– А то, что тогда до воды и трех шагов не было! А попробуй теперь до нее добраться, ну?
Бейл, немного удивленный, сделал то, что она просила, потом еще раз прошелся до воды и обратно, чтобы окончательно убедиться, и с недоумением уставился на Ренн.
– Шагов пять‑шесть, не меньше! Значит… Озеро действительно высыхает! Как и говорили люди Выдры. – Лицо его помрачнело. – Опять эта Сешру!
Ренн кивнула:
– Да. И она становится все сильнее.
Глава двадцать седьмая
«Уфф!» – пролаял Волк, предупреждая Торака, чтобы не ходил дальше. Но Торак уже не мог повернуть назад, а Волк не мог пойти с ним.
Торак ободряюще на него глянул и решительно двинулся дальше сквозь тростники, перепрыгивая с кочки на кочку. Солнце было уже совсем низко, но, если повезет, он вполне может успеть до наступления сумерек отыскать тот целебный источник.
До утра он ждать не мог. Рану на груди прямо‑таки огнем жгло, и из нее сочился желтоватый гной. А это означало, что Пожиратели Душ вновь набирают силу.
«Уфф!» – снова предостерегающе тявкнул Волк.
«Иди назад!» – по‑волчьи ответил ему Торак. Сквозь тростники ему было видно, как Волк нервно бегает кругами по опушке Леса и тихо поскуливает.
Поверхность скалы была точно такой, как ему помнилось: почти отвесной, но все же странно манящей; и водопад все так же окутывал папоротники облаком водяных брызг. Взбираться оказалось на удивление легко; Торак всюду находил удобные выступы и кусты, за которые можно было цепляться; вот только он вскоре насквозь промок от брызг.
«Уфф!» – донеслось до Торака.
Глянув вниз, Торак с ужасом увидел, что Волк все‑таки последовал за ним. Но скалы оказались слишком крутыми для его когтистых лап. Он подпрыгивал, скользил когтями по граниту и с визгом падал вниз. А тут еще и вороны, Рип и Рек, уселись на выступ и стали над ним смеяться.
|
|
«Иди назад! – велел ему Торак. – Я постараюсь вернуться в логово еще засветло!» Хотя он страшно боялся, что Волк его не поймет: ведь в волчьем языке не было будущего времени, и он никак не мог объяснить своему четвероногому брату, что скоро вернется.
Но, когда он снова посмотрел вниз, оказалось, что Волк исчез.
Только теперь Торак почувствовал, как сильно он устал; однако он снова продолжил подъем и вскоре уже миновал те выбитые в скале изображения неведомых существ, которые видел здесь в первый раз. Только сейчас он находился слишком близко от них и не мог разглядеть их целиком; он видел только отдельные их части – загнутый книзу лосиный нос, раздвоенный змеиный язык, – но, чувствуя запах свежей мокрой глины, исходивший от этих магических символов, очень старался к ним не прикасаться.
Вот наконец и вершина скалы!
Однако Торак ошибся: это была не вершина, а всего лишь относительно ровная каменистая площадка в том месте, где от скалы откололся большой кусок.
И посреди этой площадки лежало озерцо сверкающей зеленой воды, яркой, точно листва березы в солнечных лучах. Вокруг озерца цвели на зеленой глине пурпурные орхидеи и черная вороника; да, это была та самая глина, какую он видел на лицах людей Выдры. А вокруг озерца на скалах были изображены хранители различных племен. Каменные лоси поднимали украшенные рогами головы, каменные водяные птицы летели по каменным небесам или ныряли в воду за каменной щукой, которая, разумеется, всегда от них уплывала.
|
|
Тораку пока не был виден сам целебный источник, но он слышал его приглушенное журчание и даже на расстоянии ощущал его силу. Ощущение это было не хорошим и не плохим; источник явно возник задолго до того, как появились представления о добре и зле.
Торак прекрасно понимал, что правильно совершить обряд вряд ли сумеет, и чувствовал, что Тайный Народ внимательно за ним наблюдает. Поклонившись священному озерцу, он преподнес ему в дар то, что захватил с собой: крыло крохаля, завернутое в лист лопуха. Сверху он придавил его небольшим камнем – на тот случай, если сюда вернутся Рип и Рек.
Потом опустился на колени, набрал воды в сложенные чашечкой ладони и омыл свою истерзанную грудь, прося источник исцелить его. Вода была ледяная, но Торак наслаждался ее чистотой, острым, как укус зубов, прикосновением к его горящей плоти.
Затем он осторожно выпил несколько глотков священной воды. У нее был кремнистый привкус, как и у ягод вороники на берегу, которые имели к тому же странный сероватый оттенок.
Торак хотел было смазать целебной зеленой глиной свою рану на груди, но решил не рисковать. Он ведь видел эту глину только на лицах людей из племени Выдры и на тех столбиках‑истуканах, выставленных сторожить проходы в тростниках. Эта священная глина явно принадлежала озеру – его духам и людям. А он, Торак, был из Леса. Наверное, было бы неправильно пользоваться чужой святыней…
Рип слетел к нему с таким громким «кра, кра, кра!», что Торак от неожиданности подскочил. «Кра, кра, кра!» – прокаркала и Рек, копошась рядом с братом и встревоженно топорща черные перья. В закатных лучах водяные брызги на крыльях воронов отливали алым, точно капли крови.
|
|
– В чем дело? – спросил Торак. – Вы что, ягод хотите?
Но, к его удивлению, от ягод вороны отказались и принялись сердито выдирать клювами кустики вороники, разбрасывая их в разные стороны. Торак удивился и замахал на птиц руками, прогоняя их прочь, пока они еще что‑нибудь здесь не разорили.
В том мире, что остался внизу, проревел лось, а волки затянули свою вечернюю песнь.
Торак зевнул, чувствуя, как по груди разливается какое‑то благостное онемение. Боль совершенно прошла, и его все сильней охватывала усталость, которой уже невозможно было сопротивляться. Торак свернулся клубком в зарослях папоротника и закрыл глаза.
Луна и звезды кружили над ним в вышине, таща за собой по темно‑синему небосклону хвост серебристого огня. Но чувствовал он себя нехорошо: сильно кружилась голова, да и невероятная усталость навалилась на него с новой силой.
Потом он услышал шипение водяных брызг на горячих угольях костра и неумолчное пение целебного источника. Затем к этому пению присоединился чей‑то голос. Некто шепотом произносил какие‑то слова, которых Торак разобрать не мог, но ему показалось, что он слышит голос Ренн.
«Ну да, это и есть Ренн!» – обрадовался он.
Ренн сидела к нему спиной и ворошила угли в костре. В ночном мраке виднелись лишь ее бледные руки да длинные, свисавшие вдоль спины волосы.
Чтобы убедиться, что она настоящая, Торак с трудом выпрямил затекшую руку и схватил ее за запястье.
Знакомые косточки, такие легкие и тонкие! Да, конечно же, это настоящая Ренн!
– Я знал, что ты найдешь меня! – воскликнул Торак, понимая, как мало могут выразить эти слова.
Кожа Ренн была такой теплой и гладкой… ему так не хотелось выпускать ее руку…
Гладкой…
Странно, но на запястье у Ренн больше не было татуировки в виде зигзага молнии…
– И я знала, что непременно найду тебя, – услышал он голос Сешру, Повелительницы Змей.
Глава двадцать восьмая
– Как же ты вырос с тех пор, как мы с тобой в последний раз виделись! – сказала Сешру, улыбаясь, как всегда, насмешливо и чуть кривя губы.
Черные густые волосы плащом окутывали ее стройное тело, на высоком белом лбу шевелилась, как живая, вытатуированная гадюка, прекрасные губы ее были черны от яда.
Торак не мог двинуть ни рукой, ни ногой, хоть и не был связан. Просто конечности почему‑то отказывались ему повиноваться. Потом он догадался и сказал ей:
– Это же ягоды вороники! Значит, ты их отравила?
Глаза Сешру блеснули.
– Не очень сильно. Вредить тебе я вовсе не собираюсь.
– И я должен этому верить?
– Да. Иначе я бы уже навредила тебе. Я могла бы, например, вырезать твое сердце и съесть его. И никто не пришел бы тебе на помощь. Даже твои волки сюда добраться не смогли бы. – Сешру наклонилась к Тораку и прошептала ему на ухо: – Но не бойся: ты мне нужен живым!
Сердце у него забилось так, что он опасался, как бы Сешру не услышала его стук.
– Зачем? – спросил он.
Но колдунья лишь рассмеялась и облизнула губы своим раздвоенным черным язычком.
Когда она повернулась, чтобы поправить костер, длинная рубаха из мягкой оленьей кожи, струившаяся вдоль ее гибкого тела, как вода, слегка натянулась, обрисовывая тонкую талию и соблазнительные округлости. По краю эта рубаха была отделана полосками змеиной кожи, которая, казалось, так и льнет к ее обнаженным рукам и лодыжкам, ласково шелестя при каждом движении. Торак глаз не мог оторвать от прекрасной колдуньи. Страх и отвращение горели в его душе – эта женщина была истинным воплощением зла, это она помогла убить его отца, – и все же он не мог не любоваться ею!
Сешру положила руку на крышку корзинки, и там, внутри, что‑то подозрительно зашуршало. Потом она стала плести венок из трав, который затем надела, низко надвинув себе на лоб, после этого стала рисовать на своих обнаженных руках длинные извилистые линии, которые тут же оживали, превращаясь в зеленых змеек. Завороженный ее колдовскими действиями, исполненный отвращения, Торак по‑прежнему не сводил с нее глаз – и она улыбнулась ему своей всезнающей улыбкой, явно наслаждаясь собственной несокрушимой силой.
Толстой веткой с рогулькой на конце она поддела нагревшийся в костре камень и бросила его в горшок из сыромятной кожи, откуда с шипением вылетел целый столб пара.
– Что это там? – спросил Торак.
Губы Сешру вновь изогнулись в насмешливой улыбке.
– Просто горячая вода. Я ведь была Целительницей, если ты помнишь.
Смачивая в горячей воде кусок оленьей шкуры и хорошенько его отжимая, она протерла Тораку рану на груди, затем смазала ее каким‑то снадобьем, и боль сразу утихла. Это было несказанно приятно.
– Больше воспаляться не будет, – пообещала Сешру. – Мне ведь больше не нужно притягивать тебя к себе. Хотя мне и без этой метки легко удалось бы тебя призвать.
«Мне легко удалось бы тебя призвать…» Значит, тот голос, который он, Торак, слышал во сне, не был голосом Ренн. Это был голос Сешру! Торак стиснул зубы, скрывая отчаяние, и спросил:
– Чего же ты хочешь?
Повелительница Змей встала, подошла к самому краю утеса и заглянула вниз.
– Все существа до единого, даже самые крошечные, – прошептала она, – даже волки, даже это перепуганное насмерть племя Выдры, – все они теперь принадлежат мне и должны подчиниться моей воле! Иначе я высушу озеро!
И Торак вспомнил те валы из сосновых игл, которые намыло на черный галечный пляж. Озеро действительно высыхало. Он снова попытался встать, но удалось лишь слегка качнуть головой.
А Сешру, коснувшись змей, нарисованных зеленой глиной у нее на руке, сказала:
– В этом… действительно заключена великая сила! Пока я ношу эти знаки, все, кого бы я ни встретила здесь, видят во мне лишь обычную женщину, лицо которой скрыто под зеленой краской; самую обычную женщину, такую же больную и испуганную, как сами здешние жители. А запаха моего не знает никто, даже твой Волк!
И стоило ей произнести это слово, как прозвучал долгий вой Волка. «Спускайся!» Казалось, Сешру окликнула его.
Колдунья улыбнулась:
– Ничего, теперь‑то он меня уже знает! Я отбросила свою маску. И он отлично знает, кто одержал над ним победу!
Только сейчас Торак заметил, что венок, который она сплела и надела себе на голову, из паслена, на каждом стебельке которого есть и пурпурные цветы, и ягоды – причем ягоды были как совсем зеленые, так и зрелые, того же пурпурного оттенка, что и цветы. Торак знал, что паслен – это трава, наделенная весьма большой магической силой, и каждая ее часть способна быть столь же смертоносной, как сама Повелительница Змей. Нет, эта колдунья слишком сильна! На мгновенье Торака охватило отчаяние.
И вдруг он услышал знакомое хлопанье крыльев. Рип и Рек слетели вниз и уселись на валун у Сешру за спиной.
– Ну, ты не очень‑то огорчайся, – сказала Сешру, словно читая его мысли. – Ты тоже очень силен! – Воронов она явно не замечала. Опустившись на колени, она сняла со лба у Торака повязку, скрывавшую метку изгнанника, и ласково отбросила назад его волосы. – Чтобы вселиться в тело белого медведя, нужна немалая смелость! – Она ласково провела тонкими пальцами по виску Торака. – Как и для того, чтобы попытаться самостоятельно избавиться от нашей метки. Кто, кстати, подсказал тебе, как совершить этот обряд? Такими знаниями обладают только очень могущественные колдуны.
Она явно пыталась подольститься к нему. Он знал, что все ее попытки тщетны, и все же… прикосновение ее рук было таким нежным, что ему никак не удавалось собраться с мыслями.
– Это ведь ты… украла рога благородного оленя? – сказал он. – Ты отравила питье, когда я совершал обряд? Ты заставила меня вселиться в того лося?
Сешру улыбнулась ему своей прекрасной, способной свести с ума улыбкой.
– Да, у тебя хватает и сил, и мужества, – словно не слыша его вопросов, продолжала мурлыкать она. – Надо же, тебе даже болезнь души удалось побороть!
Торак чувствовал, как туманятся его мысли; казалось, нежные пальцы Сешру проникали прямо ему в мозг.
– Н‑но ведь на Д‑дальнем Севере… – заикаясь, пробормотал он. – Как тебе удалось оттуда выбраться? И куда делся Повелитель Дубов? Где Повелительница Филинов?
Сешру рассмеялась:
– Ах, до чего же мы с тобой похожи! Оба изгнанники и оба невообразимо могущественны! Вот потому‑то на нас и объявлена охота. Слабые всегда будут бояться сильных.
Рип и Рек неслышно поднялись в воздух и полетели прочь. Но Торак на них даже не взглянул.
– Мы так похожи… – прошептала Сешру. – Зачем же этому сопротивляться? Почему бы просто не принять это?
– Нет! – Торак с трудом выталкивал слова изо рта. – Мы с тобой ничуть не похожи! Ты убивала людей. Ты нарушила Закон Племен…
– И всего‑то, – усмехнулась она. – Подумаешь, Закон Племен. Пожирателям Душ ведомы только законы Великого Духа! Именно поэтому я обрела власть над обладателем блуждающей души – Великий Дух передал ее мне. – Сешру помолчала. – Но почему я сразу не догадалась, кто ты? Как тебе удалось скрыть от меня свою сущность? Ответа я не знаю, но чувствую, что он где‑то рядом. – И она, изящно изогнувшись, потянулась к снаряжению Торака.
Чары, вызванные ее ласковым прикосновением, рухнули. Торак, по‑прежнему лишенный способности двигаться, с ненавистью смотрел, как Сешру перебирает его вещи.
– Ага, это нож твоего отца, – с отвращением сказала она. – Нож предателя! Ничего особенного – голубой сланец, рог, сухожилия… Ладно, тогда топор. Он ведь тоже не твой, я полагаю?
Она взяла руку Торака и приложила топорище к ладони. Все‑таки она была очень умна! Если бы топор был сделан по руке Торака, длина острия равнялась бы расстоянию от основания его ладони до кончика среднего пальца. Но острие этого топора было явно длиннее.
– Кстати, на топорище метка племени Ворона, – сказала Сешру, словно размышляя вслух, – но острие сделано из зеленого сланца… Говорят, что Фин‑Кединн действительно какое‑то время жил в племени этих пожирателей лягушек…
Ответ она прочла по лицу Торака.
– Значит, это все‑таки его топор! Ты украл топор у Фин‑Кединна! Значит, ты тоже нарушил Закон Племен!
Затем Сешру добралась до мешочка с целебными травами, вытряхнула оттуда рожок с охрой и тут же неприязненно поджала губы:
– Это рожок твоей матери. – Она отложила предмет в сторону. – Тут ничего и быть не может. Нет, отгадка в чем‑то другом…
Торак вздрогнул. Но с облегчением вспомнил, что прядка волос Ренн лежит на самом дне мешочка. Сешру почему‑то ее не заметила. Значит, она не всемогуща! Она тоже способна совершать ошибки!
Сешру сразу почуяла перемену в его настроении, и лицо ее стало холоднее исхлестанного ветром северного льда.
– Только не думай, что тебе удастся что‑то скрыть от меня!
Торак спокойно посмотрел прямо на нее и не отвел глаз, даже когда Сешру, сделав молниеносный выпад, точно атакующая змея, почти вплотную приблизила к нему свое лицо.
– Тебе меня не провести, мальчишка! Во всяком случае, пока я владею вот этим!
Он увидел, что пальцы ее сжимают что‑то маленькое, зажатое в кольцах зеленой глиняной змейки.
Когда Торак понял, что это такое, он весь похолодел. Это был тот самый камешек, который он тогда оставил Ренн, а затем сам же и забрал!
– Ты хоть представляешь себе, какие эта вещь дает мне возможности? – шипела Сешру. – Я уже весьма удачно использовала его, наслав на тебя душевный недуг. А сейчас я лишила тебя воли! Сейчас ты полностью принадлежишь мне!
Она сжала камешек в кулаке – и Тораку показалось, что сердце его сейчас навсегда остановится.
Она разжала пальцы – и ему снова стало легче дышать.
Она засмеялась – и в ее дыхании он уловил знакомый гнилостный запах того корня, которым Пожиратели Душ доводили его до полного бесчувствия. «Так вот почему у нее язык и губы черные», – догадался он. И как только он мог считать ее красивой?! У нее ведь нет ни души, ни сердца! А там, где раньше билось ее сердце, осталось лишь некое темное пятно, лишь тень того, что когда‑то было живым.
Сешру приподняла крышку корзины, и оттуда через край медленно даже не выползла, а вытекла крупная гадюка. Зигзагообразный темный рисунок был отчетливо виден на ее серебристой шкуре, лишенные век красные глаза змеи смотрели только на хозяйку.
Сешру взяла гадюку в руки, и та обвилась вокруг ее предплечья; черный язычок змеи так и мелькал, словно желая встретиться с языком колдуньи.
– Постарайся даже не дышать, – сказала она Тораку. – Укус этой гадюки куда опасней укуса любой из лесных змей. Ее укус способен убить…
И тут из корзины выползла вторая гадюка, черная, как безлунная ночь. Сешру показала ей камешек Торака, и раздвоенный язычок змеи, казалось, стал пробовать на вкус поверхность камня. Торак невольно затаил дыхание: у него было отчетливое ощущение, будто змеиный язык касается его кожи.
– Ты сам этого хотел, обладатель блуждающей души! – выдохнула Повелительница Змей. – Ты сам виноват в том, что оказался в моей власти. Ведь ты оставил этот камешек для того, чтобы я нашла его, верно?
– Нет! – прошептал он.
Ее глаза, казалось, прожигали его душу насквозь.
– Тогда зачем же ты сделал на нем этот рисунок?
– Это… подарок, – заикаясь, признался Торак.
– Кому?
– …Одной девочке.
– Почему же ты забрал у нее свой подарок?
– Потому что мне нужно было дать ей знать, что я ушел навсегда… – Торак тщетно пытался выбросить из головы мысли о Ренн, но не успел: Повелительница Змей оказалась быстрее.
– Значит, ее зовут Ренн, – сказала она. – Кто такая Ренн?
С огромным трудом Торак заставил себя не смотреть ей в глаза – и тут же невольно уперся взглядом в топор из зеленого сланца.
Сешру, разумеется, перехватила его взгляд.
– Ага, значит, она дочь Фин‑Кединна.
– Нет… его брата.
И тут вдруг воцарилось молчание. Повелительница Змей повернулась к Тораку спиной и довольно долго сидела, неотрывно глядя на озеро, а змеи у нее на коленях непрерывно двигались, свиваясь в тугие кольца.
– …Дочь его брата, – монотонно повторила Сешру, о чем‑то явно размышляя. – Тогда понятно… Не мог же он оставить без поддержки дочь родного брата…
Тораку было невыносимо слышать, как она говорит о Ренн.
«Но ведь Ренн далеко отсюда, – уговаривал он себя. – Ренн в безопасности».
– Нет. – Сешру вновь резко повернулась к нему. – Она совсем близко, она здесь, на озере. Я видела ее в лодке с каким‑то мальчишкой, таким высоким, светловолосым. Впрочем, теперь они тебе помочь уже не смогут.
Неужели она говорит правду? Неужели Ренн и Бейл действительно его ищут? Или это все же очередная ее ложь?
– Зачем я нужен тебе живым? – спросил Торак. – Что тебе нужно?
– Ты знаешь что.
– Ты хочешь взять себе мою блуждающую душу? Ты тоже хочешь вселяться в тела других существ?
– Это я и так уже умею. И я могу заставить твою блуждающую душу вселяться в того, кто нужен мне. Но мне нужно и нечто большее. Мне нужен… огненный опал!
Слышать, как она вслух произносит это… Ее голос словно вдохнул жизнь в мысленный образ, хранившийся в его душе. И он увидел, как опал пульсирует красным светом, точно живое сердце.
– Он… мы потеряли его во льдах, – сказал он.
– Не лги мне, – сказала Сешру. – Я ведь колдунья. Неужели ты думаешь, что я не могу узнать правду? Для этого у меня есть немало способов. Когда твой отец расколол опал, осталось три куска. Три! Один хранился у Повелителя Тюленей, еще один поглотил черный лед. Но остался еще один. И твой отец наверняка рассказывал тебе о нем, прежде чем умер.
– Нет.
– Это ведь он его спрятал. Спрятал и сказал тебе, где именно.
– Нет…
– …А когда он уже умирал, когда жизнь вытекала из него капля за каплей, потому что внутренности его были порваны в клочья тем медведем, в которого с нашей помощью вселился злой дух…
– Нет! – пронзительно выкрикнул Торак.
Сорвав с головы венок из паслена, Сешру швырнула его в огонь, и тут же ее окутало облако ядовитого голубого дыма, вызвавшего у Торака сильное головокружение.
Словно во сне, он видел, как Сешру развязала какой‑то мешочек, висевший у нее на груди, и обмакнула палец в его содержимое. Он попытался увернуться, но она придержала его за подбородок и ловко размазала ему по губам какую‑то источающую вонь черную мазь. Сжимая в одной руке черную гадюку, а в другой – серебристую, она поднесла их к своим губам и прошептала какое‑то заклинание. А потом положила обеих змей Тораку на грудь.
Он даже дышать не осмеливался, чувствуя, как по его телу скользят холодные гладкие существа, как змеиные чешуйки слегка цепляются за его кожу, как гадюки касаются его своими язычками. Сешру бесстрастно смотрела в его перепуганное лицо – точно змея, наблюдающая за укушенной ею жертвой.
– Твое тело двигаться не может, но души твои остались на свободе, и они направятся туда, куда прикажу им я. И сделают то, что будет угодно мне.
Во рту у Торака был горький и острый вкус черной мази. Перед глазами мигали тошнотворно яркие вспышки, свиваясь в спирали.
И вдруг он увидел, как черные волосы Повелительницы Змей приподнимаются и начинают шевелиться сами собой возле ее белого лица, точно змеи. Почувствовал, как из тела рвутся наружу его души. И пронзительно вскрикнул…
…Но голоса своего не услышал. Его черный раздвоенный язык попробовал воздух на вкус – значит, он превратился в змею? – и последнее, что донеслось до него, это голос Повелительницы Змей: она приказывала ему отыскать Ренн.
Глава двадцать девятая
Быстрее мысли змея скользила вниз по скале.
Она ощущала запах кузнечиков и папоротников. Видела, как суетятся муравьи и землеройки. Но воздух, листья, вода, добыча, солнечный свет – все это было ей сейчас не нужно. Ведь хозяйка послала ее выполнить куда более важное задание.
Солнце уже село, но скалы были все еще обжигающе горячи, и змея, понимая, что и эти скалы постепенно остынут, все же бесшумно скользнула в сторону от них, к озеру, и вскоре тело ее ощутило его благодатную прохладу.
Змея почувствовала эту приятную перемену, но это было, пожалуй, единственным, что ей удалось почувствовать. Она не знала ни удовольствий, ни неудобств, ни стремления к цели, ни страха. Она лишь узнавала эти чувства, как бы пробуя их на вкус, – они были свойственны ее сопротивляющейся добыче, тем горам теплого мяса, которые после ее укуса с грохотом падали на землю. А вот самой змее эти чувства знакомы не были.
И от этого души ее обретали невиданную силу, а намерения существовали, так сказать, в чистом виде, не замутненные никакими эмоциями. Торак никогда бы не поверил, что в таком хрупком теле скрывается такая невероятная мощь. Его собственные души сейчас под воздействием яда были очень слабы; и он, разумеется, не смог бы заставить змею свернуть с намеченного пути, отказаться от поставленной цели. Он мог лишь дрожать внутри того крошечного холодного кусочка разума, который находился в его блуждающей душе, пока змея стремительно пересекала озеро, смертоносная, как выпущенная из лука стрела.
Находясь в теле змеи, Торак ощущал прикосновение водорослей и холод подводных течений; чувствовал, как темная озерная вода протекает сквозь кольца змеиного тела; ее лишенными век глазами заметил быстрое мелькание блестящих рыб. Потом змея снова оказалась на жаркой суше, ощущая раздвоенным языком густой запах сосен. Песок под ее телом был крупный, грубый, и ее чешуйки шуршали, когда касались его. Подняв свою треугольную голову, она попробовала языком запах ворона, что упорно кружил над нею.
Крики этой птицы заглушал раскалившийся за день воздух, но потом они вдруг стали пронзительно громкими, и ворон с глухим стуком приземлился прямо рядом со змеей, и она тут же метнулась в какую‑то дыру, готовясь нанести врагу смертельный удар.
Торак услышал, точнее, почувствовал, как ворон вприпрыжку подскочил к норке, где спряталась змея. Он тоже чуял змею, но достать ее не мог и от огорчения долбанул клювом корень того дерева, под которым притаилась змея, а потом полетел прочь. Тораку показалось, что вся земля содрогнулась, когда ворон с шумом взлетел, хлопая могучими крыльями.
Когда угроза миновала, змея выползла из норки, скользнула по заросшему мхом бревну на склоне холма и исчезла в зарослях папоротников, которые, как показалось Тораку, были выше иных деревьев. И наконец, змея – а вместе с нею и Торак – уловила запах спящего мужчины, а чуть дальше – сладкий запах женщины.
Души Торака рвались на свободу, он чувствовал, что должен помешать змее совершить то, ради чего она сюда явилась, но был бессилен, а проклятая тварь продолжала неумолимо ползти вперед. Вот она скользнула под какой‑то большой лист, осторожно переползла через камень‑валун, и Торак вместе с нею ощутил волны тепла, исходившие от спящего тела.
Кусай, кусай! Голос Повелительницы Змей то вплетался в его мысли, то исчезал.
И снова та крошечная часть его сознания, по‑прежнему принадлежавшая ему самому, попыталась оказать сопротивление, попыталась отвратить ужасного убийцу от намеченной цели, но, увы, он ничего не мог поделать.
Кусай, кусай!
Змея обвила обнаженную ступню, скользнула по бледной лодыжке, затем по мягким штанам из лосиной шкуры, затем по грубоватой безрукавке, сплетенной из волокон осоки, к пучку вороновых перьев, слегка приподнимавшихся во сне в такт дыханию спящей девушки. Змеиная голова испуганно дернулась, сторонясь зигзага молнии на запястье, но выше этих меток раздвоенный язык ощутил незащищенную плоть…
«Нет! – беззвучно крикнул Торак внутри холодной змеиной души. – Нет! Это же Ренн! »
Змея широко разинула пасть… ее ядовитые клыки выползли из мешочков в верхней челюсти и наполнились ядом, готовясь излить его в тело жертвы…
Кусай, кусай!
И Торак очнулся.
Над ним кружили облака, и голова у него тоже кружилась, но вскоре он вновь стал слышать звуки весенней природы и увидел, что рядом с ним неподвижно сидит Повелительница Змей с совершенно белым, как кость, лицом. Гадюки исчезли.
– Ну что, дело сделано? – спросила она.
Он кивнул.
Сешру с облегчением вздохнула, встала, повернулась к нему спиной и стала смотреть куда‑то вдаль, за озеро. Потом снова повернулась к Тораку, но он мог бы поклясться, что в данный момент она его не видит. Она смотрела как бы сквозь него, словно пытаясь разглядеть у него внутри только ту силу, которую он мог бы ей дать.
– До сих пор, – сказала она, – никто, даже я, не мог толком понять, каково могущество обладающих блуждающей душой. – Она опустилась возле Торака на колени, и ее длинные волосы скользнули по его обнаженной груди – так низко она склонила к нему свое лицо. – Подумать только, ЧТО я могла бы совершить с помощью такой силы! Я могла бы узнать любые, самые мрачные, самые сокровенные тайны! Я любого могла бы подчинить собственной воле!
Торак зажмурился. Но от этого головокружение только усилилось. Он попытался сесть и почувствовал, что руки и ноги уже начинают понемногу его слушаться, но он все еще слаб, как новорожденный птенец.
Сешру откинула у него со лба мокрые от пота волосы.
– Такова воля Великого Духа! Поэтому он и послал мне тебя с твоим великим даром! Я стану править миром – и в этом мне помогут обладатель блуждающей души и огненный опал! И все живые существа, все духи станут бояться меня, станут подчиняться мне!
Тошнота подступила к самому горлу Торака. Он неловко приподнялся на локте, и его вырвало.
Повелительница Змей поддержала его своей ледяной рукой, потом прижала к груди и сказала:
– Я знаю, что за великую силу всегда платят страданием. Теперь это понимаешь и ты. И ты понимаешь, что принадлежишь мне.
Торак, вконец измученный, бессильно привалился к ней.