Всю ночь я провел в подобных размышлениях, и, стоило солнцу озарить ледяные горы Нордмара, заставив лед переливаться всеми цветами радуги, как я отправился вниз, осведомиться о решении юной воительницы... Сжав магический камень, я через мгновение оказался внизу.
Как я и ожидал, юная воительница уже не спала, а, возможно, т не смыкала глаз. Она выглядела не то уставшей, не то задумчивой. Присмотревшись, я не увидел болезненной красноты в ее глазах, значит, все-таки спала. Это порадовало меня, значит, все же она не фанатична, поэтому мне проще будет что объяснить или доказать ей. Порой, наша благочестивая Богобоязненность, мешает нам услышать голос Божий. Мы иногда настолько вбиваем себе в голову, что мы ничего недостойны, что совершенно забываем о милости и любви Творца, о том, что Он может вести нас к Себе совершенно непредсказуемым, немыслимым путем. Как часто с амвона доносится призыв «не судите, и не судимы будете. И как вы судите, так и вас осудят», но разве слышим мы это? Разве мы понимаем глубинный смысл этих слов? Нет, мы не утруждаем себя никчемными рассуждениями, воспринимаем голос Божий, как приказ, как некую команду от высокопоставленного командующего или чиновника. Мы даже не можем представить, что Бог с нами пообщаться хочет, Ему не стадо тупых скотов, выполняющее любую команду без рассуждения нужно, но разумные собеседники, способные видеть не только форму слов, но и смысл, заложенный в них. Например, эта премудрость Божия. Большинство людей понимают ее прямолинейно: нельзя осуждать других людей. И мало кто пытается применить эти слова непосредственно к себе: не только других не судить, но и себя. Сознавать свою греховность, пытаться исправиться, но не судить, не рвать в исступлении остатки одежд, и не голосить: «Мне уж прощения нет! Я самый страшный грешник на всей земле!», помнить эти слова, понимать греховность, сокрушаться о ней, но суд над своей душой предоставить Богу. Наша задача каяться и исправляться, а вот судить мы себя, вряд ли, имеем права. К тому же, в самосуде есть некое лицемерие: мы посыпаем голову пеплом, говорим, какие мы плохие, но в глубине души все равно считаем себя лучшими и достойными, постоянно пытаемся оправдать каждое свое действие... мне кажется, что это Богу намного более мерзко, чем все наши грехи.
— Ты никогда не здороваешься первым? — оборвала Анна цепь моих размышлений
— Извини, порой, я выпадаю из мира
— В каком смысле? — недоуменно проговорила она.
— Слишком глубоко ухожу в свои размышления, вглядываясь в себя, перестаю замечать мира вокруг.
— Даже когда общаешься со мной? — удивленно проговорила она.
— Да, — спокойно сказал я.
— Понятно, — грустно, и немного встревожено проговорила она.
— Наверное, я слишком далеко ушел от видимого мира. Но сейчас речь не об этом. Ты приняла решение?
Анна вздохнула, как же мучается человек из-за решения, которое, в общем-то, ничего не меняет.
— Да, сперва, я хочу постичь заклинания, а потом перейти к призыву.
— Что ж, ты сделала свой выбор, — мое равнодушие смутило ее.
— Правильно? — немного по-детски спросила Анна.
— А вот это время покажет, — усмехнулся я, — я — некромант, а не прорицатель. Всякий выбор имеет цену, но только время определит ее.
Ты говоришь так мрачно, — напряженно проговорила она.
— Возможно, но всегда нужно быть готовым к худшему.
— Пессимист.
— Реалист. Итак, чтобы изучить различные заклинания помощь моя тебе не потребуется.
— В каком смысле?
Подойдя к полке, я взял древний пыльный фолиант.
— Читай, здесь все о магических формулах. Изучив их, ты сможешь использовать различные заклинания. Просто, когда тебе захочется применить одно из них — вспомни формулу, и магия сама сплетет ткань нужного заклинания, главное знать формулу, и желать использовать заклинание. Несмотря на то, что магия рун потеряла силу, формулы необходимы. Ведь в них выражена сила заклинания. Я имею в виду, что они помогут тебе предать своей силе форму определенного заклинания.
— Надо было призыв выбирать... — квело проговорила она.
— Мы бы все равно к этому вернулись. Читай и тренируйся, выбирай только необходимые тебе заклинания, иначе на изучение уйдет несколько лет. На круги можешь не смотреть, после исчезновения силы рун, деление на круги магии тоже стерлось.
— Спасибо, — уныло проговорила она.
— А я тем временем закончу одно дельце...
— Ты что оставишь меня одну?
— Я доверяю тебе, меня не будет пару недель, а ты времени не теряй, его не бывает много.
— Ну, хорошо, — печально проговорила она, а можно спросить, куда ты?
— Есть пара незаконченных дел, которые необходимо завершить. Я не хотел бы утруждать тебя подобными подробностями, да и рассказывать придется слишком много и долго.
— Ладно, я буду скучать.
— Не стоит. Возможно, я вернусь даже раньше, чем планировал.
Никогда не любил долго прощаться, потому без лишних слов, прошептал заклинание и исчез.
Глава 4
Осколок разбитой судьбы
Ноги увязли в песке. Варрант встречал вечного странника палящим солнцем, находясь здесь, я начинал ненавидеть черную мантию некроманта, она ведь притягивала беспощадные лучи жестокого солнца. Надо бы разузнать, что планирует Зубен, и, возможно, повидаться со старым другом. Сделать это можно только в столице, но там мне появляться нельзя — вряд ли я успею поздороваться до того, как мне снесут башку двумя мечами... бой на двух мечах — отличительная черта воинов ассасинов. Однако, не посетив столицу, я не узнаю планов Зубена... что же мне делать? Хотя, вряд ли Зубен знает меня в лицо, возможно, все же следует наведаться в Иштар, попытаться разузнать, сколько у меня времени.
Идти было тяжело, ноги утопали в песке, мантия липла к потному телу, сердце бешено колотилось, пытаясь выпрыгнуть во внешний мир через глотку.
Лучше всего сейчас было бы оказаться прямо перед дядькой, но чтобы перенестись напрямую к человеку, мне нужно хотя бы примерно представить место, где он находится. А в данном случае это просто нереально: друиды — кочевники, они никогда не остаются на одном месте подолгу, ведь долгая остановка могла стоить им жизни. Дурацкая война с ассасинами, их патрули наверняка и сейчас прочесывают пустыню, в надежде, что между песчаных барханов мелькнет кусочек зеленого одеяния. В мире постоянно меняются принципы, морали, ценности. С точки зрения логики сложно понять, как часть чего-то может быть ценнее, чем это что-то целиком, и, тем не менее, голова друида в пустынях ценится намного больше, чем целый друид... мрачный юмор, но разве сегодня по-другому прожить можно? Все продажно, когда-то говорили, что жизнь — великая ценность, однако, время показывает, что чужая смерть стоит намного дороже... мерзкий мир, опустившиеся люди, в которых от людей-то уже ничего не осталось... надо сказать, что в моем друге-демоне человеческого больше, чем в людях... как же мне их жалко, сколько перспектив, сколько талантов, и все это пропадает. Когда я слышал, что творцы бессмертны, да, талантливые люди живут в своих произведениях вечно, но вот земной их путь всегда короток, умирают они чаще всего не своей смертью... Помогают им в этом заботливые люди, порою, даже друзья. Иногда неосознанно, но, порой, сознательно и расчетливо. В свое время я слышал историю, как один человек доводил близкого своего друга — известного писателя, чтобы, когда тот умрет, разбогатеть на его писательских трудах. Автор, который и помыслить такого не мог, дарил этому человеку все свои труды, даже рукописи, которые еще не были переписаны и распространены... исключительной обидчивостью доводил человек писателя, распускал о нем слухи за глаза, клеветал, как мог, рассказывал, что, мол, он только в книжках добренький, а на самом деле...Автор всегда очень чувствителен к словам, ведь иначе, он просто не смог писать. В общем, довел тот человек своего друга, и состояние на его смерти сколотил. Вот такая вы наши дни дружба, вот, сколько жизнь человеческая стоит... а кто-то ведь считал ее бесценной, романтик...
На мое счастье перед глазами возник колодец, стоящий возле него полный купец зазывно улыбался, потирая пухлые короткие руки, на которых едва просматриваются пальцы, эти толстые обрубки скрыты огромными перстнями с драгоценными перстнями. При виде воды в горле еще сильнее пересохло, и жажда стала невыносима, хорошо, хоть деньги взял, сегодня ведь без них никуда... подыхать будешь, без денег не помогут... уверен, что если бы на мне были лохмотья, физиономия этого купца не была бы столь приветлива, возможно, он даже погнал бы, или избил меня... но выгляжу я достаточно состоятельным и вполне ухоженным.
— Приветствую тебя путник, — медовым голосом заговорил он, — Ты плохо выглядишь, видать дальняя дорога совсем изнурила тебя, но глоток свежайшей воды из моего колодца вернет тебе силы, а быть может и заставит тебя сбросить часть тяжкого груза прожитых лет.
Да, как у него лицо не болит? Если б я так улыбался, у меня б, наверно, физиономия окаменела, так бы и ходил всю оставшуюся жизнь с улыбкой...
— Сколько? — спокойно проговорил я.
— Пятьдесят золотых за бутылку, — такого я не ожидал, это действительно нормальная цена...
Отстегнув с пояса кожаный мешочек, я протянул его торговцу, и он тотчас скрылся в широких полах халата. В ответ торговец протянул две бутылки воды. Сделав несколько глотков из одной, я убрал обе в походный мешок.
По одеянию я заметил, что купец не принадлежит ни к ассасинам, ни к кочевникам, хотя и местный. Возможно, этот человек настолько богат, что может позволить себе сохранять нейтралитет...
— А информацией ты торгуешь?
Он усмехнулся, прищурив глаза.
— Информация стоит намного дороже...
— Я не привык стоять за ценой, но прежде скажи, ты ведь не местный?
— Нет, я перебрался жить в пустыню, когда орки осадили Миртану, в условиях войны просто невозможно.
— И сколько лет ты уже здесь?
— Около пятнадцати. А почему тебя так интересует моя персона? — вновь прищурился он.
— Просто подумал, безопасно ли будет задать тебе интересующие меня вопросы.
Он облегченно вздохнул и улыбнулся.
— Я не принадлежу ни к кочевникам, ни к ассасинам, так что можешь спрашивать, что угодно.
— Мне как раз необходимо разыскать кочевников.
— А что у тебя к ним за дело? — несколько напрягся он.
— Личное дело... да и со старыми знакомыми повидаться хотел.
— Ладно, слушай: они ушли в горы, ведет их какой-то друид, имени не помню, отсюда идти двое суток самым коротким путем.
— Хм, а короче пути нет? В моем возрасте подобные переходы...
— Короче — нет, — отрезал он.
— Если я дам карту, сможешь показать, где это?
— Конечно.
Достав из кармана мантии сложенный вчетверо лист обветшавшего пергамента, я протянул его своему собеседнику. Развернув его, торговец стал вглядываться в карту, покручивая пальцем длинную бороду. Он морщил лоб и вглядывался в лини дорог, изображенные на ветхой карте мира. Наконец, глаза его расширились, он улыбнулся, и, ткнув пухлым пальцем в пергамент, радостно воскликнул: «здесь!». Взглянув, куда указывает толстый обрубок, я покривился.
— Туда добираться дня три, — протянул я.
— Некоторые за два добирались... — гордо протянул он, всячески намекая, что подобный подвиг удавался именно ему, и никому другому.
— Ну, это не в моем возрасте...
— Возможно, в городе ты сможешь найти верблюда, — показывая свою заботливость, проговорил торговец.
— Нет уж, спасибо, оплеванным быть мне явно не хочется, итак всю жизнь от плевков утирался...
— Тяжелое детство? — вкрадчиво спросил он.
— Детство, юность, зрелость... да и старость не радует...
— Хочешь поделиться? — возможно, своей заботой он нисколько не лукавит...
— Нет, спасибо, я предпочитаю держать свое прошлое при себе, так проще и безопаснее.
— Как скажешь. Жаль, я коллекционирую интересные истории.
И тут выгода... да, что ж за люди-то?! Мало того, что деньги взял, так и на жизни моей уже нажиться хочет, стадо скотов... где моральные ценности? Где совесть? Ошибся дверью, знаю, у людей всего этого искать не следует, легче в непроходимом болоте золотой найти...
— К несчастью, не смогу пополнить твою коллекцию.
Купец погрустнел.
— Ну, как скажешь, насильственно вытягивать не буду, у всех свои тайны... позволь спросить, ты — маг.
— Да, разве этого не видно по моему облачению?
— Просто гадаю, какому Богу ты служишь. Взглянув на твою мантию, можно подумать, что ты поклоняешься Белиару, однако, все остальное выдает в тебе порядочного человека...
— Ох, уж мне эти условности... однако, если этот вопрос, в самом деле, волнует тебя, я не служу ни одному из братьев сих, но иду своим, особым путем.
— Как же тебе это удается? — на удивление, в голосе его не слышалось насмешки или сомнения.
— Это слишком долго объяснять, к тому же вряд ли человек, который плохо разбирается в магии, сможет это понять.
— Какие вы все горделивые, — поморщился купец.
— А в чем гордыня? — непонимающе проговорил я.
— Ну, вот это ваше: «Тебе не понять истин, открытых мне...», и тому подобное...
— Могу утешить тебя, большинство магов говорит это абсолютно искренне, ведь как ты можешь понять нечто сложное, затрагивающее все мироздание, если не знаешь простейших основ?
— Ну, хорошо, ты убедил меня.
— Могу я попросить тебя об одной вещи?
— Конечно.
— Не говори никому, что видел здесь странного черного мага, меня люди не очень жалуют, не хочу смущать их.
— Ну, хорошо, — недоуменно проговорил торговец, — Рад был встречи.
— Взаимно, — с этими словами я развернулся и побрел прочь. Надо отойти подальше, и, когда, он перестанет меня видеть — телепортируюсь.
Ноги утопали в песке, грудь давило, сердце, словно бы было готово выпрыгнуть из груди, преодолев все внутренние препятствия. В горле пересохло, но пить не стоит, еще хуже станет... Перед глазами все плыло, солнце слепило, я брел сам не знал куда, сознание мутилось. Шаги давались мне все труднее, грудь жарило, ноги путались в мантии, угнетал песок, он был повсюду, я, словно был пленником песка.
Тропинок здесь не было, ничто не могло указать мне верного пути, здесь можно часами бродить по одним и тем же местам, и даже мысли не возникнет, что уже был здесь. Многие так и блуждали на одном месте, через некоторое время путники находили белоснежные кости, чисто обглоданные пустынными падальщиками. Хотя, в большинстве случаев и не находили, ведь песчаные бури заметали останки так, будто бы и не было их.
Это пустыня похожа на древнейшую усыпальницу, все в ней пропитано смертью, постоянно ловлю себя на мысли, что ступаю по чьим-то останкам... кощунствую, но иначе просто невозможно. Уныние этих мест просто невыносимо для человека, лишь спустя многие годы сможет он привыкнуть к этой тягостной тоске, которая способна раздавить существо. Странно, что-то изменилось во мне... в прошлый раз, я не ощущал это так остро, да, угнетала пустыня, но не до такой степени, сейчас просто, что-то невообразимое.
Взглянув на небо, я заметил, что солнце уже покидало зенит, а значит, через пару часов здесь можно будет жить, хотя, сложно сказать, хорошо это или нет, ведь вместе с людьми очнутся и пустынные хищники, а уж встреча с этими тварями явно не предвещает ничего хорошего... Разумеется, они не представляют для меня угрозы, но вот другим людям следует поостеречься, да и купцу нужно оставить свой колодец, однако, он этого не сделает, ведь может потерять прибыль... как смешно: люди постоянно жертвуют жизнью, чтобы полюбоваться продажным блеском никчемных кругляшек, а когда приходит последний час, готовы отдать все свое состояние, чтобы протянуть хотя бы еще несколько минут, воистину, нет создания глупее...
Как часто приходилось слышать, что жизнь — величайшая ценность. Сами по себе слова эти, безусловно, мудры, вопрос лишь в том, как понимают их люди. Вернее было бы спросить, что подразумевают люди, говоря красивое слово «жизнь»? Вот тут-то и наступает момент истины, срывающий маски с лиц, разъясняющий истинную сущность вещей. Дело-то все в том, что большинство людей, говоря «жизнь» подразумевают набор искушений внешнего мира, который пробуждает в их сердцах самые низменные стремления. А мудрец, обронивший некогда столь двусмысленную фразу, говорил совершенно о другом. Для него было абсолютно очевидно, что жизнь настоящая и подлинная начинается после земной кончины, с рождения в мир иной, и вот от земной жизни зависит, родишься ты за чертою, или же умрешь во время родов. Вот та жизнь, действительно, величайшее из сокровищ, которое обретут немногие... но люди склонны выворачивать истину наизнанку, это у них в крови, вот и получилось заблуждение, по масштабам своим охватившее весь мир...
Наконец очередной бархан скрыл купца, теперь я, наконец, мог спокойно пользоваться магией. Оглядевшись напоследок, я оценил эту унылую красоту пустыни. В этом отчаянии что-то было, что-то, проникающее в глубину души, сплетающее в сердце целый клубок чувств, причем самых различных: тоску и необъяснимую радость. Варрант — место, где с невообразимой четкостью видна двойственность мироздания, жизнь и смерть ходят здесь рука об руку. Прикрыв глаза, я ожидал магической волны, которая унесет меня в прибежище друидов, и долго мне ждать не пришлось...
Открыв глаза, я обнаружил, что стою на гористом возвышении, притворяющем вход в пещеру. Охранников, на удивление, не было. Может пещера не та? Я все еще не привык к новому способу телепортации, с рунами проще, ведь в магической формуле записаны точные сведения о том, куда она должна перенести своего обладателя. Но мне надо осваиваться с новыми знаниями и способностями, ведь, если мне все же удастся покинуть этот мир, отправится в Забытые земли, то, возможно, там понадобятся все силы этого мироздания, все силы, которыми я теперь обладаю. И потому сейчас мне просто необходимо постигнуть, насколько это только возможно, свои силы. Странноватое местечко для лагеря, я думал это где-то на самых вершинах, в недосягаемости, а тут не так уж далеко от подножия... Хотя, в этом чувствуется древняя мудрость, ведь как на самом деле похож духовный путь человеческой души на восхождение. Порой нам кажется, что мы уже близки к конечной нашей цели, но дорога уводит нас все дальше и дальше, а когда усталый путник вдруг совсем отчается, понимая, насколько он далек, серпантин вдруг милосердно выведет его к цели. Мы не видим всего своего пути, Господь освещает лишь небольшой участок перед нами. Почему? Из милости великой. Ведь если бы мы знали весь свой путь, по маловерию убоялись бы ступать им. Вряд есть хоть один человек, который был бы уверен в Воле Преблагого и любил Его настолько, что согласился бы претерпеть любые муки и радости, только быть с Ним. Это безусловный идеал верующего, но идеала не может быть в неидеальном мире. Страх — следствие грехопадения, ибо верующий глубоко и истинно ничего не боится, потому что знает, что все в его жизни свершается по Воле вселюбящего Бога. Такого человека не волнует путь, который предстоит ему пройти, его интересует лишь конечная цель. Такой может претерпеть все, вплоть до мученической смерти, потому что упование его не знает границ. Кто возложит упование на Господа — лишится страха, ибо вера того укрепится. Но как это сделать? Очень просто сидеть и твердить себе: «Я уповаю на Бога, я уповаю на Бога...», а как только случится что-нибудь, наше «упование» резко сменяется «праведным гневом», истинное же упование всегда полно кротости и смирения. Мы не можем придать свою жизнь в руки Божьи, а ведь только в этом есть истинная свобода, свобода от всего. Казалось бы, предавая попечение о душе в чьи-то руки, мы лишаемся свободы. Но мир двойственен, именно наше упование освобождает нас от страстей, а что может быть превыше свободы от себя самого? Только освобождаясь от страстей, мы можем проявлять индивидуальность, в которой, собственно, и проявляется свобода.
Я не решался войти, вдруг мной овладело какое-то смущение, а что если это другой отряд друидов? Какой-то легкий трепет напал на меня, что было, не просто странно, но скорее возмутительно. Я испытал в жизни столько всего, повидал таких исчадий ада, что другим просто не снилось и вдруг какая-то тревога из-за пещерки с людишками... что-то тут нечисто... Хм, думаю, теперь, когда структура магии предельно нарушилась, даже друиды могут ей пользоваться... Все ясно... обычное защитное заклинание, которому учат всех послушников...
Нахлынули воспоминания, помню, когда Аргус научил меня этому, я тут же пошел и испробовал новое знание — в келью нашу войти даже верховные маги опасались, а послушники столпились у входа с недоуменными и перепуганными лицами. Лишь Аргус, обладавший невиданной магической силой смог преодолеть магическое заклинание своего ученика, теперь я понимаю, что таким образом в то время проявилась моя избранность. Понимал это и Аргус, но благоразумно умалчивал, оберегая юную душу от лишних искушений... Мудрый был человек, знал, когда промолчать, что и как сказать. Оглядываясь теперь на прошлую жизнь, я вижу, что судьба постоянно намекала своему избраннику на его предназначение, но как я был слеп...
Усмехнувшись, я вошел в пещеру, детское заклинание не могло удержать меня. Обстановка была, прямо скажем, не царская. Видно, что люди совсем недавно поселились здесь, пещера совсем необжитая, неуютная. Кто-то мог бы возразить, попытавшись уверить меня, что пещера в принципе не может быть уютной, однако, я бы посмеялся над таким человеком. Уют создают люди, и эта пещера намного уютнее пышного зала во дворце Робара II. Там все пропитано царственностью, величественностью монарха, вся архитектура, картины, обстановка — все говорит о высокопоставленности человека. В таком зале чувствуешь себя ничтожеством перед великим монархом. Все залито светом, но свет этот холодный, безжизненный. Да и можно ли назвать светом блеск золота? В этой пещере не стоило и пытаться встать в полный рост, на стенах тускло горели факелы, которые едва-едва освещали мой путь на шаг вперед. На каменистом полу были навалены горстки песка, неужели бедным друидам приходится спать на песке? Судя по количеству горсток, рассыпанных на приличном расстоянии друг от друга, здесь человек пять от силы... но где же остальные? Неужели всех перебили? Нет... это вряд ли возможно, ведь друиды отличные воины, которые умеют прятаться не хуже профессиональных воров. Скорее всего, они просто разделились, ведь мелкие группы привлекают намного меньше внимания, чем крупный лагерь. Думаю, если бы я возглавлял их, то поступил бы точно так же, это, вероятно, единственный способ уцелеть: армия ассасинов очень велика, прямое столкновение будет самоубийством для друидов. Пожалуй, они действительно разделились на небольшие группы, разбросанные по всему Варранту, и прячутся по пещерам... надеюсь, мы с дядькой мыслим одинаково, и он выбрал именно это прибежище для своего отряда.
С такими мыслями я преодолел природный коридор, ведущий вглубь пещеры. К несказанной радости я увидел на своем пути двух воинов в зеленых одеяниях, устремив копья вверх, они вяло покачивались, сонный взгляд был устремлен в пустоту. Высохшие изможденные лица, пышные бороды... как они напоминали каторжан Миненталя. Мне показалось, что они не держат копья, но будто опираются на них...
Один оживился и вялым, хриплым голосом спросил.
— Кто ты и что ищешь здесь?
— Я — странник и ищу старого друга друида.
— Это весьма подозрительно... — словно очнувшись ото сна, проговорил второй, — Что за друг? Ведь ты знаешь как твоего «друга» зовут?
— Безусловно, его имя — Ауран.
Стражник изменился в лице, удивление охватило его, отчего восточное лицо моего собеседника непривычно вытянулось. Выглядел он так, будто я назвал единственное слово, которое могло его затронуть, своеобразное слово силы, которому он был обязан подчиниться. Несколько минут он буравил меня оценивающим взглядом, после чего спросил:
— Ты действительно знаешь старейшину?
— Старейшину? — не смог я скрыть удивления, — последний раз, когда мы виделись, он был рядовым воином друидов...
— С тех пор, видимо, утекло немало воды...
— Прошел всего лишь год.
— Для тебя «всего лишь», а тут все перевернулось с ног на голову. Около семи месяцев назад почил прежний старейшина, сюда, в Варрант собрались верховные друиды со всего мира, чтобы избрать нового старейшину. Ауран даже помыслить не смел, что его могут выбрать, ведь в богословии он не разбирался, магией не владел... однако в последние месяцы жизни покойного ныне старейшины война с ассасинами внезапно набрала обороты, и новый лидер должен был положить этому конец. Тогда и вспомнили, что некогда Ауран командовал королевской армией, это и сыграло решающую роль. Решили, что богословие он сможет освоить, а через то и какую-никакую магию познает...
— Интересно... так ты пропустишь меня к нему? — с нажимом спросил я.
— Ну, раз ты его знаешь, почему бы и нет? Проходи, — друид развернулся боком, показывая, что путь свободен.
Я прошел вглубь пещеры, в небольшую округлую «комнатку». Убранство было более чем скромным: наспех сколоченный стол, с парой кружек, да блюдом, на котором примостилась недоеденная тушка падальщика. К стенам были прислонены пара алебард, да вязовый лук с колчаном, заполненным наполовину. На ветхом стуле, который даже отдаленно не напоминал трон, восседал седовласый воин. Щеки его были дряблы и немного выделялись, длинные волосы спадали на плечи, а аккуратно выстриженная борода придавала ему некоторую возвышенность, а зеленая мантия друида, волнами спадавшая к подножию стула и вовсе делала его похожим на доброго мага из детских историй. Однако выцветшие печальные глаза портили весь образ. Он будто спал с открытыми глазами
— Приветствую, — осторожно проговорил я.
Сбросив тяжкие оковы уныния, дядька, словно очнулся.
— Ты? — в глазах проявился отблеск жизни.
— Не ожидал?
— Признаться, нет... но очень рад видеть тебя, — удивление сменилось улыбкой.
— Я тоже. Что здесь происходит? Эта пещера не очень-то тянет на друидский лагерь... помнится, раньше было куда просторнее и уютнее...
— Времена былой славы безвозвратно ушли, вместе со старейшиной умерла целая эпоха. Ассасины стали все чаще нападать на небольшие лагеря, разбросанные по всему Варранту, мы не могли представить, во что это выльется. Прежний старейшина никогда не был стратегом, его конек — философия, богословие, но не военные действия... Он воспринимал новости о разорении очередного лагеря достаточно холодно. Не видел, или не хотел видеть, что скрывается за этими набегами, да и чувствовал себя неважно, готовился уйти в лес, все чувствовали это...
— А ты? Ты ведь прекрасный стратег...
— А что я? Я был рядовым друидом, ко мне долетали лишь обрывки сведений, полной информацией обладал лишь старейшина, который был погружен в себя настолько, что его, казалось, абсолютно не волнует будущее своего народа. Я много раз намекал ему на грядущие перемены не в лучшую сторону, но он делал вид, что не понимает моих намеков. Как чувствовал, что на меня все это свалится, — с досадой проговорил дядька.
— Что случилось? Вернее, что именно произошло?
— Придя к власти, я бросил все силы на укрепление лагеря и поиски союзников, ведь некоторых высокопоставленных военачальников армии короля я на руках держал, но в Миртане положение оказалось еще хуже: последний оплот королевских сил — Венгард, все остальное захвачено орками... да и из столицы помощи ждать бесполезно: король возвел над ней непроницаемой купол, за который попасть можно только с помощью магического камня телепортации. Да и вряд ли какой-нибудь отряд сможет пробиться сюда, сквозь захваченную страну. Здесь в пустыни бесполезно искать союзников, кроме нас и ассасинов здесь нет никого. Прошел месяц, и лагерь наш укрепился, внешние стены стали каменными, на воротах появилась кованая решетка из самого прочного метала, какой только можно было найти в здешних шахтах. Лучники заняли позиции на крепостных стенах. Еще несколько отрядов воинов были обучены, и я немного успокоился, почувствовал себя в безопасности... а это было глупо. Наверное, ощущение безопасности — самое опасное чувство в мире. Умный человек, имеющий хотя бы скромные представления об изменчивости мира, никогда не позволит этому чувству одурачить себя. Сам не понимаю, что нашло на меня, возможно, старость сыграла свою роль. Так или иначе, я посчитал, что мы готовы к войне, и несколько расслабился... Как я и ожидал, нападение случилось ночью. Эффект неожиданности давно устарел, мне кажется, сегодня стычки при свете дня — диковинная редкость.
Он горько усмехнулся.
— Что произошло дальше? — настойчиво проговорил я.
— Покров ночи скрывал надвигающиеся войска. Мне доложили, что на лагерь двигаются около тридцати человек, во главе с магом. Я сразу понял, что что-то здесь нечисто... Лучники с легкостью избавились от первой волны, все в душе праздновали легкую победу, однако предчувствия редко подводят старого вояку, пока все веселились, я пытался разгадать коварный план Зубена, однако ничего не приходило на ум. К рассвету, я начал было успокаиваться, но рассвет этого дня оказался кровавым. Первые лучи солнца осветили бесчисленную армию убийц, разбивших лагерь неподалеку от нашего прибежища. Такого коварства я не ожидал: они прекрасно понимали, что к ночному нападению мы будем готовы, потому выслали несколько человек, пожертвовали пешками, если можно так выразиться, а потом затихли, давая нашим воинам расслабиться. Секунды расслабления, после долгого напряженного ожидания может вывести бойца их строя, а уж когда речь идет о нескольких часах, и к отдыху добавляется алкоголь — сам понимаешь...