И посланник ему говорил, что и тогда добро будет про его царского величества здравие спрашивать, а лутчи б было завтра для того, [395] что ево бугдыхановы очи впервые вижу, и только бы про здравие спросил, а про иные дела воля ево бугдыханова.
И асканьяма говорил, что о том будет думать с колаем и как лутчи будет, так станут и делать, только станут остерегати того / л. 159 /... то ничего не вредили склонность в любви бугдыханова величества к царскому величеству.
И езуит тож де сказал, что здешние люди не ведают обычая иных государств, потому что от начала их не бывали от них послы в-ыных государствах, и для того, что им говоришь, чается им, что все к безчестию их понуждаешь, и асканьяма, что говорит, и то он правду говорит, буде он о том доложит, и никакова добра не будет, только он чает, что к нему будет спальник бугдыханов, которой и вчера указ ему дал, чтоб ему к посланнику вольно было ходить, и так ему, бутто от себя, станет говорить, что был у меня с асканьямою и слышал те речи, а тот спальник самой ближней и бугдыхан жалует ево гораздо, и так де лутчи будет, нежели докладывать асканьяме, потому что они люди подзрительные во всяких делах, а он завтра будет вверху у бугдыхана с асканьямою, как он послан будет для того, буде что станет спрашивать бугдыханово величество, чтоб был / л. 159 об. / ближе, а с ними будет алихамба для того, что у асканьямы нога болит, и сего числа пришлют к тебе 15 коней, так... посланник докладывал, что у великого государя нашего, у его царского величества, и у иных государей християнских обычай есть, когда очи их видят и поклон правят без шапок.
И асканьяма посмеявся говорил: видишь ли де как ваш обычай от нашего обычая рознитца и то дело у вас в честь почитают, а у них в великое безчестие вменяют, что без шапок править поклон, и храни де божие, чтоб они пустили бугдыханова величества очи видеть и правити поклон без шапок, то б де великое безчестие было и позор бугдыхану, и буде тебе царского величества посланнику хочется, чтоб царского величества дела исполнились добром, и ты делай как у нас обычай настоит, и их де, как будут послы, станут потому ж учинить... / л. 160 / или собольми, и посланник говорил, что и ему, езуиту, будет от царского величества жалованья, только чтоб он радел в делех царского величества к чести и к повышенью.
И в тот день привели на двор пред вечером 15 коней без узд и без седел и отпустили на дворе, чтоб на другой день было на чем ехать.
А езуит колаю те поминки принес, и в начале не хотел принять и после того говорил, что асканьяма и нихто иной не знает, кроме ево. И так принел, и обещал его великого государя делу во всем радеть. И послал он, колай, памятцу латинскую и образец медной, чтоб делали ему на Москве 2 колеса железные часовые, потому что у него есть часы великие, а в Китаех таких колес делать не умеют, и те часы даровали ево галанцы, и испортились. И бил челом посланнику гораздо, чтоб чрез посланника царского величества или чрез торговых людей послал, и он впредь будет во всех делех царского величества радеть, и буде с Москвы прикажет царское величество / л. 160 об. / какое надобное дело, и он рад служить.
А спальнику тому послал же с езуитом 10 соболей в костках. Июня в 15 день приехал к посланнику заргучей за час до света и взял в город, и едучи в город, везде ехали, в город же на конех и на носилках с хванарями бумажными, а стенки у хванарей железные, да на тех же хванарех подпись по-никански их чин, какова хто чину. И как приехали пред столб, где стоят кони и носилки, слезли с коней против прежнего у того ж места против столба, где имя ханово написано, и опять шли тем же местом, как ходили великого государя з [396] грамоты, и прошли трои ворота и три стены. И не доходя, где положили великого государя грамоты на столе, одержали и велели сесть. А как вели до того места, вели иными воротами по левую сторону не сквозь прежние ворота. И велели сесть на земли. / л. 161 / И на левой же стороне на землю сел на ковре своем. И велели дожидаться покамест указ будет, для того что еще рано и все не собрались. А ковер и подушку послал посланник свой, потому что у них обычай за всяким человеком носят люди войлоки и те войлоки, что у нас снималники, постилают и сидят. И сидели там с полчаса. И на зоре пред солнечным всходом пришли и говорили, что итить время. А в той площади, где великого государя грамоты положили и сидели, и тут устроена была у них стойка и стояли 7 слонов, и 3 слона стояли на левой стороне, а 4 на правой. А на тех, которые стояли на правой стороне, зделаны на них чердаки только на трех, и те чердаки круглые позолоченые. А в тех чердаках седятца человека по 4 и по 6-ти и на боях бьютца ж. А слоны самые великие. А слонов было еще на подворье больше 50, и видели наши люди и сказывали, что самые великие и свирепые. А на тех, которые были на левой стороне, на двух места круглые позолоченые, а сидеть в них нельзе для того, что только зделано / л. 161 об. / для красы, а 2 стояли порозжие, а люди сидели на них на шеях. А люди около их ходят в красных платьях, пестрых, а на головах перья желтые высокие. И на обеих сторонах стояли 4 колесницы, бутто кореты круглые, бугдыхановы позолоченые великие. И те кореты, когда хан сидит, носят по 60 человек, а иногда слонов впрегают. А на слонах узды великие широкие позолочены с каменьем, и не знаем сребро позолочено или медь. Да в те ж кореты впрегают по 6 коней белые, а шлей и конаты около корет жолтые. Да на той же площади, не доходя до слонов, стояло бубнов на обеих сторонах с. 30, и те бубны подобием бутто литавры, и конец нижней вострой, а вверху широко и кругло, а покрыты жолтым ж, да тут же было немного и знамен жолтых ж. А слоны стояли от ворот сажен с 16 и больши. А шли мимо слонов. А вели сквозь четвертые ворота, боковые с левые стороны, которые зделаны кривы. А как те ворота прошли, тотчас за нами затворили. / л. 162 / А китайские мандарыни шли в ворота с правые стороны. А средние ворота затворены по вся дни, только отворяютца, как хан куды поедет. А против тех всех ворот средних выслано каменьем мраморным белым, а над теми воротами построена полата великая. А по сторонам той полаты зделаны 2 полаты меньши той. А меж той большой и меньших висят на одной стороне колокол обойма в 3, а край вырезаны, также и вверху вырезано ж, а бьют молотом деревянным, а на другой стороне бубен великой. А на тех полатах зделаны маковицы позлаченые, и полаты гораздо высоки, а полаты кирпичные красные. А кровли учинены на столбах деревянных великих и выкрашены красками и росцвечены золотом, также и решотки выписаны красками и золотом. И от первых ворот до того места 300 сажен. А полаты крыты черепом жолтым. И прошед те ворота, пришли на небольшую площадь, а среди той площади переходили реку по мосту. А на той реке против тех ворот 3 моста / л. 162 об. / каменные мраморные, а забралы на мостах каменные мраморные ж вырезаные белые, а мосты деланы затейчиво связьми железными. А 2 моста зделаны еще по сторонам таким же подобием. А у реки береги выкладены до самые земли каменьем белым диким. А не доходя той реки, учинен столб каменной мраморной вышиною в пол 2 сажени, и на том столбу зделаны часы солнечные из мраморного ж каменю, а делал те часы езуит Адам Шал, которой уже преставился. А от той реки пришли опять к воротам. А круг площади по сторонам стоят по 2 полаты [397] меньши тех, которые стоят на воротах, а дело все одним подобием. А по обеим сторонам везде видится сады и древеса великие, также к тем садам есть на обех странах ворота. И как прошли от реки великую полату, и в том месте стоят на караулех с сайдаками, и висит на стороне по 8 луков, и копья есть ж. И как прошли тое полату, объявились пятые ж ворота, / л. 163 / только зделаны выше прежних ворот. И здесь опять пришли в ворота с левой стороны. А как прошли ворота, пришли на площадь, и та площадь словет площадь престола ханского, потому что на край площади зделана полата великая, и в той полате престол ханской, и сидит в той полате хан, как ему поклоняютца. И как пришли на ту площадь, и солнце уже взошло. И только вышли из ворот и видели, что на той площади сидят мандарыни, а сидят всякой по чину своем, и тем на конце всех их недалеко от ворот на левой стороне зделано место. И велели сесть по чину на землю по их обычаю после их всех, потому что служилых людей не пустили, а пустили только до четвертых ворот, где великого государя грамоты принели, а выбрали только 20 человек без посланника дворян, да подьячих, да попа и детей боярских и посольских немногих людей. И там велели сидеть, покамест время будет к поклону итить. А около той площади было 6 полат, одна на тех воротах, где мы прошли, а четыре по обеим странам, по 2 на стороне, а шестая полата, где ханово место. / л. 163 об. / И по обеим сторонам к той полате переходы и на переходах решотки позлачены. А к той полате зделаны лесницы мраморные многие, а ступени такие ж мраморные, и около лесницы забралы мраморные ж. А те лесницы деланы великим художеством, что издали смотрит зело красиво. А среди той площади от ханских ворот, как идет от той полаты к хануву месту, есть дорога, выслана белым каменем мраморным, и по той дороге, кроме хана, ни хто не ходит. А по обоим странам той дороги положены рядом каменья синие вырезаные, вышиною пяди по 2, а шириною по пол 2 пяди, а кладены в 3 ряда, а положены один от одного по полусажени. И идут те каменья до самые лесницы бугдыхановы к той полате, где ханово место. Да по обоим странам той дороги стояли люди с платьем таким же, как и у слонов, а держали в руках знамена, и на обоих странах розными цветы по 48 знамен тафтеные. А на тех знаменах писано золотом китайским письмом, а на верху у знамен учинены копья, а ниже / л. 164 / копья вместо шолку волосы лошадиные крашеные. Да опричь тех знамен держали вырезаны из дерева, по 25 на стороне, и всего на обеих сторонах было вырезаных 50. И те знамена не воинские, а наряд к посольскому приезду. А за ними стояли по обеим странам по 5 коней белых с седлами жолтыми. А за коньми стояли подле лесницы в желтых платьях человек с 30. А за ними по край лесницы по обе стороны стояли солнечники жолтые. А за теми стояли по обе ж стороны человек по 20 до полатного крыльца, не доходя до дверей, а платья на них камка вишневая, а прошиваны золотом. И у них было оружие только сулемы великие позолоченые з двемяручием, а у иных были сайдаки великие позолоченые с сулемами маленькими, а иные держали копья великие, и на иих вместо знамя были хвосты барсовые великие.
И ожидая там, пришел к посланнику езуит алихахава и говорил, что послали ево / л. 164 об. / сверху, чтоб он был с посланником и научил бы, как поклонитись, и до тех мест велели ему быть, покамест скончитца, а хану поклоняютца на всякой месяц по трижды в новое, как народитца, да в 15 день, и по 5 в третей в 25 день. И приходили иные ближние люди и смотрили на посланнике платья, также и на всех, которые тут были, смотрили ж. [398]
И будучи там сказали, чтоб встали, а не сказали для чего. И посланник спрашивал у заргучея: для чего встать? И он говорил, что идет брат бугдыханов большей. Да и все мандарыни встали ж. И посланник тотчас после того сел, также велел людем своим сесть (У Арсеньева прочтено: быть (стр. 97).), и говорил заргучею, что он царского величества посланник не послан к брату, а послан к самому бугдыхану и должен бугдыханово величество почитать, а не брата ево. И сидели там с полчаса, и после того услышали звон колокольной того, которой писан назади, и в бубен. И сказал езуит, что уже хан в полату пришол. И мандарыни все встали, также велели встать и посланнику. И после того / л. 165 / встала и музыка играть в той полате, где хан сидит, и в той, которую прошли. И после того на крыльце стал человек тотчас кричать зычно по-китайски незнаемо что. И после того учали хлопать плетьми трижды по трижды. И посланник у езуита спрашивал: для чего так плетьми хлопают? И он сказал, что де изстари у них, татаров, тот обычай, и нихто не знает для чего они так хлопают.
Да после того ж музыка почала играть крепко, а иаграет с турского переводу потихоньку, и бубны также бьют. И опять почал тот же человек кричать зычно, а стоит на леснице. А говорил: востаните! И тогда с обоих стран встали и вышли с 50 мандарыны ис тех, которые сидели выше нас, также и з другой стороны. И прошли те вышеписанные синие камешки с 4 и стали меж тех камешков среди площади против места ханова и полат. И как стали / л. 165 об. / там, опять тот же человек кричал: приклоните колени! И они стали на колени все вдруг. И опять кричал: поклоните главы свои до земли! И поклонились потихоньку до земли, подпираясь обеими руками на землю, и опять потихоньку подымали главы з земли, бутто у нас женской пол кланяется. И опять кричал: поклонитесь! И опять поклонились. И в третей опять кричал, и поклонились. И опять кричал: востаните! И они встали и стояли немного на ногах. И опять кричал по-прежнему, а также на колени пали и трижды поклонились. И то учинили на трех статьях, трижды пали на колени и девятью поклонились головами до земли, и те 9 поклонов держали с четверть часа. А нам то учинили вместо образца, чтоб видели, как поклоняютца, чтоб и мы потому ж поклонились.
И посланник спрашивал у езуита, какие они люди? И он сказал, что де нынешней хан пожаловал их в мандарыни. И подождав немного, пришли 2 мандарыни и говорили / л. 166 / езуиту, что с посланником пора итить к поклону. И так они двое наперед шли, а за ними шел посланник с езуитом, а за посланником шли дворяне и прочие люди. И стояли в четырех редах. И как пришли на то место, где прежние мандарыни поклонились, стали, а те 2 и езуит стояли от нас отдале. И опять почали плетьми хлопать трижды по трижды, и музыка также играть и в колокол и в бубен бить, и тот человек учал кричать, чтоб и мы поклонились. И посланник стал кланятца скоро и не до земли, а те 2 стали езуиту говорить, чтоб езуит сказал посланнику, чтоб поклонялся до земли и не скоро, как прежние их мандарыни поклонились. И посланник говорил, что те холопи бугдыхановы и умеют поклонитесь, а мы бугдыхану не холопи и кланеемся, как знаем. А тот человек, которой кричал и видел, что посланник скоро кланяетца, и он стал також де спешно кричать. И так и посланник с своими людьми на три статьи по/ л. 166 об. /клонился, только не очень до земли и скоро. И после того поклону опять взяли те два и езуит посланника и людей ево и привели на то ж место, где сидели, а от того места где кланялись хану [399] до ево места было сажен с сорок. И от того места не видит ни хана ни места ево, потому что полата высокая, а место где кланяютца низкое, только видитца, что дверь отворена в полату, а место ево зделано среди полаты, и для того и не видитца.
И как посланник возвратился от поклону, пришол один ближней человек сверху, и взяли одного посланника и езуита, и велели взять толмачю подушку. И тот ближней человек велел посланнику итить скоро для того, что у них обычай таков, как хан зовет, и они идут к хану скоро бегом. И посланник говорил, что ему бежать не за обычай, и шол к хану потихоньку. И как пришли к полатам, и там лесница мраморная боковая и ступени мраморные ж, и вышел вверх ступеней з 20. / л. 167 / И от край той лесницы начинаетца крыльцо полатное величиною больши Красного крыльца, а выслано все мрамором. И взяли посланника от край лесницы, и шол сажен с 8, и пришол против ханского места вон ис полаты при дверей, и там сел (У Арсеньева прочтено: был (стр. 98).) алихамба боярин Посольского приказу, тот, которой был прежде сего у посланника, и при нем сидел и иной честной человек, и при них учинили и посланнику место. И как посланник пришол к месту, велел ели поклонитца до земли сднижды и велели толмачю класть подушку суконную, и сел, поджав ноги турским обычаем. И посланник однижды поклонился и сел на подушку. И от того места, где посадили посланника, до места ханского и до хана было сажен с 8 и мочно было хана гораздо видеть. А платья было на посланнике — шуба соболья под золотою объярью. И сидел посланник пред ханом не прямо, только боковым обычаем, потому что та полата к леснице вся отворена.
А стоит полата на столбах деревянных великая, а меж тех столбов учинены завесы / л. 167 об. / по турскому обычаю, и те завесы, как бывает хан, отпускают, а как хана нет, и те завесы подымают, и тогда поднето было все и в полате видно было гораздо. А ханское место вышиною от земли с сажень, а делано место из дерева и позолочено осмероугольное, и вверху покрыто покровом золоченым. А место самое великое и широкое, а всход на место тремя лесницами, и те лесницы позолоченые. А хан сидел среди места, человек молод и на лицо щедроват, а сказывают подлинно, что ему 23 года. А в полате по обеим странам сидели братья ево и племянники от места и до самых дверей на земле, а сели на войлоках белых, а войлоки самые белые и тонкие.
И как посланник пришол, учали роздавать хановым братьям и племянником и всем ближним чай. А подают ближние ево люди молодые, и те ево ближние носят на головах по одному перу павлиную. А чай роздавали в чашках жолтых деревянных больших. А чай был варен с маслом и с молоком, / л. 168 / а чай подносили татарской, а не китайской. А все, как принели чашки, поклонились до земли на левую руку, а в правой держали чашки, и опять сели на место и пили. И как выпили, опять поклонились до земли, и чашки ближние люди собрали. А музика играла умильно и человек тот кричал. А около крыльца зубцы мраморные и были великие посуды меденые, бутто кумганы, и в тех кумганах кладены многие духи розные; да и часы мраморные вверху солнечные были ж. И розных чинов мандарыни и иные сидели, а иные по крыльцу стояли. И после питья чая перестала музыка и человек кричать накрепко, и алихамба посланнику сказал, чтоб встал. И они все встали ж, и хан сшел с места своего, и пошол около места ис полаты вон, и пошол в задние полаты свои, потому что от того места стен и ворот высоких нет, только полата одна, в которой колаи [400] збираютца, а потом дале того есть жилья хановы, и жены живут, и туды нихто не ходит, кроме скопцов, и тех у них множество есть. И алихамба / л. 168 об. / и асканама с посланником повитались, и взял езуит посланника, пошли по той же леснице. И как были на край лесницы, пришол ханов брат большой и смотрил на посланнике платья долгое время, также и иные сродники хановы были ж. А езуит посланнику сказал, чтоб притворился, бутто ево не знает, а сказал что он большой брат ханов и в думе 59 больши седитца, и он первой человек. А на лицо он одутловат, а ростом будет лет в 30. А братья хановы и все сродники носят на шапках некоторой позолоченой знак, которого иные носить не смеют, и от того они и познаваютца. И у хана сродников много, только первой человек брат ханов большой. А платья на них золотные, а золота у них круглые, на грудях и на зади золото, только зело тонко и плохо. И брат ханов пошел направо, и езуит сказал, что де там казенной двор бугдыханов.
И посланник пошол к своим, и сказали, что чай и им подносили, и как чай подносили, / л. 169 / велели поклонитца, и они поклонились потому ж. А те китайцы скинули платья, и всякой взял свое простое, и стали слонов отводить и кореты отвозить и кони. А во всех площадях хотя было многолюдство великое, однако ж де меж ими было великое молчание и тихость, а после того было и смущение. А к посланнику приходили многие хановы сродники и ближние, и смотрили на посланнике шубы золотые и соболей, также и у всех, что с посланником были, смотрили сукна и нашивок. И насилу меж ими прошли и пришли к воротам, где стояли с коньми, и на кони сели и приехали на тот же худой немецкой посольской двор (У Арсеньева далее перенесен текст, помещенный в статейном списке под 8 июля, причем июль исправлен на июнь. Оснований для перенесения не имеется. (См. Арсеньев, стр. 100—101).).
И июня в 16 день приехал к посланнику асканьяма да заргучей и сказал, что бугдыханово величество велел отворить ворота и пустить торговых людей торговать, и велел де бугдыхан переписать порознь, какие есть посланы царского величества ис казны товары у посланника, / л. 169 об. / также и у всех великого государя служилых людей, потому что у них товары все записывают в книги, только имена, какие товары розные, а не то, по скольку есть. И посланник дал им роспись государским товаром и своим, также и всех его, великого государя, служилых людей, и они написаны по-своему в роспись.
И после того асканьяма говорил, что де бугдыхан указал дать те статьи, которые прежде сего переводили на латинский язык, что царское величество желает от страны бугдыханова величества. И послал по езуита. И езуит приехал.
И посланник учел асканьяме говорить: для чего прежде сказал, что де будет лутчи честь, нежели иным тем, которые были в посольстве иных государей, как учинилось и в принятии великого государя грамот, а вчера не токмо большая честь учинилась, но и меньши гораздо учинилась, потому что есть у него, посланника, книга галанского / л. 170 / посольства, в которой написано про все подлинно, как они приняты, да и про здравие царского величества бугдыханово величество спросить не изволил же.
И он говорил, что они писали ложно, не так и не такою честию принеты, для того что знают они галанцов и великого государя. И говорил посланнику, чтоб он не печалился, для того что бугдыханово величество возмет одного и станет роспрашивать про здравие царского [401] величества и про иные дела про всякие, а ныне только зделали обычай государству их, как истари повелось.
И посланник говорил: какое посольство будет, что он поклонился, а неведомо кому, и хана не видал, и как учнет великий государь спрашивать, кому поклонился, и я учну говорить, что и сам не знаю, кому поклонился, и то в великое безчестие вменяют, потому что прежде сего галанцы и иные были, и пишут, что хана видели, также и наши казаки были, и хана видели ж / л. 170 об. / при нем, асканьяме. А он, посланник, говорил, что такого великого государя посланник, а хана не видал, потому что за день приехал заргучей и учил, как хану поклонитца, и к поклону понудили, поклонитца хану, и то учинили, а хана не видел, и от того какому быть, и сам он человек разумной, мочно о том догадатца.
И он говорил, что хан одноконечно пред себя возмет, и тогда печаль твоя забудетца. И посланник говорил: покамест не увидит, не верит. Да и езуит сказал, что он сказывал бугдыханову спальнику ближнему потому ж, что посланник кручинен гораздо, что не видал хана, и он де сказал, что доложить хана, и, чает, пред хана возьмут.
Асканьяма просил у посланника накрепко те 4 листа китайские, которые писаны в первой статье, чтоб он дал им / л. 171 / честь и перевести в приказе, и опять ему отдадут.
И посланник говорил, что указу царского величества нет, дати те листы в приказ, потому что те листы уже не их, а царского величества, а мочно им и тут у посланника перевесть или список взяти с них.
И о том спорились междо собою многое время. И как видели они, что конечно не отдаст, призвали старого никанского подьячего, и перевел и списал те два старые китайские листы на богдойской, потому что их посольские подьячие перевесть не могли; а те 2 новые бугдыханские листы списали Посольского приказу подьячие и вместо статьями взяли, а что в тех 4 листах писано было, тогда посланнику ничего не объявили.
И посланник езуиту говорил втайне: буде бугдыханово величество в своем в листу к царскому величеству что ныне учнет писати со мною, не пишет именованья / л. 171 об. / и титла сполна, как сам великий государь ныне в своей царского величества грамоте к бугдыханову величеству описует и как все християнские мусульманские государи к царскому величеству пишут, как о том и подлинно свидетельствует персицкого шаха лист с печатью, тогда царское величество указал мне такова бугдыханова листа не принимати, в котором будет убавка царского величества чести, и для того, чтоб бугдыханово величество изволил царского величества именованья и титло писати против ево великого государя грамоты и достоинства, а великий государь обещается против того ж бугдыханову величеству, что впред именованье и титло его написати, также как сам себя описует по достоинству, как о том великий государь к бугдыханову величеству в своей царского величества грамоте явно написал, также как о том написано / л. 172 / подлинно и в третьей статье; а буде учнет писати иным обычаем, отнюдь не буду принимать, потому что то дело больши всех иных прикасается к чести государской, и для того указано мне о том стояти накрепко. И при том сказал многие примеры, как учинилось во Европе о убавлении титла.
И езуит, что учен и сам знал, и взял асканьяму на сторону и сказал те ж речи втайне все, чтоб он знал прежде даже не докладывал, потому что в статьях не очень явно написано.
И асканьяма говорил, что он о том учнет докладывать, и верит и сам тому делу, потому что царское величество и в грамоте своей ныне к бугдыхану писал, и конечно будет доложит. [402]
И посланник говорил, что для того сказывает ныне ему, потому чтоб не говорили после того, для чего он им прежде сего в начале не объявил. / л. 172 об. /
А езуит посланнику в тайне сказал, что отнюдь они титла не напишут, как о том галанцом и португальцем учинили, ни список с листа их, ни речей, что пишут, словесно не скажут, только в последней день, в которой ехать зовут, и со многими поклоны и с церемониями дадут свой лист запечатав и тот же час ис царства совсем провожают; и о том португальцы и галанцы много спорились и ничего не учинили, только мочно тебе для такого славного великого государя в чем поступятца.
А асканьяма после того пошол в верховой приказ к ближнему колаю и взял с собою и роспись товарную, что написали, показати ему, какие товары, а езуита и заргучея с подьячими оставил у посланника и велел перевесть статьи с латинского на богдойской язык и писати набело, и как переведут, велел тотчас с теми / л. 173 / переводы за собою итить вверх в приказ х колаю ж. И они перевели и пошли с теми переводы наскоро вверх и там замешкались часа с три. И опять асканьяма и езуит приехал к посланнику и говорили, что они те статьи подали колаем, а колаи объявили бугдыханову величеству, и хан велел им о том думати и против того посланнику отповедь учинити, потому что та дума словет дума ханская, и колаи помошники хану, и в той думе сидит и большой брат бугдыханов. Также асканьяма говорил, что бугдыханово величество поволил торговым людей притить к посланнику на подворье торговать вольно, и чтоб велел показать их торговым товары свои, потому что с ним бутто торговые приехали. А были все боярские люди, и торговые наши показали им товары.
И много междо собою спорились, а ничего не постановили. И те торговые, что говорили / л. 173 об. / с нашими торговыми про всякой товар в другой избе, где товар был, и то пришед сказали все асканьяме, и асканьяма написал. Также и листы великие писали и клеили у ворот (писаны не были никанским письмом), чтоб все знали, что вольно им ходить и торговать всякие руские товары.
Также посланник бил челом асканьяме, чтоб бугдыханово величество изволил указать дати нам одного человека доброго, которой бы знал сребро здешнее принимать, как станем продавать наши товары, потому что слышали мы, что в вашем царстве сребро зело плохо и смешено с медью и с оловом, и о том от бугдыханова величества заказу нет, как в-ыных государствах.
И асканьяма говорил, что у бугдыхана таких людей нет, а хотя укажет дати какого человека, однако ж де от него еще большее лукавство будет, для того что он станет / л. 174 / с торговым зговариватца и станет вместе с ними воровать, а лучи он, посланник, нашол из их людей доброго человека, для выбрания сребра и за работу ему платил; а от бугдыхана хотя есть заказ про сребро, чтоб не воровать, и многие казны бывают, однако ж де безпрестанно воруют.
И посланник говорил, что он иных людей сыскать не может, разве взяти ис тех, которые здесь толмачи и у наших людей в покупке товаров и в продаже были в талмачех.
И он говорил: которого ты хочешь взяти вольно?
И посланник послал и звал старого талмача Солома с товарыщи, которой от Байкова и до сего времяни всем приходящим руским людем товары продает и покупает, для того что он знает китайской и мунгальской язык, и они сребро принимают ото всех продажных товаров, и опять они же тем же сребром покупают всякие китайские товары, и для того они плохое сребро взяти не смеют. / л. 174 об. / А тот толмач Солом с [403] товарыщи, как приехали за стену в первой заставной город, приехали они все и стретили посланника и били челом, чтоб они, как прежде сего у его великого государя людей были и служили, также и ныне, чтоб их посланник принел, и они потому ж будут радеть, и спрашивали, какие товары есть? И посланник им никакие отповеди не дал, только говорил: как буду в Пежин и обоих великих государей дела совершатся, тогда то последнее дело — продажа товаров, и тогда им мочно ходить.
А на другой день, едучи с посланником, асканьяма спрашивал посланника, были ль у него их толмачи и что говорили?
И посланник ему по правде сказал.