Ее рука обхватывает меня за подбородок, и я смеюсь над ней.
– Мне не пять лет, мама.
– Открывай рот, – настаивает она. Я закатываю глаза и позволяю ей проверить мое горло. – Хм. Немного красное, но ничего слишком ужасного. – Руками она продолжает ощупывать мои миндалины, и я подыгрываю ей. Оставшись довольной, она подходит к принесенным продуктам и переливает суп в кастрюльку, чтобы подогреть на плите. Я устраиваюсь на стуле возле стойки и отщипываю кусочки от хлеба, который Эсме принесла от Элис.
– Ты слишком много работаешь, – говорит она. – Ты изматываешь себя. Я сказала твоему отцу, что это уже слишком. Он вскоре собирается подыскать тебе замену.
– Я в порядке, серьезно. Мне просто был нужен выходной.
– Ты также вчера не был на службе. Есть только две вещи, о которых мой сын не забывает – это церковь и работа. Ты благополучно пропустил обе, друг за другом.
– А также я работаю в местах, где находятся больные люди. Существует вероятность, что время от времени я могу подхватить что-нибудь от них.
Она переливает суп в тарелку.
– Эдвард, я знаю тебя, и ты не болен. Ты устал и нуждаешься в продолжительном сне. Ты в последнее время видел себя в зеркале? Твои мешки под глазами размером с Техас.
– Спасибо тебе. Теперь я чувствую себя гораздо лучше.
Она ставит тарелку передо мной. Я беру ложку и, клянусь, ее пальцы подергиваются от желания заправить мне за ворот салфетку. Я начинаю есть, а она садится рядом. Не говоря ни слова, она просто смотрит на меня, и это не кажется странным – тишина между нами комфортная. Может, она и не моя биологическая мать, но она моя мать и ведет себя как мать в каждом своем проявлении. Особенно сейчас. Белла быстро входит в кухню, не замечая нас, сидящих здесь. Ее шаги замедляются, а голова отпускается вниз, когда она проходит мимо нас в прачечную.
|
|
– Как она справляется? – шепчет Эсме.
– Прекрасно, – я продолжаю есть.
– Дом выглядит чистым, даже полы блестят.
Я киваю.
– Большинство женщин в ее положении стараются поменьше заниматься домашней работой. Не то чтобы я знала это из личного опыта, но я слышала об этом, – ее лицо поникает, и я перестаю есть. Она складывает руки на груди и улыбается. Но я не ведусь на это – я откладываю ложку и отталкиваю тарелку в сторону.
– Ты когда-нибудь сожалела о том, что удочерила Элис?
– Эдвард, – отчитывает она.
Я сжимаю зубы.
– Я не так это имел в виду. Господи. Я просто хотел сказать… Если бы тебе пришлось сделать это снова, ты бы сделала?
– Нет ничего, что я люблю больше, чем быть матерью для тебя и Элис, Эдвард. Ничего.
Я киваю, замолчав на минуту. Стоит ли говорить с ней об этом? Но она единственная, кроме Элис, кому я доверяю, а Элис я сказать не могу. Она все еще относится к Белле скептически.
– Она не хочет его, – тихо говорю я.
Эсме наклоняется вперед.
– Ребенка?
Я киваю.
– Она рассматривает усыновление… но она также рассматривает и другие варианты.
И это я сказал женщине, которая отдала бы все, чтобы иметь способность родить ребенка, и которая не может. На ее лице отражается все, что чувствует женщина в ее ситуации. Я ненавижу себя за то, что причиняю ей боль, но мне необходима ее помощь. Белле необходима ее помощь.
– Я думаю, ты могла бы поговорить с ней, мама. Возможно, если бы ты рассказала ей о том, как счастлива, усыновив нас, она бы поняла.
|
|
Она качает головой.
– Я даже не знаю, что ей сказать. Я про то, что едва знакома с ней. Это очень сложное решение для молодой женщины, чтобы пойти на это, Эдвард.
– Вот почему мне нужно, чтобы ты поговорила с ней. Я не прошу тебя убеждать ее в том, что усыновление лучше или правильнее. Просто расскажи ей, как ты себя чувствуешь при этом. Как это изменило твою жизнь. Мне нужно, что бы она понимала, что имеет множество вариантов, и чтобы она знала результат каждого из них.
Эсме кивает.
– Я подумаю, что можно сделать. – Она протягивает руку к моей тарелке и снова двигает ее ко мне. – Поешь, пожалуйста.
Я слегка улыбаюсь ей и делаю, как она просит.
– Я когда-нибудь говорила тебе, что ты очень красивый?
Ее слова рассмешили меня, но смеяться с супом во рту не самая лучшая вещь. Я вытираю салфеткой рот и столешницу.
– Я думал, ты сказала, что у меня мешки под глазами?
– Так и есть, – она пожимает плечами. – Но ты все еще красив. – Ее руки обхватывают мое лицо, и я пренебрежительно улыбаюсь.
Белла опять проходит мимо нас, на этот раз еще быстрее. Я покачиваю головой, когда она выходит. Это никогда не перестанет удивлять меня. Она легко может снять одежду перед посторонними, но вокруг меня и членов моей семьи ведет себя стеснительно, причем полностью одетая и занятая своей работой.
– Могу я спросить тебя кое о чем, сынок?
– Нет, – подразниваю я, прекрасно понимая, что это не к добру.
Она игнорирует мой сарказм.
– Почему тебя так сильно волнует эта девушка? Белла?
Я смотрю на тарелку, пожимая плечами.
– Ей просто нужна помощь.
– И ты думаешь, что можешь помочь ей?
|
|
– Я не знаю, мам.
– Эдвард, – Эсме встает, и вот оно, начинается. Она обнимает меня и кладет подбородок на мое плечо. – Ты не сможешь вернуть Таню назад. Я знаю, ты скучаешь по ней, и то, что случилось, это просто… непостижимо. Но спасение Беллы ничего не изменит.
– Я знаю. Я не дурак. Просто оставь это, пожалуйста.
– Я не могу. – Ее руки крепче сжимают объятия. – Ты мой сын, и у тебя такое чудесное сердце, – она целует меня в макушку, – огромное сердце. И мне становится страшно, когда подумаю, что если с этой девушкой что-то пойдет не так, если она… снова оступится или не примет такое решение, как ты надеешься, то твое доброе сердце будет уже не собрать. – Она снова целует меня в макушку. – Я не прошу тебя не помогать ей, просто будь осторожен. Не все такие же замечательные, как ты, – она отстраняется, проводя рукой по моему затылку. Я замечаю, что она тайком вытирает глаза. Мой суп остыл, а я так и не поел.
Выражение ее лица смягчается.
– Твой отец собирается сегодня вечером придти к тебе на ужин. Я сказала ему, что он тоже должен что-нибудь делать со своими мешками под глазами. Я приготовлю мясо в горшочках, и я не хочу слышать никакого дерьма о том, что красное мясо тебе вредно.
Я улыбаюсь ее проклятьям. Она улыбается в ответ.
***
Эсме готовит ужин, и я пытаюсь сказать ей, чтобы она отдыхала, но она не позволяет мне помочь. Белла убирается в гостиной, и мне ничего не остается, как подняться в свою комнату. Усевшись на кровать, я решаю почитать книгу, которую начал несколько месяцев назад. Я все еще на первой главе. Я даже не помню, о чем она. Дверь приоткрывается, и я поднимаю голову.
– Ох, прости.
Белла отходит, чтобы закрыть дверь, но я останавливаю ее.
– Все в порядке. Я просто в ссылке. – Я смеюсь и отбрасываю книгу в сторону, когда вижу, как ее лицо вытягивается. – Моя мать выгнала меня из моей собственной кухни.
– Оу, – она ступает в комнату, и неловкость возвращается. Она, опустив голову вниз, поправляет на своем бедре корзину с бельем. – Эмм, мне просто нужно разложить это здесь, – она указывает в сторону комода, и я киваю ей. Она опускает корзину на пол и открывает ящик комода так тихо, как будто я сплю и она может меня разбудить. Она обращается с моими носками таким образом, словно они – бомба в ее руках, и я не выдерживаю.
Я швыряю в нее подушку с кровати.
Она подпрыгивает, поворачивая голову.
– Расслабься, Белла. Если бы я не хотел, чтобы ты прикасалась к моему барахлу, то я не стал бы нанимать кого-то, кто прикасается к моему барахлу.
Ее глаза мечутся с подушки на меня и обратно.
– Рада знать, что это не твое представление о прелюдии. Я могу быть горничной из твоих фантазий, если ты хочешь, но метание подушками не сделает меня влажной. Просто чтоб ты знал.
Она отворачивается назад, и я улыбаюсь. Моя голова на подушке.
– Я молюсь, чтобы моя мать была все еще на кухне. Твои слова, вырванные из контекста, могут бы быть ужасно поняты, – смеюсь я, – черт, твои слова и в рамках контекста ужасны.
Она заканчивает раскладывать мои носки и поднимает корзину.
– Ты сам напросился.
Я мгновенье смотрю на нее, и она поворачивается, чтобы уйти.
– Белла? – Она оборачивается. – Присядь на секунду, – я хлопаю по кровати. Широко улыбаясь, она подходит и шлепается вниз, сделав неправильные выводы.
– Сумасшедшая фантазия с горничной, Эдвард? Я так и знала. – Она садится на колени и наклоняется ко мне, но я кладу руку на ее бедро и останавливаю ее.
– Успокойся, глупая. Нет. Никаких сумасшедших фантазий с горничной. Я хочу просто посмотреть, как ты.
– Как я?
– Как ты себя чувствуешь. Моя мать думает, что я, возможно, слишком нагружаю тебя домашней работой. Это так?
Она вздыхает.
– Из-за этой штуковины?
– Это может негативно сказаться. Просто скажи мне, если слишком устала или плохо себя чувствуешь, пожалуйста. Это может серьезно повредить мою репутацию, если кто-то, в частности моя семья, узнает, что я применяю кнут к беременной женщине.
Белла приподнимает бровь.
– Сейчас это точно прозвучало, как дикая сексуальная фантазия.
Я сталкиваю ее.
– Убирайся с моей кровати со своими извращенными мыслями. Ты оскверняешь ее.
Она сползает с кровати и в этот раз по-настоящему улыбается. Я наблюдаю, как она идет к корзине и поднимает ее. Она покидает мою комнату, но улыбка на моем лице остается.
Белла.
Я закрываю дверь Эдварда и иду на кухню. Проходя мимо Эсме, я вижу, что она готовит, и на ее лице улыбка. Я убеждаюсь, что разложила все по своим местам, и выключаю свет. Я чертовски устала. Я направляюсь наверх и ложусь на кровать. Когда открываю глаза, в комнате уже темно. Кто-то легонько стучит в мою дверь. Я сажусь и протираю глаза. Дверь медленно открывается. Я ожидаю увидеть Эдварда, но это его мама.
- Прости, дорогая, я не хотела тебя будить, но ужин уже готов. Присоединишься к нам?
Она хорошая, и у нее приятный мягкий голос. Она разговаривает как мать. Не как моя, и мне это нравится. Я киваю и спускаю ноги с края матраса. Она входит и протягивает руку. Я отвожу взгляд.
- Я справлюсь, - я встаю, и она отступает.
Ее голос все еще такой же мягкий.
- У тебя уже большой срок?
Я молчу.
- Должно быть, нет - еще ничего не видно, - смеется она, и это должно было заставить меня почувствовать себя лучше, но этого не происходит.
- Я знаю замечательного гинеколога. Он наблюдал мать Элис и прекрасно справлялся. Я могу дать тебе его номер телефона. - Она не ожидает моего ответа. Она быстро соображает, и мне нравится это.
Вместе мы спускаемся по лестнице, и я вижу с Эдвардом светловолосого доктора из больницы. Они в гостиной. Они видят нас, и мне хочется развернуться и уйти. Я чувствую себя так, словно они видят меня насквозь. Не как Эммет. Так, словно они могут видеть, кто я есть на самом деле. Словно они знают. Безо всякой маски. Они подходят к нам.
- Белла, это мой отец, Карлайл, - он машет в сторону доктора. Я уже знаю это. Я пристально смотрю на Эдварда. Он знал, что я уже в курсе, он просто пытается сгладить неловкость.
- Приятно познакомиться, Белла, - он протягивает руку, а я просто киваю. Моя кожа зудит от желания уйти. Я закусываю губу и опускаю глаза вниз.
- Пожалуй, пора к столу, пока еда не остыла, - Эсме проходит в столовую, и мы следуем за ней. Отец Эдварда выдвигает стул для неё, а затем и для меня. Это странно. Мне не нравится такое внимание. Я сажусь, и они начинают передавать еду. Она выглядит довольно хорошо. Эдвард пьет воду. Они пьют вино. Мне смешно. Он до сих пор в тренировочных штанах и футболке. Бокалы из хрусталя и обручальное кольцо Эсме могут ослепить любого. А Эдвард в трениках и борется с похмельем. Да, мне определенно смешно. Если ваш сын проведет еще несколько дней со мной, то вы вообще его не узнаете.
У Карлайла звонит телефон. Эсме смотрит на него. Он бросает на нее ответный взгляд и проверяет телефон.
- Дорогой, если ты поднесешь трубку к уху, я свяжу тебя и отниму этот аппарат. Я не собираюсь кормить тебя как ребенка.
Эдвард ест и посмеивается, а я ошеломлена. Она с характером. Мать Эдварда с характером. Кто бы, блядь, мог подумать. Карлайл улыбается и засовывает телефон в задний карман. Тот больше не звонит, скорее всего, он его выключил. Я начинаю есть мясо, и оно оказывается нежным. Паразиту это нравится, и я под столом показываю ему палец.
- Сегодня дети скучали по тебе. Бедная Эмили постоянно спрашивала, где её Воктор Шаллен, - улыбается Эсме, и Эдвард смеется еще сильнее. Он жует, и его глаза сияют. Ах, значит все-таки есть свет. Ладно, ладно, Иисус. Я поняла.
Он глотает и накалывает на вилку морковь.
- Как она?
- У нее было расстройство пищеварения. Я предупредила ее замечательную мать, что давать кексы на завтрак двухлетнему ребенку это не очень хорошая идея. Уверена, она тоже скучает по Воктору Шаллену.
Эдвард качает головой.
- Как будто я бы сказал ей по-другому.
- Ты милее, - Эсме отрезает кусок мяса, - и, уверена, выглядишь лучше, - она подмигивает, и Эдвард закатывает глаза.
Эсме, не спрашивая, берет мою тарелку. Я держу вилку, а она накладывает больше овощей и мяса. Она ничего не говорит, ставит тарелку на место и тянется к тарелке Эдварда.
- Эй, подожди. Дерьмо, ты всегда так делаешь, - он хватает вилку и накалывает последний кусок из тарелки.
- Следи за языком. - Она наполняет его тарелку и ставит обратно. - Дорогой? - она смотрит на Карлайла, и он заранее протягивает ей свою.
После обеда она заставляет нас посидеть в гостиной. Я устала, и у меня нет желания участвовать в их семейных посиделках, но она настаивает, а у меня нет сил сопротивляться. Я сажусь в углу дивана. Из моего рта вырывается зевок. Камин включен, и здесь так тепло, что мне просто хочется закрыть глаза. Она приходит с подносом. Эдвард берет свою чашку и благодарит ее. Она поворачивает ко мне поднос определенной стороной. Там две чашки с кофе, а одна - с горячим шоколадом. Шоколад для меня. Я чувствую себя чертовым ребенком, и с самой лучшей стороны.
Я беру чашку, и она ставит поднос на журнальный столик. Карлайл, взяв чашку, присаживается в кресло с откидывающейся спинкой. Эсме просит его сесть ровно. Она тянет с кресла одеяло, и я думаю, что она отдаст его Эдварду, но оно оказывается на моих плечах. Она улыбается и берет свой кофе. Она садится на диван между мной и Эдвардом.
- Девочки очень красиво украсили елку, не правда ли? - говорит она с восхищением и делает глоток.
Елка выглядит неплохо. Чуть переукрашенная. Чуть идеализированная. Все огоньки включены. Они не цветные, просто прозрачные. На верхушке ангел, а не мышь в шарфе. Он облачен в белое и украшен мягкими перьями, и просто… это просто слишком мило смотрится. На ней не хватает пластиковых конфетных тросточек и украшений, потерявших свои блестки. Трещинок в маленьких деревянных санях Санты. Красных птиц-кардиналов, потерявших свои глаза. Внизу - Рождественских спортивных шаров и одного с удочкой.
- Когда Эдвард был маленьким, он любил украшать елку вместе со мной.
- Мам, - предупреждает он.
- Цыц, - она шлепает его по ноге и смотрит на меня. – Он надевал свою красную шапку Санты, и мы включали праздничную музыку. Это было восхитительно. Он был восхитительным, - она улыбается, и мне это нравится. - Когда он стал постарше, то играл для нас на фортепиано. Этот ребенок мог сыграть любую песню. Абсолютно любую, Белла. Только лишь раз услышав ее. Это было удивительно.
- Не любую. Она лжет. - Эдвард наклоняется и ставит чашку на стол. - Я умел играть только «Here Comes Santa Clause» (https://music.yandex.ru/#!/track/3359199/album/385176) и «Frosty the Snowman» (https://music.yandex.ru/#!/track/16799/album/90427). Вот и всё.
- Нууу, это не совсем то, что помню я, - с улыбкой возражает она.
Он улыбается в ответ.
- Ну, тогда совершенно ясно, что твой муж должен отправить тебя на МРТ и просканировать твой мозг, чтобы убедиться, что все правильно работает. (п.п.: Магнитно-резонансная томография - томографический метод исследования внутренних органов.)
- «Silent Night» ты играл тоже, я помню. – Мы все посмотрели на Карлайла. - Однажды ты играл ее в церкви.
- Папа, мне было двадцать.
Он пожимает плечами.
- Ты до сих пор ее играешь.
Мгновение Эсме смотрит на Эдварда, а затем поворачивается ко мне.
- Я веду к тому, что этот мужчина, будучи ребенком, стал самым большим благословением в моей жизни.
Эдвард смеется.
- И почему ты это говоришь тогда, когда рядом нет Элис?
Она игнорирует его.
- Они оба мое благословение. Я не могу представить свою жизнь без них. Белла, ничто не делает нас счастливыми так, как наши дети. Независимо от того, откуда они взялись.
Ее слова искренни, но содержат намек. Я это понимаю. Эдварда выдает его поникшее лицо, и он снова берет свой напиток. Теперь он молчит. Она потирает мое плечо и больше ничего об этом не говорит.
Да уж, мать Эдварда быстро улавливает смысл.
Вторник.
- Белла, ты не видела мой ноутбук? - Эдвард пытается завязать галстук. Он опаздывает. Мы на кухне. Я ем овсянку. Я ненавижу овсянку.
- Нет.
- Черт, - он стонет и продолжает возиться с галстуком. Его телефон звонит, и он сдается. Галстук продолжает свободно свисать с его шеи, а он отвечает на звонок.
Я доедаю и убираю за собой. Эдвард до сих пор разговаривает. Я иду в гостиную и осматриваюсь. Я ничего не вижу. Я проверяю прачечную и иду в гараж. Заглядываю в окно автомобиля. Ничего. Я не могу вспомнить, где видела его в последний раз. Когда я возвращаюсь в дом, он все еще разговаривает. Он берет вещи и двигается к двери.
- О, - он приостанавливается и перекладывает все свое дерьмо в левую руку. Другой рукой тянется в карман. - Я забыл отдать тебе. Это от Эсме, - он протягивает мне лист бумаги, и я знаю, что это. - Кстати говоря, в этом году моя очередь проводить День благодарения. Эсме хочет закупить еду. Я сказал, что она может взять тебя с собой, чтобы помочь. Она будет здесь около четырех.
Бумага в моей руке кричит на меня. Мне следовало бы пнуть Эдварда по яйцам за это дерьмо.
- Твой галстук выглядит дерьмово.
Он чуть улыбается.
- Хорошего тебе дня, Белла.
Мы подъезжаем к продуктовому магазину, и Эсме протягивает мне список. Она берет тележку. На этом проклятом клочке бумаги написан миллион пунктов. Полагаю, День Благодарения для этих людей – важное событие.
- Что там первое, дорогая?
- Эм… сахар. Коричневый.
Она кивает, и мы направляемся к отделу выпечки. Пять пакетов всевозможного коричневого и белого сахара и сахарной пудры оказываются в корзине. Она прикладывает палец к губам, давая понять, что это должно остаться тайной.
- Хорошо, дальше что?
- Гвоздика, ванилин и корица.
Она направляется к концу ряда.
- Ты умеешь готовить, Белла?
Я качаю головой.
- Нет.
- Правда? Совсем?
- Да.
- Хм, - она тянется за гвоздикой. - А как же твоя мать? Она будет готовить в этом году?
- Эмм, я не знаю. В смысле, она не умеет готовить, но пытается. Я не в курсе их планов.
Эсме складывает покупки в корзину.
- Ты не проведешь праздники со своей семьей? Эдвард даст тебе выходной, даже неделю выходных. Тебе просто нужно попросить у него.
- Нет… то есть… я не… понимаете… они меня не приглашали.
Свет в ее лице погас. Она снова толкает тележку. Я зачитываю список.
- Яблоки и очень много овощей.
Она направляется в овощной отдел и набирает красных яблок. Я не знаю, что делать. Я просто позволяю ей делать, что ей нужно. Она берет пакет красных и зеленых яблок, затем морковь, сельдерей, картофель и еще кучу всего. В мясном отделе она берет две индейки и ветчину. Мы захватываем вино, пиво и кое-что из напитков для детей. Лучше бы ее здесь не было, тогда я смогла бы купить себе бутылку или две.
У меня целая зарплата, а я еще не потратила и копейки. Я тоже нуждаюсь в кое-каком дерьме, но, полагаю, на «рабочем» месте мне не стоит делать покупок для себя. Наш список наполовину зачеркнут. Эсме пытается решить, хочет ли она приготовить булочки сама или купить замороженное дерьмо.
- Черт, ладно. Я позволю Элис иметь дело с хлебом. - Она указывает на стеклянную дверь, и мы выходим. Она смотрит на меня. - Тебе ничего не нужно купить, пока мы здесь? Эдвард сказал дать тебе немного времени на покупки.
- Оу… Эм…
- Все в порядке. Я не возражаю. - Она ждет, а я оглядываюсь вокруг, пытаясь найти ряд с нужными мне вещами. Она следует за мной, и пока я выбираю шампунь и мыло, нюхает несколько бутылок со спреем для тела. - О, вот этот приятный, - она подносит его к моему лицу, и я нюхаю. - Я куплю один для малышки Бри. Она такая девочка-припевочка. Она любит такие вещи.
Она берет один, а затем ещё другой. Я разыгрываю из себя дурочку.
- Это та девочка, которой Эдвард отдал почку?
Эсме кивает, и её глаза становятся серьезными. В них появляется немного печали, но больше сияния. Гордости.
- Он дорожит этой маленькой девочкой. Балует ее, как свою собственную. Если когда-нибудь у него будут дети, боюсь, они никогда не узнают слова «нет».
Она снова начинает катить тележку.
- Ты не представляешь, какое облегчение я получила, видя, кем он вырос. Он мог стать очень плохим человеком.
- Из-за его матери? – Черт. - Из-за его биологической матери?
Она удивлена.
- Он рассказал тебе эту историю?
Я пожимаю плечами.
- Кое-что.
Она слегка улыбается.
- Да, из-за Элизабет, - она вздыхает, и мы поворачиваем за угол. - Когда я встретила Карлайла, Эдварду было около четырех. Он был таким улыбчивым, ярким, обаятельным, просто… Ну таким же точно как и сейчас, только поменьше.
Я слегка улыбаюсь.
- Мне кажется, я влюбилась в этого ребенка раньше, чем в его отца. - Она делает паузу. - Матери Элис было всего шестнадцать, когда она родила. У нее не было выхода. Ей не было куда пойти. У нее была вся жизнь впереди, и когда она отдала нам Элис, то смогла хоть что-то сделать со своей жизнью. Сейчас у нее собственный бизнес. У нее хороший дом и замечательный муж. На каждое Рождество и день рождения она шлет Элис поздравительные открытки, и Элис также ни о чем не сожалеет. Элизабет имела все и спустила это все ни за грош. Неважно, какую цель она преследовала, неважно, ради чего она ушла, чтобы найти – у нее это уже было. Она просто не открыла глаза, чтобы разглядеть. У матери Элис не было ничего, но когда она отдала ее, она дала Элис все.
На ее лице слезы, и я ненавижу это. Она прижимает кончики пальцев к уголку каждого глаза, чтобы высушить их прежде, чем поплывет макияж. Глубокий вдох, и она вновь сильная женщина.
- Думаю, мы забыли тыквенный пирог.
Эдвард
Среда
– Тук-тук. – Я поднимаю голову, чтобы увидеть, как в мой кабинет входит Белла. Мое лицо от удивления вытягивается. Что она здесь делает? Она держит в руках что-то знакомое. – Ты, по всей видимости, когда пьян, любишь печатать в искусственном снегу.
Я ухмыляюсь, а она выглядит, как маленькая девочка. Маленькая девочка, которая сделала что-то хорошее. Улыбка растягивается на моем лице. Тогда я осознаю, что она только что сказала… и хмурюсь. Она кладет то, что принесла, на мой стол и встает рядом со мной.
– Я не уверена, работает ли он – я не включала его или что-то такое.
Я киваю, не обращая на него никакого внимания.
– Спасибо, Белла. Хотя ты не обязана была тащить его через весь город.
– Мне было по пути, – она пожимает плечами, в то время как ее глаза осматривают кабинет. – Это то, чем ты занимаешься весь день? Перебираешь бумажки?
– Нет. Только пока Эсме нет на месте.
– Хм, – она поворачивается и присаживается на край моего стола.
– Ну и почему же ты, собственно, сегодня в этой части города?
Кокетливо улыбаясь, она пододвигается дальше на столе, сминая мои бумаги и наводя беспорядок. Ее длинная юбка задирается до самых бедер.
– Твоя мама говорила что-то о нарядах на день Благодарения или каком-то таком дерьме – я не особо прислушивалась. В любом случае, если мне нужно завтра быть при параде, чтобы выглядеть как леди, то, насколько понимаю, я могла бы выложиться на всю. Я ходила на восковую эпиляцию ног. – Она покачивает ногой перед моим лицом и немного отклоняется назад. Теперь ее ноги находятся на подлокотниках моего кресла, и ее гладкие бедра раздвинуты достаточно для того, чтобы все было видно. – И к тому же мне нужно было прикупить кое-какое нижнее белье.
Я отворачиваюсь.
– Полагаю, ты ничего не нашла.
Она смеется и усаживается ровно.
– Хотела сперва занести тебе ноутбук.
Все еще глядя в сторону, я чувствую, как она соскальзывает мне на колени. Ее ноги сдавливают мои бедра по сторонам, а рука стягивает с моей шеи стетоскоп. Я смотрю на нее, и она слегка улыбается, прижимая прибор к моей груди и слушая.
– Сколько ударов в минуту должно делать твое сердце? – спрашивает она.
– Сердце здорового человека?
Она кивает.
– Твое сердце.
– Примерно сто шестьдесят или около того.
Ее глаза поднимаются к часам на стене позади меня. Спустя минуту она убирает стетоскоп и оставляет его свисать со своей шеи.
– Хм. Забавно.
– Не сто шестьдесят?
– Нет, не это. Согласно твоим словам ты здоров. – Она возвращает стетоскоп обратно мне на шею. – А теперь проверь меня.
– Белла, я использую это для детей. Это не секс-игрушка.
Она смеется.
– Тогда я предлагаю тебе использовать его по назначению, – она расстегивает верхние пуговицы своей рубашки, приоткрывая грудь. Выражение ее глаз не соответствует словам. Мне нужно бы оттолкнуть ее и продолжить свою работу. Вместо этого я вздыхаю и прижимаю чертову штуку к ее груди.
– Минута закончилась, – заявляет она, глядя на часы.
– Абсолютная норма, – я вытаскиваю вкладыши из ушей, оставляя их висеть на шее. – Что-нибудь еще? Может тебе хочется поиграть с тонометром? (п.п.: тонометр – аппарат для измерения давления.)
– Не ворчи. Я просто должна была убедиться.
– Убедиться?
Она, не отвечая, наклоняется вперед, и я отклоняюсь назад. Ее бедра ерзают по моим коленям. Я пытаюсь сдержать ее, но она только стряхивает мои руки и пододвигается выше по моим ногам. Ее голос становится ниже:
– Ты когда-нибудь трахал здесь кого-нибудь?
– Нет.
– А когда-нибудь хотел? – Ее колени извиваются поверх моих. – Медсестру, может быть?
– Нет.
Она продолжает извиваться и прижимается лицом к моей шее. Ее грудь упирается мне в лицо, и она практически устраивает мне приватный танец в моем кабинете.
– Пациента?
– Это чертовски неправильно и отвратительно со всех сторон, Белла.
Она зловеще смеется.
Ее пальцы скользят по моему затылку, и она подносит губы к моему уху, щекоча меня своим дыханием, когда шепчет:
– Домработницу?
Я закрываю глаза, и она ждет моего ответа, но я молчу. Если сказать «нет», это ранит ее чувства… и к данному моменту она определенно распознала бы, что я лгу. Это, блядь, определенно. Я чувствую на своей щеке ее губы. Ммм. Сладкий поцелуй. Она отклоняется назад, но мне неловко смотреть ей в глаза. Соскользнув с моих коленей, она встает и поправляет свою одежду, а я наконец смотрю на нее. Она бросает взгляд на мою промежность, и ее брови взлетают вверх.
– Рада видеть, что вы все еще живы, доктор Каллен.
Четверг. День Благодарения.
Мой дом полон людей. Я знаком с большинством из них, но некоторых не могу вспомнить по имени. Судя по их возрасту, это друзья Элис. Мои родители также пригласили нескольких друзей и коллег из больницы, которым негде было отметить праздник. Я не возражаю. Я просто хочу побыстрее покончить с этим.
– Эдвард! – машет мне Кейт. Она находится с несколькими женщинами в моей гостиной. Я узнаю большинство из них. Среди них есть одна, которая стоит ко мне спиной и которую я не знаю. Я пытаюсь быть джентльменом и не пялиться на нее, но что-то в ее формах и фигуре просто зачаровывает. Ее тело и длинные ноги невероятно соблазнительны. Я подхожу к ним, и мне хочется себя пристрелить.
Белла оглядывается через плечо и улыбается. Это ее ноги и изгибы. Ну конечно же. Она выглядит сейчас совершенно по-другому. Ее осанка прямая, ее волосы гладкие и блестящие, ее платье выглядит дорогим. На ее ногтях французский маникюр, а губы блестят от вишневого блеска. Она – определенно леди.
Кейт обнимает меня свободной рукой.
– Я везде тебя искала, – по-прежнему обнимая, она целует меня в шею. Уверен, что она подразумевала щеку. Она откидывается назад, оглядывая меня. – Противозаконно выглядеть таким красавчиком, – она отпивает из бокала вино, блуждая по мне глазами.
– Спасибо. Ты тоже великолепно выглядишь. – Я киваю остальным в компании, приветствуя их.