В конечном счете контакты Шнурре с Рюти дали весьма обнадеживающий результат. Более того, было достигнуто соглашение о проведении нового раунда германо-финских торговых переговоров[384], ÷òî òàêæå âõîäèëî â ïëàíû ðåéõà.
Показательным тогда являлось и то, как Германия пыталась влиять на позицию финляндского руководства. В это время представители немецкого высшего командования на встрече с финским военным атташе в Берлине начали, как он доносил, «доверительно побуждать нас вооружаться так хорошо, как только можно», указывая, что «есть основания опасаться» действий России у границы[385]. Èíûìè ñëîâàìè, íàìåêàëîñü íà âîçìîæíîñòü íîâîé âîéíû ïðîòèâ ÑÑÑÐ. Òîãäà æå íà ôèíñêèõ äèïëîìàòîâ â Áåðëèíå îñîáîå âïå÷àòëåíèå ïðîèçâåëà óâèäåííàÿ òàì «íîâàÿ êàðòà Åâðîïû», íà êîòîðîé áûëè îòðàæåíû íå òîëüêî èíòåðåñû Ãåðìàíèè, íî è îïðåäåëÿëèñü êîíòóðû áóäóùåé Ôèíëÿíäèè. Òåððèòîðèàëüíûå âîæäåëåíèÿ Òðåòüåãî ðåéõà îõâàòûâàëè îãðîìíîå ïðîñòðàíñòâî íà âîñòîêå: îò Ëåíèíãðàäà äî Àçîâñêîãî ìîðÿ, à íîâàÿ ãðàíèöà Ôèíëÿíäèè îáîçíà÷àëàñü «îò ñåâåðíîãî ïîáåðåæüÿ Ôèíñêîãî çàëèâà ê Ëàäîæñêîìó îçåðó è ÷åðåç Îíåæñêîå îçåðî ê Áåëîìó ìîðþ». Õîòÿ, êàê óêàçûâàëîñü â äîíåñåíèè, íàïðàâëåííîì â Õåëüñèíêè, òàêîé çàìûñåë âûðàæàëñÿ ëèøü êàê «íàäåæäà», è ýòî áûëî ñóãóáî «÷àñòíîå ìíåíèå», âìåñòå ñ òåì âïå÷àòëÿëî òî, êàêèì îáðàçîì «ìîãëà áûòü èñïðàâëåíà âîñòî÷íàÿ ãðàíèöà Ôèíëÿíäèè ïîñëå òîãî, êàê Ãåðìàíèÿ... ðàçâåðíåò âîéíó ñ Ðîññèåé»[386]. Ïðè ýòîì ó ôèíñêèõ äèïëîìàòîâ íå âîçíèêàëî íåäîóìåíèÿ, ÷òî ôèíëÿíäñêàÿ òåððèòîðèÿ âûõîäèëà äàëåêî çà ïðåäåëû ãðàíèöû 1939 ã.
Подобный подход Хельсинки не мог соответствовать взглядам шведского руководства, на которые прежде нередко ориентировались в финских дипломатических кругах. Теперь у Стокгольма, который еще совсем недавно обсуждал с Финляндией проблему создания совместного оборонительного союза северных стран, позиция была совершенно иной. Там также отмечали возможное обострение германо-советских отношений. Еще 18 марта английский посланник в Стокгольме В. Мал лет писал, что шведские официальные лица придерживаются мнения, что СССР не слишком уверен в продолжительном сохранении своих теперешних отношений с Германией[387]. Îäíàêî âîñòîðãîâ â ñëó÷àå òàêîãî ïîâîðîòà ðàçâèòèÿ ñîáûòèé â Øâåöèè íå èñïûòûâàëè, ïîñêîëüêó îïàñàëèñü ðàñøèðåíèÿ íåìåöêîé àãðåññèè â Ñêàíäèíàâèè è ïðîòèâîñòîÿíèÿ çäåñü èíòåðåñîâ Ñîâåòñêîãî Ñîþçà è Ãåðìàíèè.
Опасаясь возможного распространения немецкой агрессии в Северной Европе, шведское руководство пыталось найти точки соприкосновения своей политики с Финляндией для того, чтобы совместно противодействовать Германии. В конце апреля шведский министр иностранных дел Кр. Гюнтер сообщил финляндскому посланнику в Стокгольме о поступающих из дипломатического представительства в Берлине сведениях об опасениях, что «Германия осуществит скрытую агрессию в течение недели». При этом указывалось, что подобные предостережения поступают также из Англии и Франции. В этой связи перед Финляндией ставился вопрос: «Готова ли Финляндия дать отпор агрессии?»[388] Êîíêðåòíî øâåäñêîå ðóêîâîäñòâî òîãäà ñòðåìèëîñü äîáèòüñÿ îò ôèííîâ ñîãëàñèÿ íà ñîâìåñòíóþ îáîðîíó Àëàíäñêèõ îñòðîâîâ ñ òåì, ÷òîáû íå ïîçâîëèòü íåìåöêèì âîéñêàì îñóùåñòâèòü äåñàíòíûå îïåðàöèè ïðîòèâ îáîèõ ãîñóäàðñòâ íà ïîáåðåæüå Áîòíè÷åñêîãî çàëèâà[389].
Информация об этом была безотлагательно направлена из финляндского представительства в Стокгольме в Хельсинки. Сведения, полученные из Швеции, были затем срочно переданы президенту, премьер-министру, а также военному министру и министру иностранных дел. Одновременно их отправили и в ставку Маннергейма[390]. Îäíàêî ïîëó÷åííîå ïðåäëîæåíèå â Õåëüñèíêè íå âûçâàëî áîëüøîãî ýíòóçèàçìà. Èç Ìèíèñòåðñòâà èíîñòðàííûõ äåë Ôèíëÿíäèè â Ñòîêãîëüì óøëà òåëåãðàììà, â êîòîðîé óêàçûâàëîñü, ÷òî Ôèíëÿíäèè «íå ñëåäóåò ñïåøèòü îáñóæäàòü ýòî äåëî»[391]. Äåéñòâèòåëüíî, êàê îòìå÷àåò Ì. Ðåéìàà, «ñ ïîçèöèè Ôèíëÿíäèè âîçíèêøåå ïîëîæåíèå áûëî íîâûì è óíèêàëüíûì». Èññëåäîâàòåëü ïðè ýòîì ñïðàâåäëèâî ïîä÷åðêíóë, ÷òî «äàâëåíèå Ãåðìàíèè è óãðîçû åå íàïàäåíèÿ íå ÷óâñòâîâàëè â Ôèíëÿíäèè â òàêîé ìåðå, êàê çàïàäíûé ñîñåä» è «íàïàäåíèå íà Àëàíäñêèå îñòðîâà îçíà÷àëî áû ïðåæäå âñåãî óäàð ïðîòèâ Øâåöèè»[392].
И хотя 27 апреля в Финляндию была направлена представительная шведская делегация для ведения соответствующих переговоров с командованием финской армии, усилия Швеции оказались тщетными. Маннергейм намекнул шведам «о своей неуверенности в том, что будет ли Финляндия защищаться, если Германия оккупирует Аланды»[393]. Ïîñëå íåñêîëüêèõ äíåé ïåðåãîâîðîâ 30 àïðåëÿ ýòó äåëåãàöèþ ëè÷íî ïðèíÿë ïðåìüåð-ìèíèñòð Ð. Ðþòè è ñîîáùèë, ÷òî Ôèíëÿíäèÿ îïàñàåòñÿ òîëüêî «âîçìîæíîñòè íàïàäåíèÿ Ñîâåòñêîãî Ñîþçà», à ÷òî êàñàåòñÿ àãðåññèè Ãåðìàíèè, òî â ýòîì ñìûñëå â Õåëüñèíêè, êàê îí îòìåòèë, íå èñïûòûâàþò îñîáûõ îïàñåíèé[394].
Таким образом, финское руководство четко определило для себя источник опасности, и это уже не соответствовало шведской концепции, связанной с безопасностью собственной страны. В результате ситуация с военным сближением между Швецией и Финляндией становилась предельно ясной: «в открытой форме единого финско-шведского фронта против немецкой агрессии на Аландских островах не получилось, несмотря на то, что вопрос этот относился более всего к защите неприкосновенности территории Финляндии»[395].
В этот период у руководства Финляндии уже не было колебаний в выборе дальнейшего курса. Безусловно при этом то, что процессу сближения с Германией способствовали и военные поражения западных держав в конце весны — начале лета 1940 г. Об этом можно судить по донесениям, которые тогда поступали в Финляндию. Относительно успехов германских войск, в частности, не без удовлетворения докладывало финляндское дипломатическое представительство в Берлине. Очевидно, что эти донесения подталкивали правительство Финляндии не медлить с принятием практических шагов к усилению сотрудничества с Третьим рейхом. Информируя о победах немецкой армии, финский военный атташе довольно уверенно сообщал о приближающемся времени вторжения германских войск в Швецию. «Готовится нападение на Швецию, — доносил он 20 мая. — О способности осуществить вторжение туда не следует, видимо, сомневаться»[396]. Íàñêîëüêî ýòè äîíåñåíèÿ âëèÿëè íà ôèíñêîå ðóêîâîäñòâî, ñâèäåòåëüñòâóåò òîò ôàêò, ÷òî Ôèíëÿíäèÿ äàæå ñàìà ïûòàëàñü âûÿñíèòü ó Ãåðìàíèè ïëàíû âåäåíèÿ áîåâûõ äåéñòâèé íåìåöêèõ âîîðóæåííûõ ñèë â âîñòî÷íîé ÷àñòè Áàëòèéñêîãî ìîðÿ[397].
Последовавший в мае захват Германией Бельгии и Голландии, а в июне — капитуляция Франции и паническая эвакуация союзных войск из Дюнкерка свидетельствовали о том, что прогнозы военного атташе относительно намерений вермахта осуществить агрессию против Швеции вполне реальны. Чувствовалось, насколько глубокое впечатление производило все это на политические и военные круги Финляндии. «Последнее время, в связи с поражением Франции, — докладывал Берия Сталину информацию, полученную от своего резидента из Хельсинки, — все надежды правительства возлагаются на Германию»[398].
Об огромном воздействии на финское руководство событий, произошедших в Западной Европе, сообщал также Берлину немецкий посланник в Хельсинки В. Блюхер[399].  ñâîèõ âîñïîìèíàíèÿõ îí îòìå÷àë, ÷òî â ýòî âðåìÿ «ñðåäè ôèíñêèõ ïîëèòèêîâ îáíàðóæèëîñü ìíîãî òàêèõ, êîòîðûå äîâîëüíî ðàíî çàìåòèëè, ÷òî óñèëåíèå Ãåðìàíèè ìîæåò áûòü âåñüìà âûãîäíûì äëÿ Ôèíëÿíäèè»[400].  ÷àñòíîñòè, ãåðìàíñêèé äèïëîìàò ðàñïîëàãàë ñâåäåíèÿìè î òîì, ÷òî òîãäà ðÿä èçâåñòíûõ ïîëèòè÷åñêèõ äåÿòåëåé îáðàòèëñÿ ê ïðåìüåð-ìèíèñòðó ñòðàíû Ð. Ðþòè, «íàñòàèâàÿ íà òîì, ÷òî áû ïðàâèòåëüñòâî Ôèíëÿíäèè ïðîÿâèëî "ïîâûøåííîå âíèìàíèå" ê Ãåðìàíèè, âûðàæàÿ áëàãîæåëàòåëüíîñòü ê íåé...»[401] Òå, êòî ðàññìàòðèâàë çàêëþ÷åííûé â ìàðòå ìèðíûé äîãîâîð Ôèíëÿíäèè ñ ÑÑÑÐ ëèøü êàê ïåðåìèðèå, âèäåëè òåïåðü âîçìîæíîñòü âåðíóòü óòðà÷åííûå òåððèòîðèè ñ ïîìîùüþ Ãåðìàíèè.
Прогерманская ориентация существенно изменила и финляндский внешнеполитический корпус. В марте министр иностранных дел периода «зимней войны» Вяйне Таннер получил отставку. При выборе нового главы МИДа рассматривались кандидатуры достаточно авторитетных финских дипломатов-профессионалов: К. Энкеля, Г. А. Грипенберга, А. Ирье-Коскинена, Ю. К. Паасикиви и др.[402] Îäíàêî óæå òîãäà áûëî î÷åâèäíî, ÷òî îòíîøåíèÿ ñ Ãåðìàíèåé ìîãóò ñòàòü äëÿ Ôèíëÿíäèè îïðåäåëÿþùèìè. Ýòî î÷åíü õîðîøî ïîíèìàëè äèïëîìàòû, êîòîðûå ìîãëè çàíÿòü ïîñò íîâîãî ìèíèñòðà. Ïîêàçàòåëüíî, ÷òî êîãäà, íàïðèìåð, ïîñëàííèêó â Ëîíäîíå Ã. À. Ãðèïåíáåðãó íàìåêíóëè íà âîçìîæíîñòü âîçãëàâèòü äåïàðòàìåíò âíåøíåé ïîëèòèêè Ôèíëÿíäèè, îí îòêàçàëñÿ, ñîñëàâøèñü íà òî, ÷òî åãî ñ÷èòàþò «ïðîòèâíèêîì Ãåðìàíèè»[403].
Окончательный выбор пал на Рудольфа Виттинга, который являлся откровенным германофилом (к тому же далекие предки его были немцами[404]). Áîëåå òîãî, ñ÷èòàëîñü, ÷òî âçãëÿäû íîâîãî ìèíèñòðà èíîñòðàííûõ äåë ïî ïðîáëåìàì âíåøíåé ïîëèòèêè áûëè âî ìíîãîì ñõîäíû ñ âçãëÿäàìè íåìåöêîãî ïîñëàííèêà Â. Áëþõåðà[405]. Óæå ïðè ïåðâîé îôèöèàëüíîé áåñåäå, ïðîèçîøåäøåé ìåæäó Áëþõåðîì è Âèòòèíãîì, ïîñëåäíèé ñîîáùèë, ÷òî ïðèëîæèò âñå ñâîè óñèëèÿ äëÿ òîãî, ÷òîáû íîâîå ïðàâèòåëüñòâî ïðîâîäèëî âíåøíþþ ïîëèòèêó ïîäîáíî òîìó, êàê â 30-å ãîäû åå îñóùåñòâëÿë êàáèíåò Ò. Êèâèìÿêè[406]. «Âíåøíÿÿ ïîëèòèêà ïðàâèòåëüñòâà Êèâèìÿêè, — çàìåòèë ïî ýòîìó ïîâîäó ïðîôåññîð Ì. Ìåíãåð, — áûëà ñàìîé áëàãîïðèÿòíîé ôèíñêîé ïîëèòè÷åñêîé ëèíèåé 30-õ ãîäîâ äëÿ ôàøèñòñêîé Ãåðìàíèè»[407].