ского хана в 1566–1571 годах это требование выглядело оправдан-
ным. И если второй этап Ливонской войны, когда пришлось вое-
вать против мощных в военном отношении Речи Посполитой и
Швеции, закончился поражением российской армии, то в борьбе
132против крымского хана она добилась блестящего успеха. В конце
июля – начале августа 1572 года в битве у селения Молоди, в пяти-
десяти верстах южнее Москвы, войска под предводительством
князей Михаила Воротынского и Дмитрия Хворостинина наголо-
ву разбили 120-тысячную крымско-турецкую армию хана Девлета I
Гирея. Это был достойный ответ за совершенный им годом раньше
опустошительный поход на Москву, закончившийся ее сожжением
и угоном в плен десятков тысяч москвичей. Победа в битве при Мо-
лодях была одержана благодаря тактическому искусству русских
военачальников, а также исключительной отваге дворян, стрель-
цов и казаков. После этой битвы военный потенциал Крымского
ханства был надолго подорван.
Пример битвы при Молодях свидетельствует, что цели оприч-
нины, связанные с мобилизацией военно-людских ресурсов, в не-
малой мере были достигнуты. Однако методы и средства проведе-
ния опричной политики были плохо продуманными и даже по-
рочными. Царь велел создать опричную полицию – специальное
сыскное ведомство, получившее задание «разыскивать крамолу»,
т. е. заниматься делами государственной измены. Эта закрытая по-
лицейская структура была наделена чрезмерно большими полно-
мочиями. «Разоблачители крамолы» оказались одновременно и сле-
дователями, и судьями, и палачами, что открывало простор бесконт-
|
|
рольности, произволу и злоупотреблениям. Количество эксцессов,
связанных с фабрикацией обвинений против мнимых изменников,
постепенно нарастало, а их всплеск произошел после того, как
в 1569 году опричный сыск возглавил Григорий Бельский, вошед-
ший в историю как Малюта Скуратов.
Сделав ставку на доносительство, Малюта установил тоталь-
ную слежку за всеми, на кого поступали доносы или кто проявлял
какие-либо признаки неблагонадежности. Часто подозреваемых
в измене «ставили на правеж», т. е. добивались от них признаний
с помощью пыток. На рубеже 1569–1570 годов, получив донос о том,
что новгородские бояре готовят тайные договоренности с Литвой,
Малюта Скуратов организовал карательную экспедицию в Новго-
род, вылившуюся в нескончаемую череду «правежей». Много ни
в чем не повинных новгородцев погибло.
133Не причастные к «крамолам» люди пострадали от рук оприч-
ных судей и в других местах. «Разыскивая крамолу», опричники
погубили 4,5 тыс. человек. С какого-то момента участием в прове-
дении опричной политики, дававшим возможность практически
единовластно вершить суд и расправу, стали соблазняться люди
аморального склада – «человеки скверные и всякими злостьми ис-
полненные» [3, с. 121].
Вседозволенность и безнаказанность «слуг государевых» при-
вела к ситуации, когда они стали действовать без оглядки на волю
царя. Генрих Штаден, ливонский пленник, сумевший наняться
в опричное войско, в своих «Записках о Московии» писал: «Оп-
|
|
ричники обшарили всю страну, на что великий князь не давал им
своего согласия. Они сами давали себе наказы, будто бы великий
князь указал убить того или другого из знати или купца, если толь-
ко они думали, что у того есть деньги» [4, с. 93]. Своеволие оприч-
ников было заразительным: «Многие рыскали шайками по стране
и разъезжали якобы от опричнины, убивали по дорогам всякого,
кто им попадался навстречу, грабили многие города и посады, били
на смерть людей и жгли дома» [Там же, с. 95].
На протяжении всего опричного периода к царю от его поддан-
ных поступали жалобы на бесцеремонное поведение опричников.
К 1570 году Иван IV, наконец, осознал, что бесчинства опричников
представляют не меньшую опасность для государства, чем бояр-
ские заговоры. В том году он приказал казнить свыше 100 опрични-
ков. В следующем году казни опричников повторились. В 1572 году
опричное войско было распущено. Специальным указом царь за-
претил употреблять само слово «опричнина»; тех, кто произносил
его, били кнутом. Иван заказывал молебны в память невинно уби-
енных в годы опричнины. Таким образом, он признал ошибочность
методов проведения опричной политики, нанесших сильный удар
по общественной нравственности, заронивших сомнения и шат-
кость в умы людей.
134Библиографические ссылки
1. Российское законодательство X–XX веков: в 9 т. / под ред.
О. И. Чистякова. М.: Юрид. лит., 1985. Т. 2.
2. Иван IV Грозный. Сочинения. СПб.: Азбука, 2000.
|
|
3. Курбский А. История о великом князе Московском // Хрестоматия
по истории России с древнейших времен до наших дней / сост. А. С. Ор-
лов и др. М.: Проспект, 2000.
4. Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. М.: Изд-во Сабашниковых,
1925.
135Лекция 8
РОССИЯ В XVII ВЕКЕ
8.1. Смута
К началу XVII века в процессе становления российской государ-
ственности накопились противоречия, вылившиеся в тяжелый кри-
зис, охвативший и хозяйственную, и социально-политическую сфе-
ру, и общественную мораль. Этот кризис получил название Сму-
ты. Так народ назвал события 1598–1612 годов в России, когда вся
сумма неблагоприятных для страны факторов поставила ее на грань
полной гибели. Смутное время – период фактического безвластия
и небывалых потрясений.
Понятие «Смута» пришло в историографию из народного лек-
сикона, означая лихолетье, анархию, безвременье, хаос, крайнюю
неустроенность общественной жизни. Современники Смуты оцени-
вали ее как кару, постигшую людей за их грехи. Такое понимание
событий отразилось в позиции С. М. Соловьева, трактовавшего кри-
зис начала XVII века как всеобщее моральное разложение.
По мнению К. С. Аксакова и В. О. Ключевского, в центре собы-
тий была проблема законности верховной власти. Н. И. Костома-
ров сводил суть кризиса к политическому вмешательству Польши
и интригам католической церкви. И. Е. Забелин рассматривал Сму-
ту как отражение эгоизма бояр, противопоставивших собственные
привилегии, свой «стадный принцип» общенациональным инте-
ресам. Такая мысль не чужда была и В. О. Ключевскому.
Значительный блок в историографии Смуты занимают труды,
где она представлена как достигший большого накала социальный
конфликт. Если в дореволюционной историографии политические,
морально-этические и социальные аспекты Смуты были представ-
лены как относительно равноценные, то советская историография
136абсолютизировала социальные факторы. Интерпретируя события
Смутного времени исключительно как «крестьянскую революцию»,
историки-марксисты отвергли сам термин «Смута». М. В. Нечкина
в 1930 году заявляла, что этот термин «возник в контрреволюцион-
ных кругах и заключает отрицательную оценку революционного
движения» [1, с. 64].
Односторонность подходов и оценок постепенно изживалась.
Появлялись работы, где анализу подвергся весь спектр причин
и проявлений Смуты. В. Б. Кобрин видел в Смуте «сложнейшее
переплетение разнообразных противоречий – сословных, нацио-
нальных, внутриклассовых и межклассовых» [2, с. 163]. Он ставил
вопрос: «Вправе ли мы бушевавшую в России начала XVII века
гражданскую войну свести к крестьянской?» [Там же, с. 164].
В событиях Смутного времени выделяются три этапа. Первый
этап был связан с борьбой боярских группировок за власть и поли-
тическое влияние. На втором этапе Смуты в стране разгорелась граж-
данская война между разными социальными группами. Третий этап
являл собой военную интервенцию и сопротивление ей со сторо-
ны русского ополчения.
Главными причинами Смуты стали династический кризис
и вмешательство в дела России со стороны католической Польши,
а затем и Швеции. Непосредственным толчком к брожению послу-
жило пресечение правящей династии Рюриковичей, представителей
которой массовое сознание признавало в качестве «природных го-
сударей». Династический кризис вызвал растерянность в народе,
а в верхних слоях знати возбудил нездоровые амбиции и стрем-
ление к власти и привилегиям. Схватка за царский престол, нача-
тая московским боярством, привела к разрушению государствен-
ного порядка, общественной деморализации.
Царствование Федора Ивановича, сына Ивана Грозного, было
временем внутренней стабильности и политической осторожнос-
ти. Летописи изображают Федора «зело милосердным, вдов и си-
рот милующим». При нем «люди начаша от скорби бывшая утеша-
тися и тихо и безмятежно жити», и «не токмо во всей державе бо-
гохранимого его царствия, но и во всей вселенной непремолчная
слава его благочестия, яко солнечные лучи, простиралась» [3, с. 4].
137При Федоре развивалось хозяйство, наполнялась государственная
казна, строились города в Поволжье, на Урале и в Сибири: Самара,
Саратов, Ирбит, Верхотурье, Тобольск, Сургут и др. В царство Федо-
ра знаменательное событие произошло в церковной жизни стра-
ны: в 1589 году на Руси введено патриаршество. Были достигнуты
некоторые успехи во внешней политике: русским удалось отбить
у шведов Ивангород, Ям, Орешек, Корелу и отразить очередное на-
шествие крымского хана на Москву.
Заботясь о боеспособности дворянского войска, правительство
Федора Ивановича стремилось обеспечить стабильную жизнедея-
тельность дворянских хозяйств. С этой целью по указу 24 ноября
1597 года вводились урочные лета – 5-летний срок, в течение кото-
рого владельцы поместий могли возбудить иск о сыске и возвраще-
нии им беглых крестьян.
Функции первого советника при царе Федоре выполнял его
шурин Борис Годунов, который, возглавляя Посольский приказ,
приобрел немалый политический и управленческий опыт. В янва-
ре 1598 года Федор умер бездетным. Прямых законных наследни-
ков престола не осталось. Два других сына Ивана Грозного умер-
ли еще раньше. Гибель младшего, Дмитрия, произошла в Угличе
в 1591 году при загадочных обстоятельствах, породивших много-
численные слухи и домыслы.
После смерти Федора по инициативе патриарха Иова был со-
зван Земский собор, избравший на царство Бориса Годунова. Нача-
ло его царствования несло людям немало благих надежд. Он про-
водил достаточно взвешенную политику, выступая проводником
социальной стабилизации и защитником прочной морали. Годунов
запретил частную торговлю водкой. При нем поощрялась колони-
зация новых земель, продолжалось строительство городов в По-
волжье и на Урале. Новый царь уделял внимание развитию образова-
ния. Он уклонялся от внешних конфликтов, стремясь тратить сред-
ства в первую очередь на решение внутренних задач.
При Годунове были отмечены попытки прикрепить к земле
живших в дворянских поместьях крестьян, объяснение чему мож-
но найти в стремлении предотвратить запустение центральных
уездов вследствие расширявшейся колонизации и оттока населе-
138ния на окраины. Тем не менее попытки ограничить свободу пере-
движения крестьян вносили элементы напряжения в социальную
жизнь страны.
Главной проблемой Годунова стала боярская оппозиция. По-
томки знатных родов, представители боковых ветвей Рюрикови-
чей и Гедиминовичей считали Годунова, являвшегося внуком та-
тарского мурзы, плебеем и «черной костью», а себя чувствовали
обойденными и незаслуженно обиженными. Годунов хотел ограни-
чить претензии на власть со стороны боярских кланов, но справить-
ся с саботажем бояр ему было непросто.
Трудным испытанием для правительства Годунова стал голод
1601–1602 годов, выкосивший тысячи человеческих жизней. На-
род бедствовал, а в это время знать устраивала дележ богатства и
привилегий, соперничая в поисках личного благополучия. Запасов
зерна, припрятанных боярами-перекупщиками, хватило бы всему
населению. Доходило до людоедства, а спекулянты удерживали
хлеб, предвкушая повышение цен на него. Суть происходящего хо-
рошо осознавалась в народе и определялась словом «воровство»,
но быстрых и простых путей выхода из кризиса не мог предло-
жить никто. Чувство сопричастности к общественным проблемам
у каждого отдельного человека оказывалось недостаточным. Люди
заражались цинизмом, корыстью, забвением традиций и святынь.
Разложение шло сверху – от боярской верхушки, но грозило захлест-
нуть и низы. Антиобщественные интересы брали верх, голос чест-
ных людей заглушался всеобщим «безнарядьем». Во всех сословиях
наблюдались раздоры, недоверие между людьми, падение нравов.
Разгул коррупции и дороговизны будил смуту в умах людей.
Безвластие и потеря централизующих начал вели к оживлению
местного сепаратизма. Собранные до этого в единое государство от-
дельные земли стали вновь проявлять тягу к обособленности. Бро-
жение охватило жителей нерусских окраин – как тех, что были
присоединены с помощью военной силы, так и тех, которые вош-
ли в состав Российского государства добровольно, откликнувшись
на перспективу стабильного порядка в сильном государстве. До
Смуты Москва была координирующим центром, связующим все
области страны, а с утратой доверия к московским властям утра-
139чивались и связи между отдельными областями. Государство пре-
вращалось в бесформенный конгломерат земель и городов.
Пренебрежение к государственным интересам и мелочная ко-
рысть боярства породили такое явление, как самозванство. Осенью
1604 года на юге России появился первый Лжедмитрий – бывший
монах Чудова монастыря в Москве Григорий Отрепьев, бежавший
в Польшу, где он назвался «чудесно спасшимся царевичем Дмит-
рием». Польские верхи поспешили воспользоваться этим прохо-
димцем для удовлетворения собственных аппетитов. Со времен Сте-
фана Батория польские магнаты и шляхта рассматривали Моско-
вию как объект захватнических устремлений. В желании польской
верхушки подчинить себе Россию просматривалась, помимо проче-
го, и идейно-религиозная мотивация, выраженная пренебрежени-
ем католиков к православным «схизматикам» и планами внедрить
среди русских католицизм. До 1917 года российская историогра-
фия и представляла Смуту как столкновение православия с католи-
цизмом. Такой взгляд возник еще в годы самой Смуты и утвердил-
ся сразу после ее завершения.
В 1569 году в результате Люблинской унии Литва и Польша
слились в единое государство – Речь Посполитую. Южнорусские
земли, находившиеся в составе Литовского княжества, подпали
под власть польской короны. А в 1596 году православным Запад-
ной и Южной Руси усилиями иезуитов и польского короля была
навязана Брестская уния, с помощью которой паписты хотели за-
ставить русичей отказаться от «схизмы» и «принять милость» рим-
ского понтифика. Народ ясно ощущал всю фальшь униатства, на-
саждавшегося с применением грубого насилия. У православной
Церкви отнимались храмы и монастыри. Православное богослуже-
ние запрещалось. Агрессивность католической Церкви и польской
шляхты не оставляла православным выбора: они должны были либо
смириться перед католиками, либо встать на путь борьбы. Сопро-
тивление нарастало, вспыхивали восстания, многие из них прини-
мали широкий размах. В 1591–1593 годах украинские крестьяне и
казаки под главенством Кристофа Косинского захватили несколько
городов в Малороссии и осадили Киев. В 1594–1596 годах восста-
ние, поднятое казацким атаманом Северином Наливайко, распрост-
ранилось от Запорожской Сечи до Могилева и от российской грани-
140цы до Луцка. Папа римский требовал от польского короля распра-
вы над православными: «Пусть проклят будет тот, кто удержит меч
свой от крови! Пусть ересь чувствует, что ей нет пощады!» [4, с. 181].
Православие в Западной Руси держалось верой простого наро-
да. Польско-католическое угнетение усиливало стремление бело-
русов и украинцев к объединению с единокровной и единоверной
Россией. Она служила им своеобразным психологическим тылом,
помогавшим сопротивляться унии. Польские власти и католичес-
кие прелаты не могли не видеть братского расположения Западной
и Южной Руси к московитам. Белорусы и украинцы, образно го-
воря, «телом» были в Речи Посполитой, а «душой» – в России.
На умонастроения западнорусского населения существенное влия-
ние оказало и учреждение патриаршества в Москве в 1589 году.
Пока для православных Речи Посполитой существовал «мос-
ковский тыл», польские паны не могли быть уверенными в окон-
чательном успехе своих замыслов по ополячиванию Западной
и Южной Руси. В Варшаве приходили к мысли, что едва ли удаст-
ся полностью покорить Западную и Южную Русь, если не продол-
жить экспансию на Восток для установления контроля над Моско-
вией. Эта мысль оставалась несбыточной, пока Россия сохраняла
державную мощь под скипетром династии Рюриковичей. Но когда
в 1598 году древняя династия пресеклась, паны и кардиналы рас-
ценили это как шанс, который позволит им осуществить амбици-
озные замыслы в отношении России.
Папа римский Климент VIII и его преемник Павел V охотно
поддержали авантюру Лжедмитрия. Отрепьев тайно принял католи-
чество, и папский нунций Рангони благословил его поход на Моск-
ву. Русский летописец описал, как самозванец, «сатанинский угод-
ник, окаянный законопреступник, отпавший от христианской веры
и поругавший сам образ Божий» [5, с. 36], был принят польским
королем, который, «найдя его велеречивым, признал в нем настоя-
щего царевича и обещал ему помогать. А он, зломысленный, обе-
щал отдать королю российский город Смоленск и города Север-
ской страны даже и до Можайска, да и быть с ним в одной и той же
вере. А король за это велел созывать вольных людей ему на по-
мощь» [Там же, с. 36].
141Лжедмитрий, получив от магнатов деньги и оружие, повел в Рос-
сию большой польский отряд. В военных столкновениях с этим
отрядом правительственные войска имели очевидное преимущест-
во, однако нанести решающее поражение Отрепьеву не успели. Вес-
ной 1605 года Годунов умер, и бояре открыли перед самозванцем
ворота в Кремль.
Лжедмитрий не посмел бы посягнуть на престол без открытой
или тайной поддержки боярских группировок. Смуту в умы людей
вносили «неправды лукавые». Мать погибшего в 1591 году цареви-
ча Дмитрия Марфа Нагая, «дарами прельстившаяся», согласилась
признать самозванца своим сыном. Но немало было и тех, кто не хо-
тел признавать ложь и приспосабливаться к ней. Варвара Отрепье-
ва, родная мать самозванца, его брат и дядя обличали его как про-
ходимца, за что подверглись гонениям. Дворянин Петр Тургенев
и мещанин Федор Колачник, прилюдно называвшие Отрепьева «ан-
тихристом, посланным от сатаны» [6, с. 110], были казнены по его
приказу.
Самозванец владел московским престолом более года. За это
время казна была опустошена. Пришедшие с ним поляки занялись
грабежами. Среди русских людей назревало возмущение, резко уси-
лившееся, когда пришельцы принялись осквернять православные
святыни. По описаниям писателя XVII века Авраамия Палицына,
поляки «во святых божиих церквах скот свой затворяху и псов в ал-
тарях питаху, <...> чин иноческий и священнический не вскоре
смерти предааху, но прежде зле мучащее всячески, и огнем жгу-
щее, испытующа сокровищ, <...> и ругающееся им, повелевая пес-
ни петь срамныя, и скакати, и плескати» [6, с. 121]. «Смертную
муку» от поляков приняли тверской и суздальский архиепископы,
а коломенского епископа поляки, привязав к пушке, возили с собой
для устрашения непокорных. Палицын не жалел красок для изо-
бражения бесчинств со стороны интервентов: «У иных же чадо
похитив, пред очами родителей на огне держаху, иных о землю, и
о пороги, и о камни, и об углы разбиваху, иных же на копья и на саб-
ли взоткнувше перед родителями ношаху....И где пролита была
мученическая кровь, на том же месте бяше беснования блудного
одр. Красных же жен и девиц на мног блуд взимаху, и те во многом
142сквернении нечисты умираху....Невесты же христовы, честные
и святые инокини растерзаемы бываху, и по станам их влачили,
и оскверняли блудом» [Там же, с. 123–124].
Терпеть все это москвичи не могли и не хотели. Вспыхнуло
восстание, в ходе которого они перебили поляков и расправились
с Отрепьевым. После этого царем стал Василий Шуйский. Он был
выбран некоторыми боярскими группировками, «без совета всей
земли», а значит, по убеждению писателя XVII века Ивана Тимофее-
ва, «заскочил на царство самовольно и бесстыдно, царствовал нечес-
тиво. Из-за неустойчивости его власти люди беспорядочно неис-
товствовали, и море житейское неукротимо волновалось» [7, с. 262].
В народе Шуйский не был признан. Началось брожение, перерос-
шее в кровавое междоусобие.
В это же время на исторической сцене появился новый само-
званец, прозванный Тушинским вором. Ему в «наследство» от пер-
вого лжецаря достались не только польские сабли, но и «царица»,
роль которой старательно исполняла Марина Мнишек – дочь бо-
гатого польского магната. Побывав под венцом с одним прохо-
димцем, она после его смерти быстро освоилась в шатре другого.
Перед народом разыгрывался большой и фальшивый спектакль.
Многие были сбиты с толку хитрой пропагандой и верили в «ис-
тинность» самопровозглашенных царей. Вставший на сторону вто-
рого самозванца дворянин Иван Болотников призывал народ к рас-
праве над боярами, «овладению женами их, и вотчинами, и помес-
тьями». Страну захлестнула уголовщина. Грабежами занимались
бродившие от города к городу польские, дворянские, казачьи отря-
ды, различные ватаги и банды. От имени Тушинского вора и поль-
ского наместника Гонсевского присягнувшие им корыстолюбцы
получали поместья, хотя хозяева этих поместий были в полном
здравии. Алчность мутила умы, толкала к предательству.
Как и Лжедмитрий I, Тушинский вор опирался на поддержку
поляков, которые снабжали его деньгами и оружием. Когда он дви-
нулся на Москву, из Польши на помощь ему потянулись отряды
шляхты, грезящей о богатой добыче. Среди пришельцев присутст-
вовали явные уголовники, одним из которых был Ян Лисовский,
приговоренный на родине королевским судом к смертной казни
143за бандитизм. Немудрено, что все русские города и села, оказавшие-
ся на пути этих «ясновельможных панов», подвергались диким
грабежам. Лжедмитрий II обещал полякам осыпать их золотом пос-
ле взятия Москвы. Эти обещания не гарантировали ему дружбы