Господи, спасибо, что показал мне, как не надо летать.
‑ При трансформации меняется форма, но не меняется физиология. При анимагии меняется и форма, и физиология. Это нечто среднее между трансформацией, анимагией и наложением чар иллюзии.
‑ То есть физиология не меняется?
‑ Ну, как… летаю ведь.
‑ Да, видел я, как ты летаешь.
‑ Ну, знаешь ли! Как получается, так и летаю. Думаешь, у тебя будет лучше?
‑ Я не пробовал.
‑ Вот и правильно. И не пробуй. А то Севочка расстроится, а он и так все время нестабилен.
Проще говоря, он мне сказал, что исход подобных попыток считает фатальным по определению. Интересно почему. Он так уверен, что я бездарь?
‑ Кес, а ты не мог бы меня научить… превращаться во что‑нибудь?
‑ Во что?
‑ Ну… не знаю.
Он оглядел меня с сомнением и вдруг засмеялся.
‑ Что?
‑ Нет, я просто пытаюсь представить, в какую птицу у тебя могло бы сразу получиться.
И что смешного?
‑ Люци, я же ничего не сказал, что ты надулся?
‑ Почему обязательно в птицу? Можно во что угодно.
‑ Зачем? Люци, зачем превращаться, если не в птицу? Смысл?
‑ Ну… Интересно.
‑ Нет, друг мой, на это я время тратить не стану. В любой деятельности должен быть смысл. И не обижайся, пожалуйста. Потому что в этом точно смысла нет. Баловство одно.
‑ А в птицу? В птицу можно?
‑ От птицы тебе тоже пользы не будет.
Почему это не будет? Айс не умеет, а у меня вдруг получится. Вот он удивится. Ладно, ладно, не удивится. Но как взбесится.
‑ И какой же птицей ты себя ощущаешь, Люци? – вкрадчиво спросил Кес, ухмыляясь точь‑в‑точь как Айс.
Ах ты паршивец. Вот, значит, как! Все‑таки ты тоже так считаешь. Это у вас семейное, что ли, павлина из меня делать?
|
‑ Не обижайся, мой мальчик. – Его голос звучал устало. – Не обижайся. Ты никогда не сможешь летать.
‑ Почему это? – мне стало невероятно обидно. Просто от слова «никогда». И оттого, что он так в этом уверен.
‑ Такие, как ты, не летают.
‑ Ясное дело! – я не сдержался, хотя грубить ему в мои планы никак не входило. ‑ Летают только такие, как ты.
‑ Ну, ты же видел, как я летаю, Люци. Перестань. И знал бы ты, сколько времени мне потребовалось, чтобы освоить эту премудрость.
‑ Сколько?
Он озадаченно наморщил лоб.
‑ Много.
Я тоже хочу. Ну и пусть не умеет приземляться, ну и что? А летучая мышь у него, между прочим, великолепно получается. И летает замечательно и загрызет при случае. Я уверен.
‑ Ты прекрасно летаешь в другой форме.
‑ Ты саму форму видел?
‑ Конечно.
‑ Ну и как?
‑ Отлично.
‑ Люци, ты, случайно, не обратил внимания, что она, мягко скажем, аномальна?
‑ Зато красиво.
‑ Такого безобразия в природе не бывает.
‑ Да какая разница!
‑ Эта форма, строго говоря, является генетическим уродством.
‑ Зато красиво.
‑ Подумай молча хотя бы три секунды, о чем мы сейчас с тобой говорим.
‑ Да какая разница? Можно же научиться.
‑ Всему можно научиться, Люци. Зачем только? И какой ценой? Уверяю тебя, не стоит. В данном случае цена вопроса несоизмерима с тем, что в итоге у тебя, скорее всего, получится. Поверь мне и выкинь эту идею из головы. Пустая затея. Или крылья, или хвост. Что‑то одно. У тебя бы получился грандиозной красоты хвост. Но это всегда за счет крыльев.
|
Ну и ладно. Проживу как‑нибудь. Я ведь на самом деле летать никогда особо не любил. Просто забавно было бы натянуть Айсу его длинный нос.
Хотя вот ведь Айса он тоже не стал учить, а уж как тот мечтал об этом. Я вспомнил Айса, вернувшегося в школу после того, как он «стал взрослым», и с остервенением принявшегося осваивать полеты на метле, которые ненавидел всем сердцем. Его‑то почему Кес не захотел учить? Уж точно не потому, что у Айса хвост будет больше крыльев, ему как раз крылья очень бы подошли. Так в чем дело?
~*~*~*~
Клаусу Каесиду.
Ашфорд.
Ирландия.
24.05.1994
Кес, я не могу придумать ни одного приличного слова для того, чтобы достойно ответить на твое дикое предложение.
Альбус Дамблдор.
~*~*~*~
Альбусу Дамблдору.
Хогвартс.
24.05.1994
Альба, у тебя там детей этих ‑ как грязи. Что с ними сделается? Сам знаешь, их сопротивляемость ни в какое сравнение не идет с нашей. В чем проблема? А если боишься, то пусть это будет Поттер. С ним‑то точно раньше времени ничего не случится.
~*~*~*~
Клаусу Каесиду.
Ашфорд.
Ирландия.
24.05.1994
Я не желаю больше обсуждать этот вопрос.
~*~*~*~
Альбусу Дамблдору.
Хогвартс.
25.05.1994
А Севочка говорит, что он патронуса делать умеет. Так что ты так разволновался? Отобьется.
~*~*~*~
Клаусу Каесиду.
Ашфорд.
Ирландия.
25.05.1994
Нет.
Альбус Дамблдор.
~*~*~*~
Альбусу Дамблдору.
Хогвартс.
26.05.1994
Когда ты девочку подставил с хроноворотом, ты почему‑то морально‑этические вопросы не решал. Севочка прав, тебя действительно на Поттере переклинило. В чем проблема? Не отобьется, так подстрахуем, а прецедент нападения дементора на школьника создадим. Или ты так и останешься в их обществе навсегда. Их надо убрать. Севочка же знает, когда Ашфорд стоит на твоей территории, и мне каждый раз приходится с ним объясняться.
|
Кес.
~*~*~*~
Клаусу Каесиду.
Ашфорд.
Ирландия.
26.05.1994
Кто будет им приказывать напасть на школьника?
~*~*~*~
Альбусу Дамблдору.
Хогвартс.
26.05.1994
Фадж.
К.
~*~*~*~
Клаусу Каесиду.
Ашфорд.
Ирландия.
26.05.1994
Как ты себе это представляешь?
~*~*~*~
Альбусу Дамблдору.
Хогвартс.
26.05.1994
А «imperius» на что придуман? Фадж ведь приедет в твою школу лесника казнить.
К.
~*~*~*~
Клаусу Каесиду.
Ашфорд.
Ирландия.
26.05.1994
Гиппогрифа он приедет казнить, а не лесника! Ты там совсем с ума сойдешь со своими экспериментами.
Альбус.
~*~*~*~
Альбусу Дамблдору.
Хогвартс.
26.05.1994
Да какая разница.
К.
~*~*~*~
Я вычислил, когда они встречаются. Вычислил еще в декабре, и с тех пор меня интересовал только один вопрос: какого черта я не сделал этого раньше? Что мне стоило просто спросить об этом Криса? Ведь он бы сказал. Наверняка бы сказал.
С Фламелем раз в месяц, в половине двенадцатого ночи, тридцатого числа. Мне было интересно, пропустят ли они февраль, потому что если в месяце было больше тридцати дней, то они все равно встречались тридцатого, я проследил.
Февраль они не пропустили, но Фламель явился почему‑то в четверг двадцать четвертого. Больше того, он явился не просто так. Они с Кесом всю ночь за что‑то пили и обсуждали тактику с баллистикой. Потом плавно перешли к псевдомагическим ритуалам, которые высмеяли без всякого почтения, упомянули Сен‑Жермена с Калиостро, обругали суеверных идиотов, а к пяти утра я понял, что они говорят о магглах, и пожалел, что потерял ночь.
Результат был нулевым. Все, в чем я смог убедиться, подслушивая беседы Кеса с Фламелем, – происходящее у нас и сейчас, а тем более то, что будет происходить через пару лет, не интересовало их обоих совершенно. При этом они могли запросто убить часов восемь, вспоминая, как Фарнезе снимал осаду Руана. Вот нечего людям делать. Хотя, ну какие они люди. Даже Фламель человек очень сомнительный. А о Кесе и говорить нечего.
Совсем иначе дело обстояло, когда приходил Дамблдор.
Начать с того, что я так и не смог рассчитать систему их встреч. Они не были привязаны ни к солнечному календарю, ни к лунному, ни к чему бы то ни было еще, но система была абсолютно точно. Кес не любил неожиданностей.
Альбус появлялся из западного камина в четыре десять утра. Обычно Кес сам его встречал. На этом постоянные заканчивались и начинались сплошные переменные. Что я только ни делал, желая выяснить, как все‑таки Дамблдор определяет даты своих визитов. Зная своеобразные пристрастия Кеса, я перебрал все известные и неизвестные системы летоисчисления, даже самые экзотические. Ничего не получалось. А встречались они часто, однажды даже четыре дня подряд, и не потому, что случилось что‑то важное, а потому что так выходило по их договоренности.
Меня это невероятно злило, и желание выяснить их секрет довольно быстро приобрело вид спорта, став даже сильнее, чем желание поймать Блэка. Караулить их каждую ночь было несколько утомительно, даже в отсутствие Шефа, а уж когда вернется, так вообще немыслимо, и я просто поставил на Западный камин оповещатель. Когда директор там проходил – я знал об этом.
С Дамблдором Кес говорил о более интересных вещах. Точнее, говорил Дамблдор. Кес откровенно скучал и не стеснялся это демонстрировать.
Хотя смутить этим Альбуса было все равно невозможно. Он мягко и неотвратимо уговаривал и уговаривал, а я сидел и вспоминал, как Кес сказал мне однажды: «Есть люди, которым проще уступить, чем объяснить, почему ты не хочешь этого делать». Неужели он имел в виду моего директора?..
Но даже если и так, то в данном случае Кес уступать не собирался и, уставая от бесконечных уговоров, время от времени устраивал скандалы с очень обидными и несправедливыми обвинениями в адрес Дамблдора. Самым неприятным было то, что директор, видимо, несправедливыми эти обвинения не считал, ужасно расстраивался и отбивался довольно вяло.
Основное и, строго говоря, единственное заявление Кеса гласило, что Альбус сам во всем виноват. И их бесконечные разговоры были лишь вариациями на эту неисчерпаемую тему.
Беседовали они, разумеется, о Темном Лорде и его скором, по их мнению, возвращении. Стоит ли говорить, что я полгода слушал их однообразные препирательства, боясь пропустить хоть слово.
Затрудняюсь точно сказать, когда я понял, что они оба лгут. Каждый говорил ровно противоположное тому, что думал, и до хрипоты был готов отстаивать эту «противоположную» точку зрения.
Дамблдор действительно верил, что он сам во всем виноват. Сам научил, сам не уследил, пустил на самотек, не предусмотрел, не остановил, не смог. Но когда Кес начинал обвинять его во всем этом, он категорически не желал признавать за собой всех этих грехов. Нет, он, конечно, правильно делал, что не признавал. Его промахи – это его сугубо личное дело. Но мне не нравился такой подход в принципе. Альбус слишком много на себя берет, полностью принимая вину за чужие решения.
Кес же был убежден, что кроме самого человека никто за его судьбу никакой ответственности нести не может, потому что люди и за собственной фортуной часто уследить не в состоянии. Уж что‑что, а мнение Кеса по этому вопросу было мне отлично известно. Слишком долго он в свое время убеждал в обратном меня самого.
Обвинения Кеса раз от раза становились все гротескнее и необоснованней. Возможно, он хотел, чтобы Альбус именно это и увидел. А я учился. Учился понимать, что они действительно прячут за своими перепалками, чего хотят и чего боятся.
С Дамблдором все было просто. Хоть он и не желал признавать этого, но готов был обвинить себя и в войне, и в том, что не уследил не только за Лордом, но и за его последователями, потому что через Хогвартс, за редким исключением прошли мы все, и в жертвах, которые уже были и которые еще будут.
Кеса это не просто злило. Его это бесило, если я хоть что‑то научился понимать, общаясь с ним столько лет. Он не верил в личность. Его философия сводилась к социальному развитию, каким‑то бесконечным процессам, неотвратимости прогресса, вселенской дури общества в целом и каждого индивидуума в отдельности. Другими словами, Кес считал, что человек толком не может просчитать даже результаты собственных действий, не говоря уже о чьих‑то чужих, но при этом упорно доказывал Дамблдору обратное. Когда я все это понял, то долго думал, зачем же он так поступает. На следующей их встрече, когда Кес перешел уже к совсем идиотским обвинениям, мне все стало ясно.
Дамблдор показал ему собственное воспоминание о том, как забирал нашего Лорда из маггловского приюта в Хогвартс. Воспоминание было коротким, и, как только они вновь оказались на Тревесе, Кес принялся за свое:
‑ Ты только посмотри, Альба, бедная женщина чуть не спилась от твоих фокусов.
‑ И в этом я виноват? – устало спросил директор.
‑ А кто? Я? Это не я беру на себя попечение о юных магах. Почему ты не забрал оттуда Томми раньше?
‑ Ему не было одиннадцати лет…
‑ Ого. То есть ты склонен придерживаться буквы закона и строгих правил? Отлично. Я тоже.
Это здорово, что я навострился их слушать. Ведь я был совершенно уверен, что Кес так издевается только надо мной, а я, по врожденной дури, не могу с ним справиться. А вот и нет. Дамблдор тоже, оказывается, не может. Прекрасно видит ловушки, но не может, потому что Кес подлейшим образом бьет в самое больное место. И, кстати, я знал, как в данном случае можно было бы отбиться. Кес давным‑давно меня научил. Надо сразу переходить на личность противника. Слабые места есть у всех. И каждый в чем‑нибудь да виноват. Если не по‑настоящему, то по собственным представлениям. У Кеса этого добра тоже хватает. У всех есть темы, перевод разговора на которые гарантирует мгновенную смену направления беседы. Я бы на месте Дамблдора просто сделал бы какое‑нибудь заявление общерелигиозной направленности. Именно это почему‑то всегда сразу выбивает Кеса из колеи. Он тут же сказал бы, что я невежа и мне лучше помолчать. А потом бы, кстати, извинялся. И никаких больше обвинений в мой адрес.
Но это я. Альбус был выше таких мелких уловок. У него один путь – прекратить самого себя обвинять. Но я очень сомневаюсь, что путь этот окажется ему доступен. Зря Кес старается. Дамблдор слишком хороший человек, чтобы не считать несовершенство этого мира собственной проблемой. Это Кесу на всех плевать. Что с него взять.
~*~*~*~
‑ Я ведь просил тебе, Люци, никогда не связывать свой бизнес с политикой.
Я сидел за столом, а он в раздражении ходил у меня за спиной.
Ну, во‑первых, мало ли кто о чем просил, а во‑вторых…
Он подошел и почти неощутимо взял меня сзади за волосы. Я так испугался, что, не дожидаясь, пока он потянет, сам мгновенно откинул голову назад, впившись в него растерянным взглядом.
‑ На деньги и власть должно быть право, ‑ обычным голосом, как будто он сидел напротив, а не стоял рядом, держа меня за волосы, произнес Кес. – Это не одно и то же. На золото у тебя право есть, его и не отнять, а вот на власть ‑ нет. И никогда не будет. Не стоит стремиться к тому, что тебе не по зубам, мой мальчик. Поломаешь. А без зубов жить невесело.
Он отпустил меня. Сердце билось как бешенное.
Что это было? Невозможно понять. Он сердится? Конечно, он сердится. Но это не причина так меня пугать! Он не Лорд, чтобы я его боялся. Что за выходки?
Если бы он сделал хоть одно резкое движение, причинил мне боль, даже самую легкую, сказал бы что‑нибудь грубое, злое или не настолько обычным благодушным тоном…
Но он держался совершенно невозмутимо, и, несмотря на то что я безумно перепугался, рассердиться на него до конца не получалось. Осталось ощущение, будто он просто увидел что‑то странное у меня на подбородке и хотел разглядеть получше.
‑ Люци, мы договорились? Не делай больше глупостей, прошу тебя.
‑ Договорились, ‑ буркнул я, вставая.
Просит он. Нашел ненормального с тобой связываться.
Я попросту тебя обману.
Дешевле будет.
~*~*~*~
Я потому на свете прожил,
Не зная горестей и бед,
Что, не жалея искры Божьей,
Себе варил на ней обед.
Игорь Губерман
Я сижу на полу за диваном в мантии‑невидимке Фэйта и слушаю очередной разговор, в сотый раз пытаясь понять, как так получилось, что я не догадался делать этого раньше.
‑ Он же приходил к тебе, Альба. Сам приходил. И ты прекрасно понял, с чем столкнулся. Недаром ведь не подпустил его к школе.
‑ Ты слишком лестного мнения о моей скромной персоне, Кес.
‑ Я не твоя безмозглая студентка, не надо со мной заигрывать. Раз уж он сам явился, то как же ты посмел его отпустить?
‑ Что я мог сделать? Ты тоже, между прочим…
‑ М‑да… Как раз в то время он и появился тут со своими шикарными идеями. Классическая утопия. Просто‑таки Кампанелла, вывернутый наизнанку и доведенный до логического абсурда. «Город Солнца», преображенный в Город Смерти. Мне так понравилось…
‑ Что тебе понравилось? – очень холодно спросил Директор.
‑ Законченность картины. Понимаешь, Альба, это ведь, в общем, искусство…
‑ Даже слушать не желаю.
‑ Я, в отличие от тебя, не шифруюсь под защитника несчастного британского магического сообщества. По мне, так чем быстрее вы все там друг друга перебьете…
‑ Тебя никто не принуждал здесь селиться, раз уж ты так не любишь Англию.
‑ Я не люблю ваш остров, Альба. Я люблю свой. Я нигде не живу случайно, так что замок последние семьсот лет стоит именно здесь не сам по себе. И он останется здесь, пока… В общем, пока останется.
‑ Вот ты о чем… Боюсь, что тогда он останется здесь навечно.
‑ Нет ничего вечного, Альба. Все меняется.
‑ Подобные чаяния настолько малореальны…
‑ Избавь меня от выслушивания твоего проанглийского мнения. Тебе хорошо известно, что у меня оно другое. Так что я оставлю за собой право находиться поблизости и делать вам мелкие пакости по мере своих скромных сил и возможностей.
‑ И весьма нескромных доходов, да?
‑ Да. Тем более что это единственное, чем я могу помочь, так как ваши разборки меня интересуют слабо. Я свое отвоевал с избытком.
‑ Это не наши, это маггловские.
‑ Мне без разницы. Или ты тоже думаешь, что вы чем‑то отличаетесь от магглов, миротворец ты наш?
‑ Волшебники, безусловно, сильно отличаются от магглов, ‑ спокойно ответил Альбус, и я был вынужден с ним согласиться. Что‑то Кес опять не то говорит.
‑ Ах, ну да, вы недоразвитые, я позабыл. Спасибо, что напомнил.
‑ Кес, ты хоть немного думаешь, прежде, чем говоришь?
‑ Конечно. Вы отстали от магглов во всех областях развития. Хоть науку бери, хоть культуру, хоть социальные гарантии. Лет на пятьсот, если не больше.
‑ Это спорно.
‑ Да ну? У вас ведь даже детских домов нет. А скольких бы бед удалось избежать, если бы они были, ‑ Кес усмехнулся, и у него в руке возникла большая красная свеча. Они зажег ее, коснувшись свободной ладонью, и протянул Альбусу. – При свечах живешь, друг мой.
‑ А ты? – улыбнулся Дамблдор.
‑ А у меня ностальгия.
‑ Вот именно, ‑ директор слегка дунул на свечу, и она исчезла. – Как всегда, декларируешь одно, а поступаешь совсем по‑другому.
‑ Естественно. Много тебе известно моралистов, которые, хотя бы частично, могли подкрепить неотразимое красноречие живым своим примером? Лично я таких не встречал. Так что ты требуешь от меня невозможного.
~*~*~*~
‑ Кес, ты не мог бы… дать мне взаймы.
‑ Сколько?
Я назвал.
‑ Люци, что случилось? – очень тихо спросил он.
Вот и все. Лгать ему сейчас бессмысленно, а за правду он мне голову оторвет. Вот возьмет сзади за волосы, как пару недель назад, и открутит к мерлиновой бабушке. Потому что я сделал именно то, от чего он и пытался меня тогда предостеречь.
‑ Люци, ты почему молчишь?
Я судорожно вздохнул, стараясь смотреть на него прямо. Он должен понять. Он должен понять, что мне конец. Больше мне все равно идти некуда. Только сюда, к нему.
‑ А‑а‑а, ‑ злорадно протянул он. – А ведь я тебя предупреждал! Предупреждал?
‑ Да.
‑ Четыре раза!
‑ Да.
Ну, убей меня.
‑ И ты все равно решил, что самый умный, да? Замечательно!
‑ У меня все будет в порядке, Кес. Мне просто нужно…
‑ Сказал бы я, что тебе нужно!
‑ Кес, пожалуйста…
‑ Что же ты за идиот такой, прости господи!
Я начал понемногу успокаиваться. Он бы не стал ругаться, если бы собирался отказать. Он бы просто отказал.
‑ Этот кошмар какой‑то! Стоит мне хоть за чем‑то не проследить, и вы начинаете вытворять черт знает какие глупости! Я тебе что говорил? Я тебе говорил, что это профанация?
‑ Да.
‑ Сколько раз?
‑ Четыре.
‑ А ты что мне ответил?
Я сказал ему, что больше в этом деле не участвую. Попросту говоря, я ему солгал, чтобы он от меня отвязался.
‑ Обманул? Молодец. Я сколько раз предупреждал, что ты обломаешь об это дело все свои зубы?
‑ Четыре.
‑ Я тебя просил не соваться в политические аферы?
‑ Просил.
‑ Ну и как ты себя ощущаешь теперь? Без зубов?
‑ Кес, не надо! Я был совершенно уверен…
‑ И что с тобой теперь будет?
Вот зачем, а? Что я мог ему сказать? Что впредь буду слушаться? Что никогда больше не сделаю по‑своему? Что я был абсолютно уверен в этих чертовых выборах, хотя в отношении подобных вещей никогда нельзя быть ни в чем уверенным? Что я проверил все сто раз? А потом еще сто и еще двести. Ведь он прекрасно знает, как я аккуратен. Гораздо аккуратнее его самого, если уж на то пошло. Он не раз упрекал меня в излишней осторожности и отсутствии желания рискнуть. Я и ошибся‑то сейчас впервые. Правда, и спонсировал я нечто подобное впервые. Наверное, так это и бывает: много лет ходишь по краю, потом оступишься один раз ‑ и уже не подняться. Как‑то я не ожидал, что все может обернуться столь катастрофично. Обычно ведь, даже если дело не удается, всегда можно так все развернуть, что хоть и без выгоды, но при своих‑то останешься, а тут… И главное, быстро очень. Я буквально оглянуться не успел.
‑ Ты же лучше меня все понимаешь.
‑ Спасибо, конечно, но я прекрасно обойдусь без твоих комплиментов. И денег тебе не дам.
Я глубоко вдохнул и встал. Набравшись храбрости, посмотрел на него. Он не то чтобы смеялся, но вид имел очень уж задорный, никак не вяжущийся с тем, что он сейчас сделал. Потому что он меня сейчас убил. И прекрасно знает об этом. Я еще раз глубоко вдохнул, как учил меня Айс, чтобы ничего не заболело, и сел обратно на стул. Кроме Кеса мне никто сейчас помочь не сможет, даже если бы и захотел.
Стал бы он смеяться, если бы действительно собирался отказать?
Нет.
Я уверен.
А если и ошибаюсь, то я просто никуда отсюда не пойду. Потому что только здесь до меня никто не доберется. И то еще неизвестно.
‑ Не дам. Потому что такое простое решение в принципе нерешаемых проблем отвратительно влияет на характер, тормозит развитие личности, сужает кругозор и пагубно сказывается на мировоззрении. Согласен?
Я кивнул. Я бы согласился сейчас с чем угодно. Вот вообще с чем угодно. Но я боялся, что у меня будет дрожать голос, и поэтому просто кивнул.
‑ Я, пожалуй, куплю у тебя одну вещь.
‑ За сколько?
Сейчас это было самое главное. Если бы я имел что продать, так я бы уже продал, а не сидел бы здесь в столь плачевном виде.
‑ То, что мне нужно, цены не имеет, так что не волнуйся.
Мне стало по‑настоящему страшно. У меня ничего такого нет. Совершенно точно нет. Что он хочет? Что‑то, чего нельзя достать иначе, как у загнанного в угол человека?
«Сейчас душу продашь», ‑ радостно сообщил здравый смысл голосом Айса. И мерзко захихикал.
«Дурак ты, и шутки у тебя дурацкие», ‑ нервно ответил я ему.
Мне было очень не по себе. Чего Кес может захотеть?
«Драко», ‑ четко произнес Айс у меня в голове, и я окончательно перестал соображать от таких апокалипсических фантазий.
‑ Послушай, Люци, а почему ты, например, не ограбишь банк?
Он издевается?
‑ Гринготтс нельзя ограбить. Это просто еще один способ самоубийства.
‑ Ограбить, положим, можно что угодно, но это тема следующей нашей беседы, а пока я имел в виду маггловские банки. Так почему?
‑ Потому что я на эти ограбления каждый день буду ходить. Как на работу. Ты забыл, сколько мне нужно?
‑ Потрясающе. То есть ты уже об этом думал?
‑ Нет.
Я просто знал, что негде мне денег достать, кроме как у него.
‑ Кес, что я должен тебе продать?
‑ Душу.
Ощущение было, как будто меня ударили по затылку чем‑то мягким и очень тяжелым.
‑ Люци, я пошутил, – засмеялся он. – Успокойся, пожалуйста.
Неужели все? Все свои бонусы он наконец собрал. Или будет мучить меня еще?
‑ Кес, довольно, я кругом виноват, но я больше не могу… мне плохо… Хочешь, я на колени встану?
‑ Занятный способ поумнеть, но, к сожалению, совершенно недейственный, так что не утруждайся. Изволь взять себя в руки. Ты нужен мне в здравом уме и твердой памяти.
Он обошел стол и уселся напротив меня, потирая руки.
‑ Очень хорошо.
Понять бы еще, чему он так радуется.
‑ Так что я должен тебе продать? – было досадно, что я так откровенно испугался. ‑ Душу не отдам, обойдешься.
‑ Ты слишком самонадеян. Нельзя продать то, чего нет.
‑ Запросто, ‑ почти успокоившись, усмехнулся я, вспомнив несколько наших с ним афер. – Скажешь тоже – нельзя. Еще как можно.
‑ Да, это я, пожалуй, неудачно выразился.
Пришлось вернуть его к моей проблеме:
‑ Кес, деньги нужны завтра до полудня.
‑ Я же сказал, что не дам. Но твои обязательства пока погашу, а там видно будет.
Ладно, это почти одно и то же.
Я прекрасно понимал, что он задумал. Мне даже не было особо обидно, что он хорошо нагреет руки на моем несчастье. Но он так часто демонстрировал мне, как можно развернуть в свою пользу любую, казалось бы, совершенно тупиковую ситуацию, что теперь присутствовала легкая досада от того, что он на меня сердится и на этот раз не покажет, как будет решать вопрос.
Ну и ладно. В любом случае, я своего добился.
~*~*~*~
Альбусу Дамблдору.
Хогвартс.
02.06.1994
Альба, я не могу больше заниматься этой чепухой, и так почти год убили, тебе давно пора избавиться от них каким‑нибудь радикальным способом.
К.
~*~*~*~
Клаусу Каесиду.
Ашфорд.
Ирландия.
02.06.1994
Ну, будь благоразумен, что такое год? Осталось всего ничего, и дети разъедутся по домам. А до сентября придумаем что‑нибудь.
Твой Альбус.
~*~*~*~
‑ Я слышал, тебя можно поздравить?
‑ С чем?..
‑ Ну, как? Битва века с птицеконем закончилась наконец единственно возможным образом.
‑ Ах, это? Да, очень неприятно.
Не понял. Нет, он, конечно, видит, что я издеваюсь и вообще недоволен, но ведь и не обманывает.
‑ Что тебе неприятно?
‑ Да я все надеялся, что этот идиот денет куда‑нибудь гиппогрифа еще до апелляции. Но он оказался на редкость… законопослушен.
‑ Фэйт… я ничего не понимаю…
‑ Что тут понимать? – раздраженно бросил он. – Зачем мне дохлый гиппогриф? Мне как раз надо, чтобы Хагрид его отпустил. Тогда я смогу громко возмущаться коварством нашего бытия, а Фадж станет очень покладист… в определенных вещах. Я в целом для того это и затеял. А теперь все коту под хвост. Не знаю пока, что делать.
С сентября месяца я время от времени пытался понять, зачем Фэйту смерть несчастного зверя. И почему мне не пришел в голову самый простой ответ на это вопрос… Но раз, как оказалось, наши желания совпадают, то стоило попробовать направить ситуацию в нужное русло.
Я предложил Хагриду четыре способа организовать побег гиппогрифа так, чтобы не возникло никаких подозрений. Кто мне объяснит, как можно до такой степени бояться Министерства с их глупыми циркулярами, чтобы не согласиться ни на один?
Он привел мне массу аргументов, согласно которым отпустить несчастного птицеконя было никак невозможно. Начиная с того, что этим он подведет своего благодетеля Дамблдора, и заканчивая страдальческим выкриком, что он не хочет опять загреметь в Азкабан.
Возможные контраргументы я оставил при себе. Подводить директора я тоже не любил, но все равно с трудом мог представить себе ситуацию, в которой Альбус пострадает из‑за вовремя сбежавшего гиппогрифа. Про Азкабан и говорить нечего. Чтобы попасть туда за такую вину, надо быть редким счастливчиком. Поди докажи, что эта полулошадь не сама сбежала.
~*~*~*~
‑ Ничего не получается, ‑ скорбно сообщил мне Айс. – Хагрид боится его отпускать.
‑ Придурок.
‑ Фэйт, надо что‑то придумать.
‑ Что?
‑ Давай его… выкрадем.
‑ Кого? Хагрида?
Он рехнулся? Зачем нам великан?
‑ Гиппогрифа, ‑ зашипел Айс. – Прекрати идиотничать!
В принципе, неплохая идея. Но меньше всего я ожидал подобного предложения от Айса. Это у него дурная наследственность. От Кеса передалось.
‑ Как ты себе это представляешь?
‑ Не знаю, ‑ Айс явно был сильно расстроен. – Хагрид его теперь в доме держит.
‑ Кого?..
‑ Гиппогрифа.
‑ В чьем доме?.. В своем?..
‑ Ну, не в твоем же! Фэйт, ты о чем вообще думаешь?!
‑ Я просто затрудняюсь себе представить, как можно...
‑ Не важно. Так или иначе, животное теперь почти круглые сутки находится в закрытом помещении, и подобраться к нему нет никакой возможности.
Ничего не поделаешь. Полувеликан действительно умом не блещет, раз лишил своего зверя шансов на спасение.
‑ Не надо, Айс. Не получится прижать Фаджа, так хоть Драко порадуется.
~*~*~*~
Я поговорил с Дамблдором, и, как ни странно, мы пришли к полному согласию. Судя по его понимающей улыбке, он решил, будто я хочу досадить Фэйту. И, разумеется, я оставил его в этом приятном заблуждении.
‑ Я приду с Фаджем, чтобы Хагрид не сделал чего‑нибудь… ненужного. Гиппогриф будет привязан на огороде. Необходимо дождаться, пока министр его увидит и войдет в хижину, Северус. Только тогда…
‑ А зачем ему входить в хижину?
‑ Чтобы ты смог отвязать Хагридова любимца, ‑ терпеливо объяснил Дамблдор. ‑ Портключ я тебе сам сделаю.
‑ Это я понял. Я спросил, с какой стати Фадж пойдет к Хагриду.
До сих пор не знаю, почему я не спросил его тогда, куда именно должен был отправить меня портключ.
‑ Раз я говорю, что он туда зайдет, значит, он туда зайдет, ‑ засмеялся Альбус. ‑ Остальное ‑ дело пяти секунд.
Согласен. Особенно если просчитать заранее каждый шаг. А для этого у меня еще полно времени. С моей стороны было бы преступлением пропустить такой случай сделать что‑то приятное одновременно и Фэйту, и Дамблдору. Это так забавно…
~*~*~*~
‑ Как тебе надо, так и будет, ‑ пожал плечами Уолли, когда я обрисовал ему проблему. – Фадж простофиля, он и не поймет ничего.
‑ Ты знаешь, что можно предпринять?
‑ Ерунда, на месте разберемся.
‑ Виноватым должен остаться министр.
‑ Да понял я уже, Люци, не волнуйся. Кто надо, тот и окажется. Забудь.
В принципе, подозревать Уола в безответственности причин не было. Он ни разу меня не подвел.