Один из гиен сказал:
— Ашер, нам надо уйти.
Мне пришлось моргнуть, чтобы прояснилось перед глазами, — так бывает от настоящего хорошего секса, когда от оргазма все перед глазами расплывается. Но тут был не секс — сила в чистом виде.
Ашер в оглушенном молчании сказал:
— Ты скрывал это от нас, Ульфрик.
Руки Ричарда напряглась на наших с Жан-Клодом руках, и на миг я не могла сказать, какая рука моя, или все они мои. У нас бывало такое ощущение общности, и всегда Ричард или я впадали в панику и разрывали контакт, но сейчас мало осталось во мне меня, чтобы испугаться, а Ричард был в восторге, будто получилось лучше, чем он планировал.
И его голос, хриплый, насыщенный силой, ответил за нас:
— Я мог бы то же сказать о тебе, Ашер.
Я снова могла видеть, но я смотрела в грудь Ричарду, и видела лишь его красную футболку под расстегнутой джинсовой курткой. А Жан-Клод заговорил голосом ровным и чистым, но я слышала в нем свирепую радость. Это была Сила, ради которой он привязал к себе нас с Ричардом, ради чего замкнул он нас в этой трехсторонней связи ненависти, — ради этой возможности. И сказал:
— Ашер, зачем ты отрезал себя от нашей силы?
— Анита одна сумела поработить доминатного льва, этого своего Микки. Вы трое вместе достаточно сильны, но при этом леопарде ее зова и ее Нимир-Радже я боюсь, что мое бедное сердце попадет в рабство.
— Никогда бы я с тобой такого не сделала, — ответила я.
Ричард шагнул навстречу согнутой в локте руке Жан-Клода, и в этот момент мы перестали соприкасаться с вампиром. Сила упала, но связь не порвалась: мы оба принадлежали Жан-Клоду, и касаться одного значило касаться другого.
Мне теперь были видны Ашер и его гиены за спинкой диванчика, около занавесей, за которыми сразу дверь. Ашер смотрел на нас с пустым непроницаемым лицом, но то, что он так далеко стоял, говорило куда больше, чем любой взгляд.
|
|
— Если только ты не попытался бы первый с нами так поступить, — сказал Ричард.
Он крепко сжал мне руку и притянул к себе Жан-Клода. Тот подвинулся так, чтобы обнимать за талию нас обоих, встал между нами. Я держала за руку Мику, а Джейсон придвинулся, чтобы касаться меня и Жан-Клода.
— Ты что-то знаешь, non ami, поделись с нами, — сказал Жан-Клод Ричарду.
— Нарцисс хвастается, что его мастер подчинит себе моего, и Сент-Луисом будут владеть гиены.
— Да, Нарцисс этого хочет, — подтвердил Ашер. — Но я не согласился.
— У меня иные сведения. И я им верю настолько, что приехал сюда с Джемилем и Шанг-Да. Настолько, что остаюсь здесь ночевать, если меня примут.
— А если я скажу, что лягу с вами тремя, сколько продержится твоя новообретенная решимость? — спросил Ашер.
— Если мне выбирать, подставить жилу тебе и Жан-Клоду или же сделать эту садистскую сволочь Нарцисса королем Сент-Луиса, я предпочту дать кровь.
Ашер обошел кресло, держа за руки гиен, будто не знал, можно ли их отпустить и что тогда будет, ну к нам он подошел крадучись, с той грацией, с той неукрощенной сексуальностью, которой был полон каждый его шаг.
— Я хотел ощутить губами твою шею с той минуты, как увидел тебя, Ричард.
— Я знаю.
Я ощутила, как его пульс вдруг забился быстрее, но он сосредоточился, стараясь его сдержать, и я чувствовала, как ровно бьется его сердце. Страх для вампиров и оборотней означает добычу, а Ричард не для того пришел сегодня, чтобы быть пищей. Он может дать кровь, но это не будет ни в каком смысле покорностью. Если бы котлета сумела огрызнуться, это вот примерно так бы и было.
|
|
Ашер остановился, стал нас рассматривать.
— А вас всего трое, или все пять или шесть?
— Я могу говорить только за себя, — ответил Ричард, — но я вместе с Жан-Клодом и Анитой.
— Леопарды будут делать то, что будет нужно их Нимир-Ра, — сказал Мика.
Джейсон добавил:
— Я волк зова Аниты. Это значит, что где я ночью сплю — решать ей.
— Мы с Жан-Клодом можем трахнуть всех вас по очереди, потом попить крови и еще раз трахнуть, — сказал Ашер.
Он изо всех сил старался сохранить самообладание, и у него не получилось. На лице его отразилось почти невозможное страдание. Он хотел того, что предлагали мы, я видела, как он сжал руки, которыми держал гиен. Они будто были им зачарованы, но я поняла, что все же они сохранили самоконтроль, и руки ему протянули не те, которыми держат пистолет. На всякий случай.
Шанг-Да шел за ними следом, будто ожидал, что оружие им понадобится. Чтобы так выступил Ричард и так повел себя Шанг-Да, нужно больше, чем разговоры о хвастовстве Нарцисса. В тот момент, когда эта мысль мне пришла, она не была всего лишь мыслью, а была чем-то вроде готового знания. Картинки, образы, ощущения, воспоминания. До Ричарда дошли сведения, что Ашер собирается завести слугу-человека. Нарцисс хочет составить с ним триумвират силы, вроде нашего. Если у них получится и если они удачно выберут слугу, равновесие сил в Сент-Луисе сдвинется, и сдвинется не в нашу пользу. Мы так все время опасались, как бы нашу власть не подорвали вампиры извне, что упустили куда более близкую опасность.
|
|
Поток общего знания схлынул, оставив у меня дрожь, и я прижалась к Ричарду плотнее, спрятала лицо у него на груди. Но такая близость не могла не вызвать потока эмоций. Казалось бы, что может сближать сильнее, чем общие мысли? Но зарыться лицом ему в красную футболку, ощутить запах его кожи — от этого сразу все сжалось внизу, и при такой открытости он это почувствовал. И он, и Мика, державший меня за другую руку, а через него — Натэниел. И еще Джейсон, но это меня совсем не так беспокоило. И Жан-Клод, но он это знал с самого начала и использовал, чтобы привязать к себе меня и Ричарда.
Я в упор смотрела в лицо Ричарду и видела в его глазах, что он тоже меня хочет. Мы всегда хотели друг друга, секс проблемой не был никогда.
Я обернулась от Ричарда к Мике и стоящему рядом Натэниелу, попыталась что-то сказать, но Мика меня опередил:
— Все нормально.
А Натэниел кивнул.
Ашер вздохнул — глубоко и прерывисто, потом медленно выдохнул.
— Как ты не веришь мне или Нарциссу, так не верю и я тебе, Ульфрик. Слишком хорошо, чтобы это было правдой, а значит, здесь капкан. Заманчивый и красивый, но все равно капкан.
Ричард посмотрел на вампира:
— Нет капкана. Мы, и только мы.
— Я предлагаю: сегодня — только ты, Анитам Жан-Клод и я.
— Я бы добавил еще одного оборотня, когда ты выпьешь крови Аниты и моей.
— Зачем? — спросил Ашер.
— Ты будешь питаться от нас только после каждого секса. Если у нас будет больше пищи, ты сможешь еще раз потрахаться.
— Смело, Ульфрик. Очень смело. Что случилось с нашим волком-гомофобом?
— Я даю кровь, но не секс.
— И тебе не противно будет смотреть на нас с Жан-Клодом?
— Заодно и узнаем.
— Ты действительно считаешь, что вынесешь пребывание в одной постели всех нас четверых? Обычно ты от меня защищаешь свою добродетель, как невинная девственница от похотливого негодяя.
— По твоим понятиям, я именно девственница. Не забудь, некоторые воспоминания Жан-Клода мне доступны. Ты любишь, когда тебе удается впервые соблазнить мужчину, ранее гетеросексуального. Чем более мачистсткого и гомофобного, тем лучше, потому что, выиграв эту партию, ты каждый раз ощущаешь: все дело в том, что нет никого другого, столь красивого.
— Это было очень давно, Ульфрик. Я больше не обладатель той совершенной красоты.
— Достаточно красив, чтобы Анита и Жан-Клод опасались оставаться с тобой наедине, потому что они тебя любят. Это дает вампиру с твоими способностями большое преимущество при конкуренции за верховенство в постели.
— Ты действительно позволишь мне сегодня взять твою кровь? — спросил Ашер.
— Ты понимаешь, что он с тобой сделает, Ричард? — спросил Джейсон. — Укус у него восхитителен, оргиастичнее, чем у Жан-Клода.
Пульс Ричарда наконец-то вырвался из-под контроля и забился на шее.
— Мне так говорили.
— Я чувствую вкус твоего пульса, Ульфрик. Ты меня побаиваешься.
— Слегка.
— Как ты горд, Ульфрик. Ты думаешь, ты от меня защищен? Я с наслаждением докажу тебе обратное.
— Попробуешь.
Ашер потер большим пальцем руки своих охранников — кажется, это помогало ему сосредоточиться.
— Но ты не уверен, что выиграешь эту схватку волк. Я ощущаю твои сомнения. Зачем же ты рискуешь ради меня этим красивым телом?
— Анита и Жан-Клод тебя любят, это дает тебе преимущество. Но ты их тоже любишь — это восстанавливает равновесие. Мне ты даже не симпатичен, как и я тебе.
— Значит, патовая ситуация? — спросил Ашер.
— Нет, потому что у нас есть одна вещь, которой нет у тебя.
— Какая же?
— Ты хочешь меня.
— Какая самоуверенность!
— Ты не потому меня хочешь, что я тебе нравлюсь. Ты хочешь меня потому, что я принадлежу Жан-Клоду, и ты в глубине души опасаешься, что я — более сильная угроза его привязанности к тебе, нежели Анита. Она всего лишь женщина, а тебя на самом деле путает, как бы он не нашел и не полюбил другого мужчину. Тебя тревожили Мика и Натэниел, но ты бывал в постели с ними, с Жан-Клодом и с Анитой. Я единственный, с кем ты его не видел. И пока не увидишь, у тебя остаются сомнения.
— Я никогда такого не говорил.
— Словами — нет, но ты сильнее ревнуешь его ко мне, потому что я не делю его с тобой, как Мика, Натэниел и Джейсон. Сегодня я предлагаю поделиться, и ты этого хочешь.
Это был вызов, и Ричард знал, кому он его бросает. Ашер хочет того, что есть на столе, и он не захочет шарахнуться от вызова, тем более что перчатку ему бросил Ричард. Это был капкан — поставленный ненамеренно, но мог ли Ашер действительно впервые всадить клыки в Ричарда и не поддаться искушению испробовать на нем свои вампирские козни? Соблазн почти неодолимый.
— Поедем домой, Ашер. Вернемся к Нарциссу, — попросил Персес.
— Предложение только на одну ночь, Ашер, — сказал Ричард.
Ашер облизал губы и ответил:
— Это может подождать до приезда тигров и отъезда их обратно в Лас-Вегас.
— Нет, — ответил Ричард. — Сегодня — или никогда.
И он встретил взгляд Ашера, не мигая. Когда мы с Жан-Клодом к нему прикасались, ему не страшен был взгляд мастера-вампира.
— Не делай этого, — настойчиво попросил гиена-оборотень.
— Отпустите всех, останьтесь втроем, — потребовал Ашер.
Жан-Клод обратился к нам мысленно. Мика крепко сжал мне руку, а потом выпустил. Джейсон опустил бессильно упавшие руки и отступил на шаг. Остались только Ричард и мы, но сила все равно была потрясающая, теплый прилив магии, только и ждущий, чтобы мы решили, что с ним делать.
— Не надо, — еще раз попросил Персес.
— Мастер я, а не ты, — ответил ему Ашер и освободился от них.
Он стоял одиноко, и снова я поняла, почему он не мастер никакого города. Не потому что у него не хватило бы сил, а потому что он желания своего сердца чтит больше здравого смысла. Пусть все думают, что ты не владеешь собой и вообще с ума спятил — я видала не одного такого мастера города, — но поступать ты должен так, как должен, иначе не выжить.
Ашер подошел к нам. Остановился, не дойдя пары шагов, будто на краю. Я так понимаю, на краю нашей силы.
— Я хочу этого, — сказал он, и голос его уже стал хриплым от желания.
— Если мы будем сегодня с тобой, ты должен дать нам слово, что не уведешь гиен в другой город, пока мы не наберем достаточно охранников им на замену, — ответил Жан-Клод.
— А если нет?
— Тогда ты сегодня вернешься к Нарциссу, а мы все трое уйдем ко мне в спальню без тебя.
Он притянул меня к себе, рукой провел по волосам Ричарда, но смотрел при этом на Ашера: мы были лишь аксессуарами игры.
Ашер выдохнул, долго, прерывисто — и просто прошел мимо нас к дальним занавесам. Развел их в стороны, замер на секунду у входа в каменный коридор.
— Идешь? Или решимость уже изменила тебе, Ульфрик?
Ричард сжал мне руку, отпустил ее, отпустил руку Жан-Клода. Связь сразу стала слабее. Вдруг стало не так тепло, как будто облако набежало на солнце. Ричард подошел к Мике и Натэниелу, наклонился и что-то им шепнул. Мика кивнул, потом Ричард протянул руку сперва Мике, потом Натэниелу. Они пожали друг другу руки, и Ричард вернулся к нам. Лицо его было странно спокойно, но пульс не лжет. Он плясал у него на шее сбоку. Как бы ни храбрился Ричард, Ашера он боялся.
Жан-Клод протянул ему руку, и Ричард ее принял. Протянул было руку мне, но остановился, снова посмотрел на Жан-Клода. Тот улыбнулся в ответ и тоже протянул мне руку. Я подошла к нему, и он повел нас за руки к стоящему возле штор Ашеру.
— Что нам надо делать, Ульфрик? — спросил Джемиль.
— Охраняйте снаружи, а если мы позовем на помощь, то делайте свою работу.
— Анита! Жан-Клод! Это вы плохо придумали, — сказал Нечестивец.
— Согласна, — кивнула я.
— Зачем тогда?
Я не могла объяснить словами, а ментального общения у меня с ними нет, и я только и могла сказать:
— Все будет нормально.
— Не лги лгуну, Анита, — ответил мне Нечестивец.
— Хватит, — велел Жан-Клод. — Если мы уже решили, то лучше оставить до рассвета достаточно времени, чтобы не пришлось торопиться.
— Мы должны сообщить Рафаэлю, — подала голос Клодия.
— Да, конечно, — ответил Жан-Клод.
— Он знает, что я здесь, — сказал Ричард. — Я к вашему царю обращался за советом.
— Рафаэль не давал тебе совета ехать сюда и с ним долбиться, — ответил Фредо, ткнув большим пальцем в сторону Ашера.
Ричард улыбнулся:
— Он знает, зачем я здесь и что собираюсь делать, даю тебе слово.
Крысолюды переглянулись, но слово есть слово.
— Достает меня эта мистика, — сказал Фредо.
Джейсон еле заметно отсалютовал, когда мы прошли сквозь занавес и зашагали по коридору вслед за Ашером. Отметить, что задница у Ашера в кожаных штанах выглядит потрясающе — это плохо? Или это всего лишь правда?
Глава седьмая
Кровать сегодня была оформлена в красных и черных тонах. Жан-Клод время от времени меняет все ее убранство, в том числе шторы балдахина, подбирая новые комбинации цветов. Самого процесса я никогда не видела — я входила в комнату, и она оказывалась синей, красной, черной или даже золотой с серебром, или комбинацией всего перечисленного. Как по волшебству: всегда чистые свежие простыни, всегда безупречно заправлена.
Ашер остановился на полпути между дверью и кроватью. Обернулся, глядя на нас в упор, — ледяные синие глаза в обрамлении золотых волос. На лице его отразилось желание, но с оттенком жестокости, которую я в нем не люблю. Понятно было, что сейчас он скажет или сделает что-то неприятное. Он говорил, что этого хочет, но сейчас собирался сделать нечто такое, что все испортит.
— Я хочу видеть вас голыми, — сказал он, и его голос отдаленно напомнил интонации Жан-Клода, когда показалось, что последнее слово погладило по коже, оставив за собой мурашки.
Я ждала, чтобы Жан-Клод что-нибудь сказал, что-нибудь сделал, выручил. Но заговорил Ричард:
— Ты злишься, Ашер. Ты сказал, что хочешь меня, всех нас, но сейчас ты злишься и пытаешься сорвать то, чего гак хотел.
И он говорил с грустью. Это было не огорчение, а глубокая, почти спокойная грусть.
Я почувствовала в руке руку Жан-Клода, но он стал закрываться, прервал связь между нами. Наверное, боялся того, что сейчас должно было произойти. Мы стояли в спальне с двумя из мужчин нашей жизни, наверняка готовыми испортить хорошую вещь.
— Что ты знаешь о том, что я сделаю, Ульфрик? — спросил Ашер с тем оттенком пренебрежения, который так хорошо у него получался.
— Я сам так бы сделал пару месяцев назад.
— Я — не ты, волк.
— Я пришел сюда исправлять, а не портить, Ашер. Так что я тебе сейчас расскажу одну историю.
— Длинную? — спросил Ашер, сочась презрением.
— Длинноватую.
— Тогда лучше нам всем сесть. — Ашер подошел к кровати и лег посередине, между черными и красными подушками, рассыпав волосы золотой пеной. Израненной щекой он прижался к простыне, и мы видели то лицо, которое сотни лет назад помогало Белль Морт чуть ли не править Европой. Синева его рубашки сверкала, сапфирово-бриллиантовая булавка на шее бросала световые блики. Он похлопал по кровати рядом с собой: — Иди сюда, Ульфрик, садись рядом. Не укушу... пока что.
Он улыбнулся Ричарду, постаравшись выразить все, что гетеросексуальный мужчина не хотел бы видеть на лице другого мужчины.
Ричард засмеялся. Я вздрогнула, и даже Жан-Клод стал еще неподвижнее рядом со мной, будто, отпусти я его руку, он просто исчезнет на глазах. Мало кто из вампиров на это способен, но по-настоящему старые умеют застывать так, что невозможно не вспомнить, что они неживые на самом-то деле. Рука живого человека никогда так ощущаться не будет. Вот такие моменты и были причиной моего столь долгого сопротивления его чарам. Он все еще держал меня за руку, но ощущение было — будто держит ее «живой» манекен.
Я потянула руку, и он отпустил ее. Он знал, что я чувствую в такие моменты, а я знала, что так он защищается от того, что сейчас может случиться. Двое мужчин, к которым его тянуло более, чем к другим, готовы были снова разорвать наше единство.
Блин!..
— И чем же это я так тебя рассмешил, Ульфрик?
Никакого поддразнивания в голосе Ашера сейчас не было, только злость угадывалась по блеску глаз.
Ричард двинулся к кровати, снимая на ходу джинсовую куртку, и когда подошел, красный фон рубашки очертил контур торса. Ричард последнее время поднажал на тренажеры — я это знала, потому что летом кое-где встречала его. Тот, кто может выжать руками малолитражку, как может он, вполне способен провести интенсивную тренировку в гимнастическом зале. Спасибо вампирским меткам Жан-Клода, я теперь тоже сильнее, чем мне полагается. Мика, Джейсон и Натэниел водили меня в гимнастический зал, специально для этого предназначенный.
Ричард бросил куртку в ноги кровати и стоял, глядя на Ашера. Тот смотрел в ответ, лицо замкнулось в надменной маске, означающей, что делиться своими мыслями он не собирается. Отчасти я их могла прочесть: никто, кого волнуют красивые мужчины, не мог бы, глядя на Ричарда, его не захотеть.
Я посмотрела на Жан-Клода — он был еще непроницаемее Ашера. От него помощи ждать не приходилось, а я понятия не имела, что делать.
Ричард обернулся к нам и протянул руку:
— Вы с нами? — спросил он, улыбаясь и совсем не сердитый.
Я пожала плечами и пошла к кровати. Не стану я застывать у дверей, как перепуганный кролик. Если уж сгорит все синим пламенем, я могу хотя бы войти в пылающий дом и попытаться спасти чего-нибудь.
Протянув Ричарду руку, я позволила ему сопроводить себя к кровати. Она была настолько высокая, что я в чулках сползала с черного атласного покрывала.
Мы забрались на кровать, и Ричард подсадил меня по ту сторону от Ашера, которая ближе к двери, а сам отполз вокруг ног Ашера и прилег на подушки с другой стороны. Я сидела, несколько скованная, и успела обменяться с Ашером взглядом. Он тоже не мог скрыть непонимания, что творит Ричард. Хорошо хоть, что не я одна такая.
Сделав глубокий вдох, я медленно выдохнула и легла на спину на подушки, все еще полностью одетая, в туфлях и с оружием. Не так чтобы особенно удобно, но зато пока еще мы не разругались все в дым. Для нас четырех в одной комнате это рекорд.
Жан-Клод посмотрел на нас. На миг он застыл в неподвижности почти как нарисованный, потом шагнул к нам, и на этом шаге ожил. Как если бы фотография стала фильмом. У него на лице играла легкая улыбка, и весь он был изящество и непринужденность. Подошел к нам, как входил, наверное, в тысячи комнат за сотни лет, улыбающийся, приветливый, красивый — и наверняка скрывающий свои истинные чувства.
Возле углового столба кровати он остановился, погладил черно-красные занавеси. Посмотрел на нас, покачал головой:
— Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Я был сволочью и прошу за это прощения, — ответил Ричард.
Мы все к нему обернулись, и Ашер тоже. Он так удивился, что даже забыл опустить волосы, чтобы прикрыть шрамы, блеснувшие в тусклом свете ночника.
— Извинения — чудесная вещь, non ami, но прости старого вампира, если он спросит, за что конкретно просишь ты прощения?
— Он сказал, за что, — ответила я.
— Когда мы впервые встретились с тобой, Анита, я только что ушел от Райны и Габриэля.
— Вампиры до сих пор вспоминают Райну, прежнюю лупу твоей стаи, и Габриэля, бывшего вожаком леопардов-оборотней, — сказал Ашер. — По сравнению с ними некоторые из придворных Белль Морт кажутся добрыми, а они добрыми никогда не были.
Ричард кивнул:
— Оба они были сексуальными садистами.
— С уклоном в серийные убийства, — добавила я.
Ашер повернулся ко мне:
— Я слыхал, ты убила их обоих, когда они пытались снять порнофильм с настоящим убийством с тобой и Габриэлем в главной роли. Я полагал, что история много прибавила при пересказе.
— Не знаю, какими подробностями она обросла, но общий смысл именно таков, — ответила я и поежилась. Габриэль и Райна были адской парочкой, и лишь некоторое везение позволило мне убить их и спасти своих. От Габриэля у меня остались шрамы до могилы.
Ашер потянулся, взял меня за руку.
— Я рад, что ты их убила.
— Мы все рады, — добавил Ричард.
— Они не потеря для нас, — согласился Жан-Клод.
— Как я сказал уже, при первой встрече с Анитой я только-только от них освободился. Они хотели сделать из меня несколько более доминантный вариант Натэниела, своего домашнего песика.
— Они не понимали, что ты таким не будешь, — сказал Жан-Клод.
Ричард кивнул и продолжал:
— Я провел достаточно боев на высших этажах иерархии, чтобы иметь выбор, и как-то Габриэля тоже размазал в лепешку. Но это не помешало попыткам Райны мне вредить иными способами. Она склонила нашего Ульфрика Маркуса отдать меня Жан-Клоду. Я уже доказал боем свое право на достаточную доминантность, чтобы не ложиться с теми, с кем спать не хочу, и тогда меня отдали вампиру, сила которого растет из секса. Райна мне сказала, что ты меня в конце концов соблазнишь, и она еще посмотрит на нас вместе.
— Я тогда уже был мастером города, Ричард. Я не мог позволить ей сделать такое со мной или с тобой.
Ричард сел, подтянул колени, обнял их сильными загорелыми руками, на которых выступали мышцы.
— Я теперь это знаю, но она была моей лупой шесть лет. Я ей верил. И потому я видел в Жан-Клоде просто еще одного желающего меня развратить. Теперь я понимаю, что он был связан, как и я, но тогда я этого понять не мог.
Он смотрел прямо перед собой и видел призраки минувшего.
Я села, все еще держа за руку Ашера, и другой рукой коснулась плеча Ричарда. Он улыбнулся в ответ, но потом эти серьезные и помнящие прошлое глаза обратил к Жан-Клоду.
— Ты остался единственный из них троих. Почти всегда, глядя на тебя, я вспоминал их. Еще я тебе не мог простить, что ты увел у меня Аниту, — потом я понял, что это я прогнал ее от себя к тебе. Я заставил ее смотреть, как я пожирал Маркуса. — Он заметил, что сгорбился, и сел прямее. Прижав мою руку к своему плечу, он повернулся ко мне: — Я все сделал, чтобы первый раз, когда ты увидишь мое превращение в зверя, это было страшным и невыносимым. И за это я тоже прошу прощения.
— Ты ненавидишь в себе вервольфа и хотел, чтобы я тоже его возненавидела.
Он кивнул:
— Да, но тогда я не понимал, что делаю.
— Наверное, у твоего доктора очень широкие взгляды, — заметил Жан-Клод.
— У психотерапевта? Да, она умеет широко смотреть. Мы на самом деле не очень продвигались вперед, пока Анита прошлым летом не научилась сдерживать гнев.
У триумвирата силы есть то свойство, что делишься не только силой, но и какими-то сторонами своей личности. От Жан-Клода я получила ardeur и жажду крови. От Ричарда — его зверя и вкус к мясу. Жан-Клод от меня набрался некоторой беспощадности. Что он взял от Ричарда или Ричард от него, я толком не знаю, но от меня Ричард получил ярость.
Я приобрела способность питаться гневом, как Жан-Клод умеет питаться похотью. Я умею питаться и сексом, но мне оказалось труднее питаться похотью как эмоцией. А вот гнев — это мне понятно. Прошлым летом я научилась сдерживать свою ярость, не пропуская ее к Ричарду. Гнев, ярость, — это было у нас с ним общее, но я умела этим питаться. Все другие виды питания — они в буквальном смысле являются утолением голода: по плоти, по крови, по сексу. А гнев обычно питают, но не питаются им.
Я убрала руку, Ричард ее отпустил, и я у строилась возле Ашера. Он продолжал держать меня за руку и смотреть на Ричарда.
— Я не понимал, насколько ярость мешает мне прощать или преодолевать психологические трудности, пока Анита не напиталась ею и не убрала ее. Этот гнев был почти как зверь во мне — с той лишь разницей, что полнолуние не приносило облегчения. Очень страшно так жить, Анита.
— Я привыкла, — пожала я плечами.
Ричард встряхнул головой, волосы рассыпались по плечам.
— А я нет. Это меня убивало. У меня были проблемы из-за презрения к себе, но от ярости они стали еще хуже.
— Мне очень жаль, — ответила я, и мне очень не хотелось ничего добавлять, но опыт показывал: стоит что-то оставить непроговоренным, оно вернется и укусит в спину. — Гнева больше нет, Ричард, я его сумела убрать, но презрение к себе — это уже чисто твое. Ты ненавидишь в себе вервольфа. Ты со мной порвал, потому что мне с монстрами было проще, чем тебе.
— И опять моя очередь извиниться, — сказал он, выпрямил ноги и откинулся спиной на подушки. — Я не могу не быть вервольфом — это как перестать быть вообще. Я такой, какой есть. Я мог бы перестать быть Ульфриком, но все равно я был бы членом стаи, а быть царем лучше, чем подданным, — это я понял на горьком опыте. Я — зверь зова Жан-Клода, треть триумвирата силы, который позволяет ему править городом, ограждая всех своих подданных от опасностей. — Он теперь смотрел на Жан-Клода: — Ты хороший мастер города, Жан-Клод. Я не понимал, что мастер города — это как владелец бизнеса. Если владелец — сумасшедшая сволочь, он и нанимает сумасшедших и всех заставляет быть безумцами. Таким мастером была Николаос. Анита ее убила и спасла нас всех, но управление городом взял на себя ты и устроил все лучше, чем когда-либо раньше. Ты много лет управлял всем вампирским бизнесом в городе и все это время был финансовым лидером.
— Благодарю, mon ami.
— Это не слова. Все предводители оборотней считают, что когда командуешь ты, все получается в тысячу раз лучше.
Жан-Клод церемонно склонил голову.
— Я делаю все, что могу.
— Это правда, и Анита тоже делает все. И единственный, кто не стал, тебе помогать крепить свою власть, это был я. Я последние годы то зажимал волков как тиран, то настолько выпускал власть из рук, что практически заставлял доминантных волков бросать мне вызов. За это я уже извинился перед Сильвией. Она мой заместитель, и заслужила эту должность, честно стараясь все эти годы со мной сработаться.
Я его не видела почти четыре месяца, и вот он сидит и говорит то, что я отчаялась когда-нибудь услышать. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Наверное, я напряглась, потому что Ашер стал поглаживать мою руку.
— Я очень хотел, чтобы ты что-то подобное понял, Ричард, — сказал Жан-Клод, — но, должен признаться, уже и не надеялся.
— Вмешались — назовем это так — другие вожаки оборотней. Мне было сказано, что я всех подвергаю опасности. Связывая руки лучшему мастеру города, который когда-либо у них был, я приношу вред всем. Я напомнил Рафаэлю, что его самое страшное табу для всех крысолюдов было — питать Николаос. И как же он позволил своим крысам стать пищей для тебя?
Ричард опустил голову, не глядя никому в глаза, и продолжал рассказывать:
— Рафаэль мне на это сказал: «Николаос требовала, чтобы я отдал ей свой народ. Жан-Клод даже не просил такого — я предложил сам, потому что любая группа, приближенная к Жан-Клоду и Аните, выигрывает в силе. Они не отбирают силу, они помогают каждому ее набрать». Я подумал и понял, что это правда. Вы оба помогаете усилиться тем, кто рядом с вами. Я подумал: «А я сам помог кому-нибудь стать сильнее за последние годы?» И вот...
Он запнулся, и поэтому я спросила:
— И что «вот»?
Он улыбнулся:
— Я помог ребятам, которых я учу, но вне работы никому не помог. Даже себе.
— Все это чудесно, mon ami, — сказал Жан-Клод, — но я не могу не спросить: почему ты сегодня здесь? Для чего ты пришел?
— Рафаэль мне сказал, что на моем месте он бы отдал собственное тело и кровь, если бы мог сделать Сент-Луис более безопасным местом для своего народа. Я знаю, что лебединый король Донован Рис кормит Аниту регулярно, и его лебеди дают кровь вампирам. Мика и его леопарды с Анитой, и тем самым — с тобой. Все стараются сплотиться с тобой во главе, кроме меня.
— Красивые слова, Ульфрик, — сказал Ашер, — но я давно выяснил, что слова не многого стоят.
Ричард посмотрел на вампира:
— Я над своими проблемами работаю, Ашер, и тебе тоже не мешало бы.
— Что ты имеешь в виду? — спросил вампир.
— То, что ты злишься. Ты хочешь, чтобы Жан-Клод любил только тебя, а это не так. Я хотел, чтобы Анита любила только меня, и чтобы мы оба перестали быть частично монстрами. Ни ты, ни я не получили и не получим, чего хотим. Значит, надо как можно лучше использовать то, что у нас есть.