– Она его не провалила, Энж…
– А как это называется по-русски? Дезертировать? – улыбнулся мой злой ангел и прибавил: – Хотя… Видимо, ты крепко зацепила этого парня. Раз уж даже старушка Жу засунула все свои амбиции куда подальше и отошла в сторону.
Нда, что и говорить – крепко зацепила. Правильнее, правда, было бы сказать – зацепилась. Саундтреком быстрее забилось чертово сердце. Только не сейчас. Не надо…
– Давай не будем, ладно? – поморщилась я. – Не хочу пока думать об этом… О нем. Не хочу.
Энж странно посмотрел на меня, протянул руку и легонько потрепал по плечу:
– Брось, босс. Увидишь, все как-нибудь наладится…
Не знаю почему, но именно в этот момент я вдруг отчетливо осознала: а ведь я уже знаю. Знаю, какую партию предложит мне разыграть в этом полете Сэт. Знаю, почему именно он – моя страховка. И знаю, какого именно фейерверка все они ждут от меня.
– Если все наладится – мы провалим этот полет, Энж, – тихонько, одними губами, произнесла я.
– Что? – переспросил он.
– Ничего, это я так…
Все, хватит. Сама же сказала – не сейчас.
Энж видимо почуял мой настрой – встрепенулся, наклонился ко мне:
– Ну так что: раз рытье по архиву достается тебе, то узнать про слежку за Жюльет – это мне? – спросил он деловым тоном.
– Нет, сама справлюсь. Не волнуйся, это я мигом выясню.
– Я могу помочь?
Я посмотрела на Энжа и улыбнулась:
– Да, можешь… Узнай, пожалуйста, вернулся ли Сэт.
– Господи, ты – лучше всех.
Он в последний раз провел ладонью по моей спине – легко и уверено, знакомым маршрутом – и лег так, чтобы я могла вполне уютно и невероятно красиво лечь рядом.
Так уж получилось, что доступ в постель Сэта я получила быстрее, чем допуск в архивы А13. Оказалось, этот стервец уже пару дней как в Сестрорецке, в своем любимом загородном доме, на который он надышаться не мог. Ну а тому, что вернулась Жюльет, прямым доказательством был шеф со своей желтой папкой. В общем, объявились оба. Быстро, ничего не скажешь. Что называется – повезло…
|
|
Я прижалась щекой к груди Сэта – загорелой, широкой груди серфера с редкими золотистыми волосками – и лениво слушала, как гулко и технично бьется его сердце.
– Ну а ты? – немного погодя спросил он, касаясь губами моего затылка.
– А что я? – промурлыкала я в ответ и крепче прижалась к нему.
Голос его шел оттуда, из глубины, из большого загорелого сердца. Боже, какой же он близкий – этот голос почти моего мужчины. Не знаю, что тебе ответить. Не знаю, что у меня к тебе. Но определенно, здесь и сейчас мне – хорошо. Ты всегда щедро дарил себя, свою мощь и какую-то парадоксальную нежность, секс с тобой был всегда наслажденческим приключением, хождением по отточенной грани удовольствия. Любимая игрушка, соперник и бог. Ты, Сэт.
– Ничего не скажешь? – он провел кончиками пальцев по моей щеке, затем – по губам. Его указательный палец задержался на нижней, надавил, чуть вниз, как бы спрашивая: «Откроешь?».. Я не двигалась, не открывала глаз и не отвечала – лишь чуть улыбнулась, эхом его движения.
– Молчишь… И – так улыбаешься, – Сэт снова коснулся губами моей макушки, на этот раз зарывшись в волосы, и, казалось, говоря одним дыханием. – А знаешь, это – заводит…
– Эй, моряк… Ты слишком долго плавал… – с небрежно-ленивой игривостью прошептала я и невольно взвизгнула, когда резко сжались руки Сэта, и он легко перекинул меня на другую сторону, опасно ближе к краю кровати.
|
|
– Не играй со мной, – услышала я его голос где-то за левым плечом. Он чуть развернулся и прижал меня спиной к себе. Я вдруг подумала, что он, наверное, выше меня на целую голову. И эти его руки. Руки, сводившие меня с ума. Загорелые руки безбашенного серфера, уверенные руки сильного человека, умелые руки искушенного любовника. Захочет – сломает. Захочет?
Я вытянула руку и нащупала на ковре пачку сигарет. Его, крепкие Данхил. Зажигалка валялась тут же. Я вытащила сигарету двумя пальцами, прижала губами гладкий фильтр, щелкнула зажигалкой. Затянулась. Наслаждение первой затяжки после секса сравнимо только с рюмкой ароматного коньяка, согретого его ладонями – до. Это – если не считать самого секса. Но как уж тут не считать…
– А мне?
Я протянула ему свою сигарету, и он затянулся, касаясь губами моих пальцев.
– Как полеталось? – спросила я негромко.
Говорить со мной о своем мастерстве музы, о своих безумных полетах и гениальных победах нравилось ему так же сильно, как спать со мной. Я знала это, всегда знала. И сейчас собиралась бессовестно этим воспользоваться.
Рассказывал Сэт мастерски. Впрочем, мастерски он и летал. На этот раз ему достался писатель, француз без царя в голове. Полет оценили третьей степенью. Сэт довольно долго выстраивал план действий, но сами действия, как всегда, совершал точно и молниеносно. Он, как и я, работал в этот раз под легендой журналиста и отловил свою несчастную жертву на рейсе в Рим. После чего они излазили весь юго-запад побережья Италии, общаясь – судя по рассказу Сэта – исключительно с монахами, шлюхами и банкирами.
|
|
Сэт организовал бедняге те еще римские каникулы. Все началось с того, что под покровом ночи и пьяного угара в Риме они с писателем угнали заранее приготовленную Сэтом тачку. Писатель был за рулем, и буквально бился в экстазе, уходя от воображаемой погони по ночным улицам. Правда, наутро в воскресенье, проснувшись где-то среди полей и виноградников далеко за городом, он забил тревогу. Сэт предложил бросить тачку, в Рим не возвращаться, а поехать в ближайший город, откуда можно улететь во Францию. Француз взвесил все за и против, оплаченный отель, в котором его ждал лишь казенный ноутбук и смена белья, а также, возможно, римская полиция, и принял решение поддержать идею Сэта. Так их «случайный» выбор пал на Неаполь автостопом.
Автостоп не заладился с самого начала. Стоит ли говорить, что Сэт заранее организовал вторую машину с актером, который благополучно разыграл их с писателем ограбление. Подставной вор выкинул эту парочку на шоссе посреди безлюдного поля без гроша в кармане. В полицию, после озвученных Сэтом сомнений на тему «а стоит ли после нашего угона машины туда соваться?», писатель почему-то идти не захотел.
Оставшись без кредиток, мобильников и надежды справедливо покарать вора, Сэт с писателем вынуждены были идти пешком до ближайшего городка, который оказался вовсе не городком, а действующим мужским монастырем. Здесь им по старенькому хрипящему телефону в кабинете настоятеля удалось дозвониться до круглосуточной клиентской службы банка и заблокировать украденные кредитки. Здесь же они довольно выгодно поработали малярами, получив душ и обед за покраску монастырского сортира. Затем какой-то добряк подвез их до ближайшего городка – кажется, Сепрано или что-то вроде этого. В этом местечке с открытки – стайка красных черепичных крыш на фоне гор – в местном ломбарде они уже хотели было заложить обручальное кольцо писателя, но их постигла неудача – по случаю воскресения ломбард был закрыт. Пришлось вновь на свой страх и риск взяться за автостоп, который на этот раз увенчался успехом – в кузове фермерского грузовичка они прокатились до Неаполя.
В Неаполе эти бедолаги оказались около пяти воскресным вечером. Точный расчет Сэта – и вуаля, ни один банк в городе не работает до завтрашнего утра. Писатель уже порядком ошалел, но Сэт не сжалился над беднягой и сообщил доверительным тоном, что не раз бывал в Неаполе, писал о нем и, кажется, знает способ раздобыть денег, чтобы перекантоваться до завтрашнего дня – после чего, не моргнув глазом, потащил несчастную свою жертву в ночной клуб с мужским стриптизом. Это был даже не столько клуб, сколько бордель для состоятельных дам. Естественно, все это было заранее оговорено пройдохой Сэтом с хозяйкой заведения – его знакомой. Когда я спросила, часто ли он там подрабатывает, этот белокурый стервец расхохотался мне в лицо, уйдя от ответа, и похвастался, что дважды продал своего писателя. Первый раз – в ту ночь в Неаполе, за душ, обед и костюм авансом, плюс сто евро чистыми на руки, а второй – две недели назад в А13. Но А13 он обошелся уже гораздо дороже.
– Мне кажется, он начал строчить свой новый роман еще утром в банке, прямо на бланке для переводов, пока мы ждали вестерн-юнионовских денег, – улыбался Сэт, прикрыв глаза, – а в самолете до Парижа уже добивал третью главу…
Я похвалила его. Во-первых, это действительно было интересно – то, как он работал. Играючи, легко, всегда просекая ситуацию до нервных окончаний, вживаясь все в новые и новые амплуа, но неизменно оставаясь собой – дерзким и свежим, как ветер на калифорнийском пляже. Во-вторых, мне нравилось хвалить его. Оно того стоило – просто увидеть его лицо в тот момент, когда он слышал признания своему таланту музы. В такой момент он был как будто на вершине мира и сиял – бесконечной, уверенной силой. А смотреть на мужчин на самом ярком пике их силы мне всегда нравилось. Особенно – смотреть на Сэта. Впрочем, должна сказать, что я никогда не льстила ему. Ведь его всегда было за что хвалить.
– А вот теперь мне, кажется, есть что сказать, – улыбнулась я, когда он закончил свой рассказ. – Все-таки ты – лучше всех, Сэт…
Он просиял, сгреб меня в охапку и некоторое время держал так, прижатой к своему сердцу. Эти слова он ценил дорого. Ведь несмотря на всю легкость и непосредственность нашего, так сказать, обращения, он всегда безгранично уважал меня. Я давно доказала ему – есть за что. Во многом в деле он считал меня равной себе. Быстрый рост, доверие шефа, сложность и высокий уровень моих полетов – все это, как бонусные мили, ложилось на личный счет моего профессионализма в его глазах. Уже давно я стала для него не только любовницей, но и соперницей. И – ах, как же это заводило его!
Я провела рукой по его светлым, выжженным солнцем волосам. Посмотрела на него украдкой – так, чтобы он не заметил. И вдруг подумала: как же мне хочется снова в тебя влюбиться…
– Ты чего вздрогнула? – тут же спросил он, чуть ослабляя объятия и стараясь заглянуть мне в лицо.
– А, фигня, мышцу свело, – безмятежным тоном соврала я.
– Какую? – хитро заулыбался Сэт.
– Сердечную, – отозвалась я в тон, поддразнивая его и давая себе время на то, чтобы снова начать дышать ровно.
Он засмеялся – а я подняла руку к лицу и украдкой провела по глазам. Последняя стена по имени Сэт, стоявшая между мной и моим затмением, шаталась и роняла вниз камни, по одному с каждым гулким ударом его сильного сердца. Пока есть Сэт, мне никто не страшен. Никакая любовь. Но вот он – лежит совсем рядом, а я уже почти не вижу его – из-за этого тумана в глазах.
Не сейчас. Хватит. Хватит…
Я потянулась, улеглась так, чтобы видеть его лицо и тихонько позвала:
– Сэт…
– Что?
Теперь он смотрел на меня. Сияющие глаза, мягкая ленивая полуулыбка. Ангел – усталый, но довольный.
– Тебя шеф к себе на днях не вызывал случайно?
Лицо его тут же приняло заинтригованное выражение, а в глазах мелькнуло любопытство:
– Вызывает завтра к десяти. В такую рань! А как ты узнала?
– Очень просто, – отозвалась я, – меня он уже вызывал.
– Это как-то связано? – Сэт приподнялся на локте. – Связано с тобой?
– Да, связано, – кивнула я и не смогла удержаться от подколки, добавив немерено серьезным тоном: – Со мной и – с Жюльет.
Теперь взгляд его сделался осторожным:
– Три музы в одном разговоре? Не слишком ли много?
Я покачала головой:
– Не знаю, как тебе покажется. Лично я бы предпочла без этого столпотворения.
– Расскажешь? – осторожно спросил он.
– Не-а. Не могу. Шеф велел предоставить переговоры ему.
– Скажи хоть, хорошие новости или плохие?
– Необычные, – отозвалась я. – А об остальном он сам поговорит с тобой. Серьезно, я могу испортить дело монологом. Лучше не надо.
– А с Жюльет он говорил уже?
Меня каждый раз чуть ли не восхищало это его циничное умение – произносить при мне ее имя совершенно будничным, нейтральным тоном. Без запинки, не задумываясь. Всегда было интересно – а про меня она слышала в таком же вежливо-холодном ключе?.. Именно, что «было интересно». А теперь – не было.
– Да, с Жюльет он уже говорил, – кивнула я, и сама удивилась тому, что так ровно и впервые так искренне нейтрально прозвучало ее имя в моем исполнении. – С нее все и началось, собственно. С ее полета. Она же вернулась, знаешь?
Сэт задумчиво кивнул, и по этому кивку я тут же поняла – он уже говорил с ней. Говорил о ее полете. И теперь пытается сопоставить факты, услышанные от нее, и вписать туда свою роль.
– Она разве ничего не рассказывала? Ты же – ее сэнсэй.
Сэт внимательно посмотрел на меня, но мое выражение лица сейчас сделало бы честь даже чемпиону мира по покеру. И он – сдался.
– Рассказала в двух словах, – кивнул он, не меняя своей ровной тактики, – мы как раз в офисе столкнулись вчера. Ну и она рассказала, что взяла самоотвод.
– Причину назвала?
Сэт посмотрел на меня удивленно – я задала свой вопрос очень деловым тоном, лежа при этом в его постели: из одежды – только простыня, едва прикрывающая бедра.
– Ну да, – кивнул он, победив этот свой сбой программы, – сказала, что полет был сложный, первый уровень. И что она отказалась продолжать – полет был обречен. Она пересеклась в нем с кем-то из наших.
– С кем именно – не знаешь?
Сэт пожал плечами – мол, откуда мне знать, я не в телевикторине. А потом вдруг уставился на меня. Ну вот и все – подумала я. Теперь он соединил все точки и видит картинку.
– С тобой?!
Я улыбнулась. Растеряно, как-то по-детски. Как могла позволить себе улыбаться только с Сэтом. Улыбнулась – и кивнула.
– Но как… О черт! Расскажи мне! – выдохнул он.
Ну, вот – теперь его интересуют грязные подробности. О том, как я опрокинула Жюльет. И какое наказание шеф выбрал для меня за это.
– Завтра все узнаешь от Марка, – отозвалась я. – Не могу, Сэт, я и так уже сказала слишком много. Давай закончим этот разговор завтра, после того как вы поговорите с шефом, ладно? А сейчас – выпьем кофе, и я поеду. Тебе завтра рано вставать, забыл?
Я поцеловала его в плечо и, встав с постели, подняла с ковра трусики и один чулок. Сэт наблюдал за мной с нескрываемым любопытством. Он был заинтригован.
– Сознайся, что ты натворила? – потребовал он, не сводя с меня глаз.
В его тоне был целый коктейль – жгучий интерес, заинтригованность, осторожность и даже, кажется, зависть – ведь я осмелилась преступить черту, за которую он никогда не заходил. Такая плохая девочка. Это, наверное, заводило его еще сильнее.
– Завтра, – я стояла перед ним в трусиках и одном чулке, пытаясь вывернуть свое платье на нужную сторону, – а ты расскажешь мне про полет Жюльет. Я не хотела пересечения, не знаю, как это вышло. И мне интересно, как это случилось, – с ее точки зрения. Может, в этом полете с ней случилось что-то необычное, были какие-нибудь предпосылки…
– Не-а, – на автопилоте ответил Сэт, тоже поднявшись с постели и облачившись в первое, что подвернулось под руку – ну просто греческий бог с фиговым листком CK. – Нет, ничего. Жюльет говорила, что все остальное было просто безупречно, все шло по плану. Никаких срывов и никаких накладок. До того момента, пока не появилась…
– Я? – закончила я, радуясь, что мое лицо скрывает от него платье, надеваемое мной в этот момент через голову.
– Ты, – отозвался Сэт.
Кажется, ничего, кроме заинтригованности общей ситуацией и своей ролью в ней. Впрочем, это догадка – его лица при этом я тоже не видела.
Что он там сказал? «Никаких срывов и накладок»… Интересно. Значит, за Жу – не следили. Как и за Виспером. И значит – следили только за мной. Я и он. Один на один, как и предсказывал Энж. Скорее всего, я – и Ян. И – сплошные накладки. Эта слежка за мной, и отказавшие тормоза тачки, и то, что я пересеклась с объектом другой музы, и теперь получила второй полет подряд, первую степень сложности, музыканта, в которого влюбилась, в объекты – и музу, с кем мутила, в напарники… Что тут скажешь? Кажется, я – доигралась.
– Зато у меня был цирк. Завтра шеф расскажет, а я – добавлю, – платье было побеждено, и я снова могла любоваться Сэтом. Своим будущим напарником. Или – убийцей. Потому что я решительно не понимала, как выйти из этого штопора живой. Вопрос в том, кто доберется до меня первым – Сэт или Мак. Кто из них первым ударит…
Я поглядела на Сэта. Мне вдруг отчаянно захотелось запомнить его вот таким – красивым, заинтригованным мной и на удивление близким – и я смотрела на него, смотрела, не сводя глаз. Он же просто кивнул мне и улыбнулся. И я улыбнулась в ответ, и мы пошли вниз, на кухню, пить обжигающий кофе под хриплый старомодный джаз. Музыка избавила нас от необходимости говорить и уворачиваться от разговоров. Мы просто пили кофе, наслаждаясь горечью и сладостью его вкуса, медленно текущим временем, силой и хрупкостью момента. А завтра – пел нам кто-то из далекого вчера, – завтра все будет совсем иначе.