Одной критики мифа об историческом механизме еще недостаточно. Остается открытым вопрос: в какой мере в истории господствует необходимость и в какой мере возможна самостоятельная экономическая политика? Какой свободой располагает экономическая политика по отношению к историческим силам?
Нельзя отвечать на данный вопрос, противопоставляя мифу о неизбежности политико-экономического развития другой миф, скажем тезис о том, что экономическая политика является совершенно свободной, что она может делать и дозволять все, что захочет.
Здесь также необходим решительный поворот к реальности. Ответ на этот вопрос может быть получен только путем анализа исторических фактов. Необходимо исследовать конкретно отдельный исторический момент, отдельно взятый акт экономической политики. Рассмотрение таких исторических отрезков дает ответ на принципиальный вопрос о неизбежности и свободе.
I. Вопрос
Несколько примеров. Мировой экономический кризис 1929 — 1932 гг. почти во всех странах подвел к политике стимулирования капитальных вложений, а в Германии — к организации работ для безработных, к обеспечению ликвидности банков путем гарантированного государством вексельного оборота, к проведению в жизнь политики фиксирования валютных курсов, а позднее к установлению валютного контроля. Была ли эта политика вынужденной? Если да, то в какой степени? Или она была свободной?
После замораживания цен в 1936 г. в Германии развивалась подавленная инфляция. На многих рынках спрос и предложение больше не находились в состоянии равновесия; случай решал, кто получает чугун, кожу, текстильные изделия по твердым ценам, а кто нет. В таких обстоятельствах экономическая политика была вынуждена централизованно распределять такие важные товары, как сталь или цемент, осуществлять проверку неотложности спроса, и в Результате она все больше и больше скатывалась к централизованно управляемому хозяйству. Правда, многие рынки оставались свободными. Было ли вынужденным такое развитие?
|
Приведем еще один пример. На немецком валютном рынке, где при фиксированных ценах обменный курс марки был слишком высок, объемы предложения и спроса расходились, что привело начиная с 1934 г. к централизованному распределению валюты. Тогда это был процесс, который как раз и определял дальнейшую судьбу экономической политики Германии. И вот теперь встал серьезный вопрос, постоянно возникающий в подобных ситуациях: при завышенном курсе марки экспорт относительно сокращается. Импорт хотя и дешев, но его объем незначителен, поскольку только небольшая часть валюты, получаемой от экспорта, предоставляется для импорта. Следовательно, внешнеторговый оборот имеет тенденцию к уменьшению. Какова же реакция экономической политики? В то время Германия избрала путь увеличить вывоз, а тем самым и ввоз, используя метод так называемого дополнительного экспорта, то есть путем использования экспортных дотаций. Таким образом, была предпринята попытка как можно полнее заменить создающий препятствия механизм обменного курса валют и товарных цен. Была ли необходима эта экономическая политика? Или же хозяйственные политики Германии могли бы тогда действовать так же, как поступали в 1947—1948 гг. англосаксонские оккупационные власти, которые при завышенном курсе марки приводили импорт в соответствие с ограниченным экспортом, то есть не пытались создавать полной замены механизму обменного курса валют?
|
Еще один пример, имеющий отношение к рынкам рабочей силы. Если на них возникают двусторонние частичные или полные монополии, если профсоюзы и объединения работодателей противостоят друг другу, то стабильное равновесие не образуется. Возникает опасность забастовок и локаутов. При таких формах рынка государство часто создавало третейские суды, наделяло их особыми полномочиями и объявляло, что их решения носят обязательный характер. Так было, например, в Германии после 1919 г. Тем самым конституция трудовых отношений изменялась в направлении регулирования, характерного для централизованно управляемой экономики. Было ли неизбежным это развитие? Должны ли были неравновесные рынки рабочей силы с присущей им монополистической борьбой превратиться в рынки, находящиеся под контролем государства?
II. Ответ
1. Во всех этих и в бесчисленном множестве других случаев реальная ситуация действительно прямо провоцировала акты экономической политики. Тот, кто участвовал, например, в осуществлении германской экономической политики в период между 1929 и 1933 гг., довольно сильно ощущал это. Именно тяжелый кризис вынуждал государство принимать меры экономической политики по оживлению инвестиционного процесса. Подобное происходило и в других случаях. Если бы после замораживания цен в 1936 г. не происходило централизованного распределения стали, то при совершенно случайном распределении этого продукта в обрабатывающей промышленности и во всем экономическом процессе должны были бы возникнуть серьезные перебои. Rebus sic stantibus1 следовало согласиться с централизованным распределением стали. Равным образом пришлось одобрить валютные ограничения 1934 г. и клиринговые соглашения после того, как стали поддерживаться твердые валютные курсы, далекие от так называемых паритетов покупательной силы валют. Попытки государственных ведомств с помощью третейских судов придать неравновесным рынкам рабочей силы по меньшей мере определенную стабильность также становились понятными в свете вышесказанного. Тот, кто занимается непосредственно экономической политикой, день за днем испытывает на себе то, насколько сильным является давление соответствующей ситуации, вынуждающее двигаться в определенном направлении. Создается впечатление, что этот повседневный опыт каждого, кто с чувством ответственности проводит экономическую политику в жизнь, эмпирически подтверждает веру в неизбежность развития. Где же здесь место для свободы? Иначе говоря: где место для возможности формировать экономические события и не подчиняться диктату исторического процесса?
|
2. Для ответа на этот вопрос особое значение имеют два факта, с которыми сталкивается мыслящий человек, в том числе и при осуществлении экономической политики на практике.
а) В период между 1929 и 1932 гг. в условиях растущей безработицы, увеличивающейся неликвидности банков, стагнирующей инвестиционной деятельности государство как раз было вынуждено что-то предпринимать. Как оно это делало, правда, не устанавливалось. Оно могло бы девальвировать марку, например в сентябре 1931 г., когда аналогичную акцию провела Англия. Из этого могли бы проистекать далеко идущие последствия для общего развития последующих десятилетий, речь о которых еще впереди.
В случае подавленной инфляции, последовавшей за замораживанием цен в 1935 г., дело обстояло примерно так же. Правда, не совсем. Фиксирование цен, которое вместе с кредитной экспансией на многих рынках далеко отодвинуло друг от друга показатели объемов предложения и спроса, сделало неотложными государственные меры регулирования по наиболее важным видам сырья и материалов. Однако при этом выявились различные формы рационирования, между которыми можно было осуществлять выбор. На других товарных рынках, скажем на рынке текстильных товаров, вообще было весьма сомнительно, стоит ли осуществлять рационирование, и если да, то когда. «Тенденция» к рационированию и централизованному регулированию, присущим централизованно управляемой экономике, была порождена экономической политикой замораживания цен и кредитной экспансии, причем на рынках особо важных средств производства с большей, а на остальных рынках — с меньшей силой. Но везде оставался открытым вопрос, каким образом должна проявляться эта «тенденция».
Дадим более обобщенную формулировку. Хотя не существует неизбежности того, что из данной формы экономического порядка вырастает какая-то иная форма, посылка для этого тем не менее имеется. К примеру, неуравновешенность рынков рабочей силы в условиях двусторонней монополии требует посредничества государства, из чего может вытекать возможность установления государственного контроля над формированием заработной платы и централизованного регулирования рабочей силы. Это развитие не поддается расчету. Существуют различные степени вероятности этого развития, но отнюдь не необходимости.
«Тенденция» отличается от «неизбежности» двояким образом. Всегда существует возможность того, что в качестве вероятного избирается другое направление. За фиксированием валютного курса на слишком высоком уровне не обязательно должны следовать, скажем, попытки форсировать экспорт с помощью премий или мер принуждения. Таких попыток может и не быть. И, во-вторых, какой путь выбирается при намеченном направлении, окончательно не определяется. Примером служат методы денежной реформы в Германии в 1948 г.
Понятие «тенденция» имеет, следовательно, определенное содержание. Важно различие между «тенденцией» и «необходимостью», с которой повседневный экономический процесс протекает в рамках определенного венца данных1. Например, на рынке текстильных товаров с полной конкуренцией неизбежно осуществляется определенное снабжение этими товарами по определенным ценам, поскольку заданы определенные параметры. Или неизбежным является определенное влияние на экономический процесс посредством увеличения денежной массы, протекающего в рамках некоей системы данных. Таким образом, в рамках подобного соотношения условий господствует необходимость, которая раскрывается посылками экономической теории. Но то, что одни порядки трансформируются в другие, не происходит в силу неизбежности, а носит лишь вероятностный характер, и можно ожидать, что это станет происходить только в определенном направлении. Существуют экономические порядки или частичные порядки, которые нестабильны и имеют тенденцию превращаться в другие, зачастую нежелательные порядки. То, что, например, рыночное хозяйство, в котором наблюдается подавленная инфляция, постепенно превращается в порядок, присущий централизованно управляемой экономике, вполне вероятно, и опыт XX в. подтверждает такую вероятность. Другие порядки стабильны и не проявляют тенденции к трансформированию.
«Тенденция» не исключает свободы принятия решений, но ограничивает ее. Однако тот факт, что определенные формы экономического порядка порождают определенные, научно познаваемые тенденции их перехода в другие формы экономического порядка, имеет исключительно важное значение.
б) О другом в высшей степени важном обстоятельстве, заслуживающем того, чтобы стать основным предметом размышлений, мы уже упоминали. Тот, кто, к примеру, участвовал в проведении экономической политики Германии в период между 1929 и 1932 гг., на собственном опыте познал, что, хотя бедственное положение просто провоцировало принятие определенных государственных мер по оживлению инвестиционной деятельности, эта экономическая политика обусловливалась, однако, определенным соотношением условий, которое отнюдь не было неизменным. Быстрое и прямо-таки роковое уменьшение эффективной денежной массы вытекало из такого денежного обеспечения, которое зависело от предоставления кредитов, то есть обусловливалось господствующим положением третьей денежной системы. Между тем этот банковский аппарат и аппарат снабжения деньгами могут изменяться. Точно так же и к монополистически установленным ценам на многие средства производства, к прочим картельным видам цен и заработной платы, короче говоря, к определенным формам рынка нельзя безоговорочно относиться как к неизменным. «Тенденция» к обеспечению государством общественных работ для безработных и к кредитной экспансии была порождена, таким образом, соотношением условий, которое могло быть изменено. Тем самым виновником в определенной степени была сама «тенденция».
Приведем еще один пример, В 1946—1947 гг. в западных зонах Германии дискутировался вопрос о том, как можно было бы активизировать межзональную торговлю. В тогдашних условиях подавленной инфляции и преимущественно централизованного регулирования экономики в отдельных землях Германии возможности для этого были крайне ограниченными. В сущности, скромного улучшения межзонального товарообмена можно было достичь только путем совершенствования компенсационных сделок, осуществляемых министерствами экономики земель, если, конечно, не имели места сделки на черном рынке. Межзональная торговая политика развивалась в определенном направлении, поскольку она была вынужденно ограничена, и она была таковой в силу отмечавшегося соотношения условий или существования определенного экономического порядка. После денежной реформы и после того, как в 1948 г. в значительной степени были ликвидированы замораживание цен и рационирование, появился новый комплекс условий, порождавший совершенно иные возможности межзональной торговли.
После того как произошел выход социальных властных группировок на рынки рабочей силы, факты начинают побуждать к тому, чтобы преодолеть состояние утраченного равновесия при помощи государственного вмешательства. Но разве не было возможности ограничить образование монополистических групп или допустить его лишь в определенных рамках?
3. Анализ конкретных политико-экономических обстоятельств и их возникновения или опыт личного участия в современной экономической политике вскрывает истину, имеющую всеобщее значение. История, а следовательно, и экономическая политика состоит из поступков людей. Ее нельзя воспринимать односторонне в качестве «процесса», как это обычно принято делать. При создании форм экономического порядка существует возможность свободы.