В итоге позиция советского руководства в тот период действительно приносила определенные плоды. Да и большинство финнов на самом деле не стремилось тогда к новой войне, понимая те бедствия, к которым она могла привести. В атмосфере горького чувства поражения, сохранившегося в Финляндии после войны, и несогласия с территориальными положениями мирного договора у сотен тысяч людей все же преобладало стремление предотвратить дальнейшее сползание страны на путь конфронтации с Советским Союзом и тем более подготовки к новой войне с ним. Эти взгляды были близки Паасикиви. Свидетельством существовавшего явного стремления к тому, что нельзя опять допустить возникновение новой войны со своим соседом стало основание в Хельсинки 22 мая 1940 г. Общества мира и дружбы с СССР.
Однако данный феномен послевоенной ситуации в Финляндии никоим образом не вписывался в господствовавшую тогда в стране систему пропаганды. Руководство Финляндии воспринимало создание Общества с явной настороженностью. Не влияло на их позицию и то, что в Советском Союзе образование этой организации было встречено с надеждой на активное содействие улучшению отношений между Финляндией и СССР. Как отметил тогда финский посланник в Москве, у него «было хорошее впечатление при чтении первых сообщений русских газет об Обществе»[302]. Òåì íå ìåíåå Ïààñèêèâè âñêîðå èç Õåëüñèíêè ïîëó÷èë «èçâåñòèÿ î äåÿòåëüíîñòè Îáùåñòâà», êîòîðûå èñõîäèëè, «åñòåñòâåííî, èç äîíåñåíèé ãîñóäàðñòâåííîé ïîëèöèè». Ïî ñëîâàì ïîñëàííèêà, «âûÿñíèëîñü, ÷òî çà Îáùåñòâîì ñòîÿò ëåâîñîöèàëèñòè÷åñêèå è êîììóíèñòè÷åñêèå ýëåìåíòû»[303]. Ïîäîáíàÿ èíôîðìàöèÿ î ðàáîòå Îáùåñòâà, î÷åâèäíî, ìåíÿëà ïîäõîä ê íåìó, ïîñêîëüêó óñìàòðèâàëàñü ÿâíàÿ çàâèñèìîñòü äàííîé îðãàíèçàöèè îò ïîëèòèêè ÑÑÑÐ.
В этой связи следует отметить, что в финской исторической литературе бытует утверждение, что Общество мира и дружбы с СССР находилось в самом тесном контакте с советским представительством в Хельсинки, и оно чуть ли не руководило этой организацией[304]. Òàêîå óòâåðæäåíèå, îäíàêî, íå âïîëíå ñîîòâåòñòâîâàëî ðåàëüíîé ñèòóàöèè â ñîâåòñêîì ïîëïðåäñòâå, ïîñêîëüêó äàæå â ñïåöñëóæáàõ ïðåäñòàâèòåëüñòâà ôèíñêèì ÿçûêîì âëàäåë ëèøü îäèí ÷åëîâåê, à îñòàëüíûå — äðóãèìè èíîñòðàííûìè ÿçûêàìè, äà è òî ñëàáî[305].  ïîäîáíîé îáñòàíîâêå òðóäíî áûëî ïðåäñòàâèòü ñòåïåíü ýôôåêòèâíîñòè âîçäåéñòâèÿ íà õàðàêòåð ðàáîòû Îáùåñòâà äðóæáû è ìèðà ñ ÑÑÑÐ. Ê òîìó æå ïîñòîÿííîå è äèíàìè÷íîå óâåëè÷åíèå ÷èñëåííîñòè Îáùåñòâà íèêîèì îáðàçîì íåëüçÿ ñâÿçûâàòü ñ âîçäåéñòâèåì ñîâåòñêîãî ïðåäñòàâèòåëüñòâà íà òûñÿ÷è ôèíñêèõ ãðàæäàí.
В начале июня в Общество входило 2,5 тыс. человек, в июле — 10 тыс., в августе — 30 тыс., а в конце года — 40 тыс. членов. При этом по всей стране возникло 115 его местных организаций[306]. Î÷åâèäíî, åñëè áû íå ãîíåíèÿ íà ñòîðîííèêîâ ðàçâèòèÿ äîáðîñîñåäñêèõ îòíîøåíèé ñ ÑÑÑÐ è çàïðåùåíèå Îáùåñòâà â äåêàáðå 1940 ã., ÷èñëåííîñòü åãî ïðîäîëæàëà áû óâåëè÷èâàòüñÿ. Îäíàêî â ïðàâèòåëüñòâåííûõ êðóãàõ ñ÷èòàëè, ÷òî ñàìî ñóùåñòâîâàíèå Îáùåñòâà ìèðà è äðóæáû ñ ÑÑÑÐ «îïàñíî äëÿ ñòðàíû», ïîñêîëüêó â íåì ìûñëèëè îá «èçìåíåíèè ïîëèòè÷åñêîãî óñòðîéñòâà»[307].
Таким образом, ситуация в советско-финляндских отношениях приобрела несколько иное качественное состояние, отличное от того, которое было в предшествующий период. Подозрительность в отношениях между двумя странами сохранилась, но одновременно с этим в Финляндии шел процесс дифференциации в подходе к осуществлению восточной политики, поскольку определенная часть общества стала более открыто выступать за улучшение отношений с СССР. Однако прежнее финское руководство фактически продолжило ту политическую линию в стране, которая осуществлялась в 30-е годы, добавив к этому определенную «скрытую» цель вернуть все то, что было утрачено во время «зимней войны».
ПОИСК СОЮЗНИКА
Позиция государственно-политического и военного руководства Финляндии наиболее четко выражалась на закрытых заседаниях парламента. Там твердо звучали голоса, что «этот мир не будет окончательным» и «надо считать его перемирием»[308].
В духе таких заявлений прозвучало и письменное обращение К. Г. Маннергейма от 14 марта 1940 г., направленное государственному совету. В нем маршал, ссылаясь на «неопределенность» сложившегося политического положения, считал необходимым, чтобы «полевая армия временно оставалась на новых местах дислокации, причем достаточно усиленная» соответствующей реорганизацией[309].
Казалось бы, что после заключения мира должны были бы сократиться ассигнования на военные цели. Этого однако не произошло. В 1940 г. они составили 71% всего государственного бюджета страны. Был образован специальный штаб военной экономики с непосредственным подчинением главнокомандующему, которым по-прежнему оставался Маннергейм, хотя по конституции в мирное время этот пост должен был занимать президент страны. Шли интенсивные закупки вооружения за рубежом, в особенности самолетов, артиллерийских орудий, стрелкового оружия и боеприпасов. Численность армии, несмотря на проведенную демобилизацию, оставалась значительной. Летом 1940 г. в ее рядах находилось почти 200 тыс. человек, причем около 25 тыс. из них были резервистами[310]. Ïî ñëîâàì ïðîôåññîðà Þ. Íåâàêèâè, â ñàìîé Ôèíëÿíäèè ãîâîðèëè èíîñòðàíöàì, ÷òî åå âîîðóæåííûå ñèëû «áûëè òåïåðü ñèëüíåå, ÷åì êîãäà-ëèáî ïðåæäå»[311].
Принимавшиеся меры военного характера обосновывались в Финляндии сохранявшейся все еще определенной угрозой со стороны Советского Союза. У финской разведки имелись даже сведения (весьма далекие от реальности) о дислокации значительного количества советских войск[312] â ïðèãðàíè÷íûõ ñ Ôèíëÿíäèåé ðàéîíàõ. 22 ìàðòà Ìàííåðãåéì ðåøèë íåçàìåäëèòåëüíî ïðèñòóïèòü ê ñðî÷íîìó óêðåïëåíèþ íîâîé ãðàíèöû[313].
В руководящих финских правительственных и военных кругах с весны 1940 г. стали обсуждать вопрос о поиске союзников. В СССР с получением такой информации проявляли, естественно, весьма настороженное отношение. Позднее Паасикиви получил из Хельсинки указание, каким образом он должен отвечать на возможные запросы с советской стороны в этой связи. «Если возникнут разговоры с Молотовым по поводу предложений западных держав об оказании помощи Финляндии», говорилось в направленной посланнику телеграмме, то следует подчеркнуть, что еще во время переговоров в Москве в марте 1940 г. Финляндия разъяснила свою позицию и, в частности, «заявила о неприемлемости» положении мирного договора[314].
Советское руководство оценивало такой ход событий, как сохранение Финляндией ориентации на англо-французских союзников. По воспоминаниям Е. Т. Синицына, Молотов тогда указывал, что против СССР в Финляндии «интриги... ведут в первую очередь Франция, Англия и США»[315]. Ïðè ýòîì îïðåäåëåííûå óñëîâèÿ ïîäîçðåâàòü ýòè äåðæàâû, îñîáåííî Âåëèêîáðèòàíèþ, â ñêðûòûõ êîíòàêòàõ ñ Ôèíëÿíäèåé ó Ìîñêâû, î÷åâèäíî, èìåëèñü. Áûëî çàìåòíî, ÷òî Àíãëèÿ, íàïðèìåð, ïðîäîëæàëà çàíèìàòü âèäíîå ìåñòî âî âíåøíåýêîíîìè÷åñêèõ êîíòàêòàõ Ôèíëÿíäèè. Ýòî, êàê ìîæíî áûëî ïðåäñòàâèòü, ïðèâåëî áû ê òîìó, ÷òî «ñâÿçàëî áû ôèíñêóþ è àíãëèéñêóþ âîåííóþ ýêîíîìèêè»[316].
Но особого прогресса в отношениях с этими державами у Финляндии все-таки не происходило и экономические связи с Великобританией постепенно стали замораживаться. Что же касается развития военного сотрудничества, то и здесь во взглядах финского руководства уже произошли определенные перемены. Как отмечалось в германском представительстве в Хельсинки, финское руководство было явно разочаровано действиями Англии и Франции в ходе «зимней войны», поскольку эти страны «не сумели оказать решительной помощи финской армии». Немецкие дипломаты пришли к выводу, что в Финляндии «доверие к западным державам, в особенности к Англии, потеряно»[317].
Действительно, правительство Финляндии склонялось к необходимости изменить свою внешнеполитическую ориентацию. Финляндия стояла перед выбором: вновь возвратиться к традиционным неплохим отношениям с Германией или взять курс на более тесное военно-политическое сотрудничество с соседними дружественными северными странами и прежде всего со Швецией.
Что касалось Германии, то сближение с нею сдерживалось двумя обстоятельствами: она находилась в состоянии войны с западными державами и, кроме того, демонстрировала верность заключенным в 1939 г. договорам с СССР, а он в сознании многих в Финляндии продолжал оставаться противником. Смещение же внешнеполитических ориентиров в сторону скандинавских стран представлялось для ряда влиятельных финских политических деятелей наиболее целесообразным, хотя северные соседи в недавних военных событиях показали себя, как заметил германский посланник в Хельсинки В. Блюхер, «недостаточно способными помочь Финляндии в борьбе против крупной державы»[318]. Òåì íå ìåíåå â ñêëàäûâàâøåéñÿ îáñòàíîâêå èìåííî òàêîé ïóòü è ïðåäëàãàëîñü èçáðàòü.
14 марта, через день после заключения мира, премьер-министр Ристо Рюти на закрытом заседании парламента довольно прямолинейно высказался за необходимость создания «оборонительного союза» северных стран[319].  ñâîåì æå äíåâíèêå Ð. Ðþòè òàê îáîñíîâûâàë äàííîå çàÿâëåíèå: ó ðóññêèõ òåïåðü ñòàëè «èñêëþ÷èòåëüíî âûãîäíûå ñòðàòåãè÷åñêèå ãðàíèöû äëÿ âåäåíèÿ íîâîé àãðåññèâíîé âîéíû... Ïîýòîìó ìû óæå âî âðåìÿ ìîñêîâñêèõ ìèðíûõ ïåðåãîâîðîâ óñòàíîâèëè êîíòàêòû ñî Øâåöèåé è Íîðâåãèåé»[320]. Ýòîìó çàÿâëåíèþ â ïàðëàìåíòå ïðåäøåñòâîâàëî ïðîùóïûâàíèå ïîçèöèè ïðàâèòåëüñòâ Øâåöèè è Íîðâåãèè. 18 ìàðòà Ìèíèñòåðñòâî èíîñòðàííûõ äåë Ôèíëÿíäèè íà÷àëî óæå ðàñïðîñòðàíÿòü èíôîðìàöèþ îá ýòèõ ïåðåãîâîðàõ[321], ïûòàÿñü òàêèì îáðàçîì äîáèòüñÿ áîëåå êîíêðåòíîãî ðåçóëüòàòà.
В свою очередь, скандинавские страны демонстрировали желание развивать начавшийся процесс, связанный с переговорами относительно такого союза. Был дан и положительный ответ на предложение «изучить возможность заключения оборонительного союза между тремя странами»[322]. Áîëåå òîãî, â ïå÷àòè ñåâåðíûõ ñòðàí ðàçâåðíóëàñü îñòðàÿ äèñêóññèÿ î Ñåâåðíîì ñîþçå, êàê ñîñòàâíîé ÷àñòè ôèíñêî-ñîâåòñêîãî ìèðíîãî óðåãóëèðîâàíèÿ[323].
Все эти события были встречены в Москве с явной обеспокоенностью, поскольку советское руководство расценивало их как определенную ревизию мирного договора с Финляндией, который только что подписали, а переговоры с руководством северных стран предполагали объединение Финляндии в новый военный союз. Выступивший в те дни председатель норвежского стортинга Карл Хамбро расшифровал, что скрывалось за целями этого союза. Он сказал, что этот союз «помог бы Финляндии возвратить утраченные территории». Тогда Хамбро особо подчеркнул, что «никакой противоправный и несправедливый мир не может существовать очень долго», а «в финских сердцах и в наших сердцах будут жить слова нашего поэта: "Еще наступит день"»[324]. Åñòåñòâåííî, âñå ýòî íå ìîãëî íå ó÷èòûâàòü è ðóêîâîäñòâî ÑÑÑÐ[325].
В это время к тому же в Советский Союз начала поступать достаточно тревожная разведывательная информация, в которой указывалось на наблюдавшиеся в Финляндии и другие явления, которые находились в противоречии с мирным договором. В одном из сообщений отмечалось, в частности, следующее: «До настоящего времени в Финляндии продолжают действовать законы военного времени, армия не сокращена, обстановка может быть охарактеризована как военная... Интенсивная деятельность финской авиации свидетельствует о том, что она используется для систематической разведки...»[326]
В результате в Москве сведения о начавшейся разработке идеи образования с участием Финляндии военного союза стали ассоциироваться с реваншистскими целями финляндского руководства. Поэтому 20 марта в заявлении ТАСС указывалось, что этот союз противоречит советско-финляндскому мирному договору и направлен против СССР. 21 марта Молотов в беседе с Юхо Паасикиви и представителем комиссии парламента по иностранным делам Вяйне Войонмаа сказал, что видит в этом угрозу безопасности Советского Союза[327]. Ñî ñâîåé ñòîðîíû, Ïààñèêèâè ñ÷åë íåîáõîäèìûì ïðåäóïðåäèòü ñâîå ðóêîâîäñòâî, ÷òî, âîçìîæíî, «àòìîñôåðà â íûíåøíèõ ïðàâÿùèõ êðóãàõ Ìîñêâû ïî îòíîøåíèþ ê Ôèíëÿíäèè â öåëîì ìîæåò óõóäøèòüñÿ», è, ó÷èòûâàÿ «ñåðüåçíîå íåäîâåðèå» ÑÑÑÐ, íàñòàèâàë íà ïðîÿâëåíèè «áîëüøåé îñòîðîæíîñòè» [328].
Тогда же определенную осмотрительность в вопросе о военном союзе стали проявлять и в Швеции. На это в первую очередь обратили внимание финские дипломаты, которые работали в Стокгольме. Так в это время из финляндского представительства в Швеции поступило в Хельсинки сообщение: «Тассовская публикация Советского Союза относительно оборонительного союза вызывает чрезмерное внимание в Швеции»[329]. Îäíàêî ýòî åùå âîâñå íå îçíà÷àëî, ÷òî Øâåöèÿ ñîáèðàëàñü îòõîäèòü îò íà÷àâøåãîñÿ ñîòðóäíè÷åñòâà.  ôèíñêóþ ñòîëèöó èç Ñòîêãîëüìà ïðîäîëæàëè íàïðàâëÿòü è âåñüìà îáíàäåæèâàþùóþ èíôîðìàöèþ. 21 ìàðòà íà÷àëüíèê îïåðàòèâíîãî îòäåëà îáîðîíèòåëüíûõ ñèë Øâåöèè Íèëå Áü¸ðê â áåñåäå ñ ôèíñêèìè äèïëîìàòàìè ïðÿìî ïîä÷åðêèâàë íàçðåâøóþ àêòóàëüíîñòü ðåàëèçàöèè èäåè îáîðîíèòåëüíîãî ñîþçà, ñ÷èòàÿ åãî äîñòàòî÷íî âàæíûì è òðåáóþùèì ïîñïåøíîñòè[330]. Ñïóñòÿ äåíü ýòó ìûñëü ïîäòâåðäèëî è øâåäñêîå Ìèíèñòåðñòâî èíîñòðàííûõ äåë, êîòîðîå óêàçàëî, ÷òî «íå ñòàâèò ñâîåé öåëüþ ïðåêðàòèòü îñóùåñòâëåíèå çàìûñëà»[331].