Сам же Кивимяки в развитии финско-германских отношений стал опять занимать одну из ключевых позиций. Именно он заменил финляндского посланника в Берлине Аарне Вуоримаа, поскольку в МИДе пришли к выводу, что последний не обладал необходимыми качествами для того, чтобы сближать и укреплять отношения с Германией[408]. Òîéâî Êèâèìÿêè æå áûë õîðîøî èçâåñòåí ñâîèìè ñèìïàòèÿìè ê Òðåòüåìó ðåéõó, è ê òîìó æå ñ÷èòàëñÿ äîâåðåííûì ëèöîì Ð. Ðþòè, ÷òî åùå áîëåå óñèëèâàëî åãî ïîçèöèè â íåìåöêîé ñòîëèöå[409]. ×òî êàñàåòñÿ âîåííîãî àòòàøå â Ãåðìàíèè ïîëêîâíèêà Âàëüòåðà Õîðíà, òî îí áûë íåìöåì ïî ïðîèñõîæäåíèþ è ïðåêëîíÿëñÿ ïåðåä ãèòëåðîâñêèì âåðìàõòîì. Ýòî, áåçóñëîâíî, ìîãëî ëèøü îáåñïå÷èòü ëó÷øåå âçàèìîïîíèìàíèå ñ íàöèñòñêèì ðóêîâîäñòâîì. Çàìåòèì, ÷òî áîëüøèíñòâî ãåíåðàëîâ è âûñøèõ îôèöåðîâ ôèíñêîé àðìèè òàêæå ïðîøëî â ïðîøëîì ïðóññêóþ âîåííóþ øêîëó, íàõîäÿñü â ãîäû ïåðâîé ìèðîâîé âîéíû â ñîñòàâå èçâåñòíîãî 27-ãî ïðóññêîãî êîðîëåâñêîãî åãåðñêîãî áàòàëüîíà, ñôîðìèðîâàííîãî èç íàöèîíàëèñòè÷åñêè íàñòðîåííîé ìîëîäåæè Ôèíëÿíäèè.
Высшие политические и военные круги Советского Союза не располагали еще достаточными данными о происходившем повороте во внешнеполитической ориентации Финляндии в сторону Германии. К тому же советское руководство продолжало находиться под впечатлением событий войны 1939-1940 гг., когда Англия и Франция, помогая Финляндии, были готовы направить свои войска на ее территорию для ведения боевых действий против Советского Союза.
Выдвижение армии и флота Германии в Заполярье, а также в восточную часть бассейна Балтийского моря требовало уже переоценки обстановки. Не могла не повлиять на советское руководство и катастрофа Франции. В этой связи Н. С. Хрущев писал: «Наблюдал я за Сталиным... Он как-то опустил руки после разгрома Гитлером французских войск и оккупации Франции. Я был как раз у него во время капитуляции Франции. Тогда он выругался сочно, по-русски, узнав об этом говорил: “Видите, столкнули нас лбами, Гитлер развязал себе руки на Западе”»[410].
Сталин, как известно, был убежден, что в сложившейся ситуации Германия направит свои силы на разгром Англии. Такую точку зрения он внушал и своему окружению. Принадлежавший к числу близких его соратников А. И. Микоян, вспоминая об этом, писал: «Сталин в это время был твердо уверен, что в ближайшие месяцы Гитлер не решится воевать сразу на два фронта, не расправившись с Англией или не заключив с ней мира. Он ссылался на Бисмарка, на других известных военных и государственных деятелей Германии, которые на основе анализа истории и соотношения сил утверждали, что Германия не должна воевать на два фронта, что в таком случае она не добьется победы. А Сталин был очень высокого мнения о стратегии этих деятелей»[411].
Теперь известно, кто из советских военных руководителей выражал крайнюю озабоченность выдвижением вооруженных сил Германии к рубежам СССР. Среди них был, в частности, нарком Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов. Судя по подписанному им 9 июня 1940 г. оперативному документу, можно понять, что вероятным противником он считал Германию. Но из-за вполне понятной предосторожности Кузнецов не мог прямо игнорировать установки Сталина. Не называя в этом документе конкретно вероятного противника, нарком ВМФ тем не менее указывал, что тот «может располагать флотом, численно превосходящим КБФ», и далее уточнял, что «появление его надо ожидать из южной части Балтийского моря»[412], èíûìè ñëîâàìè, îò áåðåãîâ Ãåðìàíèè.
Названный документ являлся директивой военному совету КБФ о составлении оперативного плана на 1940 г. И надо сказать, что руководство КБФ все поняло правильно и, выполняя указание наркома в оценке обстановки, довольно открыто сформулировало главную мысль: «Противником (основным) для нас будет Германия и в случае победы над Англией, и в случае компромиссного мира, и даже в случае поражения в войне с Англией». А в числе морских сил, которые могли быть использованы Германией против СССР, предположительно назывались ВМС Швеции и Финляндии, с учетом, что «существенную роль будет играть шведско-финская коалиция, которая скрытно или явно будет на стороне нашего основного противника». В качестве одной из важных задач в оперативном плане КБФ предусматривалось «установить специальное наблюдение за развертыванием флота Германии, Швеции и Финляндии с целью обеспечения нашего флота от внезапных действий противника»[413].
Последующее развитие событий подтвердило, что советское военно-морское командование почти точно определило вероятного противника (ошиблось лишь в своих предположениях относительно Швеции) и сделало правильный вывод с учетом возможных внезапных его действий. Не случайно, что и встретил затем Военно-Морской Флот войну во всеоружии и не понес серьезных потерь в момент первого удара противника.
Иными словами, сущность складывавшейся внешнеполитической доктрины Финляндии, направленной на усиление сотрудничества с Германией, в СССР определялась правильно и учитывалась советским военным командованием при решении вопросов военного планирования.
III. ПОД ПОКРОВОМ СЛУХОВ
РЕЙХ ДЕЛАЕТ СВОЙ ВЫБОР
После крупной победы летом 1940 г. над англо-французской коалицией Германия стала готовиться к агрессии против Советского Союза. Уже на третий день после подписания Францией перемирия с Германией — 25 июня перед военным руководством вермахта Гитлер поставил вопрос о необходимости осуществления своего замысла — о «восточном походе». Вскоре, 22 июля, он передал приказ начальнику генерального штаба сухопутных войск генерал-полковнику Францу Гальдеру приступить к разработке детального плана с различными вариантами осуществления «операции против России»[414].
31 июля на совещании руководящего состава вооруженных сил Германии в Бергхофе Гитлер намечает конкретное время нанесения поражения Советскому Союзу: «Россия должна быть ликвидирована. Срок — весна 1941 года». Здесь же, на совещании, обсуждается вопрос об участии в качестве союзников Германии в войне против СССР Финляндии и Турции. «Посмотрим, — записывает в дневнике Ф. Гальдер, — насколько все это заинтересует Финляндию и Турцию». В перспективе, указывает он, раздел захваченной территории намечался так: «Украина, Белоруссия, Прибалтика — нам. Финляндии — районы до Белого моря»[415].
Ко времени проведения этого совещания первоначальное прощупывание позиции Финляндии с немецкой стороны было уже осуществлено. По политической и экономической линиям, проводимым в этот период в Хельсинки, можно было отчетливо понять прежде всего взгляды финского руководства по отношению к Советскому Союзу и к Германии.
На финляндское руководство к тому же произвели очень большое впечатление те события, которые стремительно стали развиваться в Прибалтике. В середине июня 1940 г. в Эстонию, Латвию и Литву было введено значительное количество советских войск, и в этих трех странах начали происходить весьма существенные изменения внутриполитического характера, которые давали основание предполагать, что могло произойти и их объединение с СССР. Показательно: тогда же был сбит советской истребительной авиацией над Финским заливом финляндский пассажирский самолет. Случившееся свидетельствовало о сложной обстановке в Прибалтике для морских и воздушных сообщений. Как посчитали тогда в Хельсинки, это означало, что «путь из Финляндии за рубеж окончательно перекрыт»[416].
Касаясь всех тех событий Ю. К. Паасикиви писал в Хельсинки, что «произошедшее в прибалтийских странах... ужасает». Затем с тревогой задал вопрос: «Как это повлияет на нас?»[417] Ïîäîáíûé æå âîïðîñ 17 èþíÿ çàäàâàë â Ìèíèñòåðñòâå èíîñòðàííûõ äåë Ãåðìàíèè è ïîñëàííèê Ò. Êèâèìÿêè. Îí ïûòàëñÿ âûÿñíèòü îòíîøåíèå ðåéõà ê ïðîèñõîäÿùåìó, è ÷òî â äàííîì ñëó÷àå «Ôèíëÿíäèÿ äîëæíà ñäåëàòü, åñëè Ñîâåòñêèé Ñîþç îáðàòèòñÿ ê íåé ñ àíàëîãè÷íûìè òðåáîâàíèÿìè, êàê ýòî áûëî â îòíîøåíèè ïðèáàëòèéñêèõ ñòðàí»[418]. Îäíîâðåìåííî Êèâèìÿêè òàêæå çàâåðèë íåìåöêèõ äèïëîìàòîâ, ÷òî Ôèíëÿíäèÿ íè â êîåì ñëó÷àå «íå ñäàñòñÿ»[419].
В Хельсинки вместе с тем обратили уже внимание на то, как германский военный атташе в Финляндии X. Рёссинг в весьма мрачных красках описывал перспективы Финляндии. После своего посещения Таллинна он поведал финским собеседникам: «Я своими глазами видел ликвидацию эстонской республики... Теперь я больше всего озабочен тем, что в ближайшем будущем Финляндию постигнет такая же судьба». Такой комментарий внушал опасения финнами и убеждал в том, что «Рёссинг не верит в то, что Германия нам поможет»[420].
Финское руководство в этой ситуации усиливало поиск контактов с Германией, о чем свидетельствовали начавшиеся опять германо-финляндские экономические переговоры. Немецкая делегация на них проводила линию, направленную на «достижение максимального расширения торговых отношений», и, как было признано, «переговоры прошли успешно»[421].
29 июня между Германией и Финляндией был подписан договор, по которому немецкая доля во внешней торговле Финляндии увеличилась до 40%[422]. Îöåíèâàÿ ýòî ñîãëàøåíèå, ôèíñêèé ïîñëàííèê â Áåðëèíå ïîä÷åðêíóë ñâîå îñîáîå «óäîâëåòâîðåíèå», îòìåòèâ, ÷òî ýòî «ïî÷òè óäâàèâàåò îáúåì òîðãîâëè ìåæäó îáåèìè ñòðàíàìè»[423].  ñâîþ î÷åðåäü, è Áåðëèí íå ñêðûâàë âàæíîñòè íà÷àëà «êðåïêîãî ñïëåòåíèÿ ôèíñêîé è íåìåöêîé ýêîíîìèêè, êîòîðîå ïîëíîñòüþ ñîîòâåòñòâîâàëî òðåáîâàíèÿì èíäóñòðèè» Ãåðìàíèè[424].
Более того, на переговорах немецкая сторона выяснила у финнов перспективы будущей торговли с теми, кто считался «врагами рейха». По словам К. Шнурре, глава финляндской делегации заявил: «Финская внешняя торговля с вашими врагами как через Петсамо, так и через Россию осуществляться не будет»[425]. Ýòî ÿâëÿëîñü âåñüìà âàæíûì çàÿâëåíèåì, êîòîðîå çàòåì åùå áûëî è ïèñüìåííî ïîäòâåðæäåíî[426]. Ïîäïèñàííîå ãåðìàíî-ôèíñêîå òîðãîâîå ñîãëàøåíèå íå ìîãëî íå îêàçûâàòü ñîîòâåòñòâóþùåãî âëèÿíèÿ íà äàëüíåéøóþ âíåøíþþ ïîëèòèêó Ôèíëÿíäèè. Ïîêàçàòåëüíûì ÿâëÿëîñü òî, ÷òî Õåëüñèíêè óæå øëè íà çàìîðàæèâàíèå òîðãîâëè ñ Âåëèêîáðèòàíèåé[427].
Германо-финское торговое сотрудничество вскоре стало негативно сказываться и на экономических связях с СССР. Как считали в советском полпредстве, «Финляндия фактически начала торговую войну с нами»[428]. Âèòòèíã æå òàêîå ÿâëåíèå îáúÿñíÿë òåì, ÷òî «Ðîññèÿ ïðîñòî íå ìîæåò ñíàáæàòü Ôèíëÿíäèþ ïðîäóêöèåé, íåîáõîäèìîé äëÿ åãî ñòðàíû»[429]. Íà äåëå æå Õåëüñèíêè îòêðîâåííî äåìîíñòðèðîâàëè íåæåëàíèå èñêàòü íà âîñòîêå òîðãîâîãî ïàðòíåðà, ÷òî ôàêòè÷åñêè áûëî ñëåäñòâèåì íà÷àâøåãîñÿ øèðîêîãî ýêîíîìè÷åñêîãî ñîòðóäíè÷åñòâà ñ Ãåðìàíèåé.
Процесс спада в торговле стал наблюдаться у Финляндии и с Америкой. Посланник Соединенных Штатов в Хельсинки по этому поводу встречался с Р. Рюти. Финский премьер-министр объяснил такую ситуацию следующим образом: «Торговля с Германией не требует широкого внешнеэкономического обмена, тогда как покупка американских товаров предполагает именно такое сотрудничество». По словам Рюти, теперь вообще «финские власти предпочитают немецкие товары американским»[430]. Ïîñëàííèê ÑØÀ, â ñâîþ î÷åðåäü, çàÿâèë, ÷òî «òàêàÿ äèñêðèìèíàöèÿ ìîæåò ñîçäàòü íåáëàãîïðèÿòíîå âïå÷àòëåíèå â Ñîåäèíåííûõ Øòàòàõ»[431].
Тем не менее подобные доводы американцев не имели никакого реального воздействия на позицию финского руководства, и это уже явно демонстрировало то, что Финляндия была согласна пойти лишь только на тесное сотрудничество с рейхом. Американский исследователь А. Швартц по данному поводу особо отметил, что «финское сотрудничество с Германией началось не в политических или военных вопросах, а в экономической сфере»[432].
Действительно, в новых условиях «партнерские» отношения между Германией и Финляндией стали создаваться именно на основе экономического сотрудничества. Как полагает немецкий историк М. Менгер, уже «с лета 1940 г. Финляндия включилась в рамки фашистского планирования “огромного жизненного экономического пространства”, хотя «особенности политической ситуации в Финляндии еще продолжали учитывать» в Берлине[433].
С другой стороны, налицо было и то, что финское правительство само демонстрировало желание развивать контакты с рейхом. 4 июля министр иностранных дел Р. Виттинг с восторгом сообщал В. Блюхеру, что «у населения Финляндии дружественные настроения к Германии нарастают, подобно лавине». Далее он добавил, что «существуют взгляды о необходимости создания правительства, которое исключительно было бы ориентированно на Берлин»[434]. Ýòî çàÿâëåíèå ìèíèñòð èíîñòðàííûõ äåë óñèëèë åùå è óòâåðæäåíèåì, ÷òî â Ôèíëÿíäèè ñ÷èòàþò, ÷òî åå âîéñêà «ñ ïîìîùüþ íåìåöêèõ àðìèé ìîãëè áû ÷åðåç íåñêîëüêî ìåñÿöåâ âåðíóòü òåððèòîðèþ, êîòîðàÿ ïåðåøëà ê Ðîññèè»[435].
Подобные высказывания крайне обнадеживали германских представителей. Но в данном случае в Хельсинки даже несколько форсировали общий процесс будущего развития финско-немецкого военного сотрудничества. Поэтому германский посланник вынужден был охладить пыл Р. Виттинга. Он сказал, что «германо-финские отношения должны развиваться медленно и поэтапно, а не яростно или откровенно». Объясняя такую позицию В. Блюхер заметил: «Принимая во внимание российские подозрения, я посчитал бы нежелательным формирование правительства, односторонне дружественно соориентированное на Германию... Я предпочел бы такое правительство, которое сотрудничало с нами тайно, но которое демонстрировало бы перспективы будущих отношений»[436].
Немецкое заявление тоже было слишком откровенным и даже несколько приоткрывало тактику будущего сотрудничества Третьего рейха с Финляндией. В Берлине в ответ на полученную информацию Блюхера о беседе с Виттингом ему рекомендовали «избегать по возможности заявлений подобного типа»[437]. Âûñêàçûâàíèÿ æå ôèíëÿíäñêîãî ðóêîâîäñòâà óêàçûâàëè íåìöàì íà òî, ÷òî «ôèíñêàÿ ïåðñïåêòèâà äàâàëà áëàãîïðèÿòíûå âîçìîæíîñòè» äëÿ ïîäãîòîâêè Ãåðìàíèåé ïîõîäà íà Âîñòîê ñ èñïîëüçîâàíèåì ñåâåðíîãî ïëàöäàðìà[438].
Таким образом, имея соответствующие обнадеживающие сведения, Берлин мог перейти к конкретному зондированию в Финляндии возможности активного военного сотрудничества. Это стало уже заметно в условиях перехода германского командования к непосредственному планированию войны против СССР.
В данном случае первый отчетливый знак внимания с немецкой стороны проявился уже в середине июля. Между 17 и 28 июля в Хельсинки находился эмиссар из Берлина Людвиг Вейссауер, представлявший службу безопасности (СД) и внешнеполитическую разведку. Он должен был выяснить позицию финнов в случае, «если между Германией и Советским Союзом возникнет конфликт»[439].
Вейссауер в Финляндии вел переговоры с премьер-министром Рюти и главнокомандующим Маннергеймом. Однако, к сожалению, пока в Финляндии полностью не раскрываются документы об этих переговорах. Вместе с тем в финской исторической литературе бытует утверждение о том, что «Вейссауер получил разъяснение о готовности Финляндии воевать», а сами переговоры «показали, что финны ожидали конфронтации между Германией и Советским Союзом и улавливали симпатии к себе со стороны Германии»[440]. Áîëåå òîãî, îòìå÷àåòñÿ, ÷òî ìåæäó Ðþòè è Âåéññàóåðîì áûëî äîñòèãíóòî âçàèìîïîíèìàíèå è îíè äîâîëüíî îòêðûòî îáìåíèâàëèñü ìíåíèÿìè ïî âåñüìà øèðîêîìó êðóãó âîïðîñîâ[441]. Ôèíñêèé èññëåäîâàòåëü Î. Ìàííèíåí ê òîìó æå ïðåäïîëîæèë, ÷òî óæå òîãäà âïåðâûå ñ íåìåöêîé ñòîðîíû áûë ïîñòàâëåí âîïðîñ î âîçìîæíîñòè ïðîïóñêà ãåðìàíñêèõ âîéñê íà òåððèòîðèþ Ôèíëÿíäèè[442].