другую. В редких случаях и в точно обусловленных формах тем же правом пользуются другие входящие в семью мужчи­ны. Это одно из основных правил турецкой семей­ной жизни. Мужчина, глава семьи, имеет на нее, каза­лось бы, все права, однако права эти здесь все же четко определены, причем определенность эта выра­батывалась усилиями многих поколений мусульман­ских правоведов⁴. Его власть к тому же имеет свои не­формальные пределы в его великодушии и умеренности, в добродетелях, рекомендуемых исла­мом. Если глава семьи превышает полномочия, даро­ванные ему Кораном, его жена не так уж и редко об­ращается к кади с тем, чтобы тот освежил в памяти ее мужа предписания священной книги.

Коранический закон разрешает мужчине иметь че­тыре законные жены и неопределенное число рабынь- наложниц. Однако разрешение это сопровождается важным условием: он должен содержать их достойно. Таким образом, наслаждаться полигамией могут лишь богатые турки — крупные вельможи, негоцианты, за­житочные коммерсанты. Так, Жан Палерн пишет: «Ма­ло мужчин, имеющих более одной жены, если они не богаты»⁵. В самом деле, турки в подавляющем большин­стве практикуют моногамию, и их семейная жизнь, ес­ли не считать некоторые обычаи, очень походит на жизнь скромной семьи на Западе.

В зажиточных и богатых семьях хозяин дома распо­ряжается более или менее многочисленным штатом прислуги либо непосредственно, либо через своего уп­равителя, под контроль коего ставится, помимо проче­го, и гарем. Как сообщает Белон, «мужчины ведают до­машним хозяйством, не подпуская к этому занятию своих жен, которые обязаны заботиться только о детях, да еще жить в мире. Это прямо противоположно по­рядкам, принятым у латинян, чьи жены или матери не только распоряжаются по своему усмотрению всем, что имеет отношение к домашнему хозяйству, но ко­мандуют и слугами, а это делает их подлинными хозяй­ками и госпожами в доме»⁶.

Тесные рамки, в которых протекает жизнь не только женщин в Стамбуле, но и всех мусульманок вообще, предопределены кораническими предписаниями, ухо­дящими корнями в обычаи аравийских бедуинских племен. Турки восприняли эти традиции, которые к тому же подкреплялись тем, что они нашли у визан­тийцев гинекей, имеющий много общего с мусульман­ским гаремом.

Можно было бы предположить, что женщины, за­пертые в отведенной специально для них части дома, вообще не играют никакой роли в семейной жизни или эта их роль сведена к минимуму. Ничуть не бывало. Султанские жены, к примеру, иногда воздействовали из своего гарема даже на государственные дела. Так, влия­ние Роксаланы на ее супруга Сулеймана Великолепно­го столь велико, что султан предает смерти своих соб­ственных сыновей от других жен, чтобы сын именно Роксаланы стал единственным его наследником⁷. В XVII веке энергичная султанша — мать Кёсем, практи­чески правила Империей через своего слабохарактер­ного и неспособного сына султана Ибрагима. Можно найти и другие, пусть менее выразительные, примеры такого же рода; однако примеры эти, даже взятые в их совокупности, все же являют собой исключения из об­щего правила. Зато влияние жен не на политику, а на семейную жизнь следует принимать скорее за правило.

Хотя «семейный очаг» и разделен, так сказать, на две части, мужскую и женскую, хотя отец семейства теоре­тически и сосредоточивает в своих руках всю полноту власти над «фамилией» (в латинском значении терми­на), управление домом практически осуществляется матерью семейства. Ей в качестве первой супруги под­чиняются все, собирающиеся около этого очага, кем бы они ни были — сыновьями, дочерьми, невестками, домашними слугами. К званию супруги добавляется со временем и титул матери. Если ей при этом посчаст­ливилось подарить своему господину и повелителю радость стать отцом сына, то она достигает вершины, так как в представлении мусульманина, турка в осо­бенности, нет такого блага, которое могло бы быть равным счастью утвердить себя в мужском потомстве.

Мусульманская полигамия знает множество примеров того, как супруге, первоначально старшей по рангу среди других жен, не удается родить именно сына, а потому она должна уступить свое высокое положение одной из более счастливых соперниц. На имперском уровне султанша, мать правящего султана, носит титул валиде султан, который дает ей первенство перед все­ми женщинами сераля. Вообще говоря, мать семейства поистине царит в гареме, который охватывает собой не только всех женщин в доме (жен, дочерей, налож­ниц, служанок и т. д.), но и сыновей, пока они не до­стигнут возраста семи-восьми лет. Исключение со­ставляют некоторые аристократические семьи, в которых попечение над мальчиками еще до достиже­ния этого возрастного порога передается их настав­никам (лала, позднее ходжа) под контролем отца; в этом случае дети мужского пола покидают гарем и жи­вут в особых комнатах; однако это перемещение про­изводится далеко не всегда и к тому же в любом случае мальчики дошкольного возраста находятся в более тесной зависимости от матери семейства, нежели от отца. Эта зависимость от матери продолжается, впро­чем, и позднее — и тогда, когда ребенок становится подростком, и тогда, когда подросток превращается в юношу, и даже тогда, когда молодой человек женится. Именно его мать подыскивает ему супругу, которая и останется в ее подчинении, пока живы она и ее муж. В случае смерти отца семейства хозяином в доме стано­вится его старший сын и, соответственно, его жена за­нимает место хозяйки, причем, как правило, и он, и она сохраняют уважение к вдове и продолжают оказы­вать по отношению к ней прежние знаки почтения — если только между двумя женщинами не вспыхивает долго таившаяся ревность и не просыпаются старые обиды; в последнем случае старая хозяйка уединенно доживает свой век где-нибудь в отдаленном от домаш­него очага помещении. Примерно так же вдовы султа­на сразу же после смерти августейшего супруга пере­езжают в Старый сераль, уступая место в Новом серале женам царствующего монарха. Впрочем, было бы не­верно усматривать в таком порядке смены поколенийкакую-то особенность, характерную только для Ос­манской империи.

Что касается детей, то они — предмет надежд и ис­точник радости для всякого мусульманина, для всякого турка, живущего соответственно принципам Корана. Он — на вершине счастья, когда его жена (или одна из его жен или наложниц) дарит ему сына, который смо­жет продлить его род по мужской линии, прославить его имя, защитить его честь и честь всей семьи. И это не пустые слова, поскольку всякий ребенок мужского по­ла носит не только личное имя, но и имя своего отца — например Мехмет сын Сулеймана или Мустафа сын Османа. Когда речь идет о какой-либо видной или зна­менитой фамилии, имя содержит, кроме того, упоми­нание об этническом происхождении рода, прозвище, указание на какую-либо его особенность и т. д. Развер­нутое имя носят представители знатных турецких се­мейств — таких, к примеру, как Кёпрюлю, Заганос, Ми- халоглу, Джандарлы.

Поскольку сыновья представляют потомство, они с самого рождения становятся предметом забот и ласки своих родителей — прежде всего своей матери, около которой проходят первые годы их жизни. Их нежат, их балуют — часто за счет девочек, куда менее интерес­ных для отца. В гареме мальчики и девочки в течение двух лет, а иногда и дольше, фактически доверены по­печению кормилицы, нине (сют-нине), после чего возвращаются под прямую опеку матери. Если мальчи­ку посчастливилось появиться на свет в хорошей стам­бульской семье, его, как только ему исполнится шесть или семь лет, передоверят заботам наставника (л ал а), который будет его обучать началам турецкого языка и основам мусульманской религии; позднее он продол­жит свое обучение уже у учителя (ходжи). Что касается девочек, то образование, хотя бы только в этих преде­лах, они могут получить разве что в виде исключения. Правило же требует от них не глубоких знаний, а лишь того, чтобы они со временем стали хорошими супруга­ми и особенно хорошими матерями. И поскольку им предстоит покинуть семью, отец проявляет по отноше­нию к ним довольно мало внимания. Пока они только девочки, но еще не девушки, им дозволяется с откры­тым лицом выходить на улицу (разумеется, только вме­сте с мальчиками) и даже заходить в селямик, то есть на мужскую половину дома, куда их время от времени зо­вет отец. Но как только девочка превращается в девуш­ку, с этими вольностями покончено! Она обязана со­блюдать все правила женского поведения, которое предполагает отдельное от мужского общества сущест­вование, отказ, до самого замужества, от всякого обще­ния с мужчинами и, при выходе на улицу, обязательное ношение покрывала. Мальчики пользуются несравнен­но большей свободой. После обрезания они переходят под непосредственную власть отца, который решает вопрос об их будущем — разумеется, соответственно своему социальному положению. В семьях высокого статуса мальчик получит прекрасное образование в лучших медресе и высших школах. Если ребенок из буржуазной семьи, то его направят в русло чиновничь­ей карьеры или он унаследует дело отца — станет него­циантом, коммерсантом или, наконец, ремесленни­ком, получив для этого необходимую подготовку. В корпорациях общепринят обычай передачи ремесла, а иногда и мастерской или лавки по наследству от отца к сыну. Что касается «свободных профессий», то и там наблюдается подбор новых членов в замкнутом для по­сторонних круге. Известны, например, семейства, в не­скольких поколениях передающие от отца к сыну должности шейх-уль-ислама⁸, улемов, высокопостав­ленных чиновников, даже великих визирей. Примером последней преемственности в XVII веке может служить судьба семьи Кёпрюлю, представители которой трижды, причем один за другим, занимали этот почет­ный и очень опасный пост. Впрочем, подобная переда­ча власти от отца к сыну на столь высоком уровне — скорее исключение.

Дочери овладевают вниманием родителей по мере приближения срока их выдачи замуж Собственно, об этом важнейшем событии в жизни женщины задумы­ваются с самого дня ее рождения, мало-помалу собирая приданое, состав и величина которого меняются в за­висимости от зажиточности семьи и ее социального статуса. Постепенно девочек обучают быть подлинным украшением гарема, а эта сложная наука включает в се­бя разнообразные навыки и умения. Если девушка из высокородной и вообще из хорошо обеспеченной се­мьи может быть и не посвящена в таинства кухонного искусства (на это есть служанки и рабыни), то она к мо­менту замужества должна уметь развлекать, завлекать и увлекать своего супруга, то есть петь, играть на музы­кальных инструментах и искусно вышивать⁹. Все эти достоинства будут наглядно показаны в тот судьбо­носный час, когда два существа, которые не знакомы друг с другом и даже никогда не видели друг друга, будут выбраны одно для другого сначала посредника­ми, а в конечном счете их матерями. И тут роль матери оказывается решающей: именно она дает своему сыну или своему мужу словесный портрет возможных «кан­дидаток».Как только отец семейства находит, что его сын со­зрел для женитьбы, он оповещает о том свою супругу. Если к этому времени она — через родственников и знакомых — уже успела сделать выбор, то называет му­жу имя своей избранницы. Но, как правило, она прибе­гает к посредникам или, вернее, к посредницам, так как женщины из разных семей имеют возможность между собой общаться, а впечатления от увиденного и услы­шанного становятся потом предметом для обсуждения уже с другими знакомыми, и, таким образом, достоин­ства и недостатки возможных невест отнюдь не пред­ставляют собой непроницаемой тайны. Помимо этой бескорыстной и бесцельной болтовни случаются и расспросы с заранее поставленной задачей и с надеж­дой на вознаграждение: бродячие продавщицы специ­фически «женских» товаров, сбывая их, ходят из дома в дом и уж заодно переносят из одного в другой все ме­стные женские новости. Итак, хозяйка дома чаще всего неплохо осведомлена по жгучему для нее вопросу о том, где лучше всего присмотреть для сына невесту. Как правило, разносчица новостей затем выступает в роли посредницы, облегчая контакт между двумя семьями в лице их главных представительниц. Одной хозяйке до­ма она говорит, что нашла для нее превосходную неве­стку, а другой сообщает о том, что знает о наличии до­стойного «претендента». После чего мать «претенден­та» в сопровождении посредницы и какой-нибудь из своих родственниц или приятельниц (их может быть и две-три) отправляется с визитом в дом возможной не­весты, чтобы оценить ее лично по достоинству. Гости (гёрюджю), после того как объявили о цели своего по­сещения, вводятся в самую просторную и богато об­ставленную комнату гарема, где мать девушки прини­мает их со знаками самого глубокого уважения и внимания, делает им всевозможные комплименты, ко­торые тут же возвращаются ей с лихвой. Хозяйка велит служанкам принести кофе, прохладительные напитки или шербет. Затем в гостиной появляется девушка, ра­ди которой наносится визит. Она входит, одетая в са­мые прекрасные из своих нарядов, целует посетитель­ницам руки, лично подносит им кофе или другие напитки, приличествующие торжественному случаю, затем садится напротив гёрюджю, которые, деликатно отхлебывая маленькими глотками кофе, осматривают ее с ног до головы. После того как дамы выпивают свой кофе и завершают экзамен, девушка собирает чашки, устанавливает их на блюдо и выходит. Только тогда можно приступать к решающим дискуссиям. Если де­вушка понравилась ее будущей свекрови, то последняя высказывает свое одобрение; и тогда наступает черед для другой стороны справиться о молодом человеке, его возрасте, положении, его отце и т. д. Если стороны приходят к согласию, мать девушки говорит, что долж­на известить ее отца; подобное же заявление делает и мать юноши, так как именно отцу семейства в таких во­просах принадлежит последнее слово.

На этом хозяйка дома и ее гости расстаются. Часто посещение только одного семейства матери молодого человека кажется недостаточным, и тогда следует дру­гой визит или целый ряд визитов, при каждом из кото­рых с точностью воспроизводится вышеописанный церемониал. Собрав всю информацию, необходимую не только для суждения, но и для окончательного ре­шения, мать молодого человека дает отчет о своих по­сещениях мужу и сыну, описывая во всех подробностях увиденных ею девушек. Затем между «кандидатками» делается окончательный выбор¹⁰.

Одновременно мать девушки со своей стороны ста­вит в известность отца о нанесенном ей визите, а отец, если ничего не знает или знает мало о возможном зяте, собирает о нем сведения. Если сведения благоприятны и никаких препятствий не возникает, отец молодого человека в сопровождении двух родственников или друзей направляется в дом девушки и ведет с ее отцом переговоры с целью достичь окончательного решения. Молодой человек посылает своей незнакомой краса­вице традиционные подарки — такие, как кофе, драго­ценные украшения, зеркала, предметы туалета, духи и пр., и получает в обмен табакерку в драгоценной опра­ве, ценные ткани и пр. Вместе с тем будущему тестю уп­лачивается агырлык, то есть более или менее значи­тельная сумма, представляющая собой, вообще говоря, вклад в расходы на свадьбу (дютюн). Через несколько дней происходит подписание брачного контракта (пиках) в присутствии имама. Эта важная церемония развертывается в доме невесты. Ее отец принимает мо­лодого человека и его друзей в селямлике, мужской «половине» дома, где жених вручает ему оговоренную в ходе переговоров сумму, которая должна остаться у его будущей жены в случае развода с ней. Вот тогда-то и появляется имам: он составляет брачный контракт, ре­гистрирует уплату «означенной» суммы и принимает от молодого человека трижды произносимое согласие на брак. После чего имам направляется к двери гарема, за которой стоит девушка в окружении своих родст­венниц и подруг. Он ей сообщает, что относительно суммы по брачному контракту достигнуто согласие и деньги уже уплачены. Затем спрашивает ее, согласна ли она на брак с таким-то (имярек). Вопрос и ответ также повторяются три раза. Тогда имам поворачивается к молодому человеку и извещает его, что согласие невес­ты получено и договор скреплен подписями. Брак тем самым заключен, но молодожены еще не получают разрешения видеться и говорить друг с другом. Они получат его только после того, как будут совершены и отпразднованы все свадебные церемонии, что иногда требует многих месяцев. Сама свадьба длится неделю, в течение которой обе семьи соревнуются между собой как в роскоши женских туалетов, так и в угощении гос­тей, родственников, друзей жениха, подруг невесты и просто хороших знакомых. Каждый день свадебной недели посвящен выполнению особого традиционно­го сложного ритуала: так, вторник — это банный день для невесты; среда — день (или, вернее, ночь) хны, ко­торую втирают в пальцы и ладони невесты, иногда зо­лотой монетой (на счастье); эта церемония сопровож­дается как у мужчин, так и у женщин развлечениями, песнями, танцами и пр. Четверг — день смотрин невес­ты: в самых дорогих нарядах и украшениях она пред­стает перед приглашенными женщинами, которые преподносят ей подарки; на прием является и жених, и это первый раз, когда молодожены впервые представ­лены друг другу лично; затем, после очень короткого пребывания, жених удаляется, и увеселения в гареме во­зобновляются. Вечером того же дня в селямлике для мужчин, включая имама, устраивается праздничное угощение; затем все присутствующие совершают об­щую вечернюю молитву (ятси\ после ее завершения молодой человек приветствует имама, отца и тестя, по­лучает от них поздравления и пожелания и идет к двери гарема; за ней жениха ожидают его обитательницы, ко­торые ведут его в комнату невесты. После обычной для такого случая церемонии жених и невеста остаются вдвоем, и она впервые снимает перед ним вуаль, скры­вающую лицо.

Пятница — еще один день приема и особенно день свадебного пира, разделенного, разумеется, на две час­ти: мужчины пируют в селямлике, женщины — в гаре­ме, но молодая супруга к ним не выходит. Празднества завершаются в понедельник еще одним пиром, кото­рый на этот раз устраивается родителями молодого су­пруга для свояков и для друзей обеих семей¹¹.

Войдя в новую семью, молодая жена попадает под власть свекрови, и эта власть может оказаться как мяг­кой, так и суровой. В богатом и просторном доме ей выделят комнату, даже целую квартиру, с обслуживаю­щим персоналом. Днем она редко видит своего мужа и проводит время либо в болтовне с другими обитатель­ницами гарема, либо занимаясь музыкой, пением, вы­шиванием, либо принимая гостей — подруг из других домов. Вообще говоря, женщины, стремясь выйти из гаремной изоляции, расширяют круг своих знакомств, завязывая приятельские отношения с женщинами из других семейств и других домов. Посещение дома тор­говкой ценными тканями и дорогими безделушками — это тоже небольшое событие. Наконец, по определен­ным дням недели совершается коллективный поход в хамам, то есть баню, если она в конаке (особняке) отсутствует. Хамам — излюбленное место встречи жен­щин из различных домов, как правило, они в нем про­водят целый день, и это, наверное, основное развлече­ние в их жизни.

Другое важное событие в жизни турецкой семьи — рождение ребенка. На шестом или седьмом месяце бе­ременности принято звать на помощь повивальную бабку (эбе тсадин), которая перед родами должна при­готовить все необходимое для их принятия и для ново­рожденного, согласно традиционной практике. Неза­долго до ожидаемого момента рождения повивальная бабка велит внести в комнату роженицы особую ме­бель. Это род большого кресла, сиденье которого на­половину вырезано в форме полумесяца; оно так и называется — догум искемлеси (стул для рождения). Когда долгожданный момент наступает, в это кресло садится роженица, где ей в ее усилиях помогает пови­вальная бабка. Новорожденного акушерка моет, произ­нося над ним молитвы, и завертывает в пеленку и в осо­бую, предназначенную для этой цели ткань. После чего она укладывает его в колыбель — беьиик. Колыбели в более или менее богатых домах разнятся между собой орнаментом, но они всегда — одной и той же конст­рукции. Это — деревянная кроватка, опирающаяся на две изогнутые в форме полумесяца дощечки, причем выпуклой округленной стороной они покоятся на по­лу, что и позволяет качать колыбель, укачивая ребенка. Часто к пеленке новорожденного прикрепляется жем­чужина — чтобы отвести от него дурной глаз. Молодую мать кладут на парадную кровать, покрытую дорогими тканями, в которой она на следующий день после ро­дов будет принимать визиты родственников и друзей¹². Что касается главы семейства, то он приступает к важ­ному делу — к наречению новорожденного, причем немедленно. Как только перерезана пуповина, ему да­ется его первое имя: глава клана, прочитав приличест­вующие данному случаю стихи из Корана, трижды про­износит в левое ухо малютки формулу басмала («Во имя Бога милостивого и милосердного») и имя ребенка. Чаще всего имя это — «историческое», то есть имею­щее отношение к Пророку или к главным персонажам истории исламской или турецкой (Мехмет, Исмаил, Ибрагим, Сулейман, Селим, Осман и т. д.).

На седьмой день роженица встает из постели, и окружающие ее поют мавлуд — религиозный гимн, ис­полняемый в годовщину рождения Пророка. Сороко­вой день — это день очищения: молодая мать присту­пает к ритуальным омовениям либо у себя дома, либо идет в хамам вместе с повивальной бабкой, родствен­ницами, подругами, соседками, где эта церемония ста­новится поводом для веселого праздника; приглашен­ные подносят виновнице торжества подарки.

Может сложиться впечатление, что празднества за­нимают видное место в семейной жизни турок. Это не совсем так: события такого рода относительно редки, и хотя считается хорошим тоном выставить напоказ в торжественных случаях свое богатство и свою щед­рость, связанные с ними расходы высоки. Не следует забывать при этом, что некоторые религиозные празд­ники также дают место приемам и обменам подарками, что поднимает уровень расходов еще выше. Однако традиции повелевают, чтобы все так и было; и добрый турок не может позволить себе уклониться от них. Это хорошо видно на приведенном выше примере: отцы двух семейств безусловно обязаны взять на себя и по­ровну разделить между собой колоссальные затраты, связанные со свадьбой. Никакой лазейки, позволяю­щей хоть в какой-то мере снизить их сумму, не сущест­вует. Отношения между семьями, родственниками, дру­зьями способствуют поддержанию этих традиций, в том же направлении действует и вездесущее влияние ислама: нельзя идти против того, что с течением време­ни превратилось в обычай, в котором мирское и рели­гиозное сплавились воедино. Нарушение обычая влечет за собой проклятие, чего всякий добрый му­сульманин желает избежать во что бы то ни стало.

Дом

Бедна ли семья или богата — ее жизнь всегда про­текает в отдельном доме, хотя и различных размеров. В Стамбуле нет домов, разделенных на квартиры, в ко­торых поселены различные семьи. Жилищный фонд столицы, по свидетельству Велера и многих других путешественников, в большинстве своем состоит «из небольших низких домов, построенных из дерева и глины, а лучшие из них сложены из плохо обтесанно­го камня»¹³. Другой европеец пишет: «Дома частных лиц построены плохо и не очень удобны. В большин­стве своем они двухэтажные, и это по той причине, что часто в качестве наследника недвижимости вы­ступает Великий Господин; таким образом, турки строят их только на свою жизнь, накапливая деньги, которые смогут оставить детям и родственникам в на­следство более легко, нежели дом»¹⁴. Иностранные пу­тешественники, столь очарованные местоположени­ем османской столицы и ее архитектурными памятниками, с любопытным единодушием отрица­ют художественную и практическую ценность обыч­ных турецких домов. Это происходит, возможно, от­того, что они не желают принимать в расчет традиции и жизненные условия турецкой семьи. То, что дом построен кое-как и из дешевых строитель­ных материалов, легко объясняется тем обстоятельст­вом, что частые пожары, этот бич Стамбула, вовсе не поощряют столичных жителей возводить свои жили­ща на века из дорогих материалов, а камень слишком дорог и требует помимо собственной цены еще и оп­латы труда каменотеса; такие затраты могут поз­волить себе только султан да правительственные чиновники, имеющие большие доходы. Прочие домо­владельцы — зажиточные ремесленники либо про­стые торговцы и рабочие — должны прибегать при строительстве к более доступным по цене материа­лам: дереву, кирпичу (обожженному или сырцу), сама­ну (глиносоломе), побеленному известкой.

В зависимости от своих размеров и внешнего вида дома носят названия: сарай (сераль, дворец), конак (особняк, дом зажиточного горожанина) или эв (дом). Серали относительно малочисленны, и самый главный из них принадлежит, естественно, султану¹⁵. Маленькие дома (эвы) не привлекают к себе большого внимания путешественников вследствие их небольшого размера, бедности, отсутствия оригинальности. Зато конаки представляют собой четко выраженный тип турецкого дома, соответствующего долгой национальной архи­тектурной традиции. Они состоят, смотря по достатку их владельцев, из одного или двух строений. В послед­нем случае одно из них — селямлик, то есть помещение для мужчин, второе — гарем, предназначенный для женщин, при этом между двумя корпусами или, вернее, между их вторыми этажами имеется подвесной кры­тый проход. Очень часто, однако, гарем и селямлик на­ходятся под одной крышей, и разделение между ними проходит внутри одного здания. Здание это двухэтаж­ное: на первом этаже живут домашние слуги и рабы, иногда там же находится и кухня; второй этаж предназ­начен для господ, он, как правило, имеет закрытые бал­коны, опирающиеся на внешнюю стену посредством деревянных подпорок, установленных наискось. Ко­нак покрыт двускатной крышей, которая нависает над балконами, давая защиту от солнечных лучей и дождя. Навесная кровля характерна, впрочем, для всей турец­кой гражданской архитектуры.