Последняя мысль сильно меня взволновала. Я занюхал еще несколько «дорог» и догнался Валиумом. Забавная комбинация. Сверхновая конфиденциальная встреча тонизирующего средства с успокаивающим. Ням-ням.
Парень протрубил в рог в десять часов. Я вышел из дома, готовый попробовать вкус иного мира.
«Мерседес 500СЛ», кабриолет с опущенной крышей. Конечно же, последняя модель. Блестяще-красная машина, словно только что из автосалона. Парень представился Дином. Широкие грудь и плечи, он явно не вылезал из тренажерных залов, гладкая кожа, здоровые волосы. Он уделял много внимания одежде и внешности. Но выглядело все очень поверхностным. Я буквально физически ощущал, что он лишь пытается выглядеть успешным. И его машина, и поведение кричали об этом.
Я сел в машину, Дин откинулся на сидение и посмотрел на меня.
− О, а ты ничего.
Мы ветром помчались через бульвары прямо в Беверли-Хиллз. Ночь сверкала сотнями огней: хромированным блеском, габаритными огнями, отполированной металлизированной краской, пастельным светом неоновых ламп. Силуэты пальм бритвами рассекали небо.
− Я тебя где-то видел, так?
Дин улыбнулся белоснежными зубами. Ему это польстило.
− Перестань. Я же тебе плачу, не нужно притворяться. Не пытайся произвести впечатление.
− Э…да. Но я тебя правда видел.
− Не думаю, что часто, малыш.
− Хорошо живешь.
Я провел рукой по двери кабриолета.
− Эта старушка? Шесть недель поработал прошлой осенью. Помнишь Фэрру Фоссет?
− Вау.
− А ты на чем ездишь?
− «Прелюд».
− Это что?
− Японская тачка.
− Как «Лексус»?
− Не совсем. «Хонда».
− О.
− Это, наверное, здорово, быть актером.
− Это самое лучшее ощущение в мире. Конечно, я еще сам не слишком преуспел, но приятно, когда люди тебя узнают.
− А деньги?
− За деньги ты просто покупаешь себе разные вещи, Джек. Это только показатель того, чего ты достиг. Насколько ценится твоя жизнь. Важнее всего любовь.
− Любовь?
− Вернее быть любимым. В этом мы все. Все, кто обитает в Голливуде. Мы же как шлюхи. Мы излучаем любовь. Любовь, любовь, любовь. Прими к сведению! И ею же мы и питаемся.
− Могу понять.
− Думаю, отлично понимаешь.
Дин радостно крикнул и понесся на всех парах. Отражаемый свет фонарей скользил по рисунку на капоте, как масло по воде.
− Я хочу, чтобы ты любил меня этой ночью, Джек. По-настоящему любил. Так, словно я для тебя все. Каждый миг, вся вселенная. Сможешь?
− Думаю да. Я проходил курсы телеведущего. Там же тоже требуется актерское мастерство. Так ведь?
Дин пару раз шлепнул меня по ляжке.
− Молодец-молодец.
Мы свернули на Беверли-Драйв, мы ехали к свежему воздуху и несметным богатствам.
Чем ближе подъезжаешь к холмам, тем меньше становятся улицы. Ты как-будто удаляешься от огромной пульсирующей жилы гигантского зверя к его коже. Артерии, вены, капилляры извиваются и переплетаются между собой. И вот, наконец, ты поднимаешься в высшие сферы, огромные деньги возвышают тебя над людьми, чье состояние не более сотни миллионов долларов. Дома здесь стоят далеко от дороги, ничего невозможно разглядеть. Они отделяются друг от друга акрами лужаек и деревьев. А бедный парень, торгующий задницей, о таком и мечтать не может.
Наркотики, которые я принял еще у себя дома, вдруг показались просто неуместными. Я на мгновение попаду в мир, где все абсолютно все лучше меня. Начиная от людей, заканчивая мебелью в ванной.
Мы свернули с шоссе на гладкую асфальтированную дорогу, она привела нас к белой железной ограде. Мужчина в костюме-тройке радостно кивнул головой и уткнулся в планшет, чтобы проверить, есть ли Дин в списке гостей. Они с Дином коротко обсудили текущие дела. Потом человек в костюме сказал что-то в микрофон на запястье, и ворота открылись.
Мы попали в рай.
Со стороны дороги открывался прекрасный вид: вся территория спускалась вниз, к краю каньона, в форме лестницы из отдельных плоских лужаек. Посреди зеленого склона располагались два бассейна, сад с декоративными растениями, несколько теннисных кортов, и россыпь служебных зданий. Все это подсвечивалось золотистым светом, странная причуда. Надо всем этим возвышался особняк с испанской архитектурой, построенный в форме подковы. Все три этажа были вмонтированы в склон, дом словно поднимался вместе с ним. Железную ограду балконов опутывали цветы, они росли в каждом окне.
Внутри подковы находился фонтан из глазурованной керамики цвета морской волны, вокруг него все было выложено гравием красно-кораллового цвета. Мы вышли из машины, ее забрал парень в алой ливрее.
Не могу сказать, что вообще не видел такие места. Их часто показывали по телевизору в документальных фильмах и очень часто в серии передач пор кинозвезд. Но попасть сюда самому… это сводило меня с ума. Мы с Дином вошли в дом, держась за руки.
Огромное пространство. Высокие каменные этажи. Потолок в центральной приемной был высотой со все здание, здесь располагался еще один фонтан. Огромное количество арок, и все вели в разные части дома. Сводчатые потолки, как в европейских монастырях.
Я молча стоял и рассматривал все вокруг. Я упивался этим зрелищем. Дин погладил меня рукой по затылку. Я представлял, каково это, жить здесь – вставать по утрам и бродить под тихим испанским сводом. Как теплый воздух и шелковая одежда ласкают кожу. Вечером принять душ, одеться в самую лучшую одежду, выкурить на балконе своей комнаты сигару. В ночи раздается всплеск воды, в бассейне купается красивая женщина, а в воздухе витает аромат жимолости.
− Вещи, Джек, это всего лишь вещи.
− Да, но излучать любовь гораздо легче, если владеешь таким домом.
− Да. Это несомненно. Как сильно ты любишь меня, Джек?
− Сильно?
− Нет, Джек, очень сильно.
Я прижался к нему, обнял за талию и поцеловал.
− Я люблю тебя больше всего на свете.
− Ты всегда будешь любить меня?
− Всегда.
− Мой прекрасный жеребец, скоро ты получишь вознаграждение.
Мы пошли по широкому коридору в один из рукавов «подковы». Там было несколько связанных между собой комнат, судя по всему, основная часть вечеринки планировали провести здесь. Далеко впереди показалась торцовая стена, представлявшая собой складную гармошку из окон высотой от потолка до пола. За ней открывался вид на покрытый плитами песчаник и бассейн величиной с военный крейсер. Где-то далеко неизвестный квинтет играл Джаз Западного побережья.[38]
Повсюду было много людей, но не чувствовалось бесшабашности и веселья, характерных для вечеринок. Жизнь здесь не бурлила. Наоборот, в комнатах царило спокойствие. Люди тихо переходили от одной группе к другой. Их руки и ноги двигались медленно, с изысканной плавностью. Сначала я подумал, что эта грациозность чисто показная, просто заученные манеры, принятые в высшем обществе. Позже я понял, успех и богатство, давали людям силу и способность к самоконтролю, что отражалось на их походке.
Повсюду ходили официанты, но еще была парочка барных стоек. Мы присели к той, что из белого мрамора. Она выглядела так, словно ее изъяли из итальянского ресторана, построенного в начале двадцатого века. Дин заказал минеральную воду, а я коктейль из водки, «Южного Комфорта» и шампанского. Большой стакан. Мне хотелось уединиться и подкрепиться коксом, что прихватил с собой. Но если у меня нет одного наркотика, заменю его другим.
Я прислонился к холодной каменной стойке и начал просеивать взглядом толпу. Повсюду были селебрити, окруженные толпами навязчивых поклонников, но многих я не знал. Я предположил, что большинство приглашенных не светились на камеру − богатеи, продюсеры, сотрудники телестудий, малоизвестные режиссеры, и прочие-прочие. Но я по-прежнему чувствовал, что попал на страницы глянцевого журнала. Боже, как мне хотелось стать частью высшего общества. Меня уже не устраивало просто смотреть на этих людей как бы снаружи. Я желал стать одним из них. Я хотел их дорогие лимузины, дворцы. И также, как они, никогда больше не нуждаться в деньгах. Я хотел носить одежду, по цене не уступающую машине, и выбрасывать ее к концу сезона. Я хотел приходить в ресторан, где все меня знают. На мгновение желание денег и славы охватило меня настолько, что я чуть не упал в обморок.
Я резко встряхнулся. Глотнул коктейль. Заказал еще.
− Кто владеет этим местом?
− Один человек.
− Секрет?
− Ты много знаешь о кино?
− Все знаю.
− Неужели?
− Ну, знаю все о некоторых аспектах.
− Знаешь Питера Ларатина?
− Нет.
− Богатый кинопродюсер. Он профинансировал сотни проектов.
− О.
− Ему нужен парень гей, который сыграл бы гетеросексуала, играющего гея. Ситуационная комедия. Он думает, так будет реалистичнее.
− И сегодня работаешь ты.
− Не я. Я играю.
− Послушай, Дин, мне надо сходить отлить. Долго не буду.
− Иди той же дорогой, которой пришли, и поднимись на второй этаж.
Я залпом выпил остатки алкоголя и пошел на разведку. Я вышел к центральной приемной, сквозь облако ароматов парфюма, стоимостью не меньше тысячи долларов. Повсюду были красивые женщины. У меня сразу же разыгралось воображение. Трахнуть эту? Или ту? Или вот ее? Несомненно. Возможно, сами они не были богатыми, но знали кого-нибудь из высшего света. Блондинки, брюнетки, рыженькие. Все богатенькие, причесанные. Любая из них могла вознести меня на несколько уровней вверх.
Туалет располагался на втором этаже, прямо рядом с лестницей. Там были писсуары, черная плитка и тонированные зеркала. Я занюхал кокс в одной из трех кабинок и теперь сидел, облизывая десна. Ждал, когда начнет действовать. За дверью входили и выходили люди. Сквозь всплески сливаемой воды я слышал их разговоры об импортных машинах, высокодоходных инвестициях, фильмах и женщинах. Иногда они рассказывали друг другу шутки, но я так и не понял смысла.
По дороге назад я наткнулся на стоявшую у перил женщину. Она одиноко смотрела на людей, толпившихся возле фонтана в прихожей. Когда я проходил мимо, она медленно повернулась. С этого все и началось. Как сказали бы в фильме «Крестный отец», «громом поразило». Тик-тик-тик. Наши взгляды соприкоснулись, это было как целая серия стоп-кадров. Соединение завершено, включились все тумблеры. В этом заключались и прелюдия, и ухаживания, и чувства ожидания, которые нам были нужны. У женщины были серые глаза, черные волосы, и белая кожа. Она носила платье из двух частей цвета стали. Женщина была старше меня. Не сказать, что слишком красива, но с прекрасной фигурой. И явно при деньгах. Я спускался по лестнице, она продолжала смотреть мне в след. Уходя, я оглянулся через плечо, женщина приоткрыла рот. Но вдруг кто-то из прохожих загородил мне обзор. Я вышел из прихожей.
Когда я вернулся в бар, Дин уже сидел и разговаривал с лысым мужчиной среднего возраста в очках без оправы. Незнакомец был одет в желтовато-коричневые брюки и рубашку из мягкой шерсти. Он вел себя очень сдержанно.
− Джек, я хотел тебе представить Питера.
− Питер Ларатин?
Мужчина пожал мне руку и улыбнулся.
− Единственный и неповторимый.
− Вау.
Питер приблизился ко мне.
− Мы говорили с Дином. Не догадываешься, о чем?
− Э…
− Мы говорили о любви. О том, как сильно ты его любишь.
Я взглянул на Дина. Он нежно смотрел на меня.
− О, я очень люблю его.
− И он тебя тоже. Расскажи, что для тебя любовь? Как ты…ее себе представляешь?
− Ну, я не знаю…
− Я расскажу, как я ее себе представляю. Для меня любовь - это голод. Она как прожаренное мясо с кровью, которое я очень хочу съесть. Суть в том, что тебе всегда ее не хватает, ты никак не можешь насытиться. И она столь коротка. Особенно китайская любовь, да?
Ларатин захихикал.
− Китайская любовь?
Но он уже меня не слушал. Питер положил одну руку на мое плечо, другую на плечо Дина. Он вел себя, как наш старый любимый дядюшка.
− Знаешь, Дин, это очень хорошо. Хорошо, что мы, втроем здесь встретились. Нам есть о чем поговорить. Не часто встретишь таких, как вы с Джеком. Уверен, у вас есть чему поучиться.
− О, про Джека я могу говорить часами.
Мы оставили резвящихся голливудских хипстеров, миллионеров и кинозвезд, и отправились в направлении туалета, где я уже успел побывать. Проходя мимо лестницы, мне показалось, что я снова увидел женщину в платье темно-серого цвета. Она стояла в углу на первом этаже. Но я не был точно уверен, что это она.
Ларатин привел нас в комнату без окон. В центре стояла кровать, накрытая резиновым полотном цвета сливок. Все стены, от пола до потолка были завешены огромными черно-белыми фотографиями анусов. Не легкие фото задниц в стиле «Плейбоя». Дыры снимались крупным планом – волосы, ссадины, засохшее дерьмо и прочее-прочее. Перед кроватью на штативе стояла камера.
− Теперь поговорим, Джек. Думаю, ты окажешь мне небольшую честь начать?
Ларатин принялся возиться с камерой, я слышал пронзительное шипение заряжаемой вспышки.
− Просто сними штанишки и нагнись, вот здесь на краю кроватки, хорошо? Я храню у себя фото всех моих друзей.
Я стянул брюки и обхватил руками колени.
− Нет-нет-нет, не так. Раскрой.
Я вытянул руки назад и раздвинул в стороны ягодицы. Я почувствовал, как мне в анус подул теплый легкий ветерок – Ларатин близко наклонился к моей заднице, но не касался ее носом. Он увидел, что я за ним наблюдаю и резко выпрямися.
− В детстве мы часто в это играли. Мы называли это «нюхнуть попку». Задача поднести нос как можно ближе, но не касаться. Я всегда выигрывал. Ты пахнешь как настоящий самец.
Ларатин сместил камеру на два фута ближе и пару раз сфотографировал со вспышкой.
− Вот и все. Одевайся.
Потом мы сели в гладкие кожаные кресла и пили бренди с содовой.
− Выставить себя напоказ, есть ведь в этом что-то волнующее, не так ли Джек? Словно тебя покоряют.
− Если вам нравится, я не против.
Дин неодобрительно посмотрел на меня и ткнул носком туфли в ляжку. Ларатин сделал вид, что ничего не заметил.
− Нет, я думаю, ты это испытал. Любой бы испытал. Это такое…интимное чувство. То, что ты бережешь для особых людей. Тех, кого любишь. Например, то, чем вы занимаетесь с Дином – вы же скрываете, не так ли?
− Что ж, верно, таким нужно заниматься в нужном месте в нужное время.
− Точно.
− Секс - это выражение эмоций, − добавил Дин.
− Хорошо сказано, Дин. Если тебе кто-то просто нравится, ты занимаешься с ним обычным сексом. А с тем, кого любишь…Вообще, по-разному можно разделить людей, так ведь? Например, по степени любви, так сказать. Джек, а как ты определяешь, что кто-то тебя любит?
− Он сделает для меня все.
− Уже ближе, но думаю, можно сказать и лучше. Он отдается тебе целиком. Вот что значит любить – по собственной воле отдавать любимому каждую частичку себя.
− О, мы так и делаем, да Джек?
У Дина приподнялись брови, я подумал, что это какой-то непристойный намек.
− Точно, каждую частичку друг друга.
Ларатин хмыкнул и сжал ноги.
− Звучит интересно, просто восхитительно.
Дин наклонился вперед, он словно собирался прямо здесь продемонстрировать нашу восхитительность.
− Конечно, Питер, мы не заходим слишком далеко.
− Но вы так и не постигли глубин.
− Джек и так дает мне все, что нужно. Он высоко меня ценит. И мне этого достаточно.
Очевидно все это было какой-то странной игрой, но я ее не понимал. Я хотел только одного, чтобы быстрее начался секс. Я бы сделал все, что от меня требуют и вернулся на вечеринку. И снова увидел ту женщину.
− Если Дин хочет показать, чем мы с ним занимаемся, я не против.
− Правда, Джек? Это большая честь лицезреть соитие влюбленных. Вроде бы, у меня где-то была бутылка с маслом.
Мы с Дином разделись. Он намазал меня маслом из бутылки Ларатина, взял на руки, словно жених невесту, и отнес на покрытую резиновым полотном кровать. Дин принялся елозить по моему телу взад-вперед. Он целовал меня и нежно гладил, получалось у него неплохо. Ларатин просто сидел и наблюдал. Когда Дин развернул меня и наклонился к моей заднице, богатый продюсер оживился.
− О, Дин, он должно быть и вправду тебя любит, раз позволяет такое. Скажи ему, что ты любишь его, Джек. Скажи, что любишь.
Я сказал. Для меня это был просто еще один шаг к свободе. Совсем не трудный.
− Но знаешь, Дин, − Ларатин расстегнул ширинку. – Мне кажется, что кое-кого Джек любит больше.
Дин поднял голову от моей задницы и серьезно посмотрел на Ларатина.
− Это невозможно, Питер.
− О, думаю возможно. Ты ведь не отрицаешь этого, Джек?
Я почувствовал, как Дин сжал мое бедро. Сюжет спектакля прояснился.
− Я люблю Дина, Питер.
− Конечно любишь. Но и меня ты любишь тоже. Я вижу это по твоим глазам.
− Да, ты прав.
Дин отпустил мое бедро. Ларатин встал и начал раздеваться. У него было крепкое загорелое тело.
− Покажи, как сильно ты меня любишь.
Дин незаметно толкнул меня локтем. Я скатился с кровати и встал перед Ларатином на колени. Некоторое время я сосал его член. Питер издавал довольные звуки, шептал мне ласковые слова, но он был еще недостаточно возбужден. Ларатин гладил рукой мои волосы.
− Видишь, Дин, он любит меня. Ты ведь не ревнуешь, да? Ведь, в конце концов, человек может любить и двух мужчин.
− Все в порядке, я догадывался.
− Все в порядке? Это хорошо, Дин. Очень хорошо.
Ларатин еще некоторое время гладил меня по голове, затем вытащил член из моего рта.
− Но что если он любит меня больше, чем тебя?
− Я уверен, он нас обоих любит одинаково.
− Нет, Дин, нет. Он поласкал ротиком тебя, потом меня. Обоих. Но я еще не закончил. Давай лучше сразу покажем Дину, Джек. Ему станет проще это принять со временем.
Из шкафа, что стоял рядом с кроватью, Питер достал стальной расширитель и тюбик со смазкой.
− На четвереньки, Джек.
Я встал в позу собаки. Ларатин согрел расширитель, перекатывая его рабочую часть в ладонях, он действовал профессионально, словно доктор.
Потом настал черед смазки.
А потом открылся иой задний проход.
Расширитель казался мне огромным. Ларатин вводил его аккуратно, стараясь не причинять боли. Он медленно, словно штопор, вворачивал его мне в анус. Но я еще недостаточно овладел искусством расслабления сфинктера, и Ларатин потерял терпение. Когда первый дюйм оказался внутри меня, Питер навалился всем весом и одним рывком засунул его целиком. Я закричал от нестерпимой боли.
Ларатин начал поворачивать рукоять, которая раздвигала части механизма, стало еще больнее. Было очень необычно чувствовать дуновение ветра в толстой кишке, но это ощущение быстро сменилось страхом. Мне казалось, что моя прямая кишка разорвется пополам.
Я снова закричал и уже повернул голову, хотел попросить его действовать осторожнее. Но я ничего не сказал. Потому как за дверью, прислонившись к ней спиной, стояла темноволосая женщина в сером платье. Дин и Питер знали, что она там, но вели себя так, словно ее не было. Женщина наблюдала за нами, холодно и оценивающе. Мы были просто частью шоу, на которое она случайно попала.
Мне хотелось встать, повернуться к ней, сказать, что это для меня все мелочи, что я выше этого. Но Дин платил, а мне нужны были деньги. Так что я оставил связанные с ней мечты, которые лелеял весь вечер. Я опустил голову. Ну ее нахуй.
− Видишь, Дин. То, что он делал для тебя и делает для меня буквально небо земля.
Ларатин теребил свой вялый член.
− Смирись с этим. Он любит меня больше, чем тебя. А ведь он едва со мной знаком.
И, словно желая показать Дину, насколько он уверен в моей преданности, Питер начал ссать в мой растянутый анус. Моча не жгла, я почувствовал только тепло и тяжесть. Пару раз он обоссал мои ягодицы, но основная часть струи попала внутрь. Когда его мочевой пузырь опустел, а моя прямая кишка наполнилась, Питер закрыл расширитель и вытащил его из меня.
Дин лежал на резиновом покрывале лицом вверх, он надрачивал свой вставший член и посылал Ларатину воздушные поцелуи.
− Я тоже люблю тебя, Питер.
Я залез на кровать и присел над лицом Дина. Мои яйца терлись о его щеку, он принялся ласкать их языком. Я посмотрел в сторону двери. Меня пугала сама мысль взглянуть в глаза незнакомке. Но в тоже время мне хотелось увидеть, как женщина отреагирует на эту сцену. Но ее там не оказалось, что принесло мне большое облегчение.
Дин кончил, струя спермы взлетела вверх. Она залила его грудь и живот. Я выпустил из задницы струю мочи Питера ему на лицо.
Я слышал, как он издавал булькающие звуки, когда моча затекла ему в нос.
После этого мы вытерлись полотенцами, оделись и продолжили пить.
− Готов поспорить, ты восхищен моим самоконтролем, верно, Джек? Восторгаешься тем, как я веду себя.
− Если ты не хотел кончить слишком рано, то все в порядке.
− О, нет. Я просто смакую ожидание, сладенькое оставляю на конец ночи.
− О.
− Почему бы тебе не выйти и не поразвлечься самому часик-другой? Мне нужно обсудить дела с Дином. Я и так слишком долго его задержал. Но помни, Джек, не заигрывай с гостями. Я не потерплю, чтобы мне изменяли.
Дин вывел меня за дверь. Когда Ларатин уже не видел нас, он протянул мне пачку денег.
− Это за оказанные услуги.
− Надеюсь, у тебя своя доля есть.
− Спасибо. Он настолько же щедрый, насколько безумный. Что поделать? Ты пока здесь потусуйся. Потом он тебя трахнет. Здесь ведь денег достаточно.
− Это уж точно.
− Надеюсь, тебе можно доверять. Если не вернешься, все остальное потеряет смысл, и обернется пустой тратой времени. Пойми, для меня это очень важно.
Дин поцеловал меня в щеку и вернулся в комнату с анусами.
Похоже, ничего особого делать не придется. Идея слоняться туда-сюда пока Ларатин разогревается не слишком вдохновила. Я почувствовал себя измотанным и уставшим, захотелось домой. Но Дин мне понравился, не хотелось его подводить. Так что я решил где-нибудь уединиться, занюхать пару «дорог», и прогуляться по местным угодьям.
Вдруг чья-то рука обхватила мою ладонь. Женщина. Она стояла прямо передо мной. Незнакомка повела меня за собой по коридору, она улыбалась через плечо. Мы вообще не разговаривали, просто не могли. Воздух вокруг нас двигался с огромной скоростью. Мы находились где-то в своем мире, который вышел за грань времен. Мы попали в другое измерение, где не нужны объяснения, а все самое важное превратилось в единый поток страсти.
Мы уходили все дальше вглубь дома. Отраженное освещение, шелк на стенах, произведения искусства. Все словно специально обставили таким образом, чтобы вызвать зависть. Женщина не пользовалась парфюмом, но ее запах и так сводил меня с ума. Волосы, кожа, даже небольшой вырез платья между ног. Мы шли все быстрее, нельзя было терять ни секунды, мы почти срывались на бег как псы, бегущие к еде или акулы, плывущие по следу крови. Никаких мыслей, только инстинкты.
Мы забежали в ярко освещенную комнату. Там горничная мексиканка трудилась над кучей белья возле гладильной доски. Когда мы вошли, она подняла голову. Но тут же продолжила работу. Казалось, сама аура богатства моей спутницы заставила ее замолчать.
У меня мелькнула мысль, что можно было бы найти место и получше, но женщина уже запечатала мои уста своими. Разум вовсе отошел на второй план. Мы принялись кататься по полу, горничная старалась игнорировать нас, старалась сосредоточиться на белой простыне, лежащей на доске. Но когда из брюк показался мой стоячий член, она закричала и выбежала из комнаты.
Женщина задрала платье выше талии, ее расстегнутая блузка висела на плечах, обнажив белые груди с темными сосками. Я сунул руку ей между ног, она была уже мокрой, волосы ее пизды на ощупь напоминали шелк. Мы вцепились друг в друга слово борцы. Меня поражало, сколько силы она вкладывала в секс. Мы словно были давно влюбленной парой или что-то вроде того.
Я посадил ее на невысокий шкаф, вмонтированный в стену. Она села, откинувшись назад с расставленными руками. Женщина раздвинула ноги и встала пятками на край шкафа. Я прильнул к ней, она схватила мой член и буквально вонзила в себя. Он вошел легко, не ткнулся ни в волосы, ни в половые губы − быстрое проникновение в другое тело.
Мы трахались грубо. Словно некая сущность внутри нас питалась нашей еблей. Нас все сильнее притягивало друг к другу. Впервые со времен первых дней с Карен, я занимался сексом испытывая сильные эмоции.
Она шептала мне на ухо непристойности, мы задыхались от страсти. Нам казалось, что мы уже долгие годы трахаемся где-то в гиперпространстве. Но реальность все равно настигла нас. Женщина дернулась, застонала и кончила. Я собирался накачать спермой самые глуьины ее пизды, но дело приняло скверный оборот. Чьи-то руки схватили меня за плечи и оторвали от нее. Мое семя вылилось ей на живот, и не попало в пизду.
Ларатин. Разъяренный. А с ним парочка здоровенных парней в костюме официантов, они толкались между собой, каждый старался покрепче меня схватить.
− Ты гребаная свинья. Ты...гребаная свинья. Ты сказал, что любишь меня. Я доверился тебе.
Я видел, как на его лысой голове набухла вена. За его спиной в дверной проем заглянула горничная-мексиканка, и тут же скрылась из виду. Женщина закончила подтираться шелковой тканью и принялась приводить в порядок одежду. Похоже, ее совершенно не беспокоило, что они вторглись сюда.
− Так и есть, Питер...
Ларатин обратился к ней:
− Это мой дом! Мой! ТЫпонимаешь, как это мерзко? Теперь все знают, что он не любит меня?
− Конечно не любит, ты идиот. Тебя никто не любит.
Ларатин закричал, закрыв руками уши.
− Это не правда, не правда. Не смей так говорить.
Затем он обратился к официантам:
− Вышвырните его отсюда. Я не желаю видеть его в моем доме.
Я натянул штаны, охранники вытащили меня из комнаты. Женщина молчала, она не пыталась их остановить. Перед уходом я увидел только как она застегивала пуговицу на блузке. Меня вели по коридору, Ларатин вышел из комнаты и смотрел нем вслед.
− Ты блядь! Ты кусок дерьма! Блядь!
Здоровяки утаскивали меня за угол, он махал кулаками в воздухе.
Когда мы вернулись на вечеринку, мне дали возможность дойти до двери без сопровождения. Но под присмотром, само собой. Так что все остались довольны. Увидев Дина, я почувствовал укол вины. Он сидел на диване, закрыв руками лицо.
И вот я на улице. Какое-то время я разгуливал неподалеку, надеялся, что выйдет женщина. Но она не вышла. Я посмотрел на дом, потом окинул взглядом территорию, по черной полосе дороги все прибывали машины. Кусочек мира за экраном телевизора – я попал прямиком из мечты в реальность. Я видел ее вживую. А теперь был далек от нее как никогда.
Я устал. Я пошел к фонтану и умыл лицо. Я наклонился к воде, посмотреть нет ли какого-то послания в колыхающемся отражении. Повезло – послания существуют только в воображении пьяных и психов. Я знал это той ночью, когда ехал по Оушн-авеню, почему что-то должно измениться?
Я пошел к автомагистрали. Парень у ворот выпустил меня, не сказав ни слова. Я пошел вниз по склону холма, надеясь поймать где-нибудь такси.
Глава пятнадцатая
Сгущались сумерки. У Рекса оставался еще час до начала мероприятия. Ему подкорректировали прием медикаментов, так что он вел себя спокойнее, чем в прошлый раз. Мы ехали в его желтом Порше кабриолете. Неоновые вывески на бульварах светились всеми цветами радуги. Звезды кино с безразличием смотрели с рекламных щитов, они были слишком далеки от бесконечной уличной толкотни, чтобы прочувствовать ее.
Тротуар кишел девушками, готовыми запрыгнуть в спортивную машину крутого парня. Но меня они не интересовали, не платят ведь. Калифорнийские сиськи и жопы, на вид ничего, но только один процент из них хоть на что-то годится. Рекс на них даже не глядел.
− Ты проебал заказ Латиноса.
− Знаю.
− Он тебе больше не позвонит.
− Слушай, извини, если это и на тебе отразится.
− Я тебя порекомендовал. А ты все просрал, сам виноват.
− Я не хотел, но выбора не было. Иногда все происходит само собой.
− Боже, только не говори, что постиг суть вселенной.
− Если только калифорнийской.
− С тобой больше ни одно агентство работать не станет.
− Ну еще улица осталась.
− Господи, надеюсь эта женщина того стоила.
− Она была при деньгах, чувак. Богатая. Уж ты поверь.
− Не ищи готового рецепта для жизни, чувак, таких не бывает. Вылезти из болота очень трудно. И знаешь, что? Стоит подумать, что ты уже вылез, а оглядишься вокруг, ничего ровным счетом не изменилось.