Переводчики: Алёна Рутова, Саша Тарасова, Наталья Ерина, Алианна Диккерсон, Ирина Бейн, Аллочка Потанина, Анна Емелькина 14 глава




 

Глава 31, часть 1


Исчезли ее шрамы. Маэва убрала их все.
Она сказала Ровану достаточно о том, что было сделано. Когда он увидел ее спину, гладкую кожу там, где должны были быть шрамы от Эндовьера и от избиения Каирна.
Она стояла на коленях на стекле но... Шрамов там не было. Даже ожерелье шрамов от Бебы Желтоногой ушло. Следы от кандалов Эндовьера ушли. Шрам, когда Аробинн Хэмел заставил ее сломать себе руку, исчез. И ее ладони... Аэлина смотрела на ее ладони, как будто понимая, чего не хватает. Шрамы, один с того момента, как они стали карранам, а другой — ее клятва Нехемии, полностью исчезли. Как когда-то раньше.
Ее огонь горел ярче.
Целители могли убрать шрамы, да, но наиболее вероятная причина их отсутствия у Аэлины, в тех местах, где они были...
Это была новая кожа. Везде. Даже на ее лице, так как она сомневалась, что они достаточно глупы, чтобы сделать маску.
Почти каждый ее дюйм был покрыт новой кожей, прекрасной, как свежий снег. Кровь, покрывавшая ее, испарилась, чтобы показать это.
Новая кожа, потому что им нужно было заменить то, что было уничтожено. Исцелить ее, чтобы они могли убивать ее снова и снова. Гавриэль и Элида пошли туда, где лежал Фенрис, та магия, которая уже подействовала на него, была слишком мала, чтобы не допустить его смерти. Гавриэль сказал:
— У него мало времени.
Он нарушил клятву. С чистой волей Фенрис нарушил ее. И скоро заплатит цену, когда его жизненная сила полностью исчезнет. Взгляд Аэлины переместился. С ее рук, ее ужасной первозданной кожи, на волка через поляну.
Она моргнула дважды. А потом медленно встала. Не осознавая ее наготу, она сделала шаткий шаг. Рован был тут же — так близко, как позволяло пламя.
Он мог пройти, защищая себя льдом или просто убрав воздух, который подпитывал ее пламя. Но чтобы пересечь эту линию, чтобы пройти в ее пламя, когда у нее было слишком много, слишком много украдено... Он не позволял себе думать о будущем, о настороженном признании на ее лице, когда она его видела, — видела всех их. Как будто она не была полностью уверена в них. Но доверяла этому.
Аэлина сделала еще один шаг, балансируя. Когда она прошла, он заметил ее шею. Даже следы его укуса, его знак принадлежности, исчез. Закутавшись в пламя, Аэлина подошла к Фенрису. Белый волк не шевелился. Скорбь наполнила ее лицо даже на этом тихом расстоянии. Скорбь и благодарность.
Когда она приблизилась, Гавриэль и Элида стояли с другой стороны Фенриса. Отступив на шаг. Не от страха, а для того, чтобы дать ей место в этот момент прощания.
Им нужно было идти. Задерживаться здесь, несмотря на мили между ними и лагерем, было глупостью. Они могли нести Фенриса, пока бы это не закончилось, но... Рован не мог заставить себя сказать это. Чтобы сказать Аэлине в то время, когда она прощалась. У них были, в лучшем случае, минуты, прежде чем они должны будут бежать.
Но если разведчики или часовые найдут их, он будет следить за тем, чтобы они не подошли достаточно близко, чтобы потревожить ее.
У Гавриэля и Лоркана, похоже, была такая же мысль, их глаза встретились через поляну. Рован тихо дернул подбородком к западной ветке дерева. Они проследили за его взглядом.
Аэлина встала на колени рядом с Фенрисом, и ее пламя охватило их обоих. Огонь уступил место красновато-золотой ауре, щиту, который, как он знал, растопит плоть любого, кто попытается пересечь его. Оно кружилось вокруг них, как пузырь медного воздуха, и через него, Рован наблюдал, как она провела рукой по потрепанной морде волка.
Гавриэль исцелил большую часть ран, но кровь осталась.
Аэлина долго и нежно поглаживала его мех, наклоняя голову когда она говорила слишком тихо так, чтобы Рован не услышал. Медленно, болезненно, Фенрис открыл глаза. Агония заполнила его — агония и все же нечто вроде облегчения и радости при виде ее лица. И истощение. Такое истощение, что, как знал Рован, смерть была бы благословением, приветственным объятием, поцелуем самой Сильбы, богини быстрой смерти.
Аэлина снова заговорила, и звук был либо поглощен, либо проглочен ее щитом. Без слез. Только эта печаль и ясность.
Лицо королевы, он понял, когда Лоркан и Гавриэль заняли места вдоль границы поляны. Это было лицо королевы, которое смотрело на Фенриса. Королева, которая взяла его массивную лапу в ее руки, раздвигая мех и кожу, чтобы коснуться изогнутого когтя.
Она провела им по ее обнаженному предплечью, рассекая кожу. Оставляя кровь на пути когтя. Рован резко вздохнул. Гавриэль и Лоркан кружились около них.
Аэлина снова заговорила, и Фенрис один раз моргнул в ответ.
Она считала, что такого ответа достаточно.
— Святые боги, — выдохнул Лоркан, когда Аэлина поднесла ее кровоточащее предплечье ко рту Фенриса. — Святые боги.
После доброты Фенриса, его жертвы, не было наибольшей награды, которую она могла бы предложить. Чтобы удержать его от смерти, не было другого способа. Только это. Только клятва крови.
И когда Фенрису удалось лизнуть кровь из ее раны, когда он произнес молчаливой обет своей королеве моргнув несколько раз. Грудь Рована стала невыносимо тугой. Нарушение клятвы на крови одной королеве исказило его жизненную силу, его душу. Клятва на крови другой может хорошо исцелить это искажение, древней магией, связавшей жизнь Фенриса с Аэлиной.
Три глотка. Это все что Фенрис взял, прежде чем он положил голову на мох и закрыл глаза. Аэлина свернулась рядом с ним, пламя охватило их обоих. Рован не мог двигаться. Никто из них не двигался.
Аэлина произнесла одно короткое слово. Фенрис не ответил.
Она снова заговорила, лицо королевы было твердо.
«Живи».
Она использовала клятву на крови, чтобы заставить его остаться на стороне жизни. Тем не менее, Фенрис не шевелился.
Через пузырь пламени и тепла Элида поднесла руку ко рту, глаза блестели. Она тоже прочла слово на губах Аэлины. Аэлина сказала в третий раз, оскалив зубы, давая Фенрису свой первый приказ. Живи. Рован не дышал, пока они ждали. Прошло много минут. Глаза Фенриса распахнулись. Аэлина держала взгляд волка, ничего не замечая, кроме этой серьезной, неуступчивой воли. Постепенно Фенрис пошевелился. Его лапы переместились под него, ноги напряглась. И он встал.
— Я не верю, — прошептал Лоркан. — Я не...
Но теперь Фенрис стоял перед их королевой, которая стояла на коленях. Это был Фенрис, склонивший голову, плечи, подогнув сначала одну лапу, затем другую. Поклонившись.
Призрак улыбки украсил ее губы и исчез прежде, чем принял форму.
Тем не менее, Аэлина оставалась на коленях. Даже когда Фенрис обнюхал их, удивление и облегчение освещали его темные глаза. Его взгляд встретил взгляд Рована, и Рован улыбнулся, склонив голову.
— Добро пожаловать во двор, — сказал он, его голос был сильным.
Эмоция прошла через морду волка, а затем Фенрис снова повернулся к Аэлине.
Она не смотрела в никуда. Фенрис толкнул ее плечо своей пушистой головой.
Она погладила рукой его белую шерсть. Сердце Рована сжалось. Маэва справилась с самим Рованом, обманув его инстинкты. Что она с ней сделала? Что она делала в эти месяцы?
— Нам нужно идти, — сказал Гавриэль, его голос был густым, когда он подошел к Фенрису, стоящему гордо и настороженно рядом с Аэлиной. — Нам нужно увеличить расстояние между нами и лагерем, и найти где остановиться на ночь.
Где они передохнут, как и где покинут это королевство. Отправиться в лес, к горам, было бы лучше всего. Эти леса располагают множеством укрытий и пещер, в которых можно спрятаться.

 

Глава 31, часть 1


— Ты можешь идти? — спросил Лоркан у Фенриса.
Фенрис скользнул темными, зловещими глазами по Лоркану. О, эта битва придет. Эта месть.
Волк коротко кивнул.
Элида потянулась за своей сумкой, спрятанной у основания дерева.
— Каким образом?
Но Рован не успел ответить.
Безмолвные, как призраки, они появились через поляну. Как будто они просто возникли в тени листвы.
Маленькие тела, некоторые белые, некоторые черные, как ночь. В основном скрытые, за исключением прямых пальцев и широких, немигающих глаз.
Элида ахнула.
— Маленький народец.
Элида не видела Маленького народца с тех пор, как Террасен разрушили. Затем только вспышку глаз или шелест листьев. Никогда так много их не появлялось, никогда так открыто. Теперь они были реальные сейчас, прямо перед ними.
Полдюжины или около того собрались на поляне, скрываясь за корнями, камнями и скоплением листьев. Ни один из мужчин не двигался, хотя уши Фенриса поднялись. Чудо — вот что случилось с королевой и волком.
Хотя Фенрис казался истощенным, его глаза были ясны, когда собрался Маленький народец. Аэлина едва взглянула на них. Бледная рука поднялась над валуном с мхом и помахала.
— Идти, — спросил Рован, спокойный, словно гранит, — ты хочешь, чтобы мы пошли за тобой?
И снова рука сделала движение. Пойдемте. Гавриэль пробормотал:
— Они знают этот лес лучше, чем мы.
— И ты им доверяешь? — спросил Лоркан.
Глаза Рована остановились на Аэлине.
— Однажды они спасли ей жизнь. — в ту ночь убийца Эравана не нашёл Аэлину. — Они сделают это снова.
Тихие и невидимые, они шли через деревья, скалы и ручьи древнего леса. Рован шел за Аэлиной, Фенрисом, Гавриэлем и Элидой во главе них и Лорканом сзади, когда они следовали за Маленьким Народцем. Аэлина ничего не сказала, ничего не сделала, кроме как встала, когда они сказали ей, что пора идти. Рован предложил ей свой плащ, и она позволила ему пройти через свой щит золотого, чистого пламени, чтобы обернуть его вокруг ее обнаженного тела. Она держалась за него пока они шли, милю за милей, ее ноги были голыми. Если камни и корни леса причиняли ей боль, она вздрагивала. Она только шла дальше, с Фенрисом рядом в этой сфере огня, как будто они были двумя призраками. Как видение прошлого, шагающие между деревьями, королева и волк. Остальные говорили редко, пока шли часы и мили. Когда лесистые холмы уступили место более крутым склонам, валуны стали больше, камни и деревья были в пятнах.
— Это из-за древних войн между лесными духами, — прошептал Гавриэль Элиде, заметив, как она нахмурилась увидев на склоне холма множество поломанных стволов и расколотых камней. — Некоторые по-прежнему занимаются ими, совершенно не осознавая и не заботясь о делах остальных.
Рован никогда не видел, чтобы раса существ была гораздо более древней и скрытной, чем Маленький народец. Но в его горном доме, высоко поднятом там, куда они стремились, он иногда слышал разрушение скал и деревьев в темные безлунные ночи. Когда в воздухе не было ни единого ветра, ни шторма, чтобы вызвать их.
Так близко — всего двадцать миль к горному дому, который он построил. Однажды он планировал взять Аэлину туда, хотя это было нечто иное, как давно исчезнувший пепел. Просто показать ей, где был дом, где он похоронил Лирию. Она все еще была там, его ложный мэйт.
И его настоящий мэйт... Она шагала между деревьями. Не более, чем привидение.
И все же они пошли за Маленьким Народцем, который манил их из-за деревьев, скал и кустарников впереди, а затем исчезал. Идущие сзади прятали следы руками и малой магией. Он молился, чтобы у них было место, чтобы остаться на ночь. Место, где Аэлина сможет поспать и остаться защищенной от глаз Маэвы, когда та поймет, что ее обманули. Они направлялись на восток — далеко от побережья. Рован не рискнул сказать им, что им нужно найти порт. Он увидит, куда они приведут их сегодня вечером, а затем разработает свой план возвращения на их континент. Но когда Маленький Народец появлялся за гигантским валуном, когда он исчезал и снова появлялся в щели, вырезанной в самой скале, костистые руки манили внутрь, Рован оказывался в затруднении. Существо, обитающее в озере под Лысой Горой, было легкой угрозой по сравнению с другими вещами, которые все еще охотились в этих темных и забытых местах.
Но Маленький Народец снова манил их. Лоркан пошел рядом с ним.
— Это может быть ловушка.
Но Элида и Гавриэль шли дальше невозмутимо.
И за ними, Аэлина шла также. И Рован последовал за ней также, как он последует за ней до ее последнего вздоха.
Пещерная щель была плотная, но вскоре она перешла в больший проход. Аэлина освещала пространство, омывая черные каменные стены золотым светом, достаточно ярким, чтобы все видеть.
Но ее пламени было недостаточно, когда они вошли в массивную мещеру. Потолок растворился во мраке, не высота заставила их остановиться.
Углы и ниши были встроены в стенах скалы, некоторые из них были оборудованы кроватями, которые были нагружены грудами одежды, а некоторые — едой. Небольшой огонь горел рядом с ними, а мимо него, прикрытый стенкой, было каменная ниша с ручьем воды, любезно прикрытая камнями. А дальше в пещере, по другую сторону ручейка, текущего прямо до самой черной скалы, большое озеро простиралось в темноте.
В этих горах было множество подземных озер и рек, настолько глубоких, что даже Фэ не осмеливались их исследовать.
Кажется, этот Маленький Народец старался для них, дойдя до того, что они украсили пространство березовыми ветвями, растянутыми между стенами. Они повесили маленькие гирлянды и венки из белых цветов, а среди листьев мерцали голубые огни. Старая странная магия, эти огни. Как будто их вырвали с ночного неба.
Элида осматривала пространство, страх был написан над ее лице. Однако Гавриэль и Лоркан оценивали все более резко, более гладко. Рован делал то же самое. Единственный выход, похоже был тот откуда они вошли, а озеро растянулось слишком далеко чтобы различить, если ли берег за ним.
Аэлина не остановилась, когда она шагнула к одной из сверкающих стен. Не было ее обычной осторожности, ни одного движения ее глаз, как она обычно взвешивала выходы и подводные камни, любое оружие.
Транс — это было так, как будто она была в трансе, погрузилась в какой-то глубинный океан внутри себя и была там так далеко, что они были для нее птицами, парящими над его далекой поверхностью. Она подошла к стене, ветви березы искусно оплетали ее. Рован осознал, что большинство Маленького Народца, были на ветках, цепляясь за них. Шаги Аэлины затихли. Фенрис остановился рядом, словно чтобы уединиться.
У Рована было смутное чувство, что Лоркан, Элида и Гавриэль направились дальше через пещеру, чтобы осмотреть вещи, которые были выложены там.
Но он задержался в центре пещеры, когда его мэйт остановилась перед сияющей, живой стеной. На ее лице не было никакого выражения, никакого напряжения в ее теле. Тем не менее она склонила голову к Маленькому Народцу, спрятанному в ветвях перед ней. Ее челюсть заговорила. Краткие, короткие слова.
Он никогда не слышал о языке Маленького Народца. Но его королева, его жена, его мэйт, разговаривала с ними. Наконец она отвернулась, ее лицо все еще было пустым, ее голубые глаза были такими же плоскими и холодными, как озеро. Фенрис шел с ней рядом, но Рован остался на месте, когда Аэлина подошла к небольшому огню. Безопасно. Маленький народ, должно быть, сказал ей что эта пещера была в безопасности, если она теперь двинулась к огню, ее собственный щит все еще горел. Остальные остановили рассмотр вещей. Но Аэлина не обращала на них внимания, не обращала и на него внимания, когда заняла место между огнем и пещерной стеной, легла на голый камень и закрыла глаза.

 

Глава 32


Глаза Дорина сохраняли карий цвет на протяжении трех дней, пока он не понял, как вернуть синий цвет. Астерина и Веста безжалостно дразнили его на данный счет в то время, когда они проносились через клыкастые гребни гор, резко смеясь над отсутствием его хорошеньких глаз цвета колокольчика. Они сильно огорчились, когда Дорин вернул свой сапфировый оттенок.
Магия Дорина могла изменять и превращать отдельные элементы, но способность превращаться целиком вероятно работала как-то по иному.
Нужно найти в себя ту часть, которая всегда стремилась к единому образу и была выше всего, и отпустить ее. Стать свободным. Как Тэмис, Богиня Диких вещей, она была свободной — была выпущена из клетки.
Это то, о чем он мечтал раньше, когда он был немногим более безрассудным, идеалистическим принцем.
Это было единственное направление для его магии — отпустить образ. Он должен был оставить свой истинный образ и приобрести новый.
Легче было сказать, чем направить магию в нужном направлении.
Ввиду того, что цвет его глаз вернулся, он не мог найти ни одной ниточки, которая помогла бы распутать этот клубок. Он не мог снова изменить даже цвет глаз.
Крошанки и ведьмы отряда Тринадцати остановились на свой полуденный перерыв под тяжелым покровом Задубелого леса, деревья стояли уже без листьев, но на земле не было даже намека на снег. Прошла неделя с тех пор, как они пообещали командирам Эйлуэ прибыть, но они скоро прибудут.
Дорин присел на покрытое мхом старое дерево и стал есть вяленого кролика. Это был его ужин.
— У меня голова ничто, по сравнению с вашей, исходя из того, как вы стараетесь, — сказала Гленнис со всей поляны. Вокруг крошанок сидели ведьмы отряда Тринадцати и молча ели, Манона все контролировала. Крошанки сидели среди них, это уже хорошо. Тихо, но они сидели.
Значит, все они смотрели на него сейчас и следили за его попытками. Дорин перестал есть мясо и наклонил голову к крошанке.
— Думаю, моя голова достаточно сильна для нас обоих.
— Во что ты пытаешься превратиться? Или точнее в кого?
Он хотел превратиться в полную противоположность тому, кем он был. Противоположность тому человеку, который долгое время не обращал внимания на Соршу. Противоположность тому, кто не смог уберечь ее от смерти. Он бы с радостью перестал быть Дорином, если бы только магия позволила ему.
— Ничего, — сказал он. Многие из Тринадцати и крошанок вернулись к своей скучной еде после его скучного ответа.
— Я просто хочу посмотреть, возможно ли это, для кого-то с такой магией. Хотя бы изменить в себе небольшие черты.
Не ложь, не совсем ложь. Манона нахмурилась, словно пытаясь понять загадку, которую она не могла разгадать.
— Но если бы у тебя получилось, — настаивала Гленнис, — кем бы ты хотел стать?
Он не знал. Не мог вызывать образ за пустой тьмой. У Дамариса тоже не было бы ответа.
Дорин заглянул внутрь, почувствовав силу магии, которая была в нем.
Он проследил ее форму осторожными, невидимыми руками. Он нащупал нити внутри себя, ведущие не к его животу, а к его все еще разбитому сердцу.
Кем бы ты хотел стать?
Там, как семя власти, которое Сейрина украла, оно лежало — маленькое и рычащее в его магии. Не рычание, а узел — узел в гобелене. Тот, который он может переплетать.
Один из них мог бы что-то придумать, если бы осмелился.
«Кем бы ты хотел стать?» — спросил он едва сплетенный гобелен внутри себя. Пусть потоки и узлы образуют форму, создавая картину в его уме. Запуск небольшой.
Гленнис засмеялась.
— Твои глаза стали зелеными, король.
Дорин начал превращаться, его сердце дико стучало. Ведьмы прекратили есть, они смотрели на Дорина во все глаза, наклонялись, чтобы лучше его рассмотреть.
Но он усилил свою магию и продолжил менять облик.
— Ох, золотые волосы тебе совсем не подходят. — Астерина поморщилась. — Ты выглядишь болезненно.
Кем он хотел быть? Кем угодно, кроме него самого. Но кем он стал?
Его молчаливый ответ дошел до него и действие превращения прекратилось, его темные волосы и сапфировые глаза вернулись бы. Астерина вздохнула с облегчением.
Но Манона мрачно улыбнулась, словно услышала его молчаливый ответ. И поняла его.
Уже стояла глубокая ночь, огонь от костров крошанок ярко полыхал под безлистыми деревьями, как вдруг Гленнис спросила:
— Кто-нибудь из вас видел Пустоты?
Тринадцать повернулись к крошанке. Обычно раньше она не обращалась ко всем сразу, или задавала такие личные вопросы напрямую.
Но по крайней мере Гленнис говорила с ними. Три дня путешествия, и Манона не была ближе к завоеванию Крошанок, чем к отъезду из Белого Клыка. Хотя они говорили с ней и иногда присоединялись к очагу Гленнис для приема пищи, этого было слишком мало, чтобы завоевать крошанок.
Астерина ответила:
— Нет. Ни одна из нас, хотя я провела некоторое время в лесу на другой стороне гор. Но никогда так далеко.
Скорбь мелькнула в черно-золотых глазах ведьмы, как будто дело было не только в сказанном. Действительно, Соррель и Веста, и даже Манона, с такой скорбью смотрели на ведьму, что можно было понять, что здесь замешано что-то личное…
Манона спросила Гленнис, единственную из крошанок, находящуюся под навесом рядом с огнем:
— Почему ты спрашиваешь?
— Простое любопытство, — сказала крошанка.
— Никто из нас там не был. Мы не смеем.
— Из-за страха перед нами?
Золотые волосы Астерины распались, когда она наклонилась ближе к огню. Она нашла полоску кожи в лагере, чтобы перевязать волосы, вместо той черной, которую она использовала последний век. По крайней мере с распущенными волосами ее было видеть привычнее. Хотя бы одна вещь, которая осталась неизменной.
— Из страха того, что нам придется пережить, чтобы увидеть, что осталось от нашего когда-то великого города, наших земель.
— Ничего, кроме щебня, говорят, — пробормотала Манона.
— И ты бы восстановила его, если бы могла, наш город? — спросила Гленнис. — Восстановила бы его для себя?
— Мы никогда не обсуждали, что будем делать, — сказал Астерин. — Если бы мы могли вернуться домой, это было бы меньшей проблемой.
— Возможно, план, — подумала Гленнис, — достаточно мудр. Могущественная вещь. — ее голубые глаза остановились на Маноне. — Не только для крошанок, но и для ваших собственных людей.
Дорин кивнул, хотя он не был частью этого разговора.
Кто бы хотел, чтобы ведьмы отряда Тринадцати, Железнозубые и крошанки жили снова как единый народ?
Манона открыла рот, но Тени ворвались в кольцо их очага, их лица были напряженными. Тринадцать мгновенно встали на ноги.
— Мы разведали дорогу вперед, на месте встречи, — выдохнула Эдда.
Манона вся сжалась. В лагере мелькнул шепот власти, единственное, что указывало на тот факт, что магия Дорина обернулась вокруг них в почти непроницаемом щите.
— Там пахнет смертью, — закончила Бриар.

 

Глава 33, часть 1


Они опоздали.
Не только на час или на день. Нет, судя по состоянию тел, которыми было усеяно пространство на двадцать миль к югу, неделя их задержки стоила всей военной группы Эйлуэ.
Морат оставил воинов там, где они лежали, несколько крошанок — тех, кто вызвал их сюда — были среди павших. Запаха разложения было достаточно, чтобы слёзы выступили на глазах Маноны, когда они обследовали то, что осталось.
Она это сделала.
Это привело к задержке крошанок в этой бойне. Один взгляд на Дорина, — король стоял на краю поляны, зажав нос, положив руку на живот, и она знала, что он тоже об этом думал. Резкость в его глазах говорила достаточно.
— Некоторые ушли, — объявила Эдда, лицо Тени мрачно. — Но большинство — нет.
— Они хотели убить их, — сказал Бронвен, достаточно громко, чтобы все могли услышать. — Посеять страх.
Манона изучала разрушенные деревья, древние дубы были разбиты, как тела на лесной полосе. Доказательство того, кто именно был ответственен за резню.
Она это сделала.
Бронвен сказала, голос был холодный и низкий:
— Какие смертные воины могли когда-либо надеяться пережить нападение одного из легионов Железнозубых? Особенно, когда этот воздушный легион был подготовлен таким ответственным Лидером Крыла.
— Выбирай слова повнимательней, — предупредила Астерина.
Но Уна, симпатичный крошанский шатен и еще один из двоюродных братьев Маноны, схватил свою серебряную метлу и сказал:
— Ты обучила их. Все вы — вы обучали ведьм, которые это сделали. — Уна указал на гниющие тела, разорванные горла, убийство без быстрой смерти. Просто так. — И вы ожидаете, что мы это забудем?
Молчание. Даже от Астерины. Гленнис ничего не сказала. Тело Маноны стало хрупким. Чужим.
Она это сделала. Солдаты на широкой поляне были никем и ничем, большинство из них просто смертные, и все же... Женщина лежала возле сапог Маноны, ее тело рассечено от пупка до груди. Ее карие глаза невнятно смотрели на небо, ее рот все еще кривился от боли.
— Я могу их сжечь, — Дорин не уточнил, кого в частности.
Кем она была, женщина перед ней? За кого она боролась? Не королевство или правители, а кто в своей жизни заслуживал защиты?
— Мы должны предупредить короля и королеву Эйлуэ, — сказала Бронвен. — Предупредите своих королей тоже. Скажи им, чтобы они спрятались. Эраван больше не берёт заключенных.
Манона уставилась на убитого воина. То, от чего она когда-то была в восторге. То, чем она когда-то красовалась перед миром, и делала это без сожаления. Только с желанием, одобренным ее бабушкой. Это одобрили бы Железнозубые.
Это то, чем их запомнят. Чем ее запомнят.
Коронованная всадница Эравана. Его Лидер Крыла.
— Не сжигать их, — сказала Манона.
Тишина упала на поляну.
Манона опустилась на колени на гнилой земле, выпустила железные когти и начала рыть. Сняв перчатки, Астерина опустилась на землю. Соррель и Веста тоже. Все Тринадцать.
Холодная, твердая земля не уступала им. Манона рвала когтями корни и горные камни, они царапали ее кожу.
Через поляну Карсин, ведьма, чью метлу возвращала Манона, тоже встала на колени. Но Манона подняла грязную, уже кровоточащую руку. Ведьма остановилась.
— Только Тринадцать, — сказала Манона. — Мы их похороним. — крошанки уставились на нее, и Манона ударила древнюю почву. — Мы всех их похороним.

...


Часами Манона и Тринадцать стояли на коленях на пропитанной кровью земле и копали могилы.
Дорин помогал Бронвен и Гленнис в подготовке посланий королю и королеве Эйлуэ и их двум сыновьям. Предупреждение об опасности — и ничего больше. Никакой просьбы о помощи, об армии.
Незадолго до рассвета вернулись вестники. Их южные родственники, которые вызвали их сюда, прибыли сразу после резни, но слишком поздно, чтобы спасти человеческих воинов или несколько ведьм, которых они отправили вперед. Они отправились прямо в Банджали, где их четыре ковена помогали королю и королеве Эйлуэ.
Не то чтобы королевские семьи Эйлуэ, казалось, нуждались в этом. Нет, другой крошанский посланник вернулся с посланием от самого короля: потеря боевой группы была действительно серьезной, но Эйлуэ не сломалось. Их повстанцы и собранные силы, хотя и были маленькими, но все еще сопротивлялись Морату, все еще не останавливались. Они продолжают держать линию на Юге и будут делать это до последнего вздоха. Однако Дорин понял ненаписанные слова: у них не было ни одного солдата, который помог бы Террасену. После того что он увидел, Дорин был склонен согласиться.
Эйлуэ слишком много помогало. Настало время всех остальных взять на себя это бремя.
Дорин подумал, заметила ли Манона крошанок, которые смотрели на нее. Не с ненавистью, а с некоторой степенью уважения. Вместе Тринадцать выкопали огромную могилу, даже не попросив своих виверн помочь им.
Солнце поднялось, а затем начало спускаться. Медленно, могила приняла форму. Достаточно большая для каждого павшего воина.
Он должен пойти в Морат. Скоро.
Прежде чем это произойдет снова. До того, как будет вырыта еще одна могила. Он не мог вынести мысли об этом, хуже, чем мысль о том, что вокруг его шеи появится другой ошейник.

...


К тому времени, когда Дорину удалось ускользнуть, ночь была полной. К тому времени, как он нашел пустую поляну, нарисовал знаки и погрузил Дамарис в землю, покрытую его кровью.
На этот раз на его вызов быстро ответили.
Но не Гэвин появился, мерцая от ночного воздуха.
Магия Дорина вспыхнула, приготовившись, когда фигура приняла форму.
Кальтэна Ромпир, одетая в ониксовое платье и с темными волосами, печально улыбнулась ему. Слова исчезли с языка Дорина.
Но его магия оставалась вокруг него, невидимые руки хотели ломать кости. Не то чтобы была какая-то жизнь, которую можно было бы украсть у Кальтэны Ромпир. Она все еще держала тонкой рукой свое платье, и шелковые волосы развевались на призрачном ветре.
— Я тебе не наврежу.
— Я не призывал тебя.
Это было единственное, что он мог сказать.
Темные глаза Кальтэны скользнули к Дамарису, выступавшему из круга Знаков Судьбы.
— Правда ли?
Он не хотел размышлять о том, почему или как меч призвал ее, а не Гэвина. Независимо от того, имел ли меч собственную волю, или боги, благословившие его, устроили эту встречу. Какую бы истину он ни считал необходимой, чтобы показать ему.
— Я думал, что ты погибла в Морате, — прохрипел он.
— Да. — ее лицо было более мягким, чем в жизни. — Во многих смыслах, это так.
Манона и Элида сказали ему, что она пережила. Что она сделала для них. Он склонил голову.
— Мне жаль.
— За что?
Затем слова полились из того места, где он держал их со времен Каменных болот Эйлуэ.
— За то, что не видел то, что должен был. За то, что не знал, куда они тебя забрали. За то, что не помог, когда у меня была такая возможность.
— У тебя была такая возможность? — вопрос был спокойный, но он мог бы поклясться, что в ее голосе закружился ветер.
Он открыл рот, чтобы отрицать это. Но он заставил себя вспомнить, кем он был задолго до ошейника, до Сорши.
— Я знал, что ты в подземелье замка. Я был доволен, что позволил тебе гнить там. И тогда, когда Перрингтон-Эраван отвез тебя в Морат, я не стал задумываться об этом. — позор прорывался сквозь него. — Прости, — повторил он.
Наследный принц, который не служил своему королевству или его народу, на самом деле. Гэвин был прав.
Края Кальтэны мерцали.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-04-30 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: