– Мы вторгнемся здесь, – сказал он. – Что представляют из себя остальные строения? Зачем возводить здания по всей планете, если в них некого поселить?
– Я не знаю, повелитель, – ответил Каручи Вора.
И вновь Пертурабо почувствовал, что из эльдар течет ложь, но Фулгрим не дал ему добраться до сути, заговорив:
– Какое это имеет значение, брат? Мы все узнаем, когда спустимся на поверхность. Не стоит бояться небольшой загадки.
Пертурабо отстраненно кивнул и сложил руки на груди, чувствуя, как при взгляде на мертвую планету в кости пробирается холод. Все тело словно онемело, а легкие горели, так сложно было дышать.
Он прогнал этот ступор и сказал:
– Фальк, я хочу, чтобы сровняли с землей все вокруг этой гробницы. Оставь нетронутыми три километра от дальних краев, а все, что на сто километров дальше, необходимо полностью разбомбить.
– Что? Нет! – воскликнул Фулгрим.
– Таков мой приказ, – сказал Пертурабо. – Я ни одного воина не отправляю в потенциально опасную зону, не проведя предварительной бомбардировки.
– Ты можешь повредить то, что внизу!
Пертурабо отметил про себя выбор слов и покачал головой.
– Поверь, – сказал он, – уж что Железные Воины умеют делать лучше всех, так это вести прицельные орбитальные бомбардировки.
Флот четвертого легиона выстроился для обстрела над Амон ни‑шак Каэлис. В системы залпового огня, массовые ускорители и бомбоотсеки были загружены сокрушающие поверхность боеприпасы, снаряды с кратким временем горения, электромагнитные импульсные бомбы малого калибра. На кораблях, определенных в сектора обстрела ближе к цитадели, использовались маломощные снаряды, а те, которым предстояло сравнять с землей внешние участки, подготовили самые крупные боеголовки. Стреляющие залпами фрегаты теснились рядом с более тяжелыми капитальными кораблями, собираясь пролить яростный взрывчатый дождь на мир внизу.
Дети Императора в подготовке к бомбардировкам не участвовали. Пертурабо не желал довериться их огневой дисциплине, а Фулгрим отказался бомбить мир, о котором так долго мечтал. Через час после отдачи приказа последний из назначенных кораблей Железных Воинов занял позицию на геостационарной орбите над Йидрисом, с готовыми к разрушению орудийными отсеками и пушками.
Команда на открытие огня пришла мгновение спустя, и небеса озарили параллельные потоки выстрелов: целый легион Космодесанта атаковал в управляемой смертельной вспышке. Одного залпа было достаточно – одной испепеляющей секунды точно рассчитанного огня.
Первыми ударили светоимпульсные лучи, зажигая атмосферу, чтобы последующие снаряды не испытывали трения. Затем вылетели снаряды из кинетических массовых ускорителей, обрушившиеся на поверхность планеты, как молоты богов. Ударные волны разошлись из различных секторов, вызывая тектонические взрывы по выверенным векторам. За этим последовали неядерные боеголовки, бившие последовательно, от внутренних краев ко внешним, волна за волной.
Зажигательные снаряды разгладили зону удара, превратив камень в стекло и испепелив всю органику, которая только могла там быть. Огненный конус стер все с поверхности Йидриса, в мгновение ока выжег, снес, разровнял город, стоявший нерушимо десятки тысяч лет.
Цитадель Амон ни‑шак Каэлис окружило кольцо пустой, растертой в порошок земли. Огненный шквал, способный раскалывать планеты, превратил ее в остров, отрезал стены, башни и храмы от остальных строений планеты.
Стаи «Громовых ястребов», «Штормовых птиц», «Боевых ястребов» и большегрузных посадочных аппаратов вылетели из заполненных посадочных палуб. Грузовые тендеры спустились на низкую орбиту и извергли тысячи войсковых транспортеров, броневых перевозчиков и барков снабжения. Гигантские масс‑транспортировщики на гравитационных подушках с величественной медлительностью доставляли на поле боя две боевых машины Легио Мортис, но то была лишь первая волна вторжения.
За ними последуют еще восемь, пока на планету не опустятся силы двух полных легионов Космодесанта и их армий‑ауксилиарий.
Но Йидрис боролся.
Форрикс знал, что глупо так думать, но он чувствовал это.
Большинство миров не были рады Железным Воинам, ибо четвертый легион нередко нес с собой разрушения и кровопролитие. Не собирались для их легионеров ликующие толпы, не устраивались утопающие в цветах триумфальные парады, как для жиллимановских попугаев.
Однако этот мир, казалось, активно им противился.
Пустошь, оставшаяся на месте эпицентра, представляла собой безжизненную равнину, покрытую пыльным щебнем и почерневшими обломками какого‑то неизвестного материала. Может, раньше здесь и был город с захватывающей дух архитектурой, возведенный в забытые века павшей цивилизацией, но теперь его разрушили до основания тщательней, чем это сделали орды варваров со Старым Рома.
Зону высадки заполнили тысячи бронированных машин, лагери снабжения, арсеналы, топливные бункеры. Облака ядовитого дыма от армады гусеничных воплощений ярости, готовых везти Железных Воинов и Детей Императора к Погибели Иши, собирались над головой, как грозовые тучи. Батальоны подвижной артиллерии жаждали вступить в бой, и обоймы с закаленными стенобитными снарядами уже были установлены, готовые утолять эту ненасытную жажду.
Огромная армия ждала приказа атаковать, но безопасность места высадки еще не была обеспечена.
Через считанные минуты после приземления первого корабля Железных Воинов легион начал строительство фортификаций, чтобы укрыть вторгшиеся силы и защитить линию снабжения с орбиты. Башни и стены вырастали за время, необходимое, чтобы освободить один грузовой отсек: благодаря модульным системам сборки, природному таланту и вековому опыту выполнять эту работу было так же естественно, как дышать.
За Железными Воинами спустились Дети Императора. Они изрыгнули на поверхность планеты свой исступленный карнавал безумных смертных – вопящий, сумасшедший и размахивающий знаменами – а за фанатиками последовали, купаясь в их преклонении, сами воины Фулгрима, построившиеся с удивившей Форрикса точностью.
Фулгрим и Пертурабо, блистательные в своих боевых доспехах, в золоте с пурпуром, в железе с бронзой, поднялись на вершину первой башни, построенной Форриксом, где им открылся вид на огромную, как город, гробницу, которую им предстояло захватить.
– Город мертвых, – заметил Пертурабо.
– Но подтверждающий, что в смерти есть красота, – отозвался Фулгрим.
Форрикс был вынужден согласиться. Орбитальные авгуры не передали и намека на грандиозность и величие этого места. Даже гиперболизированная легенда, которую Фулгрим рассказал в Талиакроне, не отражала захватывающей дух колоссальности города‑гробницы эльдар.
С безжалостной неотвратимостью Железные Воины возводили укрепления на месте высадки, но если поверхность Гидры Кордатус с готовностью отдавалась лезвиям их кирок и буров, то этот мир их отвергал. Он сопротивлялся гигантским землеройным машинам, он срамил левиафаны‑экскаваторы, и им не удалось уложить ни одного камня, который не нуждался бы в укреплении сверх ожидаемого.
Три часа они провели в зоне действий, и начальные контрвалационные линии до сих пор не были построены.
Обозленный Форрикс громко поносил Пневмашину, своих подчиненных и инженерные команды, но ничего нельзя было сделать. Высокие зубчатые стены поднимались вокруг обширного района развертывания гораздо медленнее, чем когда‑либо на памяти Форрикса, хотя все же становились длиннее с каждой минутой.
Кузнец войны Форрикс, первый капитан Железных Воинов
Форрикс прошел вдоль нового сегмента, который возвели тяжело качающиеся, изрыгающие дым, все перемалывающие механизмы Пневмашины, казавшиеся колоссальными в своей трудолюбивости муравьями‑рабочими, собирающими для своей королевы муравейник из листового металла, жидкого пермакрита, высокопрочной арматуры и сверхплотного утрамбованного щебня. Такие стены могли выстоять после выстрела из макроорудия звездного корабля. В полотне стен помещались блокгаузы, бараки и опорные пункты, которые уже начали занимать батальоны Селювкидских торакитов.
Пыль от орбитальной бомбардировки висела в воздухе зернистым туманом, приглушая странный свет в небесах. С орбиты казалось, что на планете спокойно и ясно, но на земле все было совсем не так. Воздух наполняли едва слышные завывания, похожие на жалобный плач: необычный побочный эффект от бомбардировки или затяжное эхо какого‑то местного явления. Но в любом случае это был тревожный звук: наполовину стенание, наполовину злобное проклятие. В загрязненном небе клубились странные цвета: на гнилостно‑желтом пологе растекались вихри фиолетовых и красных кровоподтеков, извергался пеной желчно‑зеленый.
И все это освещало фосфоресцирующее сияние от Амон ни‑шак Каэлис.
Из‑за стен в небо лился лучистый изумрудный свет, будто камни далекой гробницы были радиоактивны. Он тек над пейзажем лениво и сонно, окутывая армии вторжения ядовитым зеленым сиянием.
Это место вызывало у Форрикса все большую неприязнь.
Он смотрел, как рабы‑клепальщики суетливо бежали за гигантской машиной, которая поглощала обломки и, изрыгая дым, откладывала уже сформированные блоки из спрессованного камня, и наслаждался монотонным ритмом их работы. Гидравлические челюсти механизма раскалывали собранные камни, а поршневые молоты ударами формировали из них блоки, которые отправлялись на место установленными позади подъемниками. Форрикс опустился на колено, чтобы рассмотреть формованный камень там, где он упал на землю, и увидел паутину тонких как волос трещин, расходящихся от скошенного основания. Стены уже надо было укреплять, и Форрикс неверяще покачал головой.
Механизмы Пневмашины двигались дальше, не прекращая строительства, которое шло гораздо медленнее, чем он требовал, но все равно неумолимо. Форрикс подошел к складной железной лестнице, привинченной к стене, и забрался на парапет, ведущий в крытый переход со свешивающимися кинетическими щитами, дырами‑убийцами и заслонками от гранат. Стены, предназначенные для обеспечения безопасности на месте высадки или для того, чтобы помешать вражеским силам освободить осажденный город, с их квадратными углами и жесткими линиями, были полной противоположностью органической архитектуре этого мира.
Во всех направлениях от места высадки до самого горизонта тянулось выровненное бомбами поле – зона отчуждения, зачищенная орбитальным обстрелом. Ничто не двигалось на этой разглаженной пустоши, только мерцающие отражения и плывущие облака дыма нарушали однообразную пустоту.
Но несмотря на оголенность пейзажа, Форрикс не мог избавиться от чувства, что за ним следят – будто армия невидимых наблюдателей изучала его, оценивала, решала, чего он стоит. Форрикс помотал головой, прогоняя ощущение, и зашагал по парапету. Железные Воины 134‑го гранд‑батальона и торакиты заняли позиции на стенах. Офицеры уважительно кивали ему, когда он проходил мимо. Форрикс пересек парапет, не сводя взгляда с виднеющегося вдали города, который ему и его боевым товарищам предстояло разгромить.
Это был город с элегантно пропорциональными башнями, которые заканчивались каннелированными сегментными куполами; с округлыми стенами, изящными и легко обороняемыми одновременно; с дугообразными мостами, такими тонкими, что не верилось в их способность выдержать хоть какой‑то вес. Его заполняли храмы с золочеными крышами, гробницы, чествовавшие тех, кто был похоронен внизу, мавзолеи столь грандиозные, что лишь императоры могли быть достойны лежать в них.
У горизонта город был обрамлен диском чудовищной тьмы – жутким черным солнцем в центре Ока Ужаса. Изумрудный город стоял в тени зловещей силы, способной поглотить его одним движением.
Но как бы ни был город красив, красота не скрывала его безжизненную пустоту.
Здесь никто не жил. Никто никогда не жил и никогда не будет.
Камнерожденный выразил это лучше всего, когда вышел из утробы «Грозовой птицы».
Коснувшись ладонью земли, Фулл Бронн покачал головой:
– Мир мертв, у него нет души. Камень не выстоит.
Возможно, это было сказано слишком поэтично, но на этот раз Форрикс понимал, что имел в виду Камнерожденный.
В трех километрах от него, дальше вдоль стены, Барбан Фальк смотрел на поднимающийся участок бастиона перед собой, прерывисто, хрипло дыша. С трещин на рассыпающемся зубчатом мерлоне, упавшем с парапетной стены, на него плотоядно глядело то же самое ухмыляющееся лицо‑череп, которое он увидел на мостике «Железной Крови».
– Нет, – прошипел он. – Я этого не вижу.
«Отрицание, – будто смеялся в его голове глубокий голос. – Как банально…»
Фальк замотал головой, отвел взгляд от призрачного видения и зашагал вдоль постройки, заставив себя сосредоточиться на нюансах работы своего гранд‑батальона. Гигантские краны поднимали новые участки стен под надзором его воинов, а огромные осадные роботы вбивали их в землю молотами размером с «Лэнд рейдер».
Что‑то шевельнулось на рваных краях его сознания, какое‑то вкрадчивое, но настойчивое давление пришло со всхлипами плачущих ветров, заставив его остановиться и уставиться на недавно возведенный участок стены, словно неисправный сервитор. Сначала он не увидел ничего необычного, но потом линии стыков, борозды в пермакрите и скрипящие заклепки в основании стены сложились в знакомое мертвое лицо, будто какой‑то художник мастерски расположил их там ради единственного зрителя. Он моргнул – и видение пропало, но стоило ему повернуться, как оно всплыло в пыльном облаке, вырисовалось в изогнутых линиях подъемных кранов Пневмашины, проступило в кучах разбросанных обрезков. Фальк зажмурился, прогоняя изображение гротескного черепа из головы, но оно все царапалось об его мысли, как животное, запертое в темноте.
Он судорожно выдохнул и заставил себя вновь посмотреть на продолжающееся строительство. Ухмыляющееся бесплотное лицо взглянуло на него в ответ, и на этот раз он не сомневался, что в голове раздался голос.
«Барбан Фальк, – произнес он. – Имя того, кто будет безымянен».
Ни один мир не вызывал у Кроагера такой ненависти, как этот.
Мерцающее зеленое свечение от стоящей вдали гробницы раскрашивало все в тошнотворные оттенки, отчего Кроагер, и так готовый взорваться, раздражался еще сильнее. После приземления все шло не так. Машины ломались, камень крошился, металл деформировался сверх допустимых пределов.
Он подавил желание злобно выругаться, когда очередная часть ленточного фундамента погрузилась в камень, заполнив траншею вровень с поверхностью. От ушедших в землю блоков полетели клубы пыли, и работы опять пришлось остановить. Мощные грузоподъемные машины с яркими корпусами и развевающимися знаменами, на которых была изображена шестерня, подъехали на своих широких гусеницах, чтобы вытащить их из земли.
Группы роботизированных и кибернетических рабов тащили длинные стальные пруты ржавого цвета, чтобы лучше укрепить стенки фундаментной траншеи.
– Еще одна задержка, которую мы едва ли можем себе позволить в этой кампании, – сказал Харкор с усталой покорностью, в которую Кроагеру верилось лишь отчасти.
– Я знаю, – огрызнулся он. – Моя первая война в качестве триарха, и я отстаю от графика по всем пунктам запланированного наступления. Хоть сам в фундамент закапывайся.
Харкор показал ему планшет, на котором ползли графики оперативных отчетов.
– Все кузнецы войны сталкиваются с похожими задержками.
– Они меня не волнуют, – ответил Кроагер. – Меня волнует лишь то, укладываюсь ли в сроки я сам. Чем скорее эти работы будут закончены, тем скорее мы сможем атаковать эту проклятую гробницу и убраться с этого мира.
Накрывшее их синее облако грязного масляного дыма и рев строительных механизмов отвлекли Кроагера от размышлений. Выругавшись, он отошел в сторону. Трещал раскалывающийся камень: левиафаны‑экскаваторы пытались вытащить осевшие блоки из земли, которая теперь словно не хотела их отпускать.
– Возможно, процесс удастся ускорить, если сказать Пневмашине пару крепких слов, – предложил Харкор.
– Я тоже об этом подумал, – ответил Кроагер и двинулся через ряды безмолвных сервиторов, пока машины доставали из земли блок, который тут же превратился в груду обломков.
Сервиторы не обращали на него внимания, но на краю траншеи, которая была заполнена щебнем, хотя в ней должны были быть уложены фундаментные камни, Кроагер заметил трех магосов в черных одеждах, споривших о чем‑то на трескучем бинарном языке. Вокруг одного из жрецов висело несколько голографических изображений с результатами подземного ауспик‑сканирования, и Кроагер почувствовал, как его злость фокусируется на этом нечеловеческом гибриде.
Магос размахивал многочисленными аугментическими руками, бессмысленным бинарным треском отдавая приказы отрядам рабов, исполосованных кнутом. Не успел Кроагер ничего подумать, как меч уже оказался в его руке, а палец надавил на активационную кнопку.
Один скупой взмах – и машинный жрец повалился на землю, разрубленный от плеча до паха. Визг механической боли вырвался из его аугмиттеров, но угас, едва органические части жреца с металлическим лязгом развалились, залитые маслянистой кровью.
Остальные жрецы Пневмашины отступили от неожиданно погибшего лидера, яростно стрекоча на своем машинном коде. Кроагер выстрелил в голову ближайшего из них – блестящую, состоящую наполовину из плоти и наполовину из железа – и наставил дымящееся дуло на последнего жреца в опущенном капюшоне.
Гнев Кроагера заставил слугу Пневмашины замереть и испуганно выдать бинарную трель.
Кроагер взвел курок.
– На готике, – спросил он, – говорить умеешь?
Жрец кивнул, и раздалось несколько влажных металлических щелчков: то, что у выполняло у него роль голосовых связок, перестраивалось под капюшоном.
– Умею, кузнец войны, – произнес жрец. – Комментарий: мои товарищи тоже умели.
– Не сомневаюсь, но они оба мертвы, и теперь за возведение стены отвечаешь ты, – сказал Кроагер. – Так что объясни мне, что это за задержки?
– Вы понимаете, с какими сложностями мы сталкиваемся? – спросил жрец.
– Понимаю, – ответил Кроагер. – И мне все равно, просто постройте эту ублюдочную стену.
Жрец продолжил, то ли смирившись с неуравновешенностью Кроагера, то ли не боясь ее:
– Разъяснение: в таком случае вам также должно быть известно, что данной земле не соответствует ни одна из моделей геологической динамики, имеющихся в марсианских архивах. Измеренная прочность не удовлетворяет параметрам ведущегося строительства.
– А вот тебе мое разъяснение, – сказал Кроагер, нажимая на спусковой крючок.
Харкор опустился на колено рядом с трупами и откинул капюшон последнего из жрецов. От его лица ничего не осталось, только клубок подергивающихся проводов выходил из рваного обрубка шеи. Черная органическая жидкость толчками проливалась в траншею. Воняло химикатами и гнилой плотью.
– Какие крепкие слова, – сказал Харкор.
– Приведи мне новых жрецов Пневмашины, – рявкнул Кроагер. – Таких, которые умеют строить эти проклятые фундаменты.
Кроагер отвернулся прочь.
Глава 19
АМОН НИ‑ШАК КАЭЛИС
ДИСГАРМОНИЯ
ТОТ, КОГО Я ХОЧУ УБИТЬ
Через пять часов, хотя круг укреплений еще не сомкнулся, атака началась. Зона высадки была уже почти окружена, но между стенами еще оставался разрыв. Снаружи от них расходились многоуровневые минные поля и целые акры колючей проволоки, максимально затрудняя подступы для того, у кого не было подробных карт и кодов временного выключения.
Пертурабо оставил Торамино во главе пяти тысяч Железных Воинов завершить строительство укреплений и организовать огневые позиции для орудий Стор Безашх, а сам поднялся на башню переоборудованного «Теневого меча» с усиленным бронированием всего корпуса и дополнительными системами управления. Для того чтобы обеспечить достаточно места Железному Владыке и его роботам‑телохранителям, Пневмашина полностью изменила надстройку и двигатель танка. Мощь основных орудий была увеличена, и в результате появилась самая грозная машина во всем парке бронетехники легиона. Сам примарх не давал имен своим транспортам, но Железные Воины прозвали этот танк «Мучителем».
Обычно Пертурабо не одобрял театральность жестов вроде поездки на битву в командирской башне танка, но командиру армии не стоило пренебрегать возможностью произвести впечатление. Он снял Сокрушитель Наковален с плеч и поднял оружие так, чтобы видели все.
– Пусть железо будет внутри! – прорычал он и резко опустил молот.
Двигатель «Теневого меча» с грохотом заработал, и танк, отрыгнув облако токсичных газов, тяжело покатился вперед, дробя своей трехсоттонной тушей скалистый грунт.
Тысяча «Носорогов», ревя, тронулись с места, и гудящий бас их двигателей расколол основание стен вокруг зоны высадки. Сам воздух вибрировал от звука, и поверхность планеты застилал туман выхлопных газов. Рядом с «Носорогами» шли целые батальоны «Лэнд рейдеров», «Хищников», «Вихрей», а также странные составные конструкты Пневмашины: когтистые двуноги, шагающие танки с орудийными платформами на подбрюшье, огненные сферы, ремонтные тягачи и прочая техника, чье предназначение нельзя было сразу понять. Вместе с Железными Воинами на бой шли и два титана Легио Мортис – обоим этим «Разбойникам» уже доводилось убивать своих бывших братьев. «Мортис вульт» и «Малум бенедикцио» сражались в вирусном аду Исствана‑III и теперь оба несли знамена победы с изображениями легионов, которых когда‑то считали союзниками.
Железные Воины собрали значительные силы, но Дети Императора им не уступали.
В воздухе перед армией Железных Воинов мелькали, как розовые стрелы, разведывательные гравициклы III легиона – они прощупывали местность перед наступлением. Губы Пертурабо скривились при виде этого пестрого шествия машин и пехоты, настоящего представления, которое разыгрывала бронетехника Фулгрима. Тот тоже ехал впереди своего войска, словно божество войны в ослепительно сверкающем доспехе. Фулгрим, возможно, и уступил брату право командовать, но от роли лидера отказываться не собирался. Воздев перед собой золотой меч, словно рыцарь – копье, он вполне мог показаться несведущему наблюдателю тем, кто ведет за собой воинов.
Взгляд Пертурабо упал на фанатиков‑смертных, что следовали за армией Фулгрима. Та же карнивалия, что сопровождала Детей Императора на Гидре Кордатус, присутствовала и здесь полным составом. Над бурлящей толпой раздавались визгливые звуки музыки, и сотни ярких знамен трепетали в восходящих потоках жара от работающих двигателей.
Во всех войнах, которые знала история, за армией всегда следовали разные прихлебатели: родственники, а также маркитанты, кузнецы, мясники, шлюхи, конюхи, пекари, прачки, хирурги, портные и еще сотни профессий, но обычно они оставались в тылу, когда начиналась битва.
Фулгрим же, казалось, собирался вести в сражение и их тоже.
«Мучитель» быстро и неумолимо преодолел расстояние между зоной высадки и гробницей и, перемалывая гусеницами обломки разрушенных могил, приблизился к тем немногим руинам, что еще не рухнули после орбитальной бомбардировки. На изрытой воронками пустоши иногда попадались остатки стен, одинокие фасады и хрупкие экзоскелеты сооружений, больше похожие на подстриженные деревья, чем на конструкции из сборных частей.
Тепловые потоки увлекали за собой облака пыли, которые скользили между остовами зданий; руины только усиливали скорбные крики, которые доносил ветер. Наступление замедлилось: водителю приходилось искать путь через внешний район обширной цитадели. Для бомбардировки этой области использовали менее мощные снаряды, так что окраины цитадели остались более‑менее целыми. «Мучитель», разрушая все на своем пути, тяжелым носом пробивал прямую дорогу к той точке, где орбитальное зондирование обнаружило несколько проходов в крепостной стене.
Пертурабо держал открытым канал обмена данными между дисплеем своего визора и системой ауспексов, установленных на сверхтяжелом танке. Из‑за помех сигнал доходил сильно искаженным, но то, что он все‑таки видел, не вызывало особого беспокойства. Руины были пустынны: ни замаскированных гравитонных ловушек, ни снайперских команд с пусковыми установками, ни подземных мин, на которых мог бы подорваться танк. Судя по всему, путь в цитадель Амон ни‑шак Каэлис был открыт, и никто не собирался им мешать. Коракс особенно любил повторять одну из аксиом военного дела: убивает не тот враг, который на виду, а тот, которого ты не заметил. Пертурабо не мог поверить, что планета, явно столь ценная для эльдар, была окончательно брошена. Западни и ловушки могут задержать неосторожных, но они не заменят воинов с оружием, которые знают, как им пользоваться. Даже непреступную Железную пещеру охраняли тысячи легионеров.
Пертурабо открыл канал пикт‑связи с Фулгримом, и в воздухе возникла мерцающая голограмма брата, парящая над наклонной броневой плитой «Теневого меча».
– Разве все это не возбуждает? – засмеялся Фулгрим, его темные глаза широко распахнулись от предвкушения, а лунно‑белые волосы парили за спиной пикселированным облаком.
– Мне не нравится, – ответил Пертурабо. – Слишком все просто.
Фулгриму, судя по его виду, было досадно, что его энтузиазм не разделяют.
– Брат, мы в шаге от исполнения наших планов, так зачем ты портишь мне радость?
– Потому что тактическая ситуация слишком уж хороша – обычно это означает, что враг вот‑вот атакует, и сильнее, чем ты мог представить.
– Если хочешь, можешь ныть и дальше, – покачал головой Фулгрим, – я же собираюсь наслаждаться сладостью успеха.
– Это место брошено, его никто не защищает. – Пертурабо окинул взглядом здания вокруг, которые в этом районе стояли плотнее. – Ты наверняка это знал.
– У меня были некоторые подозрения, – признался Фулгрим.
– Тогда почему мы просто не атаковали самое сердце цитадели на крыльях «Грозовых птиц» и в десантных капсулах? – прорычал Пертурабо, рассерженный этим последним откровением.
– Потому что подозрения могли не оправдаться, – сказал Фулгрим. – Кроме того, я не хотел лишать тебя возможности построить еще несколько отличных крепостей. Водрузить флаг, так сказать.
– Я тебе здесь не нужен. Ни я, ни мой легион.
– Отнюдь. Когда мастер осады под рукой, но нужды в нем не возникает, – это гораздо лучше, чем наоборот. – Фулгрим улыбнулся, но в улыбке этой сквозило что‑то хищное. – Поверь мне, Пертурабо, без тебя у меня ничего не получится. Дорогой брат, ты необходим мне для завершения этой миссии.
От этих слов Пертурабо обдало мертвенным холодом, но все, что Фулгрим говорил в эти дни, сочилось намеками и скрытым ядом. Никакие из его речей не следовало принимать дословно, однако для колкостей, которые, возможно, стояли за этими словами, сейчас было не время.
«Мучитель» проезжал мимо зданий на самой границе разрушений, вызванных бомбардировкой, и потому сохранивших многое из своего былого облика. В небеса вздымались бело‑золотые башни из странного люцитового материала, которые отражали призрачное сияние, исходившее от самого города. Вероятно, раньше это был внутренний предел цитадели, грандиозное преддверие ее великолепия. Теперь они стали ее внешней границей – гробницы и строения непонятного предназначения, наделенные изяществом и гармоничностью, которые казались Пертурабо обманчивыми. Даже в самых дерзких своих проектах, когда он забывал об одержимости прямыми линиями, он не мог добиться такой пластичной архитектурной изысканности. Их бессмысленное разрушение вызвало в Пертурабо внезапное чувство вины, и пронзительным укором вернулись образы пылающих городов Олимпии, вонь горелого мяса от гигантских костров, охвативших целый мир, и пепельный привкус утраты.
– Брат? – окликнул его голографический Фулгрим.
Пертурабо отогнал морок воспоминаний: впереди открылось широкое пространство, опоясывающее внешние стены цитадели, которые, вздымаясь на сотни метров, были безупречно гладкими, словно поверхность драгоценного камня, любовно отполированная мастером‑ювелиром.
Именно от этих стен исходило зеленоватое свечение, неведомым образом мягко озарявшее этот невероятный мир. Над парапетными стенами поднимались башни дивных очертаний, похожие больше на органические колонии кораллов, чем на творение зодчего. Внутрь вело множество высоких и широких проемов, по форме напоминавших листья, по внешнему краю которых были вырезаны неведомые письмена. Зачем строить такие высокие стены, чтобы потом испещрить их столь частыми проходами? Это казалось абсурдным.
– Здесь даже ворот нет, – сказал Пертурабо и направляя танк к ближайшему проходу.
– Кажется, ты разочарован? – отозвался Фулгрим.
– Не разочарован, – ответил он, оглядывая гладкие стены в поисках хоть каких‑то следов гипотетической армии бессмертных, – а подозрителен.
«Мучитель» проехал под аркой, и Пертурабо ощутил холодок от чужого взгляда – такое же покалывание вызывает медицинский ауспекс или биометрический анализатор, проникающий сквозь плоть и кость. С самой посадки он чувствовал, что за ними следят, а сейчас даже сильнее, чем прежде: потаенный разум в сердце цитадели, медлительный, словно ледник, наконец заметил незваных гостей. Хотя и собственный характер, и тактические соображения подсказывали Пертурабо двигаться дальше, он остановил танк всего в трехстах метрах от стены, спустился с высокой башенки и спрыгнул на землю перед ворчащей машиной, погружаясь в траурную атмосферу цитадели. Железный Круг покинул кабину экипажа через расширенные двери в боку сверхтяжелого танка и образовал охранный щит вокруг своего хозяина.