Шарлотта подошла к кровати и пощупала у Элеонор пульс.
– Немного учащенный, – заключила она, – но хорошего наполнения.
Затем она надела на руку пациентки манжету тонометра, накачала ее и посмотрела на электронное табло. Прибор выдал цифры 185 и 120, что, даже на взгляд далекого от медицины Майкла, было слишком высоким показателем.
– Если давление само не упадет, придется сбивать принудительно. – Доктор Барнс приложила стетоскоп к груди Элеонор и принялась выслушивать работу сердца. – Как вы себя чувствуете?
– Голова кружится.
Шарлотта кивнула, нервно кусая губы.
– Расслабьтесь и постарайтесь не шевелиться, – сказала она, стаскивая с руки манжету тонометра.
– Хорошо, доктор Барнс, – ответила девушка угасающим голосом.
– Называйте меня Шарлотта. По‑моему, мы уже перешли на тот уровень знакомства, когда можем обращаться друг к другу по имени. – Сунув ей под руку кнопку экстренного вызова, она добавила: – Если вам что‑то понадобится, жмите на эту штуковину. Я буду прямо за дверью.
Шарлотта взяла лоток с кровати и стала выпроваживать обоих мужчин из палаты. Обернувшись, Майкл еще раз напоследок взглянул на Элеонор. Та неподвижно лежала с белым компрессом на лбу, а ее длинные каштановые волосы касались края броши из слоновой кости.
– Пойдем, пойдем, – тихо сказала Шарлотта. – Я уверена, с ней все будет нормально.
Но Майкл уловил в ее голосе некоторый налет неуверенности.
– Может быть, мне побыть возле нее? – предложил он.
– Тебе к отлету готовиться надо. Вот и займись сборами.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
26 декабря, 12.45
Собраться для Майкла не составило больших сложностей. Вся его личная одежда прямиком перекочевала из платяного шкафа в дорожную сумку, куда он ее упаковал как можно компактнее. Только с фотографическим оборудованием пришлось повозиться. Майкл на печальном опыте успел убедиться, что если каждый объектив, фильтр и ремешок не будет находиться на положенном месте, то когда представится возможность сделать отличный кадр, их может не оказаться под рукой. В отличие от неспешного и кропотливого писательского труда удачи фотографа чаще всего становятся результатом счастливого случая.
На поверхности он оставил только штатив да старый неразлучный «Canon S80». Майкл не хотел покидать базу, не сделав на прощание несколько снимков Олли за поеданием лакомства, которое он собирался прихватить для него с праздничного стола в буфете. Да и погода, что необычно, была прекрасной – солнечной и безветренной. Майкл понимал, что это лишь затишье перед бурей, грозящей накрыть лагерь завтра днем.
Перебирая вещи на туалетном столике, Майкл взял ожерелье Данцига из моржовых клыков и надел себе на шею. Он решил снять амулет, лишь когда будет лично передавать его вдове Эрика.
В Майами.
Где, при очень удачном стечении обстоятельств, он окажется через пару дней.
Майкл поймал себя на мысли, что уже некоторое время стоит неподвижно перед кроватью, как каменное изваяние. Размышлял журналист над тем, что работы у них непочатый край. Сначала предстояло сделать Синклеру укол сыворотки, а потом убедить обоих в том, что единственный способ покинуть Антарктику – в мешках для трупов на борту самолета, летающей машины! Переправиться на расстояние в тысячи миль всего за несколько часов! И куда переправиться. В страну, о которой они знают лишь понаслышке, в эпоху, о которой они не знают ничего. Хитроумный план был сопряжен с таким количеством вещей, неподвластных разуму Элеонор и Синклера, что Майкл терялся, как подступиться к вопросу. Но многое во всей этой истории представлялось туманным и ему самому, например, действительно ли он рассчитывает стать своего рода их проводником в новом мире? Голова гудела от вопросов настолько, что казалось, еще немного – и наступит паралич мозга.
Путешествие в тысячу миль начинается с одного шага, напомнил себе Майкл.
При таком количестве неизвестных глупо было пытаться заглянуть в будущее, поэтому он решил не забивать голову, а продвигаться вперед маленькими этапами.
Майкл запихивал кейс с фотокамерой в неимоверно разбухшую сумку, когда дверь отворилась и вошел Дэррил.
– Про Элеонор что‑нибудь слышно? – спросил биолог, усаживаясь на стул.
– С тех пор как мы ушли, ничего.
Дэррил уплетал исполинского размера эклер.
– Я бы на твоем месте в буфет сходил. Там после Рождества столько шикарной выпечки осталось. Да и горячий пунш еще есть.
– Да, пожалуй, надо будет подкрепиться перед визитом на продуктовый склад.
Дэррил кивнул и слизал с пальцев желтый крем.
– Об остальной части плана Элеонор уже рассказал?
Майкл помотал головой.
– До сих пор подыскиваю подходящий эвфемизм выражению «мешок для трупов».
– Если думаешь, что это самое сложное, тогда попробуй найти замену слову «самолет».
– В этом я на голову впереди тебя.
– У Шарлотты в шкафчике с медикаментами отличный запас всяких транквилизаторов. Думаю, она могла бы каждого из них как следует загрузить.
Майкл разделял точку зрения Дэррила, однако надеялся, что агрессия Синклера угаснет сама собой, как только тот поймет, что их предложение – единственный для них с Элеонор путь выбраться из тупика, в котором они застряли.
Вот только доверится ли Майклу Синклер?
Дэррил сбросил ботинки и прошел к кровати.
– После еды меня всегда в сон клонит, – сказал он, заваливаясь на нижнюю койку. – Когда захочешь навестить Прекрасного принца, смело буди.
– Хорошо.
– Да, кстати, – заметил Хирш, вытягивая ноги, – ты понимаешь, что эта твоя затея – сумасшествие чистой воды?
Майкл, пытаясь застегнуть молнию на дорожной сумке, кивнул.
– Рад это слышать. Потому что если бы ты не понимал, это был бы серьезный повод забеспокоиться о твоем психическом здоровье.
Элеонор вздрогнула и проснулась, но перед глазами продолжало стоять укоризненное лицо мисс Найтингейл. Девушка так и не избавилась от чувства вины за то, что предала великую женщину, а заодно и профессию, сбежав с Синклером из госпиталя. С тех пор ей всегда хотелось хоть как‑то искупить свою вину.
Ее конечности сделались безжизненными и окоченели даже под пледом, и Элеонор энергично растерла руки, чтобы усилить циркуляцию крови. Она привстала, посидела так несколько секунд, прислушиваясь к себе, затем отбросила плед в сторону и уселась на кровати. Она уже собиралась опустить ноги на пол, но решила не рисковать. Услышав шаркающий звук тапочек, доктор Барнс могла примчаться из соседней комнаты, а Элеонор пока не хотелось ничьей компании, и в особенности не хотелось врачебного внимания.
Она вылечилась? Если да, то будет ли она всегда ощущать себя так, как сейчас? Может быть, легкое онемение в теле и небольшой озноб – плата за исцеление?
Накинув плед себе на плечи, как шаль, она тихо прокралась к окну и отодвинула шторки. Снаружи было неестественно тихо, и ей подумалось, что это лишь спокойствие перед бурей. Снег на земле ярко сверкал в косых холодных лучах полярного солнца. Элеонор, заслонив глаза руками, сделала шаг назад.
Но тут уголком зрения она заметила, как в отдалении мелькнуло что‑то красное. Элеонор снова подошла к окну.
По заснеженной тропе проворно семенил какой‑то человек, то и дело воровато оглядываясь по сторонам. Элеонор прильнула к стеклу, пытаясь рассмотреть фигуру, и… человек тут же остановился и, прикрыв лицо руками, как козырьком, посмотрел прямо на нее.
Это был Синклер в пухлой красной куртке с белым крестом поверх кавалерийской формы.
Не успела она подать ему рукой сигнал, как он бросился вперед по снежной улочке, несколько раз едва не упав на скользких пролысинах льда, а уже через несколько секунд Элеонор услышала, как дверь в дальнем конце коридора резко распахнулась. Она на цыпочках прошмыгнула к входу в лазарет, а когда он ее увидел, дала знак молчать и следовать за ней в изолятор.
Войдя в комнату, она притворила дверь в коридор и не успела еще полностью развернуться к Синклеру, как очутилась в его объятиях.
– Я знал, что найду тебя! – прошептал он. Мужчина быстро оглядел помещение с множеством шкафчиков, наполненных медицинскими принадлежностями, и спросил: – Это полевой госпиталь?
– Да.
– Так, значит, они здесь тебя удерживают? Ты в порядке?
– Да, да, – ответила она, мягко пытаясь высвободиться из его слишком страстных объятий. – Но как ты здесь оказался?
Он проигнорировал вопрос.
– Нам надо уходить отсюда.
– Куда, Синклер? Куда мы отправимся? – Она схватила его за руки и посмотрела в его налитые кровью полубезумные глаза. – Эти люди могут нам помочь! – взмолилась она. – Они помогли мне и смогут помочь и тебе.
– Помогли тебе? Как?
– У них есть лекарство, – ответила она. – Лекарство, которое поможет нам… измениться.
Синклер дышал часто и прерывисто. Элеонор понимала, что он охвачен всепожирающей жаждой крови. Ее взгляд быстро обшарил комнату и остановился на холодильнике, в котором она недавно обнаружила пакет с плазмой. Наверняка сейчас в него на хранение положили и другой пакет, пакет с лекарством.
– Подожди.
Она подскочила к холодильнику и распахнула дверцу. На решетчатой полке лежал мешочек с прозрачной жидкостью, такой же, а может, тот самый, из которого Шарлотта наполняла шприц. На нем значилось «АФГП‑5». Элеонор молила небеса, чтобы это оказался нужный препарат.
– Что бы это ни было, у нас нет времени, – шепнул ей Синклер. – Пойдем.
Но Элеонор оставила его реплику без внимания. Если она может его спасти, она его спасет. Элеонор несколько раз наблюдала процедуру с иглой и была уверена, что сможет повторить ее самостоятельно.
– Снимай пальто. Быстро!
– Что ты говоришь? Ты потеряла рассудок?!
– Делай, как я говорю. Я ни на дюйм не сдвинусь, пока ты не разденешься.
Он раздраженно сбросил с себя парку.
Элеонор схватила пакет и отыскала в шкафчике неиспользованную иглу.
– Закатай рукав! – скомандовала она, наполняя шприц.
– Элеонор, пожалуйста! У нас нет никакой надежды. Нам уже никто не поможет. Мы те, кто мы есть.
– Тише, – прошептала Элеонор. – Тебя может услышать доктор.
Она протерла кожу спиртом, похлопала по руке, чтобы обозначилась вена, затем, как делала Шарлотта, выпустила из шприца воздух.
– Не шевелись. – Она ввела иглу под кожу и стала медленно давить на поршень.
Она предполагала, что он чувствует в этот момент – легкую дезориентацию и холод, растекающийся по кровеносной системе. Наконец она извлекла иглу, однако на Синклера лекарство, кажется, нисколько не подействовало. Элеонор охватил страх. Неужели она ввела ему не тот препарат или ввела неправильно?
– Не знаю, что за колдовство ты сейчас, по‑твоему, совершила, но теперь мы можем идти? – спросил Синклер. Он спустил рукав и снова надел куртку на красный военный мундир, сверкающий золочеными галунами. – Где твое пальто?
Лейтенант крадучись пробрался в соседнюю комнату, забрал оттуда ее парку с перчатками и, вернувшись, помог одеться Элеонор.
– У меня есть план, – сообщил он, – поставить на воду одну из лодок на китобойной станции. Нас подберут в море…
Его вдруг всего затрясло от макушки до пят, и он осел на койку.
Элеонор вздохнула с облегчением – все‑таки она вколола верное лекарство. Теперь он какое‑то время пробудет в состоянии немощности, и она сможет все ему объяснить. Элеонор присела у кровати, попутно отметив, что вместо сапог на ногах у Синклера новые ботинки, и взяла его за холодеющую руку.
– Синклер, ты должен меня выслушать. Ты должен понять.
Он недовольно закатил глаза.
– Пройдет некоторое время, прежде чем лекарство подействует и ты ощутишь эффект. Но как только это случится, ты больше не будешь чувствовать жажду, которая тебя сейчас мучает. – Даже в худшие моменты их жизни, когда им приходилось ночевать в подвалах или скакать на лошадях по горным ущельям под проливным дождем, для обозначения своего недуга они пользовались только завуалированными понятиями. – Но доктор мне сказала…
– Эта доктор… – хмыкнул он и осекся.
– Доктор, как и другие, сказала мне, что мы не можем прикасаться ко льду. Ты меня понимаешь? Мы ни в коем случае не должны прикасаться ко льду! В противном случае мы умрем.
Он посмотрел на нее как на сумасшедшую.
– Сказочку тебе рассказали, а ты и поверила, – горько усмехнулся он.
– Поверила, Синклер. Я нисколько не сомневаюсь, что они говорят правду.
– Эта земля – один сплошной лед. Какой удобный способ превратить тебя в их добровольного пленника!
Элеонор в отчаянии опустила голову.
– Мы не пленники. А они не наши пленители. Это не война.
Но когда она снова посмотрела на Синклера, стало ясно, что для него это самая настоящая, нескончаемая война. Болезнь пустила корни в душу Синклера так глубоко, что вырвать их оттуда было невозможно, даже если он и избавится от физической зависимости. Вот и сейчас, обливаясь липким холодным потом, он встал, словно звуки боевого горна позвали его в бой, и, еле держась на ногах, застегнул парку и натянул перчатки. Элеонор ждала, надеясь, что лекарство вызовет у него еще большую слабость, но Синклер, кажется, из последних сил перебарывал его действие.
– Синклер! Ты хоть слово слышал из того, что я сказала? Мы не можем выйти наружу незащищенными.
– Так застегнись, ради всего святого! – рявкнул он и, вцепившись в рукав ее куртки, потащил из изолятора. Элеонор только и успела, что подхватить любимую брошь с прикроватной тумбочки. – Погода сегодня хорошая.
Он промчался по коридору и рывком отворил наружную дверь, ведущую на пандус. Солнце, отражающееся от снега и льда, нещадно слепило глаза, и Элеонор уже заученным движением вытащила из кармана парки солнцезащитные очки и нацепила их на лицо.
– Собаки запряжены, – с удовлетворением сообщил он. – Я первым делом об этом позаботился.
Первым делом позаботился? Это ж сколько времени он рыскает по лагерю?
Синклер осторожно спускался по пандусу, таща за собой Элеонор, но вдруг остановился как вкопанный.
– Черт побери. Только этого еще не хватало… – пробормотал он.
Элеонор выглянула из небольшого отверстия капюшона, который туго затянула перед выходом наружу, и увидела Майкла. С отвисшей челюстью тот стоял в нескольких ярдах в стороне и таращился на них, пытаясь сообразить, что происходит. Под мышкой у мужчины было зажато черное металлическое приспособление с тремя ножками.
– На вашем месте я бы поджал хвост и дал деру, – сказал ему Синклер.
Майкл непонимающе посмотрел на Элеонор.
Синклер угрожающе откинул фалду парки, обнажая висящую на поясе саблю, и двинулся дальше, однако Майкл мгновенно преградил ему путь.
– Проклятие! Я тороплюсь! – взорвался Синклер, словно покрикивал на нерасторопного помощника конюха. Он отпустил руку Элеонор и вытащил саблю из ножен. – Сейчас же прочь с дороги, иначе сложишь голову там, где стоишь! – процедил он, поигрывая сверкающим на солнце клинком.
– Майкл! – взвизгнула Элеонор. – Сделайте, как он велит!
– Элеонор, вы не можете находиться снаружи! Вы должны немедленно вернуться!
Глаза Синклера вспыхнули ледяной злобой. Он несколько раз перевел взгляд с одного на другого, затем снова уставился на Майкла.
– Должно быть, я был слеп… – прошипел он и, вскинув саблю, двинулся на журналиста.
К ужасу Элеонор, Майкл не отступил, а вместо этого схватил железную штуковину о трех ножках, как у мольберта художника, и выставил ее перед собой словно оружие.
Это безумие, пронеслось у нее в голове, полнейшее безумие.
– Ты можешь идти, – произнес Майкл, не двигаясь с места. – Я не буду пытаться тебя остановить. Но Элеонор останется.
– Вот, значит, как? – осклабился Синклер. – Да ты еще больший дурак, чем я думал!
– Может, и так, – сказал Майкл, делая шаг вперед, – но таковы условия.
Синклер медлил, словно что‑то обдумывал, а затем сделал молниеносный выпад в сторону противника. Клинок сабли просвистел в воздухе и обрушился на ножки штатива, высекая сноп голубоватых искр. Майкл, едва не выпустив из рук свое импровизированное оружие, отскочил назад.
Синклер продолжал наступать, делая перед Майклом небольшие круги кончиком сабли. Только теперь Элеонор увидела, что на затылке у лейтенанта рана, а русые волосы вокруг нее сострижены, как если бы кто‑то ее обрабатывал.
Майкл сделал выпад триподом, однако Синклер ловко отскочил в сторону и опять стал на него надвигаться.
– У меня нет времени, – сказал Синклер, – поэтому придется прикончить тебя быстро.
Он нанес шпагой один удар, второй, после третьего штатив вылетел у Майкла из рук и грохнулся на промерзлую землю. Когда Майкл, за неимением другого оружия, бросился к треноге, Синклер отвел шпагу за левое плечо, готовясь нанести решающий удар, но не успел он размахнуться, как за спиной у него раздался душераздирающий крик. В шелковом банном халате зеленого цвета с парящими над головой косичками по пандусу вихрем слетела Шарлотта и всем весом врезалась в лейтенанта. Тот отлетел вперед, едва не потеряв саблю, но успел развернуться и выбросить клинок в сторону нового обидчика. Кончик сабли задел ногу врача, и из раны на снег брызнул фонтанчик крови.
Теперь закричала Элеонор, но прежде чем она успела прийти Шарлотте на выручку, Синклер снова вцепился в рукав ее куртки.
– Ты не против, если я вас разлучу?! – прорычал он, клокоча от злости, и поволок девушку к псарне.
Она не стала сопротивляться. Только ради того, чтобы дать Майклу и Шарлотте время уйти.