Этот защитный механизм позволяет избавиться от невыносимых мыслей и чувств, изгнав их из сознания. Дефицит авторитета вызывает в человеке страх не угодить тем, кого он считает «взрослыми». Как только он замечает в себе какие–то качества, которые могли бы навлечь на него неудовольствие, он загоняет их внутрь, в подсознание, в надежде вовсе забыть о них.
Вспомним ту пациентку, страдавшую от наложенных на себя запретов в области секса: она прибегала к репрессивному способу прятаться, ведь не случайно же на стене ее спальни оказался большой портрет родителей. Сама того не сознавая, она повесила их фотографию напротив кровати для того, чтобы подавлять в себе сексуальность, потому что не решалась сделаться раскованной в сексуальном плане женой. В данном случае причиной травмы стали критикующие родители, в других случаях травму подростку наносят учителя или какие–либо социальные институты, рассматривающие сексуальность как нечто «безусловно плохое».
Этой женщине нужно было научиться принимать секс как естественную, Богом дарованную часть взрослой замужней жизни, как дар Божий ей и ее мужу. Ей бы весьма на пользу пошло внимательное перечитывание Песни Песней, где сексуальность прославляется именно как дар Божий.
«Мыльный пузырь»
Не только индивидуумы с расщеплением добра и зла прибегают к этому приему, он весьма распространен и среди людей с нарушениями в области авторитета. Пугающую их взрослую часть души они скрывают за противоположной реакцией.
Много лет назад я руководил отделением детского дома. В мои обязанности входило помогать вновь прибывшим детям сориентироваться в нашем коттеджном поселке. Однажды, сопровождая подростка по имени Пол на нашим владениям, я разговорился с ним и обратил внимание на то, что каждое его предложение заканчивается словом «сэр». «Я родом из Айдахо, сэр», — говорил Пол. Или: «В какую школу я буду ходить, сэр?»
На первый взгляд это могло показаться приятным по сравнению с обычными бунтующими подростками, которых направляли в нашу колонию. Пол был мальчик тихий, послушный, даже несколько угодливый по отношению к старшим. Конфликт проявился несколько недель спустя: из–за пустякового разногласия Пол с кулаками накинулся на заведующего пансионом.
Более подробное обследование выяснило причину его неадекватных поступков: Пола пришлось забрать из чрезвычайно жестокой домашней обстановки, отец–алкоголик регулярно избивал его. Пол прибегал к угодливости, избыточной вежливости, чтобы выжить в этой обстановке дисциплинарного батальона.
Попав в нашу колонию, проведя несколько недель в более мягкой обстановке, Пол лишился своего защитного механизма, и прорвались те подлинные чувства, которые вызывал у него любой авторитет.
Со временем Пол научился проговаривать свои неприязненные чувства, а не выражать их физически. Воспитатель, который был сильным физически и при этом добрым, стал его другом. Впервые Пол получил возможность спорить с авторитетом, не теряя ощущения надежности. Из врага авторитет превратился в друга.
«Ластик» (заглаживание сделанного)
С помощью «ластика» мы пытаемся стереть, отрицать те свои качества, которые считаем деструктивными. Мы используем этот прием в качестве эмоционального «часового» и пытаемся компенсировать свои мятежные чувства, искусственно вызывая в себе любовь и всячески ее демонстрируя. Поступая таким образом, человек надеется, что его мятежные проявления не навлекут на него кару.
«Заглаживание», как и перфекционизм, — это форма эмоционального законничества, идущего вразрез с Божьей любовью, обнаружившей себя на Голгофе. Этот способ прятаться обусловлен двумя факторами:
1) страхом, что на свете не хватит прощения, чтобы нас простить;
2) иллюзией всемогущества, внушающей нам, что мы сами можем уничтожить свои ошибки.
Скотт, профессиональный менеджер высокого уровня, все время боялся «передавить» на своих подчиненных. Ему казалось, что они сочтут, будто он задается. Поэтому, когда он испытывал вполне справедливый гнев из–за чьей–либо безответственности, этот гнев тут же сменялся чувством вины.
Всякий раз, когда Скотт произносил резкое слово или даже допускал враждебную по отношению к кому–либо из подчиненных мыслей, он приглашал «пострадавшего» на обед. Таким образом Скотт искупал свою вину, которая заключалась в том, что он позволил себе рассердиться. Подчиненные
Скотта, не понимавшие, что им движет, считали его «удобным» начальником.
Интеллектуализация
Страшась занять позицию взрослого, люди с дефицитом авторитета часто прибегают к логическому мышлению, подменяя головой (разумом) сердце (эмоции). Задача интеллектуализатора заключается в том, чтобы держаться подальше от эмоций, которые вынуждают его говорить или поступать «неправильно». Этот стиль поведения защищает от глубокой печали, одиночества или враждебности.
Распознать этот стиль поведения нетрудно всякому, кто сам не склонен к нему прибегать. Когда интеллектуализатора спрашивают о его ощущениях, он начинает излагать свое мнение. Обычно он делает это не сознательно и не с целью манипулировать, просто это удобный способ общаться с людьми, не открывая при этом своих «опасных» эмоций.
Бог не предлагал нам проводить подобного рода размежевание между головой и сердцем. В Ветхом Завете сердце является вместилищем и мыслей, и чувств. Бог дал Соломону мудрое сердце, и сердце Анны возликовало, когда Бог услышал ее молитвы и даровал ей сына. Интеллектуализатор страшится такой интеграции души.
Самоедство
«Самоед» склонен брать на себя вину и упрекать себя как за реальные, так и за вымышленные проступки. Чувство вины может быть защитным механизмом, скрывающим расстройство в области авторитета, потому что чувство вины — это обращенный внутрь гнев.
Дети, боящиеся критики со стороны жесткого авторитета (родителей, учителей, священника), не чувствуют себя в достаточной безопасности, чтобы рассердиться на несправедливое или слишком строгое обращение, — чересчур велик риск навлечь на себя еще более жестокую критику. В таких случаях ребенок обращает свой гнев на самого себя, а не на авторитетную фигуру, и гнев перерождается в чувство вины. Подменяя гнев чувством вины, ребенок защищает неразвитые части души — сферу авторитета — от новых травм. Такое чувство вины принципиально отличается от «печали ради Бога», которую восхваляет Павел:
«Теперь я радуюсь не потому, что вы опечалились, но что вы опечалились к покаянию… Ибо то самое, что вы опечалились ради Бога, смотрите, какое произвело в вас усердие, какие извинения, какое негодование на виновного, какой страх, какое желание, какую ревность, какое взыскание!»
(2 Коринфянам 7:9, 11).
Печаль ради Бога — это искреннее сожаление о недостатке любви, а не самоедство, вызванное интернализованным гневом.