Разработкой поколения электромеханических приборов киевляне в эти годы еще не занимались, а позже в своих разработках новых конструкций они использовали также и конструкции нашей разработки.
Ивана Трофимовича я как-то встретил в метро – он возвращался вечером из НИИ домой после работы. Ему было уже лет 85, и перемещался он с трудом. Он мне сообщил, что вот-вот уйдет с работы на заслуженный отдых!
Ну, а в 1961 году вместо И.Т. Шестопалова моим непосредственным начальником уже второй раз становится мой недавний соратник по началу нашей общей с ним «торпедной жизни» Р.В. Исаков.
Надо сказать, что до поры, до времени, я со стороны начальника отдела никакого командования не ощущал: необходимые документы по обеспечению предстоящих испытаний мины-ракеты я при составлении согласовывал с главным конструктором А.П. Будылином и с его замом по корпусно-механической части К. Чуниным, я их также подписывал как зам. главного по управляемости. Изредка некоторые документы требовали также согласования с начальником 14-го отдела и, при этом, не возникало никаких проблем.
Контроль и приемку изготавливаемых приборов для мины-ракеты я вел самостоятельно, если это были агрегаты системы управления, или это выполняли, для приборов регистрации, сотрудники сектора регистрирующих приборов отдела.
1961 год начался с того, что решилась основная моя проблема того времени – я въехал в новое жилье.
В прежнем жилище на Васильевском острове, где я родился, в маленькой комнате коммунальной квартиры тесно было даже смотреть из окна: взгляд упирался в серую стенку производственного цеха завода «Электроаппарат», возвышающуюся на расстоянии десятка метров от моего окна. Там временами, чаще всего по ночам, воздух содрогался от грохота, возникающего при испытаниях какой-то аппаратуры.
И вот, наконец, в марте 1961 года я проснулся, лежа на полу в новой комнате, открыл глаза, и они увидели через широкое окно чистое голубое небо!
В квартире было непривычно тихо, поскольку это была отдельная квартира на пятом этаже дома – «хрущевки».
Блаженство!
В 15 квартирах этого дома поселилось кроме меня еще 14 семей ведущих сотрудников НИИ –400. Среди них были семьи: Скоробогатова А.Т., Беляева А.П., Рекшана О.П., Макарова М., Когана И.Д., Клыкова А.Н., и других известных деятелей НИИ. Среди них должен бы присутствовать и Радий Васильевич, но здесь его заменил я.
В те годы в улучшении жилищных условий нуждалось очень большое количество людей – почти все люди не жили а задыхались в условиях перенаселенных коммуналок. Мне повезло отчасти и благодаря моему творчеству по системам креновыравнивания торпед, по конструированию минно-ракетных приборов и прочему.
Так что вопрос о побеге из родного Питера отпал, и я только переехал из родных пенат на Васильевском Острове в «хрущевку» на улице Федосеенко в Калининском районе, в то время – на край города.
Новую квартиру мы обставили элементарной мебелью, и вскоре нас посетил Р.В. Исаков с женой Лидой: решили посмотреть на свое возможное жилье. Попили чайку, поговорили немного.
Ну а на работе все это время я готовил матчасть, документацию и себя к полигонным испытаниям мины – ракеты.
В этом году планировался этап экспериментальных испытаний на Ладожском Озере, на базе в/ч, расположенной в городе Лахденпохья, а затем в осенне-зимний период планировали начинать этап заводских испытаний на новом полигоне, созданном на Черном Море недалеко от города Гагра.
Кроме экспериментальных испытаний мины-ракеты, в Лахденпохья в том году было также намечено проведение экспериментальных испытаний противолодочных торпед СЭТ-40 и ПЛАТ-1.
Намечалось, что подготовка всех приборов управления и регистрации, как для торпед, так и для мины, будет производиться на едином приборном участке, оборудование которого, а также дальнейшее управление было возложено на меня. Председателем комиссии по испытаниям торпед был назначен незнакомый мне и уже пожилой (по моим тогдашним представлениям) инженер Муравьев. (Позднее я с ним не сталкивался).
Председателем комиссии по испытаниям мины-ракеты был назначен кто-то из сотрудников отдела №63 (то ли К. Чунин, то ли М.Л. БАЛАБАНОВ).
Помимо приемки приборов и разработки обычных документов в обеспечение испытаний, я составил также задание на исследование управляемости моей мины-ракеты, для вновь созданного в отделе сектора управляемости.
Этот сектор был преобразован из группы в составе лаборатории отдела, после того, как начальник лаборатории Р.В. Исаков стал начальником отдела. Вскоре руководителем этого сектора стал Ю.В. Саунин.
Хотя в лаборатории отдела под руководством ее начальника исследования по управляемости уже наверняка проводились, это задание, на исследование управляемости моей мины-ракеты, для нового сектора управляемости, насколько я помню, было первым.
Согласно техническому заданию исследование управляемого движения мины-ракеты должно было проводиться путем математического моделирования на аналоговой вычислительной машине (АВМ).
От сектора управляемости (а может эти испытания проводились еще в составе лаборатории – не суть важно) руководить моделированием был назначен инженер С.С. Аникин - сподвижник Р.В. Исакова по их совместной работе в отделе №8, где проектировали торпеду, снабженную атомным зарядным отделением. Я с Сережей Аникиным познакомился еще во время командировки в Киев в 1953 году.
Техническую работу по набору на машине дифференциальных уравнений выполняли инженеры-операторы Валя Смирнова (Тихонова) и Лена Шудель (Шиткова), когда-то начинавшие такие работы в отделе №11 на первых электронных вычислительных машинах.
Уравнения движения объекта, перемещающегося в водной среде, к этому времени уже были хорошо известны, гидродинамические коэффициенты и другие характеристик мины-ракеты к этому времени тоже были подготовлены, математическое описание работы приборов управления я выдал сектору в ТЗ на проведение работы.
Еще со времен работы над диссертацией я мечтал о самостоятельном проведении моделирования управляемости на АВМ и поэтому старался освоить все приемы набора уравнений и другую специфику моделирования. Девушки операторы научили меня многому.
В процессе этого моделирования я впервые мог еще до проведения натурных испытаний в Лахденпохья, или в Гаграх, наблюдать, как перемещается мина-ракета на заданной траектории: за какое время и с какими выбросами она выходит на заданную траекторию после старта, с какими параметрами автоколебаний идет вдоль траектории, как на эти и другие характеристики влияют коэффициенты передач в системе управления, тип установленных рулей, и многие другие параметры системы.
Стрелки вольтметров АВМ и записи на лентах осциллографов, состыкованных с АВМ, мне давали информацию по всем упомянутым, и многим другим подобным вопросам.
По результатам данного моделирования были выданы соответствующие рекомендации, которые помогли грамотно составить программы экспериментальных испытаний мины-ракеты, а также были полезны в процессе проведения самих натурных испытаний.
Был выпущен специальный отчет по теме Б-IХ-30.
В конце апреля – начале мая наступил момент оформления моей первой командировки в
город ЛАХДЕНПОХЬЯ!
В составе небольшой группы инженеров отправился, чтобы сначала осмотреть и подготовить на территории морской воинской части помещения для подготовки приборов управления и регистрации движения выстреливаемых торпед и мины-ракеты.
В один из весенних вечеров (как только сошел снег, и Ладога освободилась ото льда) мы заняли полки в вагоне паровичка, отправляющегося в путь с Финляндского вокзала, и утром проснулись уже в Карелии.
В вагон вошли пограничники в зеленых фуражках и тщательно проверили наши документы – мы въехали в пограничную зону.
А вскоре мы вышли из вагона и ступили на перрон маленького вокзала городка Лахденпохья. По ниточке рельсов, уходящих в сосновый лес на скалистых холмах, поезд покатил уже без нас, к городу Сортавала и дальше, на Петрозаводск.
Первым делом, с чемоданами в руках, мы направились в местную гостиницу, где нам предоставили койки с бельем в большой комнате, примерно на 10 человек. Свои чемоданы мы сдали в камеру хранения гостиницы и сразу же отправились на место своей работы в воинскую часть, которая была расположена на берегу Ладожского озера, в глубине одной из многочисленных шхер на севере озера.
Центральная улица города, по которой мы шли с небольшим уклоном вниз, вела нас на берег озера в в/ч.
По пути заглянули в городскую столовую, в которой плотно и вкусно позавтракали.
В в/ч нам быстренько оформили командировочные документы, и мы приступили к работе, каждый по своей части.
В течение трех – четырех дней вместе с офицером – инженером от в/ч, я согласовывал план приборного участка. Мы наметили, какое оборудование, в каком месте должно быть установлено, куда и как должно быть подведено электричество, виды электрического питания, где устанавливать воздушные разделители и прокладывать трубопроводы, подводящие воздух требуемого давления, согласовали ряд других подобных вопросов.
Далее в течение одного – полутора месяцев силами матросов в/ч требуемый перечень работ следовало выполнить, после чего сюда явятся члены рабочих групп и комиссий НИИ-400, для проведения испытаний торпед и подводных ракет согласно намеченных программ испытаний. Натурные испытания должны были обеспечивать корабли ВМФ, базирующиеся здесь в в/ч, а также опытное судно (ОС) НИИ-400.
Но все это в недалеком будущем, а сейчас, в свободное от работы время, я с большим любопытством знакомился с этим приятным городком.
В недалеком прошлом, до 1944 года. здесь была, можно сказать тыловая, военно-морская база Финляндии. Она располагалась на территории нашей в/ч.
Для финнов это был, конечно, крупный военный стратегический центр, а для нас постоянная угроза главным артериям, питающим Ленинград, Мурманск и все Заполярье.
После войны вся Ладога стала Российской и я уверен, что так оно справедливее исторически и спокойнее не только для нас, но и для финнов и, конечно же, для коренного населения этих мест.
На территории в/ч еще сохранялись остатки огромного пирса и других строений, а в небольшой бухточке догнивал черный корпус какой-то подводной лодки.
Отсюда на штурм нашей «дороги жизни» отправлялись «корыта» с вооруженной фашистской и шюцкоровской солдатней!
Если отсюда посмотреть на юг в сторону озера, то видно, как в многокилометровой шхере-заливе там и сям поднимаются небольшие острова с гранитными, обрывистыми берегами, поросшими сосновым лесом.
Вдалеке видно, как залив превращается в открытое безбрежное озеро. В этих районах его глубины достигают нескольких сотен метров.
По берегу залива и озера на каменистых, иногда довольно крутых, холмах растут сосны.
Город Лахденпохья, расположенный на берегу озера, со всех других сторон окружен могучим сосновым лесом. В некоторых его местах лесистые скалы возвышаются прямо между городских построек. 
Городок чисто и аккуратно застроен в основном двух, а на окраинах одноэтажными деревянными домиками. Но среди них есть и, не очень большущие, каменные строения, в которых, как правило, размещаются различные административные учреждения: больница, ресторан, почта, и т.п.
Архитектура и устройства строений для нас несколько
необычны: кто-то мне рассказывал, что в тридцатых годах город Лахденпохья, как и другие городки в Финляндии, застраивали американцы. Возможно здесь следы их стиля построек.
Иногда городок напоминает красивую сказочную декорацию, установленную на берегу озера, сошедшего сюда с полотен Рериха. Особенно это ощущается во время восходов и заходов солнца в светлую летнюю ночь.
Занятость населения проживающего в этом городке обеспечивал, в основном, лесопильный завод, также расположенный в черте города. Рыбалка летом и зимой, охота, грибы и ягоды – основные увлечения горожан. Ну, также и «питие», в значительной степени.
Жизнь местного населения, особенно зимой, когда город и всю природу засыпает на несколько метров снегом, становится похожей на жизнь медведей в берлоге. В таких условиях некоторые индивидуумы иногда дичают. Десяток лет тому назад пресса сообщала о бессмысленном и зверском убийстве видного питерского чиновника Курникова с друзьями, совершенного жителями Лахденпохья. Курников – это бывший сотрудник ЦНИИ «Гидроприбор» и я его немножко знал.
Как всегда и как везде, наступил приятный момент окончания командировки.
Собрав и проверив все документы, я пошел за чемоданом, который дня три тому назад оставил в камере хранения гостиницы, месте нашего ночлега в эти дни. Предъявил хранителю соответствующую квитанцию, но … вместо чемодана получил устную информацию, что его нет!
Хотя у этого чемодана была полуоторваная ручка, и в нем ничего не было, кроме электрической бритвы и пары белья, мне очень захотелось, чтобы мой чемодан был бы у меня!
Куда из камеры хранения он мог исчезнуть?
Растерянный хранитель чемоданов сообщил, что, скорее всего мой он отдал вместе с другими чемоданами некой геологической группе, которая, примерно час тому назад, грузила свои (и чужие) вещи в грузовик, после чего отбыла в никому не известном направлении. По результатам анализа ряда признаков я решил (!), что эту геологическую партию с моим чемоданом смогу перехватить в соседнем городе Сортавала, если только успею попасть на идущий туда поезд.
Через десяток минут я уже смотрел на окрестности из окна этого поезда.
До города Сортавала езды было порядка 30 минут. Но!
Мою спокойную «торпедную жизнь» грубо нарушил пограничный наряд!
В погранзоне, какой является этот участок Карелии, ездить, куда тебе захочется было не положено!
Мои пояснения о пропавшем чемодане наряд посчитал шпионской уловкой и
в СОРТАВАЛА
я вышел из поезда под конвоем двух маленьких свирепых пограничников с «Калашниковыми» наготове.
Минут через 15 –20 приехала легковая машина с офицером-пограничником, и меня поместили в нее на заднем сидении, а с обеих сторон уселись вооруженные солдаты.
Пока я стоял под охраной в ожидании приехавшего за мной офицера, местный народ рассматривал меня с любопытством и делал всевозможные замечания по поводу моей шпионской внешности.
Везли меня куда-то минут 20 и после маленького допроса поместили в отдельную комнатку без окон, но, чтобы не скучал, дали почитать журнал «Огонек».
Прошло еще несколько часов и офицер вернул мне документы, извинился, и посоветовал постараться по погранзоне больше не гулять.
Мою личность они устанавливали через «Большой Дом» в Питере.
Меня подвезли к вокзалу в Сортавала и там пустили на свободу. Я как раз успел к поезду на Ленинград.
До Лахденпохья ехал с опаской, как бы меня в этот день второй раз не приняли бы за шпиона, но когда поезд остановился на станции, то я вновь вспомнил о своем чемодане. В голову пришла мысль пожаловаться в милицию о произошедшем горестном событии, что и сделал, набрав в будке телефона-автомата соответствующий номер. Затем я успокоился, а поезд повез меня дальше
к ЛЕНИНГРАДУ.
Велико же было мое удивление, когда, примерно через месяц, получил письмо из милиции города Лахденпохья, в котором они просилименя их посетить, чтобы принять обнаруженный пропавший чемодан!
На основании этого письма мне предстояло снова через «Большой Дом» оформлять пропуск в эту самую погранзону, делать какие-то объяснения на работе по поводу невыхода в течение какого-то времени на службу, брать железнодорожные билеты. Хлопоты и расходы больше, чем этот чемодан стоит!
Однако мне вскоре на работе снова выписали командировку
В город ЛАХДЕНПОРХЬЯ
теперь на длительный срок.
Вместе с Валей Павловым мы отправились туда, на испытания.
Началась наша торпедная страда – сезон испытаний матчасти, готовящейся для этого в зимний период.
Маленький город мгновенно принял в свое чрево дополнение из нескольких сотен молодых, веселых людей.
Мне-то уже исполнилось 34 года, и я среди них был одним из самых старших. Прошло быстро то время, когда окружавшие меня люди, в основном, были старше, чем я.
Не очень-то легко удалось нам с Валей снять маленькую комнату на 2-м этаже дома в центре городка.
После небольшого отдыха в этой «новой квартире» я, конечно, отправился в Лахденпохское отделение милиции за своим чемоданом, и мне его там предъявили! Затем сличили содержимое чемодана с описанием, которое я им выдал перед этим, после чего, как водится, составили протокол, «все стороны» в нем расписались, и, только после этого, меня окончательно признали владельцем чемодана с оторванной ручкой, старенькой электробритвы «Нева», и пары мужских трусов и майки, которые в этом чемодане находились. Кстати, теперь, после возвращения ко мне, ручка у чемодана была очень аккуратно починена и поставлена на положенное ей место.
Я поинтересовался: «Как же это удалось Лахденпохской милиции раскрыть такое «слепое» дело и обнаружить мой чемодан?», и получил исчерпывающие разъяснения.
Оказывается, для этого одному из милицейских сыщиков было выдано специальное Техническое задание на проведение спецоперации и выписана соответствующая командировка в леса Карелии, где, предположительно, действовали геологи с моим чемоданом.
Сыщик установил место расположения данной геологической партии и, почти месяц, по лесам и болотам следовал за ними на некотором отдалении, так, чтобы не выдать свое присутствие в лесу. При этом, методом наблюдения издали, днем и ночью, сыщик изучал, как состав самой геологической партии, так и их имущество. Среди этого имущества он вычислил один, как бы ничей чемодан. Вероятнее всего, решил он, это был тот самый, о котором я сообщал в милицию со станции города Лахденпохья.
В какой-то момент, когда все геологи были в сборе и пели ночью у костра свои лирические песни, милиционер вышел к ним из темного леса и предъявил свое удостоверение личности. После этого он задал им вопрос: «Чей вон тот чемодан с починенной ручкой?», но геологи, все как один, не сознались, кому этот чемодан принадлежит. Тогда милиционер прихватил этот, почти пустой, чемодан и доставил его в отделение милиции города Лахденпохья, о чем мне тотчас же сообщили в мою новую квартиру в городе Ленинграде.
Я, как мог, благодарил весь состав Лахденпохской милиции и просил поощрить сыщика за профессионализм и старательность.
Вот ведь, достойный пример для нашей милиции, как следует оберегать граждан всех Российских городов и селений!
Как бы то ни было, но мой походный чемодан вновь был со мной.
Хозяином квартиры, в которой мы сняли комнату, был долговязый дед, еще не очень старый знаменитый местный хулиган.
Нас он не беспокоил, поскольку основным местом его деятельности был район пивного ларька, около которого вся их компания обычно и «тусовалась».
Особенно в этой компании бросалась в глаза колоритная фигурка маленького старичка с огромными усами под козырьком морской фуражки. Он постоянно матерился, размахивал руками и лихо орал:
«Аллюр – три креста»!
Он-то и был там главарем, а наш только его первым помощником!
Около этого пивного ларька частенько в живописных позах на земле отдыхало несколько упившихся горожан.
Иногда среди них появлялся милиционер с фотоаппаратом. Он подходил к очередному упившемуся, переворачивал его вверх лицом и щелкал затвором фотоаппарата. После этого он вновь переворачивал пьяного, обязательно лицом вниз, и приступал к аналогичной операции со следующим.
Обычно стайка местных ребятишек с живым интересом наблюдала за происходящим и задавала милиционеру множество вопросов: «Почему и зачем он все так делает?»
На это милиционер давал обстоятельные ответы:
o Фотографирую – чтобы потом эти их фотографии повесить вон на той доске: «Они позорят наш город!»;
o Поворачиваю лицом к земле, чтобы случаем не захлебнулись!;
o И т.п.
Вот какими были внимание и забота о человеке!
На втором этаже дома, в котором мы сняли комнату, жил еще один «интересный» человек, который обратил на себя мое внимание. Это был молодой человек, примерно нашего возраста.
Держался он скромно, похоже, и подруги у него не было. Казалось, что он все время наблюдает за нами так, как будто мы сюда явились с Марса!
Я решил с ним познакомиться поближе. Для этого я, как-то, пригласил его вместе со мной поужинать, и, для смелости, предложил ему перед этим слегка выпить. (Немного спирта для «медицинских целей» у меня всегда имелось.)
Он возражать не стал, и мы начали знакомство.
Сначала все шло как в таких случаях и бывает обычно, но вдруг мой собеседник ударился в слезы. Я тоже забеспокоился и спросил его: «В чем дело? Почему эти слезы?».
И он мне ответил, что в Войну, В Блокаду, он жил в Ленинграде, остался один, и выжить ему помогло людоедство!!!
Я тут же стал окончательно трезвым и стал ему говорить, что если что-то похожее и было, то следует забыть! Просил его поплотнеезакусывать тем, что на столе было, и успокоиться!
Он мне говорил, что и в город Лахденпохья его из Ленинграда в конце Войны отправили, чтобы он все забыл!
Прошедшая Война, принесшая людям тяготы и лишения, зачастую исключительные, наверное, у всех повлияла на психику и многим довелось по этой части пережить неописуемое!
Этот, возможно не всегда очень заметный, след Войны нашему поколению суждено нести в себе всю оставшуюся. Да и последующие поколения это, надо думать, затронет.
Про себя я также отметил, что мне довелось пить водку с людоедом!
Такова «торпедная жизнь»!
Но, может быть, все это было сочинением? Кто знает!
Конечно, в городке жизнь кипела не только у пивного ларька.
Здесь были прекрасный стадион, старинный парк с танцплощадкой, и еще один - небольшой городской сад, аккуратный и ухоженный со скульптурой Вождя в центре, ресторан с красивыми официантками, кинотеатр, и другое подобное.
Мест для цивилизованного времяпровождения в городе хватало.
В теплые летние вечера и до глубокой осени в парке на танцплощадке играл духовой оркестр, и под его музыку танцевали и кружились пары. Местная молодежь была разбавлена испытателями, молодыми лейтенантами в морской и сухопутной форме, геологами и народом всяческих других сортов.
В этом маленьком городке организованно и активно отмечались всевозможные красные дни календаря.
Например, мне не приходилось видеть, чтобы где-нибудь еще с таким энтузиазмом и столь дружно отмечался бы Всесоюзный День Физкультурника.
Утром, когда я проснулся и выглянул на улицу, то там увидел, что на обширной городской площади, недалеко от нашего дома, были выстроены стройные колоны тружеников различных предприятий и организаций, прибывших сюда заранее.
Здесь по отдельности стояли колоны тружеников лесопильного завода, городской пожарной части, медперсонал поликлиники и больницы, отделения милиции, сберкассы, представители общепита (ресторана и столовой), школьники с учителями, старушки из лахденпохского дома престарелых, все в белых платочках и темных платьицах, и кажется даже старшая группа из детского садика.
С небольшой, специально сооруженной трибуны, глава города произнес соответствующую речь, после чего с трибуны сошел и пешком отправился к пивному ларьку, который был расположен невдалеке. Тут он демократично выпил большую кружку пива и это, как бы, явилось сигналом к началу всенародного торжества по случаю Дня Физкультурника.
По главной улице города снизу – вверх промчалось несколько мотоциклистов в пожарных касках, затем был дан старт участникам легкоатлетического забега, потом центр спортивных мероприятий переместился на стадион, а на улицах города продолжалось народное гуляние.
Из ресторана вывалилась группа молодых капитанов в парадной форме, с картинно подвешенными кортиками. Вольным порядком они направились куда-то вниз по главной улице с громкой песней:
«На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы …».
В то время не было сомнений, что первыми следами там - будут наши.
Вечером, когда я уже пытался заснуть, под нашими окнами начали греметь выстрелы праздничного салюта. Это десяток охотников из местного общества вразнобой полчаса палили в воздух из охотничьих ружей.
Канонада получилась отличной!
Поскольку в город прибыло много молодых командировочных, то в общественной жизни города их роль также становиться очень заметной.
Еще в прошлом году, когда здесь впервые организовывались испытания малогабаритных торпед, в составе большой группы испытателей здесь находился мой соратник по работе и школьный знакомый – Валя Некрасов. Тогда ему и пришла в голову идея организовать «городские» футбольные соревнования.
В этом году В. Некрасова здесь не было, но идея подобных состязаний уже владела массами, и, уже другие, молодые инициаторы организовали проведение на городском стадионе серии футбольных матчей между «знаменитыми футбольными клубами «СНОП» и «СНАП»», (или с какими-то похожими наименованиями). Для посвященных это означало, что на футбольном поле будут состязаться командыприбористов и акустиков.
О предстоящих футбольных матчах было заранее оповещено все население города Лахденпохья.
Для этого наши умельцы сделали несколько десятков красочных плакатов – объявлений, которые были установлены во всех, даже самых удаленных частях городка.
Все желающие приглашались (совершенно бесплатно!) в определенное время посетить указанные соревнования «знаменитых» футболистов и поболеть за любимые команды.
Одним словом футбол на полном серьезе и без дураков!
Как правило, за 20 – 30 минут до назначенного времени трибуны стадиона заполнялись до отказа командировочными и местными любителями спорта.
Через специально установленный мощный динамик транслировалась музыка, и тренированный диктор делал по стадиону необходимые объявления.
Обычно судьёй на матч назначали уважаемого и заслуженного человека, имевшего за плечами спортивный опыт. Чаще других это был многоуважаемый Саша (Александр Трофимович) Зиновьев.
А.Т. ЗИНОВЬЕВ был один из самых заслуженных слесарей-торпедистов.
Еще до Войны он собирал и рационализировал парогазовые торпеды различных типов, работал с ними и в военное время, и сейчас, сборку и отработку новых малогабаритных противолодочных торпед рабочий коллектив производил при его участии и под его чутким руководством.
К тому же перед войной он был известен, как игрок ленинградских футбольных команд.
Навряд-ли кто-нибудь сделал больше, рацпредложений и усовершенствований различных торпедных конструкций, чем Александр Трофимович.
Саша Зиновьев был также неистощимым изобретателем всевозможных шуток и розыгрышей, которые привлекали к нему коллектив, и которых как огня опасались халтурщики, тупицы, бюрократы, и другая недобросовестная публика.
И погиб-то он, как-то весело – наверное, уже на шестом десятке лет, демонстрировал небольшой акробатический трюк. Оступился.
Бывало, что какое-то время А.Т. Зиновьев проводил на футбольном поле также как игрок, вместе с молодыми.
Все события на футбольном поле мастерски комментировал один из наших инженеров, не уступая в этом искусстве самым знаменитым спортивным радиокомментаторам.
Обычно право первого удара по мячу в начале матча предоставлялась какому-нибудь пожилому-заслуженному, главному конструктору или другой известной личности.
На трибунах среди болельщиков, и вокруг стадиона, пьяных не было, но «болели» зрители очень активно.
Пару раз меня тоже ставили в состав команды прибористов, хотя в резвости и мастерстве я, конечно, уступал молодым футболистам, многие из которых футболом занимались систематически.
Когда мне предложили сыграть в команде, я вспомнил свое футбольное детство, до 1939 года, когда я всегда играл на поле «беком» (защитником). Мою просьбу удовлетворили, и я играл в защите, пока мастерски не забил гол в ворота, которые был должен защищать. После этого меня поставили подальше от своих ворот, в полузащиту.
Молодежный состав испытателей (в основном до 30 лет) предопределил в свободное от работы время увлечение различными видами спорта. Кроме футбола, увлекались люди баскетболом, многие тренировали себя легкоатлетическими кроссами, бегая по холмам и окрестностям города, с удовольствием ныряли и плавали в прохладных ладожских водах. Даже время обеденного перерыва, которое по традиции в морских частях занимает 2 часа, частенько вместо сладкого сна посвящалось спорту.
Одним из инициаторов спортивных занятий в обеденный перерыв была, работавшая на моем участке статная молодая блондинка НЕЛЯ Т..
Неля ведала подготовкой к испытаниям приборов управления по глубине для одной из противолодочных торпед, а ее муж Ориккомандовал одним из боевых кораблей, базировавшихся на территории той же воинской части, где мы готовили матчасть к испытаниям.
Так вот, этот Орик, его Неля и я в обеденный перерыв часто с футбольным мячом отправлялись на стадион вместе с другими любителями и там, разбившись на две команды, устраивали футбольное сражение в одни ворота. Обычно мы с Ориком возглавляли разные команды, а на ворота, при этом, всегда ставилась Неля, но если я забивал ей гол, то Орик начинал обвинять свою жену в нечестном сговоре.