- Ты так чертовски красива, Белла, - его средний палец скользит в меня, - так сексуальна, - он добавляет еще один палец, и я кончаю. Мне нужно больше, но это все и так уже слишком. Он облизывает пальцы и скидывает с себя полотенце. Я раздвигаю ноги, упершись ступнями о край кровати. Я чувствую его ладони на своих ребрах и тяжесть его члена на мне. Это заставляет меня двинуть бедрами, и он толкает вперед. Я чувствую рот у своего уха и задыхаюсь, произнося его имя. Его голос произносит мое собственное, и я лишь продолжаю просить о большем. Я люблю, когда он произносит мое имя. Я люблю его внутри себя. Я прижимаю ноги к его спине и хочу еще больше.
- Белла.
- Эдвард.
- Белла.
- Эдвард.
- Белла.
- Эдвард.
Смех.
Откуда тут смех?
- Белла. - Мое тело трясется. - Белла, проснись.
Эдвард исчезает. Ускользает прочь. Ощущения между моих ног испаряются, и я опустошена. Нет. Нет, нет, нет. Вернись. Я все еще трясусь. Мои глаза распахиваются, и я снова вижу Эдварда, только этот Эдвард не голый. Я озираюсь по сторонам. Он улыбается, но не сексуально. Не так, как во сне. Где мой Эдвард?
- Ты уснула на диване. Вернее, мы оба уснули на диване. Сейчас раннее утро. - Он выключает телевизор, и я абсолютно и охеренно сбита с толку. Я, безусловно, выбрала неправильный день, чтобы отказаться от выпивки. - Я пойду, подготовлюсь к работе.
Я сажусь, а он направляется к лестнице. Я замечаю улыбку на его лице, прежде чем он отворачивается. Проклятые сны. Я обратно падаю на диван и вздыхаю. Будьте прокляты, чертовы эротические фантазии.
Эдвард в свое обычное время уходит на работу. Я начинаю свое обыденное дерьмо. Пол выметен, а кухня убрана. Я снимаю все постельное белье и несу его в прачечную. Разделяю на две кучи - белое и темное. Третья кучка - одежда Эдварда. Я забрасываю стирку и перехожу к уборке в его спальне и ванной. Там по большей части довольно-таки чисто. Я рада. В ванной всего лишь несколько пятен от зубной пасты в умывальнике и пятна от воды на зеркале. Ничего отвратительного. Я протираю пыль с его вентилятора и прохожусь по комнате пылесосом.
|
|
Я удостоверяюсь, что фильмы из его коллекции и стопка журналов аккуратно сложены. Мое любопытство побеждает, и я начинаю просматривать обложки с названиями. Фильмы все в основном боевики, а журналы – о здоровье. Ничего слишком… ооо, посмотрите-ка сюда. Внутри одного из журналов засунут другой. Эротика. Ну, в конце концов, он не такой уж и святой. Мило. Я пролистываю пару первых страниц, чтобы посмотреть на девочек. Типичные красотки-бимбо. Ничего слишком непристойного. Интересно, какую из них он использует для самоудовлетворения. Наверняка эту грудастую цыпочку со страницы тринадцать - ставлю на нее.
Я кладу все назад и направляюсь вниз. Стирка окончена. Я загружаю сушилку и перехожу в гостиную. Дурацкая елка нуждается в поливе, и я снова начинаю собирать нити мишуры. Подарок с моим именем пялится на меня. Я присаживаюсь на скамейку у пианино и смотрю на него. Даже не могу представить, что бы он мог купить мне. Он даже не знает меня. Черт. Я устала. Я потягиваю шею. Мои мышцы напряжены. Глупо было с моей стороны уснуть на диване. Мои глаза натыкаются на тетрадь на фортепиано. Его нет дома. Я подсматриваю как пронырливая сука. Тетрадь заполнена полностью, и мне интересно, когда в последний раз он что-то писал. Мне интересно, потому что она уже исписана полностью. Таня. Возможно, просто было потеряно вдохновение.
|
|
Вся работа по дому сделана. Уже поздно и начинает темнеть, и Эдварда не будет дома. Мне скучно и это немного странновато. Я привыкла к одиночеству, поэтому это и странно. Я немного смотрю телевизор, а затем принимаю душ. Я устала, но уснуть не могу. Уже поздно, но не достаточно. На улице по-прежнему идет снег, и я наблюдаю за ним в кухонное окно. Это смотрится красиво. Мне нравится. Из-за своей скуки я снова решаю пошпионить. Только на этот раз в гостиной. Я прохожусь по книгам и проглядываю фильмы. Я смотрю на кедровый сундук в углу комнаты и смеюсь над собой, так как боюсь его открывать. Но все-таки открываю. В нем ничего нет, кроме шерстяного одеяла. Я вытягиваю его, и на дне сундука что-то грохочет.
Я откладываю одеяло в сторону. В сундуке еще есть коробка. Я беру ее и открываю крышку. Сажусь на диван и обыскиваю ее. Итак, здесь фотографии. Она красива. Слишком красива. У нее большие глаза. Светлые волосы. Ее кожа сливочно-персикового цвета. Ровные зубы. Большая грудь. Длинные ноги. Она лежит, откинувшись на траву на лужайке. Ее подбородок поднят к небу. Она не имеет ничего общего с теми красотками-бимбо из журнала. Эта женщина чертовски великолепна. Я бы тоже была сердита и страдала. И безжизненно скиталась бы в одиночестве. Что может быть хуже этого? Я продолжаю пролистывать фотографии. На следующем снимке они вдвоем. Он чертовски красивый. Одет в черное и белое. Она вся в белом. И цветы. Ебать, те самые цветы. Блестящие волосы и сверкающие туфли; они идеально подходили друг другу. Их губы соприкасаются, и они смотрятся чертовски идеально.
|
|
Под фотографиями письма. Любовные письма. Некоторые от него, некоторые от нее. Я не имею никакого права читать их. Я только слегка проглядываю. Я говорю сама себе, что это не так уж и неправильно. Я лгунья. Он пишет не так, как пишут доктора. Его почерк четкий и идеальный. Я могу разобрать и даже прочувствовать каждое слово. Она была дьявольски везучей. Она возвращает ему его слова и добавляет кое-что свое. В коробке также лежат открытки и несколько маленьких символичных вещей. Морская ракушка. Билет в кино. Счет за ужин. Значительные вещи, которые не имели бы значения для кого-то несведущего. Но в этой коробке… в этой коробке они значат все, а возможно вовсе ничего.
Больше уже не значат.
Я кладу коробку и одеяло на место. Направляюсь в свою комнату и заваливаюсь на кровать. Моим глазам хочется закрыться, но вокруг такая тишина и мое сердце чувствует слишком большую тяжесть. Мое сердце чувствует. Просто чувствует. Это ново и незнакомо, и я не знаю, что это за чувство, но оно просто селится во мне и не исчезает до самого утра.
Вторник.
Эдвард снова работает в двойную смену. Сегодня утром я видела его только в течение двух минут. Он одновременно разговаривал по сотовому, пил кофе и пытался собрать свои вещи. Я поднимаю его ключи, когда он роняет их. Он одними губами произносит» «Спасибо» - и уходит.
Среда.
Сегодня не так уж и много работы. В последнее время я нахожусь в доме одна, так что здесь почти все прибрано. Во всех комнатах я быстро протираю пол и пыль. На пол осыпалось немного искусственного снега. Я обуваю сапоги - мне нужно хоть ненадолго выйти отсюда. До города далековато, но мне необходимо пройтись. Воздух холодный, и это фактически приятно. Я ем какую-то хрень с уличного лотка, и она оказывается удивительной на вкус. Я устала от той кроличьей еды, которой кормит меня Эдвард.
Я натыкаюсь на маленький магазинчик и оглядываюсь. Они продают старые вещи. Странные вещи. Прикольные вещи. Уникальные вещи. Много всяких безделушек и мебели. Одежды. Картин. Кое-какие товары лежат на прилавке под стеклом. Продавец спрашивает меня, нужна ли мне помощь. Не нужна. Мои ноги бродят вокруг, и я нахожу кое-что на полке. Это то, что нужно. Вещь немного в пыли. Я беру ее в руки и пролистываю несколько страниц. Пусто. Нет ничего кроме желтой бумаги, которая раньше была белой. Вещица запылившаяся и заброшенная. Ей одиноко, она нуждается в партнере.
Это идеально.
Четверг.
Еще один скучный день. Я сортирую все его конфеты в ящике по кучкам. Я разбираю все шкафы и кладовые. Он наверняка подумает, что я сумасшедшая и странная, как бывший муж Джулии Робертс в фильме «В постели с врагом». Я оставляю полотенца в его ванной грязноватыми, чтобы было что убирать. Мое постельное чистое, но я в любом случае стираю его. Это немного отвлекает от скуки. Я переворачиваю свой матрас и прохожусь под кроватью переносным пылесосом.
Я убираю свою ванную и наконец-то раскладываю все свое дерьмо в комод и по шкафам. Одежду в гардеробную. Я все еще жду, когда перестанет работать сушилка, и спускаюсь вниз. Усаживаюсь сверху на корзину для белья, в которой лежит мое покрывало. Оно следующее. Мои ноги устали. Мои глаза устали. Я зеваю и прислоняюсь головой к стене. У меня еще двадцать минут до того, как перестанет гудеть сушилка.
Моя спина болит, и я потихоньку съезжаю вниз, пока не укладываюсь на одеяло в корзине. Только на двадцать минут. Я закрываю глаза, уверенная, что если усну, то зуммер меня разбудит. Здесь тепло и пахнет лавандой. Ммм… Лаванда. Эдвард возвращается. Он между моих ног, двигается в такт моему сердцу. Оно бьется быстро и сильно. Я держусь за него и молча умоляю не уходить. Я не хочу, чтобы он уходил.
Я не хочу, чтобы он покидал меня.
Эдвард.
Последние несколько дней были сплошным кошмаром и одновременно благословением. Работа смазывает реальность, но реальность в последнее время стала весьма приятной. Или терпимой. Где-то между. С одной стороны, я каждое утро переполнен энергией, которую не чувствовал еще несколько недель назад, каждый вечер с непреодолимым желанием возвращаюсь домой - такого я не чувствовал раньше никогда. С другой стороны, меня сопровождает вина, и моя душа рвется на части за то, что я испытываю эти чувства. Моя бесчувственность была комфортной. Признание этих чувств - нет. И все же они комфортны.
Погруженный в свои мысли и смятение я потираю руками лицо. Было забавно слышать, как мое имя слетело с губ Беллы, но все веселье теряется в реальности. Белла – красивая женщина, в этом нет никаких сомнений, но моя цель не в том, чтобы оценивать ее. В мои планы не входит завоевать ее сердце или каким-то образом затащить в свою постель. Я не хочу, чтобы она грезила обо мне, и не хочу пересекать черту и устраивать неразбериху. Но, скорее всего, я еще не знаю, что, черт возьми, я действительно хочу.
Я стараюсь бесшумно войти в дом. Уже поздно, и мне ненавистна сама мысль, что я оставляю ее одну на всю ночь. Ей ничто не угрожает - мы живем в безопасном районе, - но глубоко внутри все равно присутствует тревожное чувство. Насколько я знаю, у нее нет друзей, чтобы приглашать их в гости, и Эммет запретил ей общаться с единственным человеком, который проявил к ней интерес. Я понятия не имею, чем она занята, пока одна, но надеюсь, что алкоголь в баре останется целым, так как раньше он был ее единственным другом.
Я тихо закрываю дверь и запираю на замок. Она оставила включенным свет в прачечной, и я протягиваю руку, чтобы выключить его, но останавливаюсь. Мне приходится прикрыть рот рукой и отвернуться, чтобы не рассмеяться и не побеспокоить ее. Она спит в бельевой корзине на одеяле, свернувшись, как котенок, калачиком. Оставив свои вещи на полу, я тихо пробираюсь к ней и опускаюсь на колени. Она такая милая, просто невинная и милая. Моей руке хочется прикоснуться к ее лицу. Подушечки пальцев покалывает от желания пробежаться вниз по ее щеке, легким, как перышко, движением. Кто-нибудь когда-нибудь прикасался к ней так, словно перышко? Любуясь ее утонченностью?
Я осторожно просовываю одну руку под ее колени, а другую – под шею. Мне кажется, что она сейчас проснется и ударит меня, прикажет не прикасаться к ней, но она не просыпается. Я поднимаю ее на руки и плечом выключаю свет. Мои вещи остаются на полу около двери. Пересекая кухню и гостиную, я чувствую, что Белла свернулась в моих руках. Ее кулачок сжимает мою рубашку, а голова устраивается в изгибе моей шеи, пока я иду по лестнице. С каждым шагом мне все больше кажется, что я пробираюсь через зыбучие пески. Она такая легкая.
Я дохожу до ее комнаты и открываю ногой дверь. Подойдя к кровати, чтобы уложить ее, обнаруживаю отсутствие постельного белья. Дерьмо, она его постирала. Я, черт возьми, не могу стелить кровать и одновременно удерживать ее на руках, и я определенно не собираюсь будить ее, чтобы она сделала это прямо сейчас. Я направляюсь к своей комнате и останавливаюсь. Нет. Иду вместе с ней в свободную комнату и укладываю ее. Возвращаюсь в свою спальню, хватаю одно из запасных одеял со своей кровати и несу ей. Я накрываю ее им, и она что-то бормочет. Мои глаза блуждают по ее лицу. Мои пальцы все еще покалывает от желания прикоснуться к ней. Я легонько пробегаюсь по ее щеке - она теплая. Ее глаза распахиваются и смотрят на меня в замешательстве. Я не могу удержаться от улыбки. Я замечаю, что в последнее время такое происходит постоянно.
Я шепчу:
– Ты заснула внизу.
Она на мгновение задумывается, а потом вздыхает:
– Я ждала, когда мои простыни высохнут. Тупой зуммер должен был разбудить меня.
От ее лица невозможно отвести взгляд. Я опускаюсь на колени, теребя пальцами край одеяла. Она смотрит прямо на меня. Смятение, которое я сейчас чувствую, вне моего понимания. Я считаю себя умным человеком, но понятия не имею, почему глядя в лицо этой девушки, находясь рядом с ней, я чувствую себя таким образом. Я вздыхаю.
– Ты – загадка, Белла.
Ее лицо морщится.
– Это что, болезнь?
Вот оно. Это чувство. Эта улыбка на моем лице, причины появления которой я не понимаю. Я качаю головой.
– Нет, загадка подобная пазлу, что-то, чего не можешь разгадать до конца. Тайна в своем роде.
Ее голос становится тихим:
– О. – Она обдумывает это. – Это хорошо или плохо?
Я разглядываю ее лицо.
– Я не уверен.
Наши глаза встречаются, и моя рука непроизвольно поднимается, чтобы погладить ее щеку. Она разрывает зрительный контакт и уклоняется от моего прикосновения. Я убираю руку назад и сожалею, что даже попытался. Это глупо по многим, многим причинам.
– Спокойной ночи, Белла.
Она молчит, и я оставляю ее спать и грезить.
Утром я разбит. Вся усталость от прошедшей недели лежит на моих плечах. Пытаюсь смыть ее в душе, но она остается. Я одеваюсь и отсчитываю для Беллы зарплату за неделю. Засовываю конверт во внутренний карман куртки и направляюсь вниз. Она сидит с тарелкой у кухонного островка. Ее босые ноги качаются взад-вперед, пока она ест. Медленно, по одной. Она смотрит на меня, когда я складываю мои вещи на стойку.
– Как ты можешь есть эту гадость?
Я смотрю ей в тарелку. Овсянка. Пожимаю плечами.
– Это полезно для тебя.
– На вкус как картон.
Я помню, как она поддразнивала меня со своей соленой лапшой.
– Ну, Белла, вот поэтому она и полезна для тебя.
Она чуть улыбается и возвращается к еде.
– Добавь мед, и вкус улучшится. – Я достаю конверт из своего кармана и кладу на стойку. – Веселой пятницы. – Я поворачиваюсь, беру кружку и начинаю готовить кофе.
– Устал? – спрашивает она. Я оглядываюсь через плечо. – Ты никогда не пьешь кофе посреди недели.
Никогда? Да, никогда. Я пожимаю плечами.
– Длинная неделя, наверное.
– Ты сегодня допоздна работаешь?
Я качаю головой, и она возвращается к еде.
– Нам, наверное, нужно позже сходить в магазин. Я не хочу ждать, а потом застрять со всеми этими припозднившимися праздничными покупателями.
Она кивает.
– Я заеду за тобой около двух.
***
В офисе Розали трясет перед моим лицом блестящим пакетом.
– Счастливого, счастливого рождества, доктор Э.
Я улыбаюсь и забираю его у нее.
– Спасибо.
Она трясет головой.
– Нет, спасибо тебе. Это был приличный бонус к Рождеству. Чувствуешь себя щедрым или виноватым из-за чего-то? – дразнится она.
Хороший вопрос.
– Ты просто заслужила это.
Она улыбается и обнимает меня.
– Спасибо. Так приятно быть признанной.
Я киваю, и она садится за свой стол.
– Итак, что вы все собираетесь делать в этом году?
– Просто пойдем к родителям. Так же как обычно.
– Да, мы тоже.
Она начинает печатать, и я покидаю ее.
Я оставляю сумку в своем кабинете и поднимаю первую карту из стопки. Джейкоб Блэк. О, вселенское счастье. Я открываю дверь и улыбаюсь. Он уже в кислом настроении. Резиновые перчатки везде поразбросаны, а его мама пытается заставить его сесть, но он вертится в ее руках, издавая этот чертов визжащий звук. Убейте меня сейчас.
– Как мы сегодня? – Я кладу его карту на стойку, и он по-прежнему извивается.
– Привет, доктор Каллен. Джейкоб, пожалуйста. – Она выпускает его из рук, и он начинает собирать перчатки с пола и, смеясь, бросать ими в меня. Он всего лишь мальчишка, говорю я себе. Просто истеричный, громкий, несносный, маленький ублю… – Мне очень жаль. Я уберу это, клянусь.
Я отмахиваюсь рукой.
– Все в порядке. – Отодвигая стул, я сажусь. – Итак, здесь сказано, что у тебя болит нос. Почему твой нос болит, Джейкоб?
Он презрительно фыркает мне в лицо и смеется.
– Джейкоб! - бранит его мать.
– Девчонка ударила меня! – восклицает он.
– Какая девчонка? - спрашиваю я.
Он делает глубокий вздох.
– Девчонка в парке, тупица! Она не позволила мне поцеловать ее, так что я погнался за ней. И она ударила меня в нос. – Он показывает пальцем, и мне хочется «дать пять» (п.п. жест приветствия, одобрения) той девочке из парка, кем бы она ни была. Нет, нет. Это отвратительные мысли. Ему только семь. Я уверен, что тоже в семь лет был болваном.
Черт, я болван и в двадцать девять.
– Как насчет того, что ты сядешь на кушетку и мы проверим твой нос? – Я встаю, и у него начинается очередной приступ истерики. – Я дам тебе конфетку, если будешь хорошо себя вести. – И не пну тебя под зад.
– Нет, дебил!
– Джейкоб!
Дверь открывается. Входит Розали. Она широко улыбается и кладет руки на бедра.
– Джейкоб Блэк, из этого кабинета доносится слишком много шума. Ты ведь не устраиваешь моему другу доктору Каллену проблем, верно?
Он качает головой – нет.
– Не думаю, что это так. – Она остается, и он не сопротивляется, когда мать ставит его на кушетку. Я подмигиваю Розали, и она подмигивает в ответ. Мне стоило бы удвоить ее премию в этом году.
***
Я приезжаю домой на тридцать минут позже обычного. Белла сидит на диване со своей одеждой. Она выключает телевизор, и я забираю у нее пульт. Я плюхаюсь рядом с ней, и она выглядит заинтригованной.
– Прости, но думаю, мне нужно двадцать минут, чтобы забить мою голову бессмысленной чушью, прежде чем пойти и столкнуться с еще большей чушью, – я включаю какой-то канал и откидываюсь на спинку дивана.
– Трудный день?
Я стону.
– Один ребенок перевернул всю клинику кверху дном и плюнул в меня. В процессе этого он сообщал мне, каким тупым меня считает.
Белла смеется, и ее тело двигается в мою сторону.
– Что ж, это было похоже на твой день со мной.
Моя голова наклоняется в сторону, и я смотрю на нее. Она прикусывает губу. То чувство возвращается. Оно вспыхивает. Оживает. Это невероятно.
– Но пока ты еще в меня не плевалась.
Она улыбается. Чувство усиливается.
– До конца дня еще несколько часов.
Я поворачиваюсь к экрану телевизора и стараюсь отключить те непонятные чувства, которые оживают внутри меня.
Мы уезжаем через несколько минут и движемся по городу медленно и мучительно. Естественно.
Она толкает тележку, тогда как я иду рядом, засунув руки в карманы.
– Что мы будем покупать? – спрашивает она.
Я пожимаю плечами.
– Все что захотим, я думаю.
– У тебя нет списка? Твоя мать ходит со списком. – Она кажется взволнованной.
Я слегка улыбаюсь.
– Она закупалась для приготовления обеда на тридцать человек. А это только для нас с тобой, Белла. Бери все, что ты хочешь. – Ее губы подергиваются. Я исправляюсь: – За исключением лапши быстрого приготовления в пенопластиковых стаканчиках или водки.
Она закатывает глаза.
– Ты реально такой зануда. Ты знаешь об этом, Каллен?
– Ага.
Я вынужден совершать большую часть покупок. Она и вправду не выбирает ничего, кроме замороженных продуктов и закусок. Я молчу. Она не придирается ко мне и к тому, что я кладу в тележку. Это справедливо. Мне это не нравится, но я не ее надсмотрщик. Я плачу за покупки, и мы складываем их в машину. На улице неприлично холодно, и я позволяю двигателю несколько минут поработать вхолостую, чтобы согреться.
– Эдвард? – ее голос тихий. Я оборачиваюсь. Она смотрит вперед. – Как думаешь, мы можем остановиться где-нибудь? Около магазина с одеждой или еще где? – Она вздыхает и смотрит на меня. – Эта штуковина делает меня толстой, так как заставляет меня есть все время.
Я киваю.
– Да. Конечно.
Она расслабляется в кресле.
– Спасибо.
Я везде следую за ней, пока она присматривает себе одежду. Женщина-продавец строит мне глазки, но я игнорирую ее и прохожу с Беллой дальше. Она начинает перебирать вешалки с брюками и ворчать о том, что никогда не покупала второго размера.
– Ты знаешь, что существует окно, правда?
Она смотрит, продолжая перебирать вешалки.
– Что?
– Окно… – Мой голос понижается: – Для абортов.
Она останавливается и смотрит. Ее лицо морщится в непонимании.
– Где существует окно для абортов?
Я качаю головой.
– Я имею в виду, что у тебя ограниченное время. Окно. Если ты будешь ждать слишком долго, то оно закроется.
Она смотрит вниз.
– О. – Ее пальцы перебирают вешалки, на этот раз медленнее.
– Ты все еще думаешь об этом?
Она пожимает плечами.
– Белла.
Она смотрит на меня.
– Я не знаю, Эдвард. – Она боится.
– Чего ты боишься? В смысле, должна ли ты бояться? Раньше ты говорила, что все из-за денег, но теперь это не проблема. Так чего ты все еще боишься?
– Потому что я не хочу его, Каллен. – Она отворачивается в сторону. – Разве ты не чувствовал бы себя как дерьмо, если… - она прерывает себя, и я знаю, что она хотела сказать. И да, я чувствовал себя дерьмом, когда моя собственная мать решила, что не хочет меня. Но…
– То, как поступила Элизабет, дерьмово. Я знаю. Но это не то же самое, Белла.
– Кажется похожим.
И снова возникает желание прикоснуться к ней. Утешить ее. Я не делаю этого. Не руками.
– Знаешь, Элис не ненавидит свою мать. Они ходят по магазинам вместе и занимаются прочим дерьмом. Они тусуются вместе и ладят просто отлично. Она не обижается на нее. Ни капельки.
Она поворачивается ко мне лицом.
– А ты?
Я опираюсь на стойку с одеждой.
– Обижаюсь на ее мать? Нет, зачем мне это?
– На свою мать. На Элизабет.
– Я говорил тебе, что это не то же самое, Белла.
– Принимаю это как «да ».
– Я благодарен за Эсме. Ей нужен был сын, а я нуждался в матери. Это был отличный выход из скверной ситуации. – Я вздыхаю. – Во всяком случае, я зря поднял эту тему здесь. Мне было просто любопытно. Выбирай свою одежду. Я пойду поищу, где можно присесть и не создать проблем.
Я повернулся, что бы уйти, но она хватает меня за руку.
– Эти дамы думают, что я хочу ограбить магазин. Просто оставайся здесь. Пока ты и твой дурацкий галстук находятся рядом со мной, я в порядке.
Я слегка рассмеялся.
– Не уверен, что они так думают.
– Эдвард, я знаю, о чем они думают.
Я пристально смотрю на нее.
– Мне стоит об этом знать?
Она качает головой.
– Нет, вероятно, нет.
В любом случае я интересуюсь:
– Ты украла что-то отсюда?
– Я слиняла один раз, не заплатив. – Она улыбается. Я покачиваю головой. – У меня были деньги, но такова была фантазия Джона. Я хотела понравиться, что мне еще сказать?
Иисус. Мой мозг отказывался воспринимать это дерьмо.
– Ты воровала одежду, потому что кто-то тебе платил за это?
– Нет, я примеряла одежду, потому что кто-кто мне платил… и они наблюдали… в примерочной. Словно за моделью, но только он хотел, чтобы я притворялась, будто я - его девушка. Он был конченым ублюдком. Но, как я уже сказала, он хорошо платил.
Я трясу головой и делаю глубокий вздох.
– Какое это имеет отношение к воровству?
– Они поймали нас, когда мы трахались в примерочной. Они хотели вызвать полицию, так что я унесла ноги. На мне все еще была их юбка.
Я смеюсь, но без юмора. Это просто невероятно. Она пожимает плечами, словно это в порядке вещей, и снова возвращается к поиску брюк. Я не понимаю этого. Я не могу постичь ничего из этого. Я наблюдаю за ней – она улыбается, передвигаясь к следующим стойкам. Улыбается не мне, а леди за столом. Они сверлят ее взглядом, а она смеется, глядя на одежду. Белла. Белла Свон. Загадка. Тайна. И с каждым новым обнаруженным кусочком информации о ней возникает очередной вопрос. Однако реальный вопрос в том, хочу ли я знать ответы?
Действительно ли я хочу знать?
Эдвард.
На Рождество Белла осталась дома. Я просил ее пойти со мной к моим родителям, но она сказала, что не хочет. Я практически упрашивал ее, но она не поддалась. Я не хотел, чтобы она оставалась в полном одиночестве. Черт, даже я так не делаю. Ну а что мне оставалось? Тащить ее силой?
Все проходило так же, как и всегда. Ужин. Воспоминания. Подарки. Лучше бы я остался дома. Я стараюсь не быть занудой. Я улыбаюсь, правда совсем не искренне. Уверен, они заметили, но все равно подыгрывают мне. Девочки убираются в кухне. Мой отец показывает внизу нашему другу семьи новую картину, которую они добавили к коллекции.
Мы с Джаспером сидим в гостиной. В телевизоре что-то моргает, но я не обращаю внимания. Ему, видать, тоже скучно. Единственная причина, по которой он пришел, это Элис. Он никогда в этом не признается, но это и так очевидно. Они определенно больше, чем друзья.
Моя нога дергается, и я не знаю, как правильно спросить об этом. Это должно быть легко. Джаспер знает большую часть моих мыслей. Он имеет дело со мной с тех пор… издавна. Плюс ко всему, он - профессионал. Может быть здесь он и в качестве друга, но в конечном счете Джаспер - профессионал. Беспокойство заставляет слова покинуть мой рот:
- Джаспер, могу я задать тебе гипотетический вопрос? Узнать твою точку зрения как профессионала?
Он кивает.
- Внимательно слушаю.
Я потираю ладони вместе.
- Если у кого-то есть чувства к человеку, с которым он работает вместе… и, возможно, у них обоих полно нерешенных… проблем… это… нормально ли это? - Иисусе, неужели я только что это произнес?
- Эти чувства взаимны?
- Я не уверен. Думаю, да. Не уверен.
- Хмм. Что ж, полагаю, все зависит от того, какого рода у них проблемы. С другой стороны, поддерживать профессиональные и личные отношения очень трудно, не говоря уже о том, что многие работодатели этого не одобряют.
Я отмахиваюсь рукой.
- С этой частью нет проблем. Не таким образом.
- Тогда в чем проблема?
- Босс не хочет, чтобы сотрудник подумал, что он использует его. Она очень… чувствительная.
Он обдумывает мои слова.
- Лучший совет - это общение, Эдвард. Обе стороны должны разобраться, чего они хотят.
- Но… испытывать какие-то чувства к этому человеку… если босс испытывает какие-то чувства к этому человеку, это неправильно?
- Что конкретно он чувствует?
- Я не уверен, - я откидываюсь на спинку кресла. - Он заботится о ней, но чувствует, что это неправильно.
- Заботиться о ком-то не неправильно. Нет ничего правильнее, чем заботиться о ком-либо, Эдвард.
Я недоволен и снова усаживаюсь прямо.
– Иисус Христос, Джаспер. Моя жена умерла всего год назад. Это не может быть правильным. В этом нет ничего правильного. - Я роняю лицо в ладони. - Черт.
Он мгновение молчит, пока я тушусь в своем смятении.
– Эдвард, мы теперь говорим о реальной ситуации?
Я складываю руки под подбородком.
- Это просто Белла, - вздыхаю я. - Я не могу справиться с этим… что бы это ни было… я не могу заставить это исчезнуть.
- Ты хочешь, чтобы это исчезло?
- Да. Нет. Я не знаю. - Я потираю лицо.
- А Белла что чувствует?
Я вздыхаю.
- Этого я также не знаю.
- Хорошо, что ж, давай вернемся к первой части. Ты не уверен, нормально ли чувствовать что-то - что бы ты там ни чувствовал - к Белле. Правильно?
Я киваю.
- Ладно. И это потому, что ты чувствуешь… вину, возможно? Потому что это кто-то другой, а не Таня?
Я просто продолжаю кивать. От этого толку больше, чем от моих слов.
- Эдвард, давай кое-что попробуем. Я хочу, чтобы ты, так сказать, поставил себя на место Тани. Представь себя на ее месте, а ее - на своем. Что бы ты сделал, если бы был ей? Что бы ты хотел, будучи ей, для своей жизни? Жизни, в которой ее больше нет?
Ну, это легко.
- Я хотел бы, чтобы она была счастлива. - Это все, что я когда-либо хотел.
- Хорошо. Теперь давай вернемся назад. Что сделало бы тебя счастливым? – Твою же ж мать. – Белла делает тебя счастливым?
Я пару секунд размышляю. Мой палец потирает подбородок.
- Думаю, да. Иногда. Большую часть времени. Когда она не пьет.
- Ты эту проблему имел в виду?
- Как одну из множества. Но я не хочу об этом говорить. Я не имею права.
- Мне кажется, я помню кое о чем из того нашего телефонного разговора.