Дело в том, что тогда резко ужесточился подход финского руководства по отношению к Обществу мира и дружбы с СССР. Официальные власти Финляндии развернули против него откровенно репрессивную деятельность. Массовые мероприятия, организовывавшиеся Обществом, нередко заканчивались столкновением с полицией. Так, в частности, когда 7 августа в Турку сторонники дружбы с Советским Союзом проводили митинг, на который прибыло до двух тысяч человек, полиция стала разгонять собравшихся, открыв при этом по ним огонь. В результате 17 человек было ранено, а 9 человек арестовано[468]. Ïîäîáíûå ñîáûòèÿ ïðîèñõîäèëè â êîíöå èþëÿ — íà÷àëå àâãóñòà è â äðóãèõ ìåñòàõ ñòðàíû[469]. Èíûìè ñëîâàìè, ïðàâèòåëüñòâî Ôèíëÿíäèè ïîîùðÿëî, à, âîçìîæíî, è íàïðàâëÿëî òàêîãî ðîäà äåéñòâèÿ, íà äåëå äåìîíñòðèðóÿ ñâîå îòíîøåíèå ê ïðîÿâëÿâøèìñÿ ñðåäè íàñåëåíèÿ ñòðåìëåíèÿì ê óñòàíîâëåíèþ äîáðîñîñåäñêèõ îòíîøåíèé ñ ÑÑÑÐ.
Именно так и квалифицировали эти события в советском полпредстве. В представленном в Москву донесении Зотов писал, что «гонения и репрессии на членов Общества мира и дружбы... надо рассматривать, как нежелание финляндского правительства поддерживать мир и дружбу между странами»[470]. Åñòåñòâåííî, â ÑÑÑÐ ïîäîáíàÿ ñèòóàöèÿ, ñêëàäûâàþùàÿñÿ â ñîñåäíåé ñòðàíå, âûçûâàëà ñåðüåçíîå áåñïîêîéñòâî. Ñîâåòñêèé ïîëïðåä, îáñóæäàÿ ýòîò âîïðîñ ñ ìèíèñòðîì èíîñòðàííûõ äåë Âèòòèíãîì, ïðÿìî çàÿâèë: «Ðàçâèòèå îòíîøåíèé ìåæäó Ôèíëÿíäèåé è Ñîâåòñêèì Ñîþçîì çàâèñèò îò òîãî âêëàäà, êîòîðûé âíîñèò Îáùåñòâî äðóæáû»[471]. Òàêèì îáðàçîì, ñèòóàöèÿ, êîòîðàÿ âîçíèêëà â ñâÿçè ñ äåÿòåëüíîñòüþ Îáùåñòâà, ìîãëà ñòàòü íåïëîõèì ïîâîäîì äëÿ âûÿñíåíèÿ âíåøíåïîëèòè÷åñêîé îðèåíòàöèè Ôèíëÿíäèè è îêàçàíèÿ íà Õåëüñèíêè îïðåäåëåííîãî âîçäåéñòâèÿ.
Наркомат иностранных дел принимал действия, направленные на то, чтобы каким-то образом повлиять на финскую политику. В августе Зотов имел продолжительную беседу с премьер-министром Р. Рюти, в ходе которой был поставлен вопрос о складывавшейся ненормальной обстановке в связи с гонениями на дружественную СССР общественную организацию[472]. Íåîäíîêðàòíî ïî äàííîé ïðîáëåìå âåë ïåðåãîâîðû â Ìîñêâå ñ Ïààñèêèâè è Ìîëîòîâ.
Еще в конце июля финский посланник записал в своем дневнике слова В. М. Молотова, в которых он подчеркнул, что «в Финляндии основано общество, занимающееся деятельностью, направленной на укрепление дружбы между Советским Союзом и Финляндией». При этом он выразил недоумение относительно негативной реакции финских «членов правительства... которые выступили против... установления дружественных и добрососедских отношений между СССР и Финляндией»[473]. Ðåïðåññèâíûå äåéñòâèÿ ôèíñêèõ âëàñòåé ìîãëè ðàññìàòðèâàòüñÿ â Ìîñêâå ëèøü êàê î÷åâèäíûé âûçîâ ñîâåòñêîìó ðóêîâîäñòâó, à â ñîâåòñêîé ïå÷àòè åùå ñèëüíåå ñòàëà çâó÷àòü êðèòèêà Ôèíëÿíäèè. Íàáëþäàÿ ýòî, Ïààñèêèâè âûíóæäåí áûë çàìåòèòü, ÷òî îí «êðàéíå îïå÷àëåí äàííûìè ñîáûòèÿìè»[474].
В такой ситуации 1 августа 1940 г. Молотов на сессии Верховного Совета СССР сделал доклад о внешней политике[475]. Çàòåì, ÷óòü ïîçäíåå, êàñàÿñü ñêàçàííîãî â íåì, îí îñîáî îáðàòèë âíèìàíèå çàðóáåæíûõ äèïëîìàòîâ ïðåæäå âñåãî íà îöåíêó îòíîøåíèé ìåæäó Ñîâåòñêèì Ñîþçîì è Ôèíëÿíäèåé, ñîäåðæàâøóþñÿ â åãî äîêëàäå, ïîä÷åðêíóâ, ÷òî «õîðîøåå ðàçâèòèå ñîâåòñêî-ôèíëÿíäñêèõ îòíîøåíèé çàâèñèò ïðåæäå âñåãî îò ñàìîé Ôèíëÿíäèè»[476]. Îäíàêî ïîëîæåíèÿ, êîòîðûå áûëè èçëîæåíû íàðêîìîì èíîñòðàííûõ äåë îòíîñèòåëüíî Ôèíëÿíäèè, ðàñöåíèëè â åå ïðåäñòàâèòåëüñòâå â Ìîñêâå, êàê ïðîÿâëåíèå «ñîâåòñêîé óãðîçû»[477]. Âñå ïîïûòêè Ïààñèêèâè, íàïðàâëåííûå íà òî, ÷òîáû óáåäèòü ÑÑÑÐ â òîì, ÷òî íàðîä è ïðàâèòåëüñòâî Ôèíëÿíäèè «ñòðåìÿòñÿ ê õîðîøèì îòíîøåíèÿì ñ Ñîâåòñêèì Ñîþçîì», ÿâíî óæå íå âûçûâàëè äîâåðèÿ ðóêîâîäñòâà ÑÑÑÐ[478].
Более того, успокоительные слова, которые произносил Паасикиви в Москве относительно политики Финляндии, не совсем соответствовали тогда и тональности публикаций финской прессы. Что же касалось конкретно Общества мира и дружбы с СССР, то его деятельность теперь постоянно квалифицировали как работу агентов Советского Союза, тесно связанных с его дипломатическим представительством в Хельсинки[479]. Êîíòàêòû æå ïîëïðåäñòâà â Õåëüñèíêè ñ ÷ëåíàìè Îáùåñòâà ðàññìàòðèâàëèñü êàê âìåøàòåëüñòâî ñîâåòñêîé ñòîðîíû âî âíóòðåííèå äåëà Ôèíëÿíäèè[480]. Çîòîâ èíôîðìèðîâàë íàðêîìàò èíîñòðàííûõ äåë, ÷òî ôèíñêîå ïðàâèòåëüñòâî ïûòàåòñÿ «îáâèíèòü ïîëïðåäñòâî âî âìåøàòåëüñòâå âî âíóòðåííèå äåëà ñòðàíû», ññûëàÿñü íà ôàêòû îáùåíèÿ ñ ïðåäñòàâèòåëÿìè Îáùåñòâà ìèðà è äðóæáû[481].
В результате обстановка, складывающаяся в Финляндии, не благоприятствовала тому, чтобы хоть как-то изменить к лучшему отношения с СССР. Попытка же советской стороны скорректировать финский внешнеполитический курс с помощью дипломатических переговоров оказалась вообще малоэффективной.
Следует учитывать, что наряду с формами дипломатического давления советское руководство также стремилось усилить свои позиции в Финляндии путем специального рассмотрения с нею отдельных острых вопросов военно-политического характера. В центре внимания СССР в это время стало обстоятельное обсуждение с финскими представителями проблемы, складывающейся вокруг Аландских островов, а также согласование уточняющих условий нахождения советских войск на военно-морской базе в Ханко.
Так, летом 1940 г. СССР официально обратил внимание на развертывавшееся строительство Финляндией на Аландских островах военных укреплений, хотя их территория была с 1921 г. объявлена демилитаризированной зоной. Молотов категорично заявил финляндскому посланнику: «Позиция Советского Союза сводится к тому, чтобы Аландские острова не вооружались. Если же Финляндия желает их вооружать, то мы хотим участвовать в этом вооружении»[482].
Учитывая то, что Аландские острова являлись стратегически важным районом Балтийского моря, эта проблема приобрела весьма острый характер. Паасикиви в то время счел необходимым сообщить в Хельсинки, что, по его мнению, в сложившейся обстановке «едва ли возможно иное развитие событий, чем решение вопроса о прекращении военного строительства, чтобы таким образом избежать конфликта» с Советским Союзом[483]. Ôèíñêèé ïîñëàííèê, ïî÷óâñòâîâàâøèé æåñòêîñòü ïîñòàíîâêè ÑÑÑÐ âîïðîñà îá Àëàíñêèõ îñòðîâàõ, óâÿçûâàë ýòî â ïåðâóþ î÷åðåäü ñ âïå÷àòëÿâøèìè ïîáåäàìè Ãåðìàíèè â Åâðîïå, êîòîðûå, åñòåñòâåííî, «óñèëèëè åå ïîëîæåíèå è íà Áàëòèêå»[484].  Ìîñêâå æå ýòî, îòìå÷àë îí, «âûçâàëî îçàáî÷åííîñòü, è, èñõîäÿ èç îöåíêè âîåííûõ ìîòèâîâ, òàì íà÷àëè îáäóìûâàòü íîâûå ìåðû áåçîïàñíîñòè»[485].
В подобной ситуации Хельсинки решили согласиться с советским руководством и в Москву было сообщено о прекращении военного строительства на островах. Однако решение финского правительства вызвало в СССР новое предложение. Теперь уже вопрос ставился о создании здесь советского консульства[486]. Òàêèì îáðàçîì, Ñîâåòñêèé Ñîþç ïûòàëñÿ óñèëèòü ñâîå äèïëîìàòè÷åñêîå ïðèñóòñòâèå â ýòîì ðåãèîíå, îãðàíè÷èâàÿ òåì ñàìûì âîçìîæíûå âíåøíåïîëèòè÷åñêèå ìàíåâðû Ôèíëÿíäèè.
Переговоры, касавшиеся проблемы Аландских островов, начали затягиваться. Причем они стали приковывать внимание как Швеции, так и Германии. Шведские представители в Берлине проявляли по этому вопросу особое беспокойство и прямо указывали немецким дипломатам, что Финляндии чуть ли не предъявлен «советский ультиматум»[487].  íà÷àëå àâãóñòà øâåäñêèé ïîñëàííèê èìåë ïðîäîëæèòåëüíóþ áåñåäó â Ìèíèñòåðñòâå èíîñòðàííûõ äåë Ãåðìàíèè, â õîäå êîòîðîé (ýòî áûëî çàôèêñèðîâàíî â íåìåöêèõ äîêóìåíòàõ) âûñêàçàë áåñïîêîéñòâî â ñâÿçè ñ ïðîâîäèâøåéñÿ ÑÑÑÐ ïîëèòèêîé ïî îòíîøåíèþ ê Ôèíëÿíäèè. Îí çàÿâèë, ÷òî «Ðîññèÿ âñåãäà íàõîäèò ïðîáëåìû îòíîñèòåëüíî Ôèíëÿíäèè è ñîçäàåò íîâûå, êîòîðûå óæå ñ÷èòàþòñÿ óëàæåííûìè». Øâåäñêèé äèïëîìàò ñäåëàë âûâîä î «ñîâåòñêîé óãðîçå», ðåàëüíî íàäâèãàþùåéñÿ íà Ôèíëÿíäèþ, à òàêæå ïûòàëñÿ âûÿñíèòü ïîçèöèþ Ãåðìàíèè «îòíîñèòåëüíî ìåð, êîòîðûå îíà áóäåò ïðåäïðèíèìàòü â ñëó÷àå íîâîãî ðóññêî-ôèíëÿíäñêîãî êîíôëèêòà»[488].
Безусловно, в рейхе достаточно внимательно следили за переговорами, касавшимися Аландских островов. Немецкий посланник в Хельсинки В. Блюхер откровенно тогда указывал на то, что «Аландские острова занимают ключевое положение в Балтийском регионе и та держава, подобная России, которая сможет контролировать Финляндию и Аландские острова, поставит Германию в весьма зыбкое положение на Севере»[489].
Для Берлина скорее было важным само проявление обострения дипломатических отношений между СССР и Финляндией, нежели угроза усиления позиций Советского Союза в восточной части Балтики. Внешнеполитическая напряженность в этом регионе как раз была на руку немецким дипломатам. Создавать же для себя конфликтную ситуацию по проблеме, касавшейся островов, в Германии, очевидно, не собирались[490]. Ê òîìó æå ñîâåòñêèé ïîëïðåä â Áåðëèíå À. À. Øêâàðöåâ çàâåðèë È. Ðèááåíòðîïà, ÷òî «ñëóõè î òðåíèÿõ ìåæäó ÑÑÑÐ è Ôèíëÿíäèåé ïî âîïðîñó îá Àëàíäñêèõ îñòðîâàõ ñîâåðøåííî íå ñîîòâåòñòâóþò äåéñòâèòåëüíîñòè»[491].
Несмотря на столь категоричное заявление советского представителя в Германии, эти переговоры завершились подписанием специального соглашения только лишь 11 октября 1940 г. Оно подтверждало демилитаризованный статус Аландов и открывало возможность для создания на них советского консульства[492]. Òåì íå ìåíåå â ïåðèîä, êîãäà áûëà äîñòèãíóòà òàêàÿ äîãîâîðåííîñòü, âîêðóã Ôèíëÿíäèè ñëîæèëàñü íîâàÿ ñèòóàöèÿ, è àëàíäñêèé âîïðîñ óæå íå áûë ñòîëü àêòóàëüíûì. Ìîñêâà, òàêèì îáðàçîì, ñòðåìèëàñü äîáèòüñÿ ìàêñèìàëüíîé ðåçóëüòàòèâíîñòè ñâîåãî äèïëîìàòè÷åñêîãî äàâëåíèÿ íà Ôèíëÿíäèþ, íî ýòè äåéñòâèÿ ôàêòè÷åñêè ñòàíîâèëèñü ìàëîýôôåêòèâíûìè â óñëîâèÿõ äèíàìè÷íî ìåíÿþùåéñÿ îáñòàíîâêè â Åâðîïå.