Час был совсем ранний; Валентина, как это нередко бывало, проснулась раньше Джулии. Осторожно высвободившись из объятий сестры, она села в постели. Сквозь неплотно задернутые шторы проникал бледный, рассеянный свет. В спальне что‑то шевельнулось. Валентина спросонья не сразу поняла, что к чему. Она подумала, что это Котенок, но Котенок спал у нее под боком на кровати. Приглядевшись, Валентина заметила, что с приоконного дивана поднимается плотное облачко, и тут до нее дошло: она сумела разглядеть Элспет.
Она наблюдала, словно с большого расстояния: Элспет мерцала и расплывалась. «Мамина копия», – подумала Валентина, но как только привидение оглянулось на нее через плечо, от него повеяло чуждым и непонятным. Элспет пошевелила губами, выговаривая неслышные слова, и поплыла в сторону кровати. Раньше Валентина не испытывала ни малейшего страха, но сейчас перетрусила. От ужаса сонливость как рукой сняло, но тут Элспет исчезла. Валентину мазнуло по щеке холодком – вот и все. Она выпрыгнула из кровати, метнулась к дверям, кубарем скатилась по главной лестнице и остановилась – как была, в одной пижаме – возле почтовой корзины.
Роберт лег часа полтора назад и не сразу услышал стук в дверь. Его первой мыслью было: в доме пожар. В одних трусах он подбежал к дверям и, щурясь, высунул голову в холл.
Валентина спросила:
– Можно войти?
– А… минутку. – Он сходил в спальню, натянул брюки и вчерашнюю рубашку, вернулся в прихожую и распахнул дверь. – Доброе утро. – Потом пригляделся повнимательнее. – Что стряслось?
– Я видела Элспет, – сказала Валентина и расплакалась.
Роберт привлек ее к себе.
– Тише, тише, – выдохнул он ей в макушку. Она немного успокоилась. – Я месяцами пытался ее увидеть. Как она выглядела?
|
|
– Как мама.
– Что ж тогда плакать?
– Я впервые увидела привидение. Пойми: она мертвая.
– Да, понимаю.
Он повел ее на кухню, усадил за стол и принялся готовить завтрак. Валентина высморкалась в бумажное полотенце.
– По‑твоему, она явилась тебе намеренно? – спросил Роберт. – Как это было, если поточнее?
Валентина покачала головой.
– Когда я ее только заметила, она сидела на диване и смотрела в окно. Вроде бы ничего не делала, чтобы привлечь внимание. Но когда она почувствовала мой взгляд, ее понесло ко мне, я перепугалась, и ее как ветром сдуло. – Валентина помолчала. – На самом деле, я сейчас подумала, – это, наверное, спросонья померещилось.
– Ага, – сказал Роберт. – То есть приснилось?
– Нет… не думаю. Возможно, это было… ну, понимаешь, так бывает, когда стараешься что‑нибудь припомнить и ничего не получается, а потом, когда уже и думать об этом забудешь, оно раз – и всплывает в голове.
– То есть?
– То есть я забыла, что ее нельзя увидеть, – потому и увидела.
Роберт рассмеялся.
– Надо будет и мне попытаться. Впрочем, она со мной теперь не разговаривает, так что вряд ли мне повезет. Как она тебе показалась? Сердита на тебя?
– Сердита? Нет, она хотела что‑то сказать, но без всякой злобы.
Тут закипела вода, и Роберт заварил чай.
– А вы с Джулией не вступаете с ней в контакт?
– Изредка. Но она не хочет рассказывать про то, что нам интересно.
Роберт с улыбкой накрывал на стол.
– Думаю, имело бы смысл позволить ей самой задавать вопросы: тогда с течением времени вы узнаете все, что угодно. – Он сел напротив Валентины.
|
|
– Может быть. Но по мне, лучше от тебя узнать.
– О чем именно?
– Сама не знаю… мы не уверены, но, кажется, между Элспет и мамой есть какая‑то страшная тайна. Понимаешь, они близнецы, а друг дружку знать не хотели. Из‑за чего?
– Не могу сказать.
– Не можешь или не хочешь? – спросила Валентина.
– Не могу. Не имею представления, почему их пути разошлись. Это было задолго до нашего с Элспет знакомства. Она почти никогда не упоминала вашу маму. – Он налил им чаю.
Валентина смотрела, как из ее кружки поднимается облачко пара.
– А что вам так приспичило? – спросил Роберт. – Мама помалкивает, Элспет старательно уничтожила все, что могло вызвать лишние волнения. Если, конечно, допустить, что между ними действительно была тайна.
– Мама боится, как бы мы чего‑нибудь не прознали.
– Разве этого не достаточно, чтобы оставить все как есть? – Против своей воли он выговорил это с нажимом; Валентина даже вздрогнула. – Ты пойми. – Роберт взял себя в руки. – Человеку случается докопаться до таких подробностей, которых лучше не знать.
Валентина помрачнела:
– Кто бы говорил? Ты же историк. Только и делаешь, что докапываешься до чужих подробностей.
– Валентина, изучать быт викторианцев – это одно, а раскапывать скелеты в семейном шкафу – совсем другое.
Она не ответила.
– Вот слушай. Расскажу тебе поучительную историю. – Роберт отхлебнул чаю и пожалел, что заикнулся. Зачем ее посвящать в эти дела? Но она вся обратилась в слух, и он продолжил: – Когда мне было пятнадцать лет, на мою мать в один прекрасный день свалилось немалое состояние. Я стал допытываться: «Мам, откуда такие деньжищи?» – «Ах, умерла моя двоюродная тетушка Прю и оставила мне наследство». Среди наших близких действительно было засилье теток, но об этой я даже не слышал; род моей матери вел свое начало от крестоносцев, и, как повелось, ни у кого не было ни гроша. Но она стояла на своем. Прошло недели две; я включил последние известия – показывали интервью с каким‑то новым министром: смотрю, а это мой отец. Правда, под другим именем, но это был он, собственной персоной. «Мам, – закричал я, – иди скорей сюда, погляди!» Мы с ней сидели рядом и смотрели, как он держится: учтиво, респектабельно.
|
|
Валентина уже поняла, к чему он клонит.
– Значит, деньги пришли от твоего отца?
– Совершенно верно. Его карьера достигла такого уровня, когда любое слово моей матери, подхваченное бульварной прессой, грозило стереть его в порошок. «Двойная жизнь министра» – чем плохой заголовок? Поэтому он счел за лучшее откупиться, и больше я его не видел. Разве что в новостях.
Валентине стало ясно то, о чем она прежде не решалась спросить:
– Поэтому ты можешь позволить себе не работать?
– Ну, в общем, да, – протянул Роберт. – Но я планирую заняться преподаванием, как только закончу диссертацию. – Он вздохнул, – Лучше жить небогато, но хоть изредка видеться с отцом.
– Мне казалось, ты к нему относишься с неприязнью.
– Как сказать… Он не особенно любил детей, а я как раз достиг того возраста, когда между нами стало возможно понимание – впрочем, это иллюзия.
– Ох. – Валентина подумала, что необходимо сказать нечто более веское. – Я очень сожалею.
Роберт взглянул на нее с улыбкой:
– Ты с каждым днем становишься все больше похожей на англичанку. Нет, сожалеть тут не о чем. – В кухне этажом выше застучали шаги Джулии. – Тебе нужно идти?
– Не сейчас.
– Давай тогда завтракать.
– Давай.
Роберт достал из холодильника яйца, бекон, масло и прочее.
– Как тебе приготовить яйца?
– Можно яичницу?
Пока жарилась яичница с беконом, Роберт достал тарелки и столовые приборы, расставил на столе джем, сок и под конец приготовил тосты. Валентина не сводила с него глаз: ее успокаивала его деловитость и восхищала новизна ощущений: впервые в жизни мужчина готовил ей завтрак и вдобавок делал вид, будто не замечает, что она сидит за столом в пижаме.
Разложив яичницу по тарелкам, Роберт тоже сел за стол. Они приступили к еде. Наверху громко топала Джулия.
– Кое‑кто недоволен, – заметил Роберт.
– А мне‑то что?
– Ну и ладно, – сказал он.
– Как я хочу уехать, – произнесла Валентина.
«Ты ведь только что приехала». Вслух Роберт сказал:
– А что тебе мешает?
Валентина уловила в его голосе – как описать?.. уж не обиду ли? – и поспешила оправдаться:
– Это не из‑за тебя. Из‑за Джулии. Она считает меня своей собственностью. Ведет себя… типа… как диктаторша.
После некоторого колебания Роберт выговорил:
– В конце года квартиру можно будет продать и жить в свое удовольствие.
Валентина покачала головой:
– Джулия ни за что не согласится. Она не допустит, чтобы я жила самостоятельно. Я связана по рукам и ногам.
– Проконсультируйся у Ксавье Роша – договорись о разделе долей. У вас достаточно средств, чтобы ты могла оставить квартиру сестре, а свою долю получить деньгами, – подсказал Роберт.
Валентина просветлела:
– А такое возможно?
– Это черным по белому написано в завещании. Разве вы его не читали?
– Читали, – неуверенно ответила Валентина, – но я пропустила, где мелким шрифтом.
– Элспет говорила, что напрасно обязала вас прожить здесь год. Ей за вас неспокойно.
– И когда же она такое говорила? – поинтересовалась Валентина.
– На прошлой неделе.
– Поздновато спохватилась.
– Согласен, – кивнул Роберт. – Ваш с Джулией разлад, очевидно, напоминает то, что произошло между ней и Эди, если, конечно, там что‑то произошло.
Доев яичницу, Валентина утерла губы.
– Пусть бы она нам рассказала.
– Думаю, она бы и рада; мне кажется, это ваша мама хочет сохранить тайну.
– А ты бы что сделал на моем месте?
Роберт усмехнулся и пробежал взглядом по ее пижаме.
– Я бы много чего сделал, – ответил он. – Перечислить?
– Не надо. Ты же знаешь, я не о том.
Она покраснела. Роберт вздохнул.
– Для начала подружился бы с Элспет.
– Ну… – Она задумалась. – Боюсь я ее.
– Потому что для тебя она – холодный ветер и ничего более. При жизни она была потрясающей личностью.
– Почему Элспет с тобой не разговаривает?
– То есть?
– Ты же сам сказал, что она…
– Да‑да, верно. – Он встал и начал убирать со стола. – Маленькое недоразумение. Уладим.
– А она была… на кого она была больше похожа: на Джулию или на меня?
Роберт покачал головой.
– Она ни на кого не была похожа. Решительная, как Джулия, но в то же время сдержанная, как ты. Невероятно сметлива, не упускала своей выгоды. Но преподносила любую интригу так, что я с радостью становился пешкой в ее игре.
– У меня волосы дыбом встают, когда я думаю, что она за нами следит, а мы даже не догадываемся о ее присутствии.
– А вы, памятуя об этом, старайтесь друг дружку не обижать.
– Чего она тебе про нас наговорила?
Роберт изобразил удивление:
– Я же не слепой.
Валентина густо покраснела, но ничего не ответила. Роберт сказал:
– По моим сведениям, Элспет и Эди условились, что Элспет будет держаться подальше от тебя и Джулии. Элспет, как мне кажется, считает, что она сдержала свое слово. – Он убрал в холодильник сок и масло. – Но теперь она, вероятно, захочет узнать вас поближе. Раз уж вы здесь. – Он открыл кран над раковиной. – Если это тебя успокоит, не так уж часто она летает по квартире. Она всегда любила уединение. Если вы снимете с полки пару книжек и положите так, чтобы ей сподручно было перелистывать страницы, или оставите включенным телевизор, она и вовсе перестанет вас беспокоить.
– Телевизор сломался, – напомнила ему Валентина.
– Давай им займемся, договорились?
Роберт стоял у раковины спиной к Валентине. Он поглядывал в окно и думал об Элспет: «Ты, наверное, сходишь с ума от скуки. Ни поговорить, ни почитать». Трудно было представить, какие чувства обуяли Элспет, когда Валентина бросилась от нее наутек. Повернувшись к Валентине, он спросил:
– Вы с Джулией не будете возражать, если я попозже к вам зайду, чтобы с ней пообщаться?
Валентина пожала плечами:
– Пожалуйста, нет проблем. А с чего это ты решил спросить? Ты и так от нас не вылезаешь и постоянно с ней общаешься.
– Не думал, что вы в курсе.
– Мы же не слепые. – Она улыбнулась.
– Один – один.
Валентина поднялась из‑за стола и, шлепая босыми ногами, подошла к Роберту.
– Спасибо, накормил.
У него были мыльные руки, и в тот момент, когда он поворачивался к ней, она чмокнула его в щеку.
– Так нечестно! – воскликнул он. – Давай‑ка по‑настоящему.
Каждый поцелуй становился для нее маленьким уроком. Роберту и самому это нравилось, но он давно подумывал о том, чтобы перейти на более продвинутый этап обучения. Он залез мокрыми руками к ней под пижамную блузу и провел ладонями по нежным холмикам.
Она прошептала:
– Как хорошо.
– Бывает еще лучше, – предложил он.
– Ой, нет… не сейчас. – Она смущенно отступила.
Роберт только улыбнулся.
– Мне нужно идти, – сказала Валентина.
– Ладно.
– Я поговорю с Элспет.
– Замечательно, – одобрил он.
– И не буду наезжать на Джулию.
– Это тоже замечательно.
– Увидимся.
– Непременно.
Вернувшись к себе, Валентина застала Джулию за обеденным столом: полностью одетая, с зажженной сигаретой в руке, она читала газету и пила кофе.
– Привет, – сказала Валентина.
– Привет, – отозвалась Джулия, не поднимая головы.
– Мне противно, что ты куришь в квартире.
– А мне противно, что ты бегаешь трахаться с Робертом, пока я сплю, но тебе мое мнение по барабану, так ведь? – Джулия внимательно изучала газетную полосу.
– Я не… мы с ним не… и вообще это не твое дело.
Тут Джулия подняла глаза:
– Допустим. У тебя вся пижама мокрая.
Она затянулась сигаретой и выпустила дым в сторону Валентины. Валентина пошла в душ. Когда она оделась, Джулии дома не было.
Тогда Валентина приготовила стопку бумаги, пару карандашей и ручек. Она разложила изготовленную Робертом планшетку на кофейном столике и осторожно положила на середину пластмассовое кольцо.
– Элспет? – позвала она. – Ты здесь?
Планшетка зашевелилась.
ДОБРОЕ УТРО, сказало кольцо.
На глазах у Валентины Элспет материализовалась, зависла над доской и стала сосредоточенно двигать кольцо. Потом она подняла глаза на Валентину и заулыбалась.
Валентина улыбнулась ей в ответ.
– Расскажи мне сказку, – попросила она.
ПРО ЧТО
– Как вы с мамой были маленькими.
Склонив голову набок, Элспет задумалась. Она поставила палец в центр кольца и несколько раз покрутила. Вслед за тем она опустилась на колени у кофейного столика и медленно начала выводить: ЖИЛИ‑БЫЛИ ДВЕ СЕСТРЫЗВАЛИ ИХ ЭДИ И ЭЛСПЕТ…
ДОМАШНЯЯ СТОМАТОЛОГИЯ
Мартин извелся от зубной боли. Зуб ныл уже несколько дней. Теперь боль накатила, как паровоз, и все мысли были только об этом. Стоя перед зеркалом в ванной, Мартин запрокидывал голову, разевал рот и напрягал зрение, чтобы разглядеть виновника своих мучений, а в результате не удержался на ногах, упал на спину и зашиб голень о ванну. Он сдался и принял пару таблеток кодеина, которые доктор в свое время прописал Марике, когда нашел у нее смещение диска. После этого Мартин снова лег в постель.
В то же утро, ближе к полудню, раздался телефонный звонок. Поскольку телефон стоял на кровати, Мартину показалось, что дребезжание исходит от зуба – боль раздирала его изнутри. На самом деле это звонила Марика.
– Привет, морячок,[91]как там на море?
– На море солоно, – ответил он. – Как поживаешь? – Он сел в постели и ощупью нашел очки.
– Что случилось? – спросила Марика. – У тебя какой‑то смурной голос.
– Ох… зуб разболелся. – Ему стало немного стыдно: он хотел, чтобы его пожалели.
– Час от часу не легче.
В это субботнее утро Марика наслаждалась покоем своей квартирки и никуда не спешила: она сидела в уютном кресле с книгой на коленях и с мисочкой чипсов под рукой. В порыве благородства она решила позвонить Мартину. Его боль доносилась до нее из телефонной трубки, настоятельно требуя внимания.
– Ты принял какие‑нибудь меры? Какой зуб болит?
– Верхний коренной. Справа. Такое ощущение, словно меня не переставая бьют по морде.
Они замолчали, потому что лекарства от зубной боли еще никто не придумал. Даже если бы Мартин мог выходить из дому, обратиться ему было некуда: доктор Прескотт уволился из государственной системы здравоохранения и открыл частную практику; Мартина он давно вычеркнул из списка своих пациентов. Впрочем, это не играло никакой роли, потому что доктор Прескотт не ходил по вызовам. В конце концов Марика предложила:
– Давай позвоним Роберту, а?
– Зачем?
– Возможно, он что‑нибудь… нет, ладно.
Мартин прижал к щеке ладонь. Зуб нестерпимо дергало.
– Башка у него варит, но в стоматологии, думаю, он разбирается слабо.
Выбравшись из постели, Мартин потащился в ванную. Там что‑то неуловимо изменилось, но он не мог понять, что именно, потому как зуб дергало все сильнее и нужно было срочно найти пузырек с таблетками кодеина – а, вот, нашел. Он проглотил две пилюли и поплелся обратно в постель. Улегшись поудобнее, он сообразил, что ступал босыми ногами по полу, не проверив его санитарное состояние. Хм. Тревоги не было, никакого усилия над собой не требовалось. Он сосредоточился на разговоре с Марикой.
– Что делать‑то будешь? – спросила она.
– Может, поспать?
– Давай я все‑таки позвоню Роберту.
– Звони – пусть берет плоскогубцы и поднимается ко мне.
– Фу, – ужаснулась она. – Лучше уж поспать.
Позже, одурманенный кодеиновым туманом, Мартин сел за кухонный стол и попытался затолкать в себя остывшую кашу. Он слышал шаги Роберта, который, спотыкаясь, пробирался сквозь темную квартиру и выкрикивал его имя.
– Я тут. На кухне, – с усилием выговорил Мартин.
– Приветствую, – негромко сказал Роберт с кухонного порога. – Марика говорит, ты прогневал зубную фею.
– Мм, – промычал в ответ Мартин.
– Слушай, если я запишу тебя к дантисту, ты сможешь выйти из квартиры?
Мартин медленно покачал головой.
– Подумай как следует.
– Ты уж извини…
– Ничего страшного. Пойду сделаю пару телефонных звонков. Будем надеяться, скоро вернусь.
Время шло, а Роберт не возвращался. Мартин положил голову на стол и уснул. Когда он разлепил глаза, рядом сидела Джулия, которая читала вчерашний номер «Телеграф». Со стола уже было убрано.
– Меня Роберт прислал, – сообщила она.
– Время? – спросил Мартин.
– Около четырех, – сказала Джулия. – Чего‑нибудь хочешь? Чайку?
– Да, пожалуйста, – попросил Мартин.
Джулия принесла с собой пакет замороженного горошка. Мартин с благодарностью прижал его к щеке. Джулия пошла заваривать чай.
– Там Роберт пришел, – сообщила Джулия.
Распрямившись, Мартин взъерошил волосы, отчего они встали дыбом и придали ему изумленное выражение.
– Мартин, – начал Роберт, – я привел Себастьяна.
Друг Роберта, Себастьян Морроу, владелец похоронного бюро, стоял на пороге кухни. Мартин всегда считал Себастьяна высокомерным; но сейчас у него был неуверенный, настороженный вид, невзирая на прекрасно сшитый темно‑синий костюм и начищенные до блеска туфли. В руке он держал устрашающий кожаный саквояж.
– Вообще‑то я собираюсь зубы лечить, – запротестовал Мартин, – а не в гроб ложиться. Пока еще.
Роберт пояснил:
– Прежде чем заняться ритуальными услугами, Себастьян окончил стоматологический факультет в Бартсе.[92]
Джулия поднялась со стула и, сложив руки на груди, отошла к дверям черного хода. «Только Роберт мог привести гробовщика, чтобы вырвать человеку зуб».
Мартин осведомился:
– А почему ты забросил стоматологию?
– Потому что покойники не кусаются, – ответил Себастьян. Поднял саквояж и спросил: – Ты позволишь?
– Прошу, – сказал Мартин.
Роберт застелил стол чистым полотенцем, и Себастьян достал медицинский инвентарь: шприцы для новокаиновых инъекций, флакон спирта, ватные тампоны, марлевые турунды. Роберт достал из посудного шкафа чашку и миску, а Себастьян облачился в безупречно белый халат. Он вымыл руки и натянул латексные перчатки.
В ожидании Роберта Мартин жаждал только одного – избавиться от зубной боли. Но теперь, наблюдая за этой подготовкой, он пришел в неописуемый ужас.
– Постой! – закричал он, вцепившись в запястье Себастьяна. – Мне нужно сначала… кое‑что сделать.
– Мартин, – одернул его Роберт, – мы не можем целый день ждать, пока ты…
– Вот что, Мартин, – сказала Джулия, вырастая рядом с ним. – Я это сделаю за тебя, о'кей? А ты будешь давать мне указания, ага? – Наклонившись к Мартину, она выжидающе приблизила ухо к его губам.
Мартин колебался. «Хорошо ли это, если она будет вести счет вместо меня?» Он призвал на помощь незаменимого арбитра в таких делах – свой внутренний голос. Голос молчал. Наконец Мартин что‑то прошептал на ухо Джулии, и та кивнула.
– Вслух? – только и спросила она.
– Нет, про себя, но стой передо мной, чтобы я тебя видел.
Себастьян сказал:
– Давай‑ка устроимся поудобней.
Они с Робертом усадили Мартина так, чтобы он откинулся на спинку кресла, а затылком лег на телефонные справочники, стопкой уложенные на столе и накрытые полотенцем. Джулия нависала над ним с фонариком в руке и светила прямо в лицо. Она начала считать, молча шевеля губами. Мартин не сводил с нее взгляда и молился.
– Шире рот, – сказал Себастьян. – Ох, как все запущено.
Мартин крепко держал Джулию за руку, ожидая действия новокаина; другая ее рука заметно дрожала, и луч фонарика бегал по его лицу. Мартина охватило блаженство: боль отступала.
– Не ерзай, – приказал Себастьян, – а то мне не подобраться.
Последовало недолгое кровопролитие. Мартин закрыл глаза. Он слышал глухой хруст; во рту ворочалось инородное тело.
– Ну, вот и все, – сказал Себастьян и сам удивился.
От Мартина пахло гвоздичным маслом и спиртом.
Себастьян набил ему рот ватой.
– Прикуси, только аккуратно.
Мартин открыл глаза.
– Все, – объявил Себастьян, сверкнув улыбкой.
Мартин выпрямился. В миске лежал зуб: грязно‑бурый, с окровавленным корнем, почему‑то совсем маленький. Джулия не прекращала считать, и Мартин жестом позволил ей остановиться.
– Восемьсот двадцать два, – выговорила она.
– Почему так мало? – хотел спросить у нее Мартин, но у него онемела челюсть, и получилось неразборчиво.
Боль ушла, подготовив место для новой боли, которая дожидалась, когда прекратится действие анестезии.
– Ты гений, – прошамкал Мартин, обращаясь к Себастьяну.
– Не преувеличивай, – ответил Себастьян. – Зубы рвать – большого ума не надо. Хорошо, что получилось удалить целиком – моляр совсем гнилой.
– А в зубоврачебном кабинете удалось бы его сохранить? – спросил Роберт.
– Нет… Но при наличии аппаратуры мы бы узнали об этом до операции, а не после.
Себастьян начал ополаскивать инструменты. Джулия помогала. Уложив саквояж, он за руку попрощался с Мартином, который порывался ему заплатить.
– Ни в коем случае, всегда рад удружить. Пару дней не кури, прикладывай лед. А теперь я побежал – Роберт меня отловил в самый неподходящий момент.
Роберт вышел проводить Себастьяна. Когда он вернулся, Мартин полюбопытствовал:
– Чем это он занимался, когда ты ему позвонил? – Мартин вообразил Себастьяна, который склонился над мертвым телом, покоящимся на гладком лотке из нержавеющей стали, и орудует блестящими инструментами…
– Он пил чай в Вулси с обворожительной девушкой. Пока Себастьян удалял тебе зуб, она сидела у меня в квартире. Долго пришлось его уламывать. Потом он еще думал, где раздобыть новокаин. Кстати, нам нужно каким‑то образом разжиться для тебя антибиотиками.
Мартин потрогал щеку.
– Спасибо тебе. Вам обоим спасибо. Вам троим. – Он поднял глаза на Роберта. – Пошлю ему бутылку виски. И тебе. – Мартин с кривой улыбкой повернулся к Джулии. – Тебе тоже?
Она улыбнулась:
– Нет, спасибо. От него лекарством отдает.
Тут Мартин вспомнил:
– Кстати, сестрица, где мои витаминчики?
Джулия пришла в замешательство.
– Еще не время.
– Знаю, но я устал и хочу лечь пораньше. Так что сделай одолжение…
– Ладно. – Джулия побежала за таблетками.
– Это вы о чем? – спросил Роберт.
– Видишь ли, – сказал Мартин, – она меня пичкает анафранилом. Делает вид, что это витамины, а я делаю вид, что повелся.
Роберт захохотал.
– В следующей жизни надо мне будет родиться красивой девушкой. Очень характерно: ради Марики ты этого не делал, меня не слушал, хотя я тебе плешь проел, а у Джулии стал образцовым пациентом. – Роберт наполнил электрический чайник и щелкнул кнопкой. – Поесть‑то сможешь?
– Надо бы. – Мартин наблюдал за Робертом, который накрывал стол к чаю. – Если честно, я это делаю именно ради Марики.
– Вот как? А она об этом знает?
– Пока нет. Готовлю ей сюрприз.
Мартин опять схватился за щеку: там набухал флюс. Медленно поднявшись, он достал из морозильника горошек. Роберт забрал у него пакет, чтобы обернуть полотенцем. Прижимая к щеке холодный компресс, Мартин думал о Марике. Ему не терпелось позвонить ей и рассказать, как они вышли из положения, но он не хотел, чтобы это слышал Роберт. Наморщив лоб, Мартин вспомнил:
– Кажется, Себастьян сказал, что мне нельзя курить?
В кухню вернулась Джулия и покосилась на Роберта:
«Здесь еще?»
– Тебе нельзя курить и нельзя пить через соломинку, потому что рана должна затянуться, а всасывающие движения могут нарушить корочку.
Мартин охнул с таким отчаянием, что Роберт и Джулия не удержались от смеха.
– Что поделывает Валентина? – спросил Роберт.
Джулия изобразила письмо на невидимой бумаге.
– Правда? – переспросил Роберт. – Как ты думаешь, ничего, если я забегу?
– Не знаю, – сказала Джулия. – Она и меня‑то не хотела допускать. Но ты попробуй. А я тут чай заварю.
Роберт обратился к Мартину:
– Что понадобится – звони.
– Я в полном порядке, – сказал Мартин. – Еще раз спасибо, здесь свершилось… чудо.
– Что верно, то верно, – согласился Роберт и ушел, довольный собой.
Заварив чай, Джулия пошарила в холодильнике и на полках. Она нашла банку куриного супа с лапшой, и Мартин оживился:
– Да, то что надо. – У него заурчало в животе. – А твоя сестра занимается сочинительством?
Джулия смешалась. Элспет велела им держать язык за зубами, и они помалкивали. Ей давно хотелось поделиться с Мартином, но что‑то ее удерживало; он бы все равно не поверил, счел бы ее лгуньей.
– Как бы да, – ответила она. – Ну там, мейлы сочиняет, не всерьез.
Она налила Мартину чаю и откупорила суповую жестянку. Мартин отложил пакет горошка и обхватил горячую кружку, дожидаясь, чтобы чай немного остыл. Действие новокаина сходило на нет. Ощущение резиновых губ его раздражало, да и состояние между «больно» и «не больно» тоже оказалось не из приятных.
Джулия разогрела суп, испекла в микроволновке картофелину, накрыла на стол; ей в голову лезли то Роберт с Валентиной, уединившиеся внизу с Элспет, то изящные, затянутые в латекс руки Себастьяна, сжимающие щипцы, то искаженная ужасом физиономия Мартина с разинутым по приказу Себастьяна ртом, то успокоенное выражение его лица и взгляд, направленный на ее губы, когда она начала считать вместо него. «Числа… Что в них такого? Почему счет действует на него как бальзам?» Она повернулась к Мартину. Он как‑то обмяк, повесил голову и уставился в никуда. «Расклеился. А может, он всегда такой, если не на людях».
Она поделила суп на двоих. Насчет Валентины, которая могла ждать ее к ужину, беспокоиться не стоило: с ней был Роберт. Мартин ел с большой осторожностью, стараясь не прикусить губу. После еды Джулия отсчитала таблетки, и он проглотил их, одарив ее кривой полуулыбкой.
– Благодарю, сестрица.
– Не за что, – ответила она и принялась убирать со стола, но через несколько мгновений заметила, что Мартин опять погрузился в уныние. – Что с тобой, Мартин?
– А… я понимаю, это мелочь, но меня угнетает запрет на курение. Конечно, бросать так или иначе придется, но момент не самый подходящий… то есть я постоянно бросаю курить, но как раз сегодня не планировал.
Джулия улыбнулась:
– Когда нашему отцу вырвали зубы мудрости, ему тоже запретили курить, так мама курила за него.
– Не вполне понимаю…
Джулия щелкнула пальцами:
– Где у тебя сигареты?
– В спальне.
Она вернулась с голубой пачкой и зажигалкой, подвинулась на своем стуле вплотную к Мартину и закурила сигарету.
– А теперь вот так…
Джулия набрала полный рот дыма, стараясь не затягиваться. Мартин разинул рот, и она выпустила туда дым.
– Ну? – спросила она.
Мартин кивнул, выпуская дым через нос.
– Кайф.
Джулия обняла его за плечи. Они склонились друг к другу. Она отвернула голову и поднесла сигарету к губам; огонек разгорелся сильнее. Мартин сидел с полузакрытыми глазами и полуоткрытым ртом. Джулия стала поворачивать к нему голову, и когда ее губы оказались в нескольких дюймах от его лица, она медленно выдохнула дым; Мартин втягивал его примерно с таким же звуком, с каким Валентина ловила воздух во время астматического приступа. Выпустив дым, Мартин хмыкнул.
– Что смешного? – спросила она.
– Ни на что я не годен, видишь? Даже курить – и то сам не могу.
– Глупости какие, – сказала Валентина и потрогала припухлость у него на щеке. – Как бурундук.
Мартин поднял брови. Джулия опять набрала в рот дыма. Он с жадностью потянулся к ней.
Спустившись на второй этаж, Роберт увидел, что дверь в квартиру близнецов не заперта. Он постучатся и вошел. Где‑то было открыто окно – в коридоре гулял холодный, сырой ветер. Валентина сидела на диване в гостиной, зарывшись в листки бумаги. На кофейном столике лежали планшетка и кольцо. Вечерний свет золотил все, к чему прикасался: блекло‑розовый и сиреневатый бархат заиграл; юбка бледно‑зеленого платья Валентины легла вокруг нее листом водяной лилии, а волосы, обрамлявшие лицо, наэлектризовались; в золоте заката очертания предметов сливались, и гостиная виделась Роберту сплошной непрерывной поверхностью, живописным полотном. Валентина, поджав под себя одну ногу, устроилась в дальнем конце дивана. Ее взгляд был устремлен в противоположный конец, как будто там присутствовал незримый гость. Роберт замер на пороге и попытался, пожелал, понадеялся разглядеть невидимое. Но не сумел.
Валентина обернулась к нему. Прежде он как‑то не замечал, насколько у нее изможденный вид: красные глаза, под ними темные круги.
– Тебе видно? – спросила она.
– Нет, – ответил он. – Расскажи… как она выглядит.
Улыбнувшись, Валентина сообщила:
– С твоим появлением принарядилась… – Она недоуменно покачала головой. – Почему не говорить, что тут такого? В общем, на ней голубое шелковое платье в талию, с юбкой‑трапецией; короткая стрижка, волосы чуть вьются; кожа ужасно бледная, розовеют только руки и мочки ушей… На губах темная помада… Что еще ему рассказать?
– Разве ты ее слышишь?
– Нет, она знаками показывает…
Роберт стал медленно оседать на пол у вороха бумажных листов. Он облокотился на кофейный столик. Отсюда ему привиделось какое‑то движение воздуха в том самом месте, где, по его расчетам, сидела Элспет: так бывает, если смотришь на свет через идеально чистый стакан и, наверное, если пытаешься увидеть музыку. Он тряхнул головой:
– Хоть убей, не вижу.
Планшетка пришла в движение. Валентина записала послание. ТЕПЕРЬ УЖЕ СКОРО.
– Ага, – сказал он, радуясь, что вернул себе расположение Элспет. Его взгляд скользнул по вороху бумаг. – О чем вы тут беседовали?
– О нашей семье, – ответила Валентина. – Элспет рассказывала, как они с мамой были маленькими, как росли в доме на Пилгримс‑лейн.
– А разве от мамы вы об этом не знали?
– Почти ничего. Мама обычно рассказывала про Челтнем. Ну, типа, какое там было жуткое социальное расслоение, как заставляли форму носить. Джулия всегда говорит: лучше бы их в Хогвартс[93]отправили.
ТАМ БЫЛО ЛУЧШЕ ЧЕМ ДОМА
– Чем же там было лучше, Элспет? – спросила Валентина, но ответа не последовало.
От Валентины не укрылось, как Элспет смотрит на Роберта: слегка откинувшись назад, так что создавалась иллюзия, будто они не сводят друг с друга глаз. Через некоторое время Роберт повернулся к Валентине и сказал:
– Ваши дед с бабушкой держали их в ежовых рукавицах. Очевидно, в частной школе‑интернате и то давали больше свободы; Элспет рассказывала, как они играли в школьном театре и как дурачили одноклассниц – ты же понимаешь, близнецам это нетрудно.
Валентина обратилась к Элспет:
– А вы с мамой одевались одинаково?
В ШКОЛЕ КАК ВСЕ А ТАК НЕТ ТОЛЬКО В РАННЕМ ДЕТСТВЕ
Валентину задевало, что Элспет с самого начала приклеилась глазами к Роберту. «Привыкла быть невидимой, но я‑то ее вижу, а ей хоть бы что».
Уже не первый вечер, как только Джулия выходила за порог, Валентина и Элспет усаживались вместе и начинали вести сбивчивые беседы из вопросов и ответов. Валентина поражалась, насколько отличаются рассказы Элспет от тех, что они с Джулией слышали от матери. В устах Элспет все их детские приключения окрашивались темным цветом: пикник на природе заканчивался смертью одноклассницы, утонувшей в озере; Элспет и Эди всячески старались подружиться с соседским мальчиком, а того вскоре отправили в психиатрическую лечебницу. В каждой истории Элспет и Эди действовали заодно, между ними не случалось ни малейшей размолвки, ничто не предвещало разрыва; они были неразлучны и превосходили многих своих недоброжелателей умом и решительностью. От этих рассказов Валентина начинала тосковать по Джулии – не по такой, какую нынче видела рядом, а по той, какую знала в детстве: заступница, ее второе я. Драматизм каждой истории усугублялся мучительным перемещением планшетки. Элспет волей‑неволей проявляла чудеса лаконичности. Ее рассказы напомнили Валентине о бело‑синих изразцах, виденных в Почтовом парке.
Роберт поднял несколько листков.
– Не возражаешь?
Валентина посмотрела на Элспет; та пожала плечами. ТЫВСЕ ЭТО ЗНАЕШЬ, сообщила планшетка.
К записанным рассказам Валентина добавила только знаки препинания. НАМ БЫЛО ДЕВЯТЬ. ШЛИ ДОМОЙ, УВИДЕЛИ ОБЪЯВЛЕНИЕ: «ПРОДАЮТСЯ ЩЕНКИ». ЛЮБОПЫТНО, ЗАШЛИ, СПРОСИЛИ У ПРОДАВЦА. ЭТО БЫЛА ТАБАЧНАЯ ЛАВКА. ОН ПОВЕЛ НАС В САРАЙ. ТАМ ЩЕНКИ ГОНЧЕЙ. МЫС НИМИ ДОЛГО ИГРАЛИ, ПОТОМ ЗАХОТЕЛИ УЙТИ, НО ОН ЗАПЕР ДВЕРЬ. На этом страница заканчивалась. Роберт вспомнил, что Элспет много лет назад и вправду рассказывала ему этот случай: они с ней гуляли вдоль Озерной улицы, где раньше находилась пресловутая табачная лавка. Валентина откопала следующую страницу и протянула ему. МЫКРИЧАЛИ, НО ВСЕ ЗРЯ. СОБАКА НА НАС ЛАЯЛА. СТЕМНЕЛО. ТАБАЧНИК ОТПЕР САРАЙ. МЫК ДВЕРЯМ, СБИЛИ ЕГО С НОГ – И ДОМОЙ.
«Больше похоже на сказку, – подумала Валентина. – Сколько здесь правды?» Раньше она залпом проглатывала такие истории, но теперь насторожилась.
Вспоминая холодный, уродливый сарай, скулеж щенков, испугавшихся их с Эди крика, Эслпет смотрела на Валентину и думала: Зачем я ей это рассказываю? Она устала, я ее растревожила. Тогда она написала: ТЕПЕРЬ ТЫРАССКАЗЫВАЙ – и улыбнулась со всей возможной добротой.
– Я? – У Валентины не было ни одной мысли. «Я жутко измочалена».
Сначала ей не терпелось выпроводить Роберта, чтобы они с Элспет могли продолжить разговор по душам. Потом захотелось спуститься с ним к нему домой и там целоваться, спрятавшись от Элспет. «А можно и одной сбежать – пусть себе любезничают».
– А чем Джулия занимается? – спросила она Роберта.
– Полагаю, вокруг Мартина суетится, – ответил он и рассказал им о страданиях Мартина и стоматологических подвигах Себастьяна.
На миг Валентина приревновала: Джулия оказывала внимание кому‑то другому. Правда, она тут же решила: «Нет, меня это не волнует. Честное слово». Ее стало клонить вбок, плечо уперлось в спинку дивана, голова свесилась на грудь. Роберт спросил:
– Ты обедала?
– Нет. – Помнилось, она ела что‑то на завтрак, но это было давным‑давно. – Мы за продуктами не сходили. – Она подняла на него глаза, огромные на изможденном лице.
– То‑то я смотрю – ты как голодающая, – заметил Роберт. «Точнее, умирающая с голоду. Сколько же времени ты здесь сидишь?» Он встал. – Элспет, Валентине пора ужинать.